Семенец О.Е., Панасьев А.Н. История перевода. Перевод в Древнем мире и в Средневековье
Подождите немного. Документ загружается.
121
Гийома де Тинонвилля был, в свою очередь, переводом. Предполагается,
что «Речения...» пришли из Испании, где были записаны на арабском
языке, однако есть основания считать, что они восходят к античности —
изречения приписывались Катону. В каком-то смысле расположение
первой печатни было символичным: с одной стороны — близость к коро-
левской резиденции и удовлетворение запросов двора, а с другой —
близость к крупнейшему в стране центру торговли шерстью и
удовлетворение запросов купцов и буржуа. Действительно, В. Кэкстон
ориентировал свою продукцию как на аристократию, так и на
зажиточное купечество — его книги стоили довольно дорого.
Всего Кэкстоном было издано около 90 книг, многие из которых
были им же и переведены. Так, его «Энеида» была переводом
прозаического пересказа поэмы Вергилия с французского языка,
«Зерцало мира» была первой печатной иллюстрированной книгой,
переведенной с французского прозаического переложения большой
латинской «энциклопедической» поэмы XIII в. Готье (Госсоэна)
Метского, пользовавшейся необычайной популярностью, «Метамор-
фозы» Овидия также были переведены прозой с французского
прозаического перевода и т. д.
Издавал Кэкстон и чужие переводы, например «Размышления о
жизни Христа» Св. Бонавентуры, переведенные на английский язык
Николаем Лавом с французского перевода Жана де Галопе. Интересно
отметить, что религиозная литература занимала отнюдь не ведущее
место в изданиях Кэкстона.
Среди сочинений, выпушенных В. Кэкстоном, были
«Кентерберийские рассказы», «Утешение философией» в переводе Дж.
Чосера, поэмы Д. Лидгейта, «Смерть Артура» Томаса Мэлори,
куртуазная литература, сочинения по истории и медицине, справочные
издания, «Жемчужина красноречия» — своего рода пособие по
стилистике, англофранцузские разговорники для путешественников.
В истории английской литературы В. Кэкстона обычно упоминают
как первопечатника и издателя романа Т. Мэлори «Смерть Артура». О
нем говорят и как о тонком стилисте. Нас же, естественно, интересует
подход В. Кэкстона к переводу. В своих предисловиях и послесловиях В.
Кэкстон часто делился с читателями своими сомнениями по поводу того,
правильно ли он выбрал то или иное слово, достаточно ли ладно
выстроил предложение, и если исходить из его замечаний, он сам далеко
не всегда был доволен результатом. В переводах он подчас
122
следует слишком близко латинскому или французскому оригиналу, что,
как известно, и называется «буквализмом». В. Кэкстон старался
помещать «заимствованные слова в таком языковом контексте, который
не оставлял бы сомнений в том, что данное слово является неологизмом.
Употребление парных синонимов, обнажение внутренней формы слова,
истолкование значений вводимого неологизма путем пространных
рассуждений» [331, 117]— таковы были способы передачи иностранных
реалий и безэквивалентной лексики. Привлечение синонимов для
прояснения значения переводимого слова использовалось задолго до В.
Кэкстона, но у него, а также у Мэлори это становится стилистическим
приемом, который активно использовался и в более поздней английской
литературе. В силу массовости тиражированной В. Кэкстоном
литературы влияние его на английскую орфографию и стилистику было
довольно велико. Подчеркнем при этом, что это влияние оказывалось не
только через оригинальную литературу, но в значительной мере и через
переводы.
Колоритной предвозрожденческой фигурой был Джон Гипторф,
граф Уорчестерский (1420—1470 гг.). Он был первым англичанином—
светским лицом, посещавшим «школу» итальянского гуманиста
Гварино. Во время его поездок по Италии он покупал латинские и
греческие рукописи, из которых составил целую библиотеку. Гипторф
поощрял переводы с греческого на латинский, щедро награждая
переводчиков, которые посвящали ему свои переводы. При этом он сам
выучился «гуманистической латыни» (итальянские гуманисты считали
средневековую латынь варварской и ориентировались на классические
образцы, прежде всего на Цицеронов язык) и писал на ней в «Тулиевом
стиле», а также занимался переводами на английский. Он перевел
трактаты Цицерона «О старости» и «О дружбе», отрывки из «Записок о
Галльской войне» Юлия Цезаря, в которых речь шла о Британии. В 1481
г. переводы Гипторфа из сочинений Цицерона были изданы В.
Кэкстоном, но о качественных особенностях этих переводов, к
сожалению, ничего не известно, а ведь, по сути, это были первые
непосредственные переводы на английский язык произведений античной
классики.
Таким образом, переводы XV в., по мнению исследователей, в
основном были «механическими», максимально приближавшимися к
подлинникам, иначе говоря, буквалистскими, дословными. Но они все
же в той или иной мере выполняли свои задачи ознакомления англичан
с иноязычными текстами. С буквализмом уживалось прямо
123
противоположное явление — вольное обращение с оригиналом, при
котором кое-что изымалось, многое вставлялось, многое пояснялось, а не
переводилось. Иначе говоря, переводимые произведения максимально
адаптировались к английскому восприятию. К первой категории обычно
относились специальные сочинения, прежде всего религиозные и
философские, а ко второй — беллетристика, хотя четкой границы здесь
провести нельзя.
Приведем, например, данные некоторых наблюдений английских
филологов о языке перевода Кэкстона и других переводчиков XV в. [331,
143—146]. С. К. Уорман считает, что 80 % всех переводов XV в. были
«совершенно механическими», что приводило к копированию синтакси-
ческих оборотов подлинника, насколько это было возможно для
английского языка. По мнению Ч. Росса, частота появления одного
синтаксического оборота (соответствующего Аблативус Абсолютус) в
произведениях Виклифа резко меняется в зависимости от того,
переводное это произведение или оригинальное. Н. Блейк отмечает
разницу словаря Кэкстона в переводных и оригинальных работах.
Переводные работы насышены латинизмами и заимствованиями из
французского; собственный язык Кэкстона достаточно прост и не
перегружен заимствованиями, а в переводных работах много тяжелых,
многосложных слов, позаимствованных из подлинников; в переводах по
сравнению с оригинальными произведениями повышается количество
абстрактных слов, присутствуют слова либо лишь недавно вошедшие в
английский язык, либо введенные Кэкстоном впервые.
Вышеизложенное подтверждает, что буквалистские переводы
оказывали влияние на развитие языка перевода, особенно в сфере
синтаксиса. Переводы же адаптирующие, переводы-пересказы оказывали
влияние уже на сам литературный процесс, привнося в
воспринимающую литературу новые сюжеты, жанры и т. п.
ШОТЛАНДИЯ
Сведения о переводах в средневековой Шотландии на шотландский
язык весьма скудны. Нам удалось обнаружить упоминание лишь об
одном переводе: поэт Гарри Слепой (иногда называемый Гарри
Менестрель) в своей поэме «Уоллес», построенной на историческом
материале, пишет о том, что поэма переведена с латинского, и называет
сочинения Джона Блэра и Томаса Грея, которые послужили источниками
124
для Гарри Слепого. Эти сочинения до нас не дошли, и, скорее всего,
имел место не перевод, а пересказ.
Майкл Скотт (Михаил Шотландец, ум. ок. 1236 г.) работал как
переводчик за пределами Шотландии. Михаил много путешествовал:
известно, что он побывал в Толедо (в 1217 г.), в Болонье, в Риме. Папа
римский, на которого он произвел большое впечатление своей
ученостью и знанием языков, рекомендовал его архиепископу Кентер-
берийскому как переводчика. Везде, где Михаил останавливался на
сколько-нибудь продолжительное время, он занимался переводами.
Однако наиболее благоприятную обстановку для своих переводческих
устремлений он нашел при дворе Фридриха II Гогенштауфена,
императора Священной Римской империи германского народа, который
обосновался со своим двором в Сицилии. Фридрих поощрял занятия
переводами, так как сам интересовался культурой арабов. Для
императора Михаил выполнял переводы с арабского, а также перевел
некоторые сочинения Аристотеля. Еще будучи в Толедо, Михаил
перевел книгу Авиценны «О животных» и некоторые книги комментари-
ев Аверроэса. Именно из Сицилии, одного из первых очагов «латинского
аверроизма», в философских центрах Франции и Италии
распространялись переводные сочинения Аристотеля и комментарии
Аверроэса.
СКАНДИНАВИЯ
Скандинавия до XII в. и даже позже была отмечена языковой
общностью, которая базировалась на этнической общности.
Окончательное оформление скандинавских наций и языков приходится
на XII—XVI вв.
В эпоху викингов (IX—XI вв.) скандинавы совершали походы,
география которых была чрезвычайно обширна: Константинополь, Русь,
Северная Франция, Британия. Викинги совершали нападения на
Испанию, Северную Африку, юг Италии, основывали колонии в
Гренландии и в Северной Америке. Викинги, называвшиеся в разных
странах по-разному—датчане, норманны, варяги, там, куда они
прибывали, часто принимали местные языки и смешивались с местным
населением. На Фарерских островах и в Исландии, которые были
заселены норвежцами еще в IX в., со временем образовались
собственные языки. Но из всех скандинавских стран Средневековья
лишь маленькая островная Исландия вошла в историю литературы и в
историю культуры вообще как совершенно уникальный феномен.
125
В Норвегии, Швеции и Дании наиболее распространенными были
религиозная и связанная с ней дидактическая литература, историческая
литература, рыцарские романы, причем основное место занимали
переводы. Религиозную литературу стали переводить в Скандинавии с
начала XI в. Гомилетические, агиографические произведения переводи-
лись с латинского языка, который был языком церкви, но на котором тем
не менее писались некоторые оригинальные исторические сочинения и
даже саги. В Швеции на латыни создавались мистико-богословские
сочинения.
Среди первых известных нам переводов в Швеции следует
упомянуть «Откровения Св. Бригитты» (1302— 1373 гг.), которые были
написаны (или продиктованы) по-шведски, а затем переведены на
латынь. Древнешведский текст, который дошел до нашего времени,
очевидно, представляет собой обратный перевод с латыни. В 1384 г. в
Вадстене (Швеция) был основан «бригиттинский» монастырь, и при нем
развернулась довольно обширная по меркам Скандинавии тех лет
литературная деятельность, в основном переводческая. Переводились
жития святых, проповеди и богословские сочинения. Религиозная
литература, переводившаяся и писавшаяся в этом монастыре, рас-
пространялась и в Норвегии, и в Дании. Хотя язык переводов был ближе
к норвежскому, чем к шведскому, шведский элемент был в нем еще
очень силен, и этот язык в XV в. понимали во всех скандинавских
странах.
Рыцарский роман пришел в Скандинавию в XIII в., но только в
виде переводов — лишь в Исландии рыцарские романы не только
переводились, но и сочинялись.
Переводы французских рыцарских романов начались в Норвегии
при короле Хаконе IV Хаконарсоне (1225— 1250 гг.), который и был
инициатором этих переводов. Так как в ХШ в. эпическая поэзия еще не
развилась, а прозаические саги уже существовали, то переводы
стихотворных произведений выполнялись в прозе. Переводы были пре-
имущественно дословными, в отличие, скажем, от германских и
нидерландских, которые значительно ближе к пересказу, чем к
собственно переводу. Кто были первые переводчики, неизвестно.
Имеются, правда, сведения о том, что некоторые переводы могли быть
выполнены еще в первой четверти XIII в. Так, например, по
распоряжению короля Хакона IV Хаконарсона в 1226 г. был переведен
французский «Роман о Тристане», написанный Тома в 1175 г. Считается,
что перевод выполнил монах Роберт, который по происхождению был не
норвежцем, а англо-нормандцем. То, что Хакон пожелал иметь
126
рыцарский роман на родном языке, вовсе не было случайностью: «XIII
век вошел в историю Норвегии под названием «эпохи расцвета»... страна
переживает заметный подъем, экономический, политический,
культурный... Крепнут культурные связи с ведущими странами
феодальной Европы... меняются моды. Норвежская знать приобретает
западный (французский) лоск. На смену старым героическим идеалам
приходят рыцарская утонченность и обходительность... куртуазность»
[118, 153]. В этих условиях естественным было обращение к
французскому рыцарскому роману.
Перевод романа Тома получил название «Сага о Тристане и
Исонде». Роман дошел до нас лишь во фрагментах, и французский
филолог Ж. Бедье при его реконструкции во многом опирался на перевод
Роберта. В своем переводе «монах Роберт был далек от чисто
механического пересказа. В его работе можно легко обнаружить созна-
тельную и последовательно проведенную «творческую установку»
(установку на читателя-скандинава. — Авт.). Он не раз идет на
значительные сокращения. Сокращает он, как правило, длинные
монологи... авторские отступления... пассажи, которые не могли
заинтересовать скандинавских современников Роберта ... порой
позволяет себе кое-какие мельчайшие добавления» [186, 683]. Следует
добавить, что роман в стихах Тома был переложен прозой. Считается,
что этот перевод послужил образцом для всех остальных переводов хотя
бы уже потому, что он был одним из самых ранних, если не первым. Он
попал также в Исландию (кстати, дошел он до нашего времени именно в
исландском списке) и оказал там определенное влияние на стиль
родовых саг.
По заказу Хакона были также сделаны переводы, которые
получили названия «Сага об Элисе и Росамунде», «Сага об Ивенте»,
«Сага о Карле Великом и его витязях». Стихи Марии Французской были
переведены прозой и получили название «Стренглейкар» (буквально:
стихи). Значительная часть из дошедших до нас переводов сделаны с
произведений Кретьена де Труа (следует учитывать, что практически все
переводы дошли до нас в более поздних списках, и не норвежских, а
исландских). Переводились и французские лэ. Считается, что почти все
переводы с французского делались в Норвегии, а в Исландии переводили
лишь с латыни [352]. Переписывать переводы с французского в
Исландии начали лишь в XIV в. В Скандинавии переводили также с
английского (сочинения Бев де Хэмптона, Дун де ла Роша), с немецкого
(Cara о Дитрихе) языков.
127
Переводы рыцарских романов начались с первых лет XIV в.
Эвфемия, жена норвежского короля Хакона Магнуссона, заказала для
шведского герцога Эрика, ее зятя, перевод трех рыцарских романов —
«Ивэн — Рыцарь Льва», «Герцог Фредерик Норманнский» и «Флорес и
Бланшефлёр». Переводы получили название «Песни Эвфемии». Их
можно считать новаторскими, так как стихи переводились стихами.
Благодаря им «тонический рифмованный стих немецкого
происхождения стал в Швеции обычным стихотворным размером» [263,
150].
В Дании в XI в. следов перевода не обнаруживается, хотя там и
сложился просветительский центр в г. Лунде, ставший центром
латиноязычной культуры всей Скандинавии.
В XII в. датчанин Саксон Грамматик написал историческую
хронику «Деяния датчан». В его прозаическом тексте появляются стихи,
которые являются переводами древних героических песен с
древнескандинавского на латынь. При этом он приспосабливал
эддические размеры оригиналов к классическим стихотворным
размерам. Уже в XX в. на основе стихотворных переводов Саксона Грам-
матика были предприняты попытки реконструкции древних героических
песен. Для этого они переводились на древнеисландский язык, который,
как считают специалисты, наиболее близок к языку предполагаемых
источников Саксона. В результате в некоторых случаях получались
«аллитерирующие стихотворные строки в эддическом размере. Так были
в какой-то мере восстановлены три героические песни» [263, 153].
Первая печатная книга вышла в Дании в 1482 г. на латинском
языке; она была напечатана любекским печатником Иоханном Снелем. В
следующем году он же напечатал первую книгу в Стокгольме и тоже на
латинском языке. Первая книга на шведском языке «Об искушении
дьявола» была напечатана в 1495 г. В том же году появилась и первая
печатная книга на датском языке, которая представляла собой
исторические рифмованные хроники.
Касаясь истории переводов в Исландии, следует отметить, что
средневековая Исландия — явление исключительное в мировой
культуре. Немногочисленный народ на далекой островной окраине
Европы создал литературу, которая по своей мощи и оригинальности
сравнима лишь с самой развитой европейской средневековой
литературой — французской, уступая ей разве что в разнообразии
жанров.
Заселение Исландии началось в конце IX в. Около 85 %
переселенцев были выходцами из Норвегии, остальные прибыли
128
сюда из Дании и Швеции. Среди рабов, привезенных викингами в
Исландию, было много кельтов, прежде всего из Ирландии.
Как самостоятельное государство Исландия просуществовала до
XIII в., когда она была захвачена Норвегией. В период своей
самостоятельности она дала мировой истории совершенно уникальное
политическое образование: в стране не было центральной власти; все
дела решались на альтинге—всеобщем собрании. Однако жизнь исланд-
цев была суровой, обычай кровной мести в ней занимал весьма
существенное место.
В 1000 г. произошла христианизация Исландии, но своей
письменности, если не считать рунической, на которой литературные
сочинения не записывались, в стране не было вплоть до XII в., и
переводной христианской литературы не возникло. К тому же
«некоторые языческие законы оставались в силе и разрешалось
совершать языческие жертвоприношения негласно» [264, 28]. Такая
христианизация не оказала значительного влияния на литературу, как это
было во всех других странах, куда приходило христианство.
До X в. литература Исландии существовала в устной форме, но то
была не обычная фольклорная, а самая настоящая, поразительная по
своему реалистическому богатству прозаическая литература и
поразительная по своей необычайно усложненной форме поэзия: «В
сущности, исландский язык стал литературным еще до того, как он стал
письменным. Отсюда исключительная близость древнеисландского
литературного языка к устной народной речи. Чем содержательней и
разнообразней литература, тем богаче, живее и гибче литературный
язык... исландский язык — самый богатый, живой и гибкий из средневе-
ковых литературных языков... исландцы — это самый литературный
народ мира... исландский язык — это самый литературный язык мира»
[264, 41]. Кстати, современные исландцы могут читать и понимать
памятники древнеисландской литературы.
В целом незначительное воздействие других языков на исландский
через перевод и другими путями может объясняться несколькими
причинами. Одна из них — специфические качества самого языка: «В то
время как в других европейских языках для выражения новых понятий
широко использовались заимствованные слова, исландский язык
обходился почти совершенно без них» [264, 46, 47]. Обходиться без
таких заимствований позволяли высокая способность образовывать
новые слова из собственных ресурсов и исключительное лексическое
129
и синтаксическое богатство исландского языка.
Переводы в Исландии никогда не оттесняли собственную
литературу, и их влияние было весьма ограниченным. Толерантная
христианизация, островная изолированность и удаленность от Европы,
минимальное воздействие культуры античности и, самое главное,
мощнейшее литературное творчество и отсутствие письменности —
могла ли в таких условиях бурно развиваться переводческая деятель-
ность? Она, очевидно, и не развивалась вплоть до появления
латинобуквенной письменности в XIII в. Фактором, активизировавшим
переводческую деятельность, было покорение Норвегией Исландии в
середине XIII в.
Христианство принесло на остров латынь, и некоторые саги
писались по-латыни, а затем переводились на исландский. Переводы
рыцарских романов в Норвегии начались несколько раньше, чем в
Исландии, но в XIII в. рыцарские саги переводятся и создаются уже и в
Исландии.
Среди переводных саг, дошедших до нас, можно упомянуть
следующие: «Сага об Эрексе», «Сага об Ивенте», «Сага о Парсевале»,
«Сага об Элисе и Росамунде», «Сага о Флоресе и Бланкифлур».
Переводы рыцарских романов, осуществленные в Норвегии, попадали
затем в Исландию, а языковые различия тогда практически не
ощущались. Переводы приспособлены к скандинавскому восприятию:
сокращены или опущены монологи, снижен психологизм, зато
расширены и приукрашены описания битв и поединков.
Известен и прозаический перевод эпической поэмы о Карле
Великом — «Сага о Карле Великом и его витязях». Исландцы перевели
«Сагу о бриттах» Гальфрида Монмутского. Из античных авторов
известен перевод «Истории Иудейской войны» Иосифа Флавия,
получивший название «Сага об иудеях». Но имена переводчиков не
сохранились, как и имена творцов оригинальных саг.
Большинство исследователей исландской оригинальной
литературы, будучи захваченными ее могучей самобытностью,
удостаивают исландские переводы лишь краткими упоминаниями. Чаще
всего говорится лишь о том, что переводные рыцарские романы оказали
влияние на рыцарский жанр исландской литературы, а ведь переводы
рыцарских романов положили начало соответствующему жанру в
Исландии.
К концу XIV в. в Исландии обозначился значительный спад
литературной деятельности, который продолжался до Нового времени,
приблизительно то же можно отметить и относительно остальных
скандинавских литератур. Однако можно предположить, что в условиях
130
такого небывало широкого распространения литературной деятельности,
какое имело место в Исландии, знавшие латынь монахи могли
включаться в общий литературный процесс своими переводами. Об этом
свидетельствует и информация, почерпнутая из датского источника
конца прошлого века: «Если священник или монах тем или иным
образом получал доступ к латинской рукописи, то он, как правило, не
успокаивался, пока не переводил ее на родной язык. Количество
переводной литературы в Исландии было огромно» [115, 79]. С другой
стороны, крупнейший отечественный исследователь скандинавской
литературы М. И. Стеблин-Каменский пишет: «Но в то время, как такие
переводы (сакральной литературы.— Авт.) составляют очень незна-
чительную часть древнеисландской литературы, в средневековой
литературе Норвегии, Швеции и Дании они составляют ее очень
значительную часть» [268, 146].
Средневековая исландская культура уникальна во многих своих
проявлениях. Это касается и грамматической литературы, которая стала
создаваться в Исландии уже в XII в. Ее исключительность в том, что
грамматические трактаты стали сразу же писаться по-исландски и были
посвящены исландскому языку, в то время как подобные труды,
посвященные национальным языкам, стали появляться на континенте не
раньше XV в.
На исландской почве возникло еще одно литературное явление,
которое заслуживает упоминания в истории перевода,— скальдическая
поэзия. В отличие от анонимности авторства саг, имена многих
скальдов-поэтов известны. Поэзия исландских скальдов отмечена
невиданной гипертрофией формы, такой сложностью и изощренностью,
которые, по существу, превращают ее в своего рода головоломку, с
трудом поддающуюся расшифровке: «Скальдическая поэзия — самая
непереводимая поэзия, которая когда-либо существовала» [264, 108].
При этом «скальдическая гипертрофия формы не имеет ничего общего с
формалистическими исканиями поэтов нового времени. Для этих
исканий характерно стремление максимально нарушить всякую
традицию. Между тем скальдическое искусство было глубоко
традиционным. На протяжении столетий в нем не происходило никаких
или почти никаких изменений. Вместе с тем в противоположность
формализму в поэзии нового времени скальдический формализм отнюдь
не был выхолащиванием содержания. Напротив, сведение поэтической
формы к чисто служебной функции шифра или кода для передачи
любого содержания (а именно в этом заключалась сущность