Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
такими, как были, не потому, что унижены в собственных
глазах, но прежде всего потому, что их страна и сограждане
своею пассивностью и ленью коллективно унизили их. Об
щество проявило невероятную беззаботность в отношении
своих отдельных граждан. Безразличность коллектива в от
ношении индивида дополняется безразличием индивида в
отношении коллектива. Отсюда дестабилизация индивида
вызывает дестабилизацию системы. Заложники превраща
ются в героев для того, чтобы о них забыть.
Удивляет не то, что ктото буквально и триумфально за
говорил на языке насилия и смерти, несмотря на петиции
интеллектуалов. Отрицание направлено именно на разум и
добрую волю. Запад имеет силу оружия, а Восток противо
поставил ей символическую власть, которая превосходит
оружие и деньги. В определенном смысле — это месть дру
гого мира. Стратегия исламистов удивительно современна
в противоположность тем стратегиям, которые пытаются
ей противопоставить, и состоит во вливании незаметных
архаических элементов в современный западный мир. Ко
нечно, если бы он был устойчивым, все это не имело бы ни
малейшего смысла. Но наша система чрезвычайно чувст
вительна к этим вирусам. Поэтому мы переживаем месть
другого мира: есть остатки болезней, эпидемий и идеоло
гий, против которых мы уже беззащитны, и ирония исто
рии состоит в том, что, морально и физически очищая
себя, мы оказались бессильны по отношению к этим кро
хотным микробам.
Сегодня мы философствуем в условиях чрезвычайной
ситуации. Стремительно распадаются старые привычные
формы жизни, а складывающиеся новые отношения лю
дей не радуют, потому что оказываются весьма далекими от
идеалов. Как, например, расценивать нарастающий инди
видуализм людей, стремление к личной независимости и
комфорту, разрушительным образом действующих на це
лостность социальной ткани? Философы со времен Про
свещения говорили о достоинстве, свободе и правах чело
века, но весьма мало писали о его несовершенстве. Уповая
на исторический прогресс, мы просмотрели причины по
явления новых форм зла. Пора спросить: кто такие пре
744
ступники, маньяки, террористы? Являются они наследием
старого мира или порождением новых форм существова
ния, в том числе и благ цивилизации?
Акты террора, ставшие отличительной чертой нашего
времени, требуют своего осмысления и анализа. Чтобы
противодействовать террору, устранить саму возможность
его применения, должны быть соединены усилия как пси
хологов и политиков, так и военных. В «мозговой атаке» на
террор должны принять участие и философы. В последние
годы как у нас, так и за рубежом стали появляться социаль
нофилософские исследования природы и видов, а также
стратегий и тактик террора. Традиционный, «натуралисти
ческий» подход состоит в описании происхождения и эво
люции террора как формы протеста тех или иных мень
шинств — маргинальных личностей, групп или целых на
родов, права которых ущемляются большинством — гос
подствующим классом, государством, церковью. Специ
фика террора усматривается в тактике «партизанской
борьбы», которая не признает ни правил, ни знаков отли
чия и этим ввергает в ужас профессиональных военных.
Трудности борьбы с террористами затеняют то обстоя
тельство, что в современном обществе они обрели новое
качество. Недостаточно понимать их как революционеров,
ведущих непримиримую борьбу за освобождение народа.
Национальные, этнические, религиозные и классовые
противоречия не объясняют ни спектакулярности протес
та, ни виральности новых форм зла, обусловленных ком
муникативными структурами. Современное общество,
старательно очищаемое от беспорядка, представляет собой
благодатную почву для террора. С одной стороны, слож
ные технологические структуры подвержены сбоям, и об
этом свидетельствуют все более ужасные по своим послед
ствиям технические катастрофы. С другой стороны, авто
номные индивиды, привыкшие к защите со стороны поли
ции, утратили не только бдительность, но и способность
сопротивления на местах. Все сказанное позволяет сделать
вывод, что понимание причин террора как сопротивления
демократизации и цивилизации «тоталитарных», «архаич
ных» режимов оказывается явно недостаточным.
745
На основе анализа литературы, посвященной осмысле
нию террора, можно выявить четыре стратегии его пробле
матизации: как характеристики объективного мира (нату
ралистический дискурс); как состояния субъективной воли
(критический дискурс); как понятия (спекулятивный дис
курс); как формации (генеалогический дискурс). Кажется
полезным обратить внимание на специфику современного
террора как медиума современных коммуникативных сис
тем. Террор всегда сопровождается дискурсивным обосно
ванием и символическим пониманием. Вопервых, его
причины кроются не гдето вне, а внутри самого общества:
оно само находит и даже порождает своих врагов. Вступив в
эру высоких цивилизаций, человечество стало бояться «чу
жих» и отгораживаться от них стенами. Вовторых, террор
во многом является побочным продуктом «лингвистики».
В конце концов разве понятия «раса» и «цивилизация» не
являются своего рода научными мифами.
«Натуральный чужой» стремительно исчезает, и об этом
свидетельствуют толпы людей, одетых в живописное сти
лизованное этническое тряпье и проводящих время в барах
и пабах современных мегаполисов. Вместе с тем город не
только стирает, но и прочерчивает свои различия. Главари
исламских террористов, как правило, получили образова
ние на Западе. Но они не приняли его ценностей. Аятолла
Хомейни возглавил революцию в Иране, после того как в
1979 г. вернулся туда с Запада. Более того, как исполнитель
первого теракта в Международном торговом центре 26 ян
варя 1993 г. тихий и незаметный «восточный» инженерхи
мик, так и иракские летчикитеррористы, атаковавшие
Центр 11 сентября 2001 г., получили образование в США.
Возможно, боль за «свою» родину, униженную «чужой» и
ненавистной Америкой, заставляет сыновей Востока со
вершать отчаянные поступки.
Модели политологов часто некритически наследуют
ими же самими внедренные в сознание масс образы «сво
его» и «чужого», различия которых упрощенно представля
ются как этнические или политические. Фигура террори
ста не сводится к образу врага. Совершенно недостаточно
считать, что «бородатые анархисты» — это исключительно
746
продукты пропаганды, создаваемые для доказательства не
обходимости увеличения репрессивных органов. Конечно,
нередко дискурс о терроре используется как «диспозитив»
власти. Не только «критикоидеологическая» риторика, но
и семиотическая техника анализа принуждают к абсолюти
зации символического подхода, в рамках которого раство
ряется специфика как политического, так и культурного
террора. Между тем следует различать такие формы зла,
как вербальное насилие или компьютерные вирусы и зара
нее спланированные, тщательно подготовленные акции
боевиков, стремящихся не только испугать, но и убить как
можно больше народа. Террор — это всегда насилие, про
тест, интенсивность, и эффективно противодействовать
ему можно только повышением способности людей к ак
тивному противодействию.
Косвенно о трансформации форм зла можно судить по
дискуссиям медиков, юристов, политиков, священников, а
также специалистов по этике, конфликтологии и т. п. Пред
лагаемые ими дополнения к традиционным нормам права и
морали говорят не только о недостаточности Нагорной
Проповеди в новых условиях, ноиопоявлении новых,
«стерильных», форм зла. Отмена смертной казни, перенос
войн в космос, победа над массовыми инфекционными бо
лезнями, помощь бедным и другие важные достижения до
казывают наличие не только технического, но и нравствен
ного прогресса. С позиций гуманизации для человека не
мыслимы убийства, войны, геноцид, болезни, бедность.
Любые формы жестокости осуждаются, и во всех сферах
жизни — от школы до казармы — можно наблюдать культи
вирование дружеских или, по крайней мере, партнерских
отношений между теми, кто приказывает и подчиняется.
Именно в свете несомненной гуманизации и рациона
лизации жизни кажутся необъяснимыми всплески наси
лия и жестокости, о которых с наивным цинизмом сооб
щают наши массмедиа. Этим они оправдываются перед
критикой прежде всего за эскалацию фильмов ужасов и
разного рода кровавых триллеров. Они как бы говорят: вы
упрекаете нас за бестиализирующие зрелища, но посмот
рите, что творится в жизни. Получается, что человек добр
747
только на бумаге, в действительности же он ужасный
монстр, способный на убийство? Чисто теоретически (на
практике это вызвало бы взрыв негодования) можно по
ставить встречный вопрос: а не является ли нечеловече
ское в человеке неким дополнением «слишком человече
ского»? Если правдой является злобнонедоверчивое отно
шение людей друг к другу, то у них нет иного способа
обезопасить себя кроме тех, которые веками вырабатывало
человечество,— от самообороны до правоохранительных
органов. Но, может быть, агрессивность человеческой
природы, о которой столь убедительно написал К. Ло
ренц,— тоже своеобразный миф, порожденный страхом?
Становление человека в процессе гиперинсуляции со
провождалось порывом выхода наружу, что создавало вы
сокое напряжение. Это было ценой, которую человек пла
тил за свою биологическую незавершенность и культурную
изнеженность. Стабильное существование и порядок
взрываются в чрезвычайных ситуациях, и люди снова ока
зываются нагими и беззащитными перед природой. В та
ких условиях чрезвычайно важной оказывается способ
ность вернуться от утонченного к рутинному образу жиз
ни, к вечному повторению того же самого. Так открывается
горизонт символической иммунологии и психосемантики,
вне которого немыслимо существование homo sapiens с его
хроническими страданиями.
В периоды высокой культуры основную опасность пред
ставляют собой не столько хищники и природные катаст
рофы, сколько враждебно настроенные соседи. Стресс чу
жого — это не чисто психологический продукт биологиче
ской слабости существа, условием выживания которого
является агрессивность. Человек как незавершенное, от
крытое существо не добр и не зол по природе. Он — медиум
техники (включая социальные и политические техноло
гии, а также культурные антропотехники). Человеческая
агрессивность не врожденная, а социально унаследован
ная. Конечно, крупные акции террористов принимают по
истине апокалипсический характер, но это не основание
для манихейства. Если посмотреть на наш неуклонно гло
бализирующийся мир с точки зрения безопасности, то
748
можно прийти в ужас. Общество плохо защищено от сбоев,
и любой недовольный, психически неустойчивый или про
сто нетрезвый человек может вызвать чудовищную техни
ческую катастрофу. Однако вина лежит не на технике.
В широком смысле террор — следствие мышления, сфор
мировавшегося на стратегиях войны и покорения приро
ды, а также технологии власти, опирающейся на насилие,
ведущей к отчуждению людей. Страх перед новыми ин
формационными технологиями, научнотехническими от
крытиями в области генетики и атома во многом вызван
последствиями использования этих открытий людьми,
мышление которых воспитано в традициях завоевания и
покорения природных или человеческих ресурсов. Между
тем как современный многополярный мир, так и совре
менная техника предполагают мышление, основанное не
на агрессии, а на мирном сосуществовании и сотрудниче
стве.
Уже христианские богословы описывали мир в терминах
добра и зла, культивируя любовь, сострадание и прощение.
По мере рационализации религии практическая мораль
превратилась в своеобразного теоретического монстра, ко
торый посылал непокорных в адскую сферу, где наказание
длится бесконечно, а боль превосходит любую вину. Такая
интерпретация Евангелия привела к усилению мститель
ности, злобы и зависти людей. Как известно, Ницше пред
принял попытку написать новое Послание, но оно не было
прочитано и дошло до адресата в искаженном до неузна
ваемости виде. На самом деле сверхчеловек Ницше — это
не белокурая бестия, посылающая неполноценных в газо
вые камеры, а существо, контролирующее самого себя как
в руководстве, так и в подчинении.
Речь идет о дистанцировании философии относительно
морали. Ее абсолютизация приводит к деградации осталь
ных институтов общества, и этим она не отличается от дик
тата идеологии. Философия будет полезной для жизни,
если укрепит иммунную систему общества. Ницше пропи
сал в качестве лекарства от морального бешенства микро
иньекции таких форм зла, которое хотя и не морально, но
необходимо для жизни. Речь идет не об эстетизации наси
749
лия, чем увлекаются массмедиа. Задача философии состо
ит в том, чтобы внушать чувство достоинства человеку,
культивировать гордость и уважение к самому себе, своему
труду и стране проживания. Лишенный места, чувствую
щий себя бездомным человек перестает ценить самого себя
и становится либо легкой добычей «чужого», либо отчаяв
шимся нигилистом.
Имморализм в этике и политике. В современном общест
ве девальвирована ценность познания, и никто уже не же
лает служить истине, мужественно отстаивать ее перед на
тиском темноты и невежества. Даже философия уже нико
го не разоблачает и не учит, как жить, возможно, по причи
не осознания того, что сама является формой власти. Как
же мы понимаем сегодня единство науки и этики, как мыс
лим соединение истины и блага, истины и справедливости,
которое наши предки называли «правдой», как определяем
сами эти понятия? Повидимому, в соотношении науки и
нравственности всегда есть какаято двойственность. С од
ной стороны, существует культ науки, выражающийся в
том, что само слово «научный» имеет положительное цен
ностное значение. Наука и ученые завоевали нравственное
признание мужественным просвещением людей и откры
тиями, облегчившими труд людей, сделавшими их быт бо
лее комфортабельным. Во всяком случае, пионеры класси
ческой науки действительно намеревались сделать жизнь
людей более свободной и счастливой. С другой стороны,
получилось так, что наука попала под власть государства,
была поставлена на службу промышленности и оказалась
опорой бюрократического порядка. Произошло «отчужде
ние» науки от смысложизненных потребностей людей,
наука переориентировалась на открытие новых техноло
гий, удовлетворяющих потребности и реализующих воз
можности экономической подсистемы общества, которая
также оторвалась от жизненного мира и опирается на соб
ственную логику развития.
Просвещение, которому обычно поют гимны, на самом
деле является своего рода историей болезни, разрушением
прочной иммунной системы, которая наращивалась тыся
750
челетиями. Например, после открытия Коперника мы ста
ли жить в бесконечном, пустом и холодном космосе, а по
сле открытия Дарвина встали в один ряд с обезьянами. Се
годня в эпоху создания искусственного интеллекта звучит
вопрос: кто я, человек или машина? Не спросить ли нам,
вслед за Ницше, о пользе и вреде науки, образования, про
свещения для жизни.
Для преодоления прежнего разграничения науки и эти
ки полезно обратиться к проекту «Веселой науки» Ницше.
В чем его суть? В общем и целом можно сказать, что Ниц
ше предложил дистанцироваться от морали, поскольку
она заражает науку ресентиментом. Действительно, это
только кажется, что моральный контроль над научной дея
тельностью (как над политикой и экономикой) избавил бы
общество от опасных для его существования открытий. На
деле такой диктат морали ничуть не лучше диктата поли
тики и идеологии. Если мораль универсальна, как и кто
может оценивать саму мораль? Ницше отчетливо видел
опасность запретительной морали. На румяной физионо
мии гуманиста и моралиста он узрел признаки ресенти
мента и декаданса. Как средство спастись от вырождения
Ницше предложил проект, согласно которому хороша та
наука, которая способствует росту жизни. На место ученых
мумий, полагал он, должны прийти веселые, прагматич
ные субъекты, которые знают меру в познании истины и
не собираются жертвовать ради нее жизнью. Это тем более
бессмысленно, что истин много и каждый имеет право на
собственную точку зрения. Перспективистское понима
ние истины Ницше переводит оценку науки из этической
в эстетическую плоскость. Это предложение не должно ка
заться неожиданным, ибо и у Платона истина и благо яв
ляются в мире в образе красоты, эротическое влечение к
которой составляет суть любви к истине. Вместе с тем у
Платона влечение к красоте понималось как форма стрем
ления к трансцендентному. Современный эстетизм, на
против, отвергает служение другому, на которое ориенти
рует христианская мораль, и оправдывает использование
окружающих людей и вещей для удовлетворения прихотей
автономного Я.
751
Следует напомнить, что в проекте «либеральной иро
нии», предложенном Р. Рорти, исчезает онтологическое
основание морали. В связи с этим теория коммуникатив
ного действия Ю. Хабермаса, в которой сохраняются уни
версальные моральные нормы, кажется более предпочти
тельной, хотя в ней должное ищется в воле отдельного ин
дивидуума. Но и в космополитической этике, в связи с
опасными тенденциями глобализации, существует ряд ла
кун, которые могут быть устранены при условии восста
новления традиционных ценностей.
Каждый человек и каждая группа утверждают и сохраня
ют себя гордым убеждением в собственном превосходстве
над остальными существами и народами. К сожалению, из
этого убеждения могут проистекать нарциссизм, шови
низм, национализм и фундаментализм, порождающие
практики террора. Поэтому решение этической проблемы
наталкивается на парадокс, суть которого состоит в том,
как сочетается уверенность в себе, являющаяся условием
жизни, с признанием другого. Мы имеем несколько моде
лей признания. Поздний Кант исходил из «злобнонедовер
чивого» отношения людей друг к другу и в качестве выхода
предлагал моральную модификацию теории общественного
договора. Гегель описал первичную борьбу за признание в
терминах господства и рабства и раскрыл ее эволюцию
вплоть до духовной солидарности. Ницше настаивал на не
допустимости моральных ограничений и считал основой
справедливости свободную игру сил.
Человек и сообщества людей должны обладать сильным
иммунитетом для самосохранения. Мифы, религии, табу
традиционных обществ были коллективными представле
ниями локальных племен, а не идеологическим продуктом
теоретиков. Приписываемая им враждебность к «чужому»
опровергается правилами гостеприимства. Конечно, такая
«мораль» не была универсальной, но зато слова в ней не
расходились с делом. «Общечеловеческая» же мораль, ко
торая формулирует абстрактные принципы, выполнимые
лишь в трансцендентном мире, оказывается недееспособ
ной в конкретных ситуациях. Построение универсальной
этической системы стимулировано не только христианст
752
вом, но и наукой. Можно говорить о ее двояком воздейст
вии на моральное сознание. Прежде всего, это «расколдо
вывание мира». Научная теория постепенно становилась
образцом рациональности, и это сказалось на способе
формирования этического, которое ранее относилось к
«фронезису». Конечно, вопросы этики по старинке отно
сят к практической философии, но последняя строится по
образцу теории и понимается как «метафизика нравов».
Научные открытия сегодня внушают неуверенность и
страх. Многие ученые, разработавшие атомные и генные
технологии, а также видные общественные деятели при
зывают к этическому контролю над деятельностью круп
ных исследовательских организаций. Оценка науки, ее
открытий и их последствий с точки зрения морали кажет
ся безупречной. И сами ученые, вступающие в противоре
чие с моралью, не только когда «подсиживают» коллег, но
и когда открывают нечто опасное, нередко становятся ор
ганизаторами пацифистских движений, призванных по
ставить науку под контроль общепринятой морали. Дель
цы и политики также время от времени заявляют, что в
бизнесе невозможно оставаться честным, а в политике
чистым, но продолжают делать свое дело. Хуже того, в об
ществе есть, вообще говоря, немало представителей про
фессий, которые в принципе антигуманны. Таковы работ
ники концлагерей, тюрем, скотобоен и т. п. Как люди они,
возможно, вполне гуманны и культурны, но это не меша
ет им исполнять необходимую для общества «нехорошую»
работу. Произнося моральные речи, мы как бы закрываем
глаза на происходящее и не контролируем зло, которое
обличаем. Если уж должны существовать перечисленные
опасные с точки зрения моральных последствий профес
сии, и к ним относится профессия не только военного, но
и ученого, то необходимы четкие нормативные докумен
ты и должностные инструкции, снижающие опасность
подобной профессиональной деятельности. Речь идет о
разработке прикладной, профессиональной этики, вклю
чающей в себя список правил, нарушение которых не ог
раничивается моральным осуждением, а контролируется
правовыми актами.
753