Семенец О.Е., Панасьев А.Н. История перевода. Перевод в Древнем мире и в Средневековье
Подождите немного. Документ загружается.
201
получить образование в Пражском университете, где затем занимал
кафедру истории, но оставил ее, чтобы заняться издательским делом.
(Велеславин был женат на дочери Мелантриха — Юрия Рожялевского —
крупнейшего типографа, который отдал дань и занятиям переводом.)
Книги, выпущенные его типографией, отличались особым изяществом.
Среди опубликованных им трудов находим перевод на чешский язык
«Московской хроники» польского историка Ал. Гваньини.
В конце XIV — начале XV в. на чешский язык с латыни были
переведены автобиография императора Карла IV и его моралите.
Автобиография была одним из первых произведений в этом жанре во
всей средневековой Европе, и перевод ее был несомненным событием
как для чешской литературы, так и для чешского языка.
Могучим толчком к развитию чешского литературного языка
послужил перевод Нового Завета, выполненный Яном Благославом
(1523—1571 гг.). Благослав знал, кроме латыни и древнегреческого, еще
и древнееврейский язык. В своем переводе (1564 г.) он, несомненно,
использовал как латинский перевод (хотя переводил уже с греческого),
так и немецкий перевод Лютера. Большим подспорьем в переводе для
него оказались комментарии Эразма Роттердамского, знатока греческого
языка. Исследователи отмечают большую по сравнению с предыдущими
переводами Библии раскованность стиля, наличие образных оборотов.
Перевод Библии продолжили ученики Благослава, группа которых,
возглавляемая Онджеем Штефаном, перевела Ветхий Завет («Кралицкая
Библия»).
В контрреформационный период латынь снова стала активно
вытеснять чешский язык из письменной литературы.
У каждого народа историческая судьба достаточно сложна, но для
большинства славянских и неславянских народов Восточной Европы она
еще и трагична. Как раз тогда, когда у народов Юго-Восточной Европы
начинают созревать собственные культуры и языки, они попадают в
тяжелейшую зависимость от Турции, и обретение самостоятельности,
как и развитие своей культуры, приходится на Новое время и потому
выходит за рамки данной части исследования. Отсутствие
государственной самостоятельности не означало, однако, для этих
народов отсутствия своего народного языка. У словаков, сербов,
хорватов и других славянских народов начиная с XV в. существовали
свои литературы, пусть и недостаточно развитые. Выполнялись и
переводы, которые были отмечены исследователями. Наиболее развитой
в культурно-литературном отношении была Далмация, где
202
соединились многие культурные элементы. В XVI в. здесь уже
выполнялись переводы на народный язык с латыни. В Словакии в XV—
XVI вв. доминировал чешский язык, и развитие словацкого языка начи-
нается по-настоящему несколько позже. В Молдавии и Валахии в XVII—
XVIII вв. вызревает собственная литература и язык, однако параллельно
существует здесь литература и на славянском языке. В середине XVII в.
Удриште Нэстурелл «внес свою лепту в развитие славянской культуры
переводом с латинского на церковнославянский язык популярного
средневекового произведения «О подражании Христу» (которое
датируется XV в. и приписывается Фоме Кемпийскому» [106, т. 4, 318].
Кирилл и Мефодий. Значение для истории культуры славянских
народов и роль в истории перевода просветителей славян Кирилла и
Мефодия столь велики, что им следует уделить особое внимание.
Константин, незадолго до смерти постригшийся в монахи и
получивший имя Кирилл, и его старший брат Мефодий происходили из
г. Солунь (по-гречески Фессалоника, теперь — Салоники),
расположенного в Греции на берегу Эгейского моря. Здесь была
довольно значительная прослойка славянского населения, и многие
греки знали славянский язык. Сведения о жизни Константина и Мефодия
можно почерпнуть из их «Житий», приписываемых их ученику
Клименту Охридскому, документов папы Иоанна VIII и папы Стефана V,
сообщений Анастасия Библиотекаря и других источников.
Высказывались предположения, что мать братьев была славянкой.
С детства Константин проявил незаурядные способности.
Сообщается, что он овладел грамматикой за три месяца, изучил
произведения Гомера, геометрию, философию, достиг значительных
успехов в риторике, арифметике, астрономии и музыке. Эта
поразительно разносторонняя подготовка Константина включала не
только христианскую, но и языческую ученость. Некоторое время
Константин работал библиотекарем при патриаршей библиотеке в Кон-
стантинополе, в составе византийской миссии побывал в Малой Азии и в
Хозарии, куда его сопровождал и Мефодий, в Херсонесе изучил
древнееврейский язык, переведя восемь частей грамматики. Знал он и
славянский язык.
В IX в. региональные различия в славянских языках были еще не
настолько велики, чтобы препятствовать взаимопониманию в различных
славянских землях. Поэтому выученный братьями «славянский» язык
позволил им позже создать литературный язык, приемлемый для
большинства славян.
203
В начале 60-х годов IX в. в Константинополь прибыло посольство
из Великоморавского княжества, от князя Ростислава, который, опасаясь
чрезмерного влияния германских священников, обратился к
византийскому императору с просьбой прислать «такого учителя, чтобы
нам на языке нашем изложил праведно христианскую веру» [250, XIV].
Выбор пал на Константина, который, пребывая в церкви Святых
Апостолов, к этому времени уже, видимо, приступил к составлению
славянской азбуки. Приблизительно в 864 г. миссия Константина, к
которой примкнул и его брат Мефодий, прибыла в Моравию. Там
Константин перевел весь церковный чин и научил учеников «и утрене, и
часам, и обедне, и вечерне, и повечерию, и тайной молитве» [250, XV].
После 40 месяцев пребывания в Моравии Константин вынужден был
выехать в Рим в поисках поддержки своей деятельности со стороны
папы. По пути миссия остановилась в Паннонии, и князь паннонский
«очень возлюбил славянские буквы, и научился им, и дал (ему) до
пятидесяти учеников» [250, XV]. Папа римский поддержал деятельность
братьев, однако в Моравию Константин не вернулся. 14 февраля 869 г. в
возрасте 42 лет он умер в Риме. Мефодий продолжил дело брата, однако
вернулся в Моравию лишь в 873 г., где и умер в 885 г. После смерти
Мефодия его ученики были изгнаны из Моравии, славянский язык здесь
было запрещено употреблять в богослужении, а переводы подверглись
уничтожению [300, 25].
Семена просвещения, посеянные Кириллом и Мефодием в
славянских землях, дали обильные всходы. Из двух систем славянской
письменности, созданных Константином и его учениками, будущее
оказалось не за глаголицей, а за кириллицей (считается, что Константину
принадлежит разработка глаголицы, а его ученикам — кириллицы),
которая получила распространение в Болгарии и к которой восходят все
не-латинские славянские алфавиты.
Кириллу и Мефодию принадлежала заслуга не только в создании
письма для славян и распространении среди них православного
христианства. Прозванный за свою мудрость «философом», Константин
создал нечто значительно большее, чем просто азбуку,— славянский
письменный литературный язык, тот самый язык, который получил на-
звания «церковнославянского», «староболгарского», или
«старославянского». И первыми книгами на этом языке были переводы,
или, точнее — церковнославянский язык сформировался в переводах.
Неправильно было бы сказать, что этот поразительный филологический
подвиг принадлежит только Кириллу: его брат Мефодий, ученик
204
Климент, а также другие ученики внесли свой вклад, но основу возвел
все же один Константин.
К этому грандиозному свершению Константин пришел благодаря
не только гениальности своей натуры, но и обширнейшему
«эллинскому» образованию. Константин знал несколько языков: родной
греческий, латинский, сирийский, возможно, коптский, древнееврейский
и южную (болгаро-македонскую) разновидность славянского. Несомнен-
но, что и Мефодий знал славянский язык. Но что же все-таки переводили
солунские братья? Прежде всего, те книги, которые требовались для
литургии на славянском языке. Чаще всего при богослужении читались
Евангелия, «Деяния Святых Апостолов», Псалтырь, отрывки из книг
пророков. Можно с уверенностью сказать, что эти библейские книги
были переведены в первую очередь. Переводились также некоторые
богослужебные книги. Но была ли переведена вся Библия? В «Житии
Мефодия» сообщается, что Мефодий, «посадив из учеников своих двух
попов скорописцев, перевел быстро и полностью все библейские книги,
кроме Маккавеев, с греческого языка за шесть месяцев на славянский.
Ведь только Псалтырь и Евангелие с Апостолом и избранными
службами церковными перевел сначала с философом. Тогда же и
номоканон, что значит правило закона, и книги отцов перевел» [250,
XV]. Считается, что был переведен весь Новый Завет (27 книг) и 33
книги Ветхого Завета. По поводу возможности осуществления такой
огромной работы в такой короткий срок — полгода, высказывались
сомнения, но, во-первых, следует учитывать, что часть книг уже была
переведена, а во-вторых, исследователи усмотрели ошибки в списках
«Жития Мефодия», и поэтому «надо полагать, что Мефодию вместе с
тремя (а не с двумя.— Авт.) помощниками в конце его жизни в
продолжение восьми (а не шести.—Авт.) месяцев удалось завершить
дело, начатое им еще совместно с младшим братом» [160, 27].
Перед солунскими братьями стояла задача невиданной сложности:
разработать и приспособить к славянскому языку письменность и
перевести, используя новую письменность, сложный текст, наполненный
разнообразнейшими реалиями: «Такой перевод предполагал введение в
оборот славянского языка множества новых слов для выражения новых
понятий религиозного и философского, государственного и
общественного значения» [236, 17]. Возникая как язык переводов,
церковнославянский, который никогда не был языком разговорным да и
не мог им стать, учитывая искусственный характер его возникновения,
205
воспринял «многие достижения литературного греческого языка и
поэтому уже в древнейших письменных памятниках выступает как язык
богатый в лексическом отношении, с довольно развитым
синтаксическим строем, хорошо обработанный стилистически» [300, 6],
Переводы, сделанные Кириллом, Мефодием и их учениками, в
первозданном виде до нас не дошли. Лишь некоторые из известных нам
более поздних списков более или менее точно воспроизводят изначаль-
ные тексты переводов. На Руси к памятникам, наиболее близко
отражающим церковнославянский язык Кирилло-Мефодиевских
переводов, можно отнести Остромирово Евангелие и Чудовскую
Псалтырь (оба памятника датируются серединой XI в.). Дело огромной
важности для славян — создание книжного литературного языка
свершилось в значительной степени благодаря переводу. «Становление
такого языка способствовало развитию культур (славянских)
народностей, появлению у них собственных литератур, возможности
освоения других литератур, в особенности византийской» [106, т. 2, 373].
Проблем при переводе было множество, но «какова была первая
проблема, возникшая при самом зарождении славянской литературы?
Как ни странно, переводческая проблема передачи символики, связанной
с выражением грамматического рода... Из-за расхождений в роде грече-
ских и славянских существительных в славянском переводе Евангелия от
Матфея в двух стихах... стирается символика отождествления рек с
демонами, а звезд с ангелами». Решение этой проблемы Константин
ищет у «Дионисия Ареопагита, который призывал главное внимание уде-
лять когнитивным ценностям (силе разума), а не словам самим по себе»
[329, 67].
Едва ли можно согласиться с тем, что проблема передачи
символики, связанной с выражением грамматического рода, была
первой, но само ее упоминание крупнейшим филологом поможет лучше
осознать грандиозность задачи, решенной солунцами. Интересно также
указание на то, что в решении своих переводческих проблем Кирилл об-
ращался за конкретным советом к философской мудрости: «Ищи смысл
цельный, а не слова самого по себе», что не мешало тем не менее
переводить не только жестко пословно, но и поморфемно. Однако
отмечается и много случаев перевода одного слова оригинала двумя и
более словами и наоборот.
Интересные наблюдения по технике перевода солунских братьев
находим в исследовании Е. М. Верещагина [31]. Напомним, что
славяноведение не располагает первичными текстами переводов
206
Кирилла и Мефодия; не ясна последовательность переводов; не
определено, насколько более поздние переписки и редактирования
изменяли первоначальный текст. Для анализа были выбраны четыре
евангелических славянских текста, наиболее близких, по мнению
исследователей, возможным первоначальным текстам переводов. В
работе Е. М. Верещагина отмечено, что переводческая техника,
применявшаяся при переводе Священного Писания и литургических
книг, отличается от таковой, использованной при переводе
гомилетических и агиографических текстов. При переводе последних
переводчики чувствовали себя вправе более свободно обращаться с тек-
стом. Наиболее жестко переводчики следовали тексту Священного
Писания.
Основным принципом перевода был пословный, т. е. в
большинстве случаев для перевода греческого слова отыскивалось (или
создавалось) славянское слово. Отмечено достаточно много случаев,
когда для правильной передачи смысла требовалось использовать два
славянских слова вместо одного греческого и, наоборот, в ряде случаев
два греческих слова переданы одним славянским. В переводе
исследователи выделяют также случаи поморфемного перевода.
Поморфемный принцип обычно употреблялся там, где переводчик
не мог отыскать славянского слова для передачи греческого. Кальки
характерны при передаче следующих тематических областей:
христианское вероучение, церковь, богослужение, церковные праздники,
новое (для славян) государственное устройство, право, нравственные
отношения, архитектура, календарь, личные и географические имена,
кораблестроение. Разумеется, приведенный список тем касается уже
самых разнообразных текстов, а не только евангелических (хронография,
гомилетика, агиография и т. д.). Исследователями отмечается также
подчас максимально близкое следование греческим грамматическим и
синтаксическим структурам. Пословный перевод не означает, однако,
того, что одно и то же греческое слово везде переводилось одинаково:
выявлены десятки славянских слов, использованных для передачи того
или иного греческого слова (равно как одно и то же славянское слово
передает подчас разные греческие слова). Итак, несмотря на пословность
и даже поморфемность перевода, переводчики все же ориентировались
на поиски смысла. Данное качество отличает эти переводы от более
поздних редакций, в которых начиная с XV в. пословность и
поморфемность фактически доведены до абсурда: в «исправленных»
207
переводах передавались греческие падежи так, что нарушались
согласования в славянском тексте. Вместе с жесточайшим буквализмом
это делало славянский текст непонятным.
БОЛГАРИЯ
Рассматривая переводческую деятельность в Болгарин, необходимо
отметить, что для большинства переводов XI— XV вв., которые были
распространены на Руси и списки которых до нас дошли, нельзя с
полной надежностью установить, выполнены они на Руси или в
Болгарии (а для XIV—XV вв. проблема усугубляется еще и наличием
сербских переводов). Как свидетельствуют ученые, например А. И.
Соболевский, появление русизмов в церковнославянских текстах вовсе
не является достаточным основанием для атрибутирования того или
иного текста русскому переводчику, так как переводы дошли до нас
лишь в списках более поздних времен — в основном начиная с XV в.
Именно в этом веке в Московскую Русь стала завозиться сербская
бумага, заменившая дорогостоящий пергамент, и переписчики могли
вставлять в текст вместо не очень им понятных церковнославянских слов
слова русские: «В первое время распространения у нас
церковнославянских текстов русская оригинальная литература совсем не
существовала. Позже мало-помалу стали появляться русские
литературные труды — то переводы с греческого, сделанные в России,
то оригинальные сочинения русских людей. И те и другие были
немногочисленны, и мы едва ли ошибемся, если скажем, что даже к
концу домонгольской эпохи собственно русские литературные
произведения совершенно терялись в массе привнесенных из Болгарии и
по числу и объему едва ли составляли более 1/20 этих последних» [260,
33].
Хотя болгарские переводчики могут претендовать на авторство
большинства из тех переводов, которые мы будем рассматривать в
разделе о переводах на Руси, но, на наш взгляд, эти переводы стали
неотъемлемой частью русской литературы и оказали значительное
влияние на развитие русской словесности. В разделе же о Болгарии мы
упомянем лишь те переводы, которые имеют бесспорное болгарское
происхождение.
«Наиболее высокого уровня в период раннего средневековья (среди
славянских народностей) достигла культура Болгарии» [45, т. 3, 230]. В
конце VII в. на основе союза семи славянских племен на территории
208
бывшей римской провинции Нижняя Мезия образовалось
Первое Болгарское царство. В 70-е годы VII в. в дунайских областях
появились кочевники-тюрки, называвшиеся «болгарами». Новое
государство стало называться Болгарией, а жители — болгарами.
Завоеватели-кочевники, численность которых была невелика по
сравнению с местным славянским населением, быстро в нем
растворились. К концу X в. территория, находившаяся под властью
болгарских царей, стала сокращаться (отпала Македония и другие
области). С 1018 по 1187 г. Болгария находилась под властью Византии.
К концу столетия практически вся территория Болгарии была
освобождена от византийского владычества. В период Второго
Болгарского царства (1187—1396 п.) Болгария стала самым крупным
государством на Балканском полуострове. В XIV б. она уступает свои
ведущие позиции на Балканах Сербии, а к концу века распадается на три
части. В 1389 г. объединенная славянская армия, куда входили болгары,
сербы, хорваты и боснийцы, была разбита турками. 500-летнее турецкое
владычество имело тяжелейшие последствия для всех сфер жизни
Болгарии. К тому же турки несли с собой чуждую болгарам религию—
мусульманство. Но болгары сумели сохранить и свой язык, и основы
своей культуры.
Считается, что из всех близкородственных славянских языков того
времени церковнославянский литературный язык, созданный
Константином, был ближе всего к болгарскому. Не случайно
церковнославянский язык иногда называют староболгарским
Неудивительно, что Болгария стала самой активной преемницей
переводческого Кирилло-Мефодиевского наследия.
Христианство было принято в Болгарии в 865 г. при князе Борисе I,
но в течение ряда лет здесь шла борьба между латинским духовенством
и греческой церковью. Однако Болгария отринула как латинян, так и
греков, и хотя приняла христианство в православной редакции, но служ-
ба велась не на греческом, а на болгарском языке. Уже в конце IX —
начале X в. в Болгарии разворачивается широкая деятельность по
переводу византийской сакральной литературы. Весьма значительным
был вклад греков-переводчиков, среди которых находим и учеников
Кирилла и Мефодия.
Крупнейшим болгарским культурным центром был двор царя
Симеона (ум. в 927 г.). Еще при его отце князе Борисе I в Болгарии
возникли два крупных духовных центра: в столице Преславе, в
монастыре Св. Пантелеймона и в Охриде. Симеон значительно
209
расширил Преславскую школу, пригласив ученых мужей и
переводчиков. В приписке к переводу «Слов» Афанасия
Александрийского отмечено, что после того как Борис крестил «болгар»,
при ныне правящем «нашем князе болгарском Симеоне» много книг
переведено с «греческого на славянский» [232, 73]. Епископ
Преславский — грек Константин был учеником Мефодия и уже в 893 г.
составил так называемое «Учительное евангелие», которое представляет
собой компиляцию переводов толкований Евангелия из византийских от-
цов церкви — Иоанна Златоуста и Кирилла Александрийского, к
которым Константин прибавил свою собственную «беседу».
Константину же принадлежит и одно из первых в болгарской литературе
религиозных стихотворений. Ему приписывают также составление
первой хроники на болгарском языке, которая скомпилирована из
византийских источников и излагает библейскую историю и историю
«ромеев»: «Примечательно, что в первые, точно следовавшие оригиналу
переводы византийских хроник, рассказывавших о войнах с болгарами в
дохристианский период, уже младшие современники стали вносить
поправки, свидетельствующие о ранимости этнического чувства болгар:
резкие выражения хроник о язычниках-болгарах подвергались
смягчению» [232, 74].
В 906 г. по поручению Симеона Константин перевел сочинение
Афанасия Александрийского «Четыре слова против ариан» (IV в.). Это
сочинение сыграло важную роль, когда в недавно христианизированном
населении Болгарии стали распространяться еретические учения,
которые, кстати, и привели позже к сложению одной из крупнейших
средневековых ересей — богомильству.
На первую половину IX в. приходится деятельность Иоанна
Экзарха, игумена одного из болгарских монастырей. К этому времени
болгарская церковь уже располагала переводом основного свода
библейских книг, ряда книг для славянского богослужения, и
следующим этапом должен был стать перевод богословской литературы.
Иоанн выбрал для перевода одно из основных сочинений крупнейшего
теолога VIII в. Иоанна Дамаскина — «Точное изложение православной
веры», из которого перевел половину, выбирая лишь то, что, по мнению
Иоанна, могло иметь приложение к болгарским условиям. Перед
Иоанном стояла весьма непростая задача по передаче на славянском
языке многих философских и теологических терминов, не говоря уже о
сложностях самого текста.
Чтобы выполнить такой перевод, Иоанн должен был обладать
обширной эрудицией, которую он, как считается, почерпнул в
210
Константинополе. В «Прологе» Иоанн жалуется на трудности, с
которыми он столкнулся, и рассуждает о том, как следует — или, точнее,
как не следует переводить. Иоанн восстает против буквальных переводов
и осуждает тех собратьев-переводчиков, которые обращают все свое
внимание на «нагие гласы», т. е. на голые звуки, заботятся только о
буквах без смысла, о непонятных сочетаниях и словах, не проникающих
в ум, но шумящих вне его около рта и ушей [260, 27]. Для славянских
культур — это самая ранняя рефлексия переводчика по поводу пере-
водческой деятельности.
В труде Дамаскина содержались естественнонаучные и
географические сведения, которые могли способствовать расширению
кругозора болгар, и Иоанн Экзарх продолжил просветительскую линию,
создав основанный на византийских источниках труд «Шестоднев», в
котором дается христианское представление о мироздании (в противовес
идеям античности).
Климент Охридский, ученик Кирилла и Мефодия (ему
приписываются «Жития» солунских братьев), совмещал
преподавательскую, проповедническую, писательскую и переводческую
деятельность и к тому же некоторое время был епископом Охридским.
Среди его переводов — или переводов, ему приписываемых,— находим
разного рода византийские религиозные сочинения, которые нужны
были для успешного функционирования болгарской церкви.
Было бы неправильно считать, что в Болгарии переводилась только
сакральная литература. Так, уже в X в. была переведена Псевдо-
Каллисфенова «История об Александре». Болгарский перевод до нас не
дошел, но сохранился в составе древнерусских «хронографов». Позже
«Историю...» переводили в Сербии, но то был уже не перевод в
собственном смысле слова, а вольная адаптация. В самой Болгарии в
XIV в. появилась ее краткая версия.
С конца IX в. стали переводить так называемые «патериковые»
рассказы. Эти беллетризованные нравоучительные истории создавались
в период IV—VII вв. (известны они и по-латыни). Они повествуют в
основном о различных эпизодах, связанных с жизнью монахов, но
изредка встречаются истории, отражающие светскую жизнь. То, что до
наших дней дошло более ста рукописей, содержащих «патериковые»
рассказы, говорит о популярности этих переводов. Очевидно, читателей
привлекали разнообразные сюжеты и динамизм повествования,
присущие многим из этих рассказов. «Патериковые» рассказы
способствовали формированию начал болгарской беллетристики.