место передано так: «Предмет есть бревно, действие же над ним —
возгорание» [51, 24—25]. В истории перевода мы не раз встречались с
подобным явлением, так что об «отвержении средневековой практики
перевода» не может быть и речи. Осуждать Петрици мог «красивости»,
но в своей переводческой деятельности был непоследователен. По-
добную ситуацию мы могли наблюдать в разных регионах и в разные
времена. Далее Д. Панцхава предполагает существование какой-то
особой «средневековой» практики перевода, которая, очевидно, по его
мнению, должна была заключаться в вольном отношении к
переводимому тексту. Но такая «вольность» наблюдается на всем
протяжении исторического развития перевода. Речь должна идти, оче-
видно, о соотношении «вольности» и «буквальности».
Показательно, что и процитированный Г. Гачечиладзе пример,
значительно ближе стоящий к позициям историзма, все же допускает
антиисторичный подход, проистекающий, как представляется, из
недостаточной осведомленности о путях исторического развития
перевода. В статье «Традиции и современность (из истории
художественного перевода в Грузии)» он, например, пишет: «История
художественного перевода в Грузии примечательна (выделено нами,—
Авт.) в нескольких отношениях. Во-первых, это одна из самых давних
историй художественного перевода современных народов мира — она
начинается в V в. с переводов Нового Завета и отдельных глав Ветхого
Завета. Во-вторых, она представляет собой образец плодотворных
литературных взаимосвязей между Грузией и соседними народами, что
не только не нарушало самобытность грузинской литературы, а,
наоборот, стимулировало ее развитие и творческое проявление ее
национального своеобразия» [51, 16].
Однако переводческая деятельность сирийцев, например, началась
задолго до V в. В Армении переводили начиная приблизительно с того
же времени, что и в Грузни. В Грузии переводы появились до того, как
стали переводить, например, во Франции или на Руси. Однако ничего
особо примечательного в этом нет. Это лишь факт истории. Греки —
тоже современный народ, но на греческий язык весь Ветхий Завет был
переведен за 800 лет до того, как это стали делать в Грузии. Из второй
части цитаты следует, что литературные взаимосвязи у других народов,
очевидно, приводили к потере самобытности их литератур под
давлением перевода, а Грузия примечательна тем, что здесь перевод
лишь стимулировал своеобразие. Предшествующие разделы учебного