Семенец О.Е., Панасьев А.Н. История перевода. Перевод в Древнем мире и в Средневековье
Подождите немного. Документ загружается.
261
пособия дают много примеров «плодотворных литературных
взаимосвязей», в которых самобытность не терялась под влиянием
переводов, а, наоборот, развивалась.
Возвращаясь к обсуждению главной темы, следует отметить, что
указание на то, что подход к переводу Библии и другой сакральной
литературы переносился на подход к переводу литературы философской,
вполне справедливо хотя бы потому, что переводы религиозной
литературы составляли абсолютное большинство от всей переводив-
шейся тогда в Грузии литературы. В конце XI — начале XII в.
количество переводимых произведений светской и философской
литературы увеличилось, но перевес оставался на стороне сакральной
литературы. То, что представления о технике перевода менялись, видно
из предисловия Ефрема Мцире (XI в.) к его переводу сочинения «Источ-
ник знания» Иоанна Дамаскина. Ефрем пишет, что его предшественник
мог менять текст по своему усмотрению, но он, Ефрем, будет следовать
приему переводчиков Священных книг—не допускать никаких
отклонений от текста, каким бы обыденным или требующим
приукрашения этот текст ни казался [210, 9, 10]. Иначе говоря, от
вольного перевода более раннего периода намечается переход к
переводу, следующему оригиналу значительно более близко. Чтобы
оправдать такой подход к переводу, Петрици приравнивает Прокла к
церковным деятелям, называя его даже святым. В результате перевод
Петрици оказался местами очень темным, а стиль его весьма
искусственным, со множеством лексических и синтаксических калек. И
все же переводы Петрици оказали воздействие па литературный
грузинский язык, способствуя его совершенствованию, особенно в
области синтаксиса.
В работе над переводом «Первооснов теологии» Петрици,
возможно, использовал и сокращенный перевод этого сочинения на
арабский язык, выполненный в IX в., и более ранний перевод его на
грузинский (в XII в. книга была переведена с грузинского на армянский).
Петрици объясняет свое желание перевести сочинение Прокла еще раз
тем, что число перелагателей увеличивается, а смысла не прибавляется, и
это происходит как от их невежества, так и от непомерного самомнения:
«Некоторые допускают несоответствие по невежеству, но кое-кто,
окруженный ореолом славы, не захотел устранить невежество, не
пожелал уяснить смысл» [210, 222], Тщательная работа над переводом
позволила Петрици фактически создать философскую терминологию на
грузинском языке. К сожалению, проверить, насколько Петрици
262
следовал своим собственным установкам в своем переводе, не
представляется пока возможным, так как не известен тот оригинал, с
которого он переводил, а греческий текст, которым располагает наука
(рукопись, его содержащая, довольно поздняя и датируется XIV в.),
весьма отличается от перевода Петрици. Возможно, Петрици
использовал какую-то иную редакцию текста.
Размышляя над трудностями перевода, Петрици указывал на
первостепенное значение досконального знания языка переводимого
текста: «Ведь (тот) кто не усвоит частей речи (и не различит), что такое
имя, а что такое глагол, и вместе с тем не познает строя и красоты
языка... не сумеет передать (в речи) разных оттенков мысли...» [210, 223].
Владение языком, на который производится перевод, не менее
существенно, но при этом язык перевода подчас приходится
модифицировать с тем, чтобы он лучше справился с оригиналом:
«Возжелал я выработать для родного народа динамичность языка
утонченную, отличную от языка простонародного, и превратить язык ... в
средство мудрости, дать толкование и разложение слов» [210, 223]. Но,
судя по всему, деятельность Петрици встречала сопротивление:
«Грузины, вместо того, чтобы помогать мне, старались лишь поймать на
чем-то; «И злее злого было то, что они были одержимы двойным
невежеством: во-первых, незнанием наук, а во-вторых, незнанием своего
незнания, как говорит Сократ: «Тяжка болезнь, но еще более тяжко
незнание того, что болен» [210, 224].
Обращает на себя внимание то, что христианин Петрици
вспоминает Сократа. Он видит себя реформатором языка: «Если бы мне
было оказано сочувствие с их (грузин) стороны и помощь, я бы поднялся
до предначертанного мне провидением (насколько сильна в нем
уверенность в своем предназначении.—Авт.)... я бы и язык (грузинский)
отделал бы подобно (греческому) языку и в умозрении философских
теорий сумел бы уподобиться Аристотелю, и богословие сделал бы
неприкасаемым для материи» [210, 224]. Из этого можно сделать вывод,
что сопротивление вызывали не только языковые нововведения, но и
философские и богословские воззрения Петрици, которые, по его
мнению, у грузин были слишком «заземленными».
Стилистические задачи перевода Петрици видит в следующем: «У
нас (грузин) привыкли красочно толковать легкие и обычные
произведения, я же считаю себя обязанным и трудные умозрительные и
философские излагать просто и соответственно строю языка, но
(конечно) до такой лишь степени, чтобы от чрезмерного упрощения не
263
нарушить и не нанести ущерб умозрению» [210, 225]. «Красочно
толковать» — это, очевидно, вольно перелагать, а желание Петрици
излагать «просто» реализовано не было. Надо думать, «простоту»
Петрици понимал по-своему — скорее всего, как близкое следование
тексту.
Несмотря на недостаток сведений, мы все же предположим, что
переводы с греческого на грузинский делались грузинами, учившимися
(как Петрици) или даже родившимися в Византии, которая была
наиболее мощным источником культурного влияния на Грузию,
особенно в духовной сфере. О степени этого влияния говорит не только
количество переводных религиозных сочинений, но и наличие
многочисленных византийских трактатов и разнообразных сочинений.
Более того, некоторые византийские авторы нам известны лишь
благодаря грузинским переводам. В ряде случаев грузинские переводы
отражают более ранние редакции известных греческих текстов.
В светской литературе значительно явственнее прослеживаются
восточные влияния, прежде всего персидские. В XI—XII вв. на
грузинский язык были переведены многие произведения персоязычных
поэтов: «Шахнаме» Фирдоуси, «Вамек и Азра» Унсури,
«Искандернаме», «Хосров и Ширин», «Лейли и Меджнун» Низами и др.
В XII в. Саргис Тмогвели перевел поэму «Вис и Рамин» Гургани с
персидского на грузинский. Исследователи усматривают в ней
типологические соответствия с западноевропейским циклом романов о
Тристане и Изольде. О грузинских переводах произведений
западноевропейской литературы никаких конкретных данных, кроме
беглого упоминания, обнаружить не удалось. Можно высказать
предположение, что если такие переводы и выполнялись, то обязательно
через посредничество, например греческое, и были единичны.
Вторжения хорезмского султана Джалал-ад-Дина, монголо-татар,
Тимура в течение XIII и XIV в. опустошили страну и нанесли тяжелый
удар по грузинской культуре. В XVI в. наблюдается некоторое
оживление культурной жизни. В конце XVI — начале XVII в. в Грузии
был выполнен перевод «Калилы и Димны» с новоперсидской версии
(перевод на новоперсидский был сделан Кашефи; он же переводил Коран
на персидский язык). Известны три версии грузинского перевода; одним
из переводчиков называют Давида, отца царя Теймураза. Переводы
были, очевидно, коллективными, так как упоминаются два других
переводчика — перс и армянин. Вторая из известных версий является
наиболее близкой к персидскому оригиналу.
264
В XVI и особенно в XVII в. поэтические жанры оттесняют
прозаические настолько, что даже религиозная литература переводится в
стихи.
Роль переводов в культурной жизни страны или цивилизации
можно оценивать и по их влиянию на литературу, общественную и
философскую мысль, и по их влиянию на язык, и по степени
распространенности переводов. В Грузии религиозная литература и
религиозно-философская жизнь формировались под непосредственным
воздействием переводов. Светская литература также испытывала влия-
ния, идущие через переводы, но была значительно более
самостоятельной. Историография сложилась под влиянием переводной
литературы; то же можно отнести и к медицине, астрологии и другим
средневековым наукам, причем в последних восточные влияния, как и в
беллетристике, перевешивали греческие.
Рассматривая историю перевода в Закавказье, следует упомянуть и
о тех территориях, которые теперь входят в состав Азербайджана. В
древности часть его территории входила в державу Мидян (близких по
языку к персам), приблизительно в III в. до н. э. сложился союз племен,
на основе которого возникло государственное образование Албания, на
территорию которой проникли некоторые элементы античной культуры.
С III в. н. э. Албания была включена в состав Ирана, и с тех пор
фактически никогда Азербайджан не знал самостоятельности.
С IV в. здесь стало распространяться христианство, не
затронувшее, однако, основной массы населения. Но тем не менее
христианство способствовало созданию алфавита, и религиозная
литература переводилась на «албанский» язык. По некоторым
свидетельствам, переводились также некоторые произведения античной
литературы; возникла и какая-то своя литература. Но в VII в. страна
подверглась арабскому завоеванию. Арабы принесли ислам, а с XI в. в
Азербайджан стали проникать тюркские племена. Местные языки были
вытеснены. Языком поэзии стал фарси, а языком науки — арабский. В
XIII в. страна подверглась монгольскому завоеванию, а с XVI в.
Азербайджан входил в Сефевидское царство (где Иран был основой). В
XVII в. здесь разворачивается борьба между Ираном и Турцией, а в XIX
в. Азербайджан был присоединен к России. В таких условиях, при
полной доминанте привнесенной культуры, перевод едва ли мог
развиваться должным образом, хотя в тех или иных формах
переводческая деятельность, несомненно, протекала (а ее настоящее
развитие приходится уже на XX в.)
СИРИЯ
265
Рассматривая историю перевода в Сирии, правильнее было бы
говорить не о Сирии, а о сирийцах, так как государственные образования
на территории современной Сирии в эпоху древности и Средневековья
вели полузависимое или полностью зависимое существование в пределах
древних деспотий, в составе Персидской державы, эллинистических
царств, Римской империи, а затем с середины VII в. н.э.— под властью
арабов. Язык древних сирийцев представляет собой диалект арамейского
языка; классический сирийский язык употребляется как церковный язык
монофизитской и несторианской церквами. Потомок этого классического
сирийского языка сохранился до наших дней в весьма измененном виде.
Однако несмотря на весьма неблагоприятные исторические
условия, сирийцы и их культура — и прежде всего сирийские
переводы—сыграли весьма существенную роль в истории мировой
культуры.
Сирийское влияние во II—VII вв. и даже позже ощущалось на
колоссальных пространствах— от Ирландии на северо-западе Европы
вплоть до Китая на Дальнем Востоке. Через Испанию сирийские
влияния, прежде всего в изобразительном искусстве, достигали в VI—
VIII вв. Ирландии. Сирийцы играли заметную роль при дворе
Сасанидских царей. Знание персидского и греческого языков позволяло
им успешно выполнять роль переводчиков при различных посольствах.
Многие сирийцы работали в Иране врагами. Сирийские торговые
фактории и сирийские миссионеры проникали в Индостан и даже в
Китай.
Сирийское посредничество и сирийские культурные влияния
отмечаются в Южной Аравии и Эфиопии. Сирийское языковое влияние
было отмечено и в литургии и религиозной терминологии на языке геэз.
«Сирийско-арамейское влияние чувствуется и в синтаксисе
древнеэфиопских переводов христианского Священного писания;
исследователи отмечали в «церковном» геэзе целый ряд калек с
арамейского... Это позволило поставить вопрос о возможности перевода
Священного писания и апокрифической «Книги Еноха» на геэз с сиро-
арамейского, причем некоторые особенности перевода (например
отдельные ошибки) объясняются использованием переводчиками также
греческого текста» [140, 184]. Благодаря посредничеству сирийцев, а
также коптов, развивались культурные связи народов Закавказья и
Северо-Восточной Африки. Наконец, христианство хотя зародилось и не
в самой Сирии, но начало движение именно отсюда; из Сирии же пошло
266
название «христиане».
В конце II — начале Ш в. сирийцы стали играть весьма заметную
роль в Риме. Количество сирийцев в Сенате достигало 15—20 человек
(из общего количества более 450 человек); два императора — Александр
Север и Гелиогобал (и, возможно, третий — Филип Араб) были частично
сирийского происхождения. Отношение римлян к сирийцам было,
однако, весьма скептическим.
«Распространение сирийской письменности и языка на Ближнем,
Среднем и Дальнем Востоке... не может не вызвать удивления...» [211,
21]. Естественно, что распространение письменности не могло не
сопровождаться распространением литературы, в том числе переводной,
что дает основание называть сирийцев самым переводящим пародом
эпохи поздней древности и раннего Средневековья. Сирийские переводы
стали передатчиком античной учености арабам, которые «восприняли
через посредство сирийцев греческую образованность, тонкие приемы
перевода, эквиваленты многих отвлеченных понятий на родственном им
языке, ценные знания в области философии, медицины, алхимии... и
космографии, которые они смогли получить, лишь пользуясь
сирийскими переводами, более доступными им, чем греческие
подлинники» [212, 26]. При этом приходится с сожалением
констатировать недостаточную информированность современного
читателя о достижениях и вкладах сирийской культуры: «Увы, наш
современник, как кажется, не очень отчетливо помнит о самом сущест-
вовании классической сирийской литературы, пережившей свою
золотую пору в IV—V вв.... А это жаль, ибо литература на сирийском
языке... созданная ... когда натиск эллинизма утратил силу, а натиск
ислама еще не набрал силы ... (есть) историко-литературный факт
всемирного масштаба» [44, 223].
Хотя конкретных свидетельств о существовании различных
переводов на сирийском языке в языческую эпоху не обнаружено, есть
основания полагать, что ранние переводы Библии, точнее, некоторых
книг Ветхого Завета, так называемые Таргумы, восходят еще к
дохристианским временам. Не позже чем ко II в. н. э. восходят
сирийские переводы отдельных Евангелий.
Несколько позже на сирийский язык переводится вся Библия (без
апокрифов, «Откровений» и нескольких посланий из Нового Завета).
Этот перевод, который осуществлялся, очевидно, на основе одной из
версий Септуагинты и греческого текста Нового Завета, и получил
267
название «Пешитта», или «Пешитто» (т. е. «доступная», и поэтому
иногда именуется Сирийской Вульгатой), и был принят сирийскими
церквами как канонический. В 508 г. Филоксен Мабоггский завершает
свой перевод Библии. В 616 г. Фома Гераклийский проводит ревизию
текста Филоксена, а в VII в. Павел Тельский и Иаков Эдесский
осуществляют свои переводы Библии. В начале VI в. появляется перевод,
сделанный на арамейский диалект, распространенный в Палестине.
(Следует отметить, что арабский перевод, относящийся приблизительно
к IX в., был сделан с сирийского текста.)
Круг сирийских переводов далеко не ограничивался переводами
Библии. Начиная со II в. сирийцы переводят греческую религиозную
литературу, а затем и светскую. Исследователи отмечают значительный
рост переводческого мастерства — от первоначально жестко буквалист-
ских переводов до ориентированных в большей степени на передачу
смысла. Мы ограничимся упоминанием лишь некоторых переводов и
некоторых переводчиков.
Сирийцы перевели «Илиаду» и «Одиссею», переводили басни,
исторические и философские сочинения, труды по медицине, сельскому
хозяйству, алхимии, астрономии, юридические кодексы, энциклопедии.
Среди крупнейших сирийских ученых и переводчиков выделяется
Сергий (Саргис) Решайнский. Учился Сергий в Александрии, после чего
практиковал в качестве медика в городке Решайне в Месопотамии.
Хроника Псевдо-Захарии Митиленского (которая, кстати, тоже является
переводом с греческого на сирийский, причем греческий оригинал до нас
не дошел) и другие источники свидетельствуют о том, что он считался
искусным врачом. Покинув Решайн, он перебирается в Антиохию, затем
в Рим, а потом — в качестве сопровождающего папы Агапета I
прибывает в Константинополь, где и умирает в 536 г.
Сергий перевел медицинские труды известного греческого врача
Галена, причем одну из книг он переводил дважды — до обучения в
Александрии и после него, так как, обретя новые знания, посчитал
первый перевод недостаточно совершенным. Такой критический подход
к собственным переводам в истории перевода мы отмечаем впервые.
Переводил Сергий также сочинения Аристотеля, Порфирия, Псевдо-
Дионисия Ареопагита, Плутарха, Дионисия Фракийского. Творческая
деятельность его не ограничивалась лишь переводами: он сам писал
сочинения по медицине, трактаты по философии, составлял
комментарии к переводимым книгам.
268
В предисловии к переводу «Трактата о космосе» Сергий пишет, что
заботился он лишь о том, чтобы ничего не было опущено или добавлено
по сравнению с написанным в подлиннике. После завершения перевод
снова тщательно сравнивался с греческим текстом.
Исследователи отмечают, что в целом сирийским переводам
свойственно очень близкое следование тексту оригинала, что не могло не
наносить ущерба ясности перевода. Сергий, как и другие сирийские
переводчики V—VII вв., «передает не смысл подлинника, а по
возможности точно воспроизводит отдельные слова и выражения текста.
Каждому греческому слову дается соответствующий сирийский
эквивалент... Чем более сложной и неясной была та или иная фраза в
греческом, тем менее понятной становилась она в сирийском» [212, 168].
Врач и переводчик IV в. Хунайн ибн Исхак, переводивший уже не только
на сирийский, но и на арабский, исследуя переводы трудов Галена,
сделанные Сергием, прибегал к методу сравнительного анализа, сличая
греческий текст с сирийским переводом. Некоторые тексты,
переводимые Сергием, Хунайн редактировал, а некоторые переводил
заново. Об одном из переводов Сергия Хунайн говорит, что Сергий не
понял содержания и исказил его до неузнаваемости. Эту книгу Галена он
снова перевел на сирийский и затем на арабский. Установка Хунайна
иная, чем установка Сергия: Хунайн стремится передать смысл, а не
букву подлинника.
Сирийцы переводили много трудов Аристотеля. «Исагога»
(«Введение») Порфирия, ученика и последователя Плотина (III в.),
переводилась разными переводчиками и много раз (сам Порфирий —
сириец по происхождению).
Среди переводчиков философской литературы выделяются Ива,
Куми и Проб. Наличие нескольких переводов «Исагоги», разделенных к
тому же столетними промежутками, позволяет сделать некоторые
выводы относительно принципов подхода к переводу. В целом
сохраняется стремление максимально близко следовать оригиналу, но
при этом явно видно желание переводчиков «подыскать слова, более
точно выражающие отвлеченные понятия, их стремление придать тому
или иному слову повое значение, эквивалентное греческому. В ряде
случаев дана лишь транскрипция греческого термина, который затем
осваивался и употреблялся в сирийском как свой» [232, 145].
Сирийский язык, как мы уже отмечали,—один из диалектов
семитского арамейского языка. Уже начиная с VII в. до н. э. арамейский
язык вытеснять аккадский как международный язык Ближнего,
269
Переднего и Среднего Востока. Очевидно, немалую роль здесь
сыграли преимущества арамейского алфавита перед аккадским. Пер-
сидская империя использовала арамейский как официальный язык своей
канцелярии. Есть основания полагать, что, по крайней мере, одно из
Евангелий — от Матфея — было написано по-арамейски, а уже потом
переведено на греческий. «Сирийские переводы имеют для науки
непреходящее значение. Во-первых, они помогают восполнить не-
которые лакуны в греческих манускриптах (повторим, что многие
греческие и другие сочинения дошли до нас только в сирийском
переводе.— Авт.), во-вторых, их язык — это сиро-арамейский диалект,
на котором говорили в Галилее, выходцем из которой был евангельский
Иисус» [145, 32].
Широкое распространение сирийской письменности, развитая
словесность, изобилие переводов предполагают наличие школ. И
таковые существовали, причем по масштабам того времени
многочисленные и разного уровня— от сельских до высшей. Такая
высшая школа, сведения о которой у нас имеются уже с IV в.,
функционировала в Эдессе. Академия в Эдессе была закрыта по указу
императора Восточной Римской империи Зенона в 489 г. Причиной ее
закрытия явилось то, что она стала центром еретического
несторианского учения. Эдесская академия, помимо всего прочего, была
крупнейшим сирийским переводческим центром. В дальнейшем она
продолжала функционировать в Иране, в пограничном городе Нисибин.
Другим крупным центром образования и переводов была медицинская
школа в городе Гунди-Шапуре (тоже в Иране), который был известен
сирийцам как Бет-Лапата. Почти нет сомнений в том, что сирийцы
создавали и лексикографические труды, в частности греко-сирийские
или сирийско-персидские словари, но прямых свидетельств в доступной
нам литературе обнаружить не удалось.
Таким образом, для сирийцев перевод сыграл в целом решающую
роль в становлении прозаической литературы—религиозной, светской,
научной и философской. Сирийская же поэзия может рассматриваться
как вполне самостоятельное явление; религиозная поэзия сирийцев
оказала даже определенное влияние на византийскую. Отмечено и
воздействие греческого языка через перевод на сирийскую лексику и
синтаксис.
Представляется необходимым упомянуть и о переводах с
сирийского, тем более, что переводы эти осуществлялись, почти вне
всякого сомнения, сирийцами.
В сирийской классической литературе выделяется творчество
270
Ефрема Сирина, или, как его называли сирийцы,—Map Афрема
(«господина Афрема»). Он писал толкования к Библии, жития епископов
и мучеников, религиозную поэзию—гимны и песни. Его литературное
наследие было огромно. Проза Ефрема ритмизована, это своего рода
белые стихи. За свою литературную деятельность он получил
почтительное наименование «пророка сирийцев» (его также называли
«солнце сириян», «арфа Святого духа»). Родился Ефрем Сирин в городе
Нисибине, принял христианство; после захвата города персами переехал
в Эдессу, где преподавал в упоминавшейся уже «школе персов»
толкование Библии и пение; там же и умер в 373 г. Его сочинения,
возможно, еще при жизни стали переводиться на греческий, причем
некоторые из них сохранились лишь в греческом переводе. В
последующем с греческого языка они переводились и на латынь. Есть
также основания предполагать, что некоторые формы греческой
религиозной поэзии возникли под непосредственным влиянием
переводов сочинений Ефрема с сирийского языка. Известны переводы
Ефрема на арабский, эфиопский, коптский, армянский и грузинский
языки. Во многих случаях они дополнялись сочинениями на том или
ином языке, написанными в подражание Ефрему.
Сопоставительный анализ некоторых произведений Ефрема в их
сирийском подлиннике и греческих переводов, проведенный
исследователями творчества Ефрема, показал, что переводы строго
соответствуют оригиналу, они рифмованы или ритмизированы, однако
метрическое построение различно, т. е. в греческих переводах Ефрем
учитывал фонетические и другие особенности греческого языка.
КОПТСКИЙ ЕГИПЕТ
Христианство очень рано проникло в Египет, и уже в III—IV вв.
были осуществлены переводы Библии на коптский язык. Так как
коптский язык существовал в различных диалектах, то переводы
осуществлялись на двух основных— саидском и бахайреком. Эти
переводы и составили начальный этап развития коптской литературы.
Более того, сам коптский алфавит был создан на основе греческого
христианскими деятелями для нужд перевода.
Египет считается родиной монашества: ранние христиане, спасаясь
от преследований, уходили в «пустынь» (дикие места, не обязательно
пустыню). Традиция называет первым тшельником святого Антония.