Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
ноты и самоуверенности более богатой жизни смотреть на
таинственную работу инстинкта декаданса — таково было
мое длительное упражнение, мой действительный опыт»
67
.
Захватывающая прелесть и ценность жизни раскрывается
по мере угасания витальности. Ницше превращается из
пессимиста в оптимиста, более того ощущает себя сверхче
ловеком — обитателем горных вершин. Не следует пони
мать его как очередного романтического героя, ибо сверх
человек Ницше — это, возможно, самое умеренное суще
ство, избегающее крайностей. Физиология сильных состо
ит не в том, что они обладают «сверхчеловеческой» силой и
мужеством, а в том, что они вырабатывают чувство меры.
Если современные философы, вслед за М. Фуко и
Э. Фроммом, называют себя «клиницистами цивилиза
ции», то они должны вдуматься в проект Ницше, который
не ограничивался критикой современного общества как
источника психических и органических заболеваний со
ставляющих его людей. В первом разделе работы «Челове
ческое, слишком человеческое» Ницше ставит задачу ис
следования «химии понятий и чувств». Он пишет: «В чем
мы нуждаемся и что лишь при современном уровне отдель
ных наук может быть нам дано — есть химия моральных,
религиозных, эстетических представлений и чувств, равно
как всех душевных движений, которые мы испытываем в
крупных и мелких отношениях культурной и обществен
ной жизни и даже в одиночестве»
68
. Эту задачу Ницше ре
шает как «генеалогическую» и указывает на необходимость
преодоления «вечного человека», который, будучи неиз
менным, открывает новые идеи. Но в человеке постоянно
происходят изменения, и они затрагивают не только ум, но
также тело и душу. Речь идет о маленьких незаметных из
менениях, которые Ницше ставил выше великих истин, на
поверку оказывающихся великими заблуждениями. Про
гресс культуры Ницше связывает с определенными психо
логическими характеристиками. Жизнь не состоит только
из больших идей и не сводится к их провозглашению. Глав
ным капиталом культуры являются люди, способные как
переживать, так и действовать, люди, чувствующие ответ
ственность как перед прошлым, так и перед настоящим;
594
люди, способные принять судьбу, и осуществить волю к
власти.
Человек духа — интеллектуал в описаниях Ницше — на
поминает жителя Поднебесной, это надутый, самодоволь
ный мандарин, которому вовсе не чуждо «человеческое».
Изображая из себя аскета, отрекаясь от пива и пирогов, он
непрерывно о них думает. По Ницше, «философа узнают
по тому, что он чурается трех блистательных и громких ве
щей, славы, царей и женщин»,— что отнюдь не означает,
что последние не приходят к нему
69
. Целомудрие филосо
фов проявляется как страсть к производству идей. Воздер
жание от жизни оказывается всего лишь условием траты
себя на поприще духа.
Размышляя об аскетическом идеале, Ницше различает, с
одной стороны, его высокопарное выражение: манифеста
цию бедности, смирения, целомудрия, любви к истине, от
каз от чувственных удовольствий и других радостей суще
ствования, а с другой стороны, его реальное «физиологи
ческое» протекание. Аскетизм, таким образом, становится
у него не отречением от существования, а способом проте
кания индивидуальной экзистенции. У существа, заботя
щегося обо всех, о справедливости, благе и истине, пара
доксальная физиология. Тайну ее Ницше приоткрывает на
примере Шопенгауэра, который ненавидел женщин, и Ге
геля, который ужасно боялся смерти.
Вместо интерпретации, оценки и критики аскетическо
го идеала Ницше предпринимает физиологическое иссле
дование аскетов. Он изучает телесность «представителей
серьезности», и перед ним открывается, как некогда пе
ред изобретателем микроскопа, захватывающая картина
борьбы за существование, в рамках которой аскетизм и
воздержание становятся формами выживания. Аскетиче
ский идеал разоблачается Ницше как выражение воли к
власти, как попытка господствовать над самой жизнью.
Он пишет: «…позеленевший и злобный взгляд устремля
ется здесь на самое физиологическое процветание, в осо
бенности на то, что его выражает,— красоту и радость; меж
ду тем как удовольствие ощущается и ищется в неудав
шемся, чахлом, в боли, в злополучии, в безобразном, в са
595
мовольном ущербе, в обезличивании, самобичевании, са
мопожертвовании»
70
. Торжество при последнем издыха
нии — так характеризует Ницше результат реализации ас
кетической этики. Он пишет: «…письмо нашего земного
существования соблазнило бы, пожалуй, к выводу, что
Земля является по сути аскетической звездой, уголком, за
селенным надутыми, высокомерными и гадкими тваря
ми, которые не в состоянии отделаться от глубокой доса
ды на себя, на землю, на всякую жизнь, и только тем и за
няты, что причиняют друг другу боль, из удовольствия
причинять боль — возможно, единственного их удоволь
ствия»
71
.
Такая «физиологическая» критика аскетизма как жизни,
направленной против жизни, более эффективна, чем по
иски теоретических аргументов, тем более, что они бес
сильны. Ницше показывает, что аскетизм физиологически
бессмыслен.
Сегодня мы сталкиваемся с тем, что аскетизм не являет
ся моральным идеалом, а реализуется как организация
жизни, основанная на запрете и воздержании, как система
дисциплинарных практик, воспитывающих и приручаю
щих человека. Иными словами, он не отвергается ни тео
рией, ни практикой. Почему аскетизм остается жизненной
практикой сегодня, когда условия существования стали
значительно более благоприятными, чем раньше? Ницше
объясняет господство аскетического идеала инстинктом
сохранения дегенерирующей жизни. Стало быть, он есть
борьба против жизни, а не смерти. Человек достиг могу
щества благодаря приручению и цивилизации, но стал
вследствие этого болезненным и слабым домашним жи
вотным. Сегодня аскетизм — средство не приручения ди
кого животного, а выживания слабого и больного домаш
него существа. Почему человек стал «больным живот
ным» — это главная тема раздумий позднего Ницше. Чело
век всегда был неугомонен, бросал вызов судьбе, он вели
кий самоэкспериментатор, борющийся за право быть пер
вым, он заложник будущего, одуревший от заложенной в
него неведомой силы,— такими словами рисует Ницше
зарю человеческого существования. Затем появляется Со
596
крат, и наступает эра приручения животного под названи
ем человек.
Ницше много писал о недовольстве собой, о презрении
к себе, и в этом он един с представителями психоанализа,
предупреждавшими об опасности ужесточения культур
ных требований. Он призывает к самоуважению, которое
предполагает отказ от христианского «пастырства плоти»
и признание телесности: подавление инстинктов изнуряет
человека. Ницше замечает: «Все инстинкты, не разряжаю
щиеся вовне, обращаются вовнутрь». Так возникает «ду
ша»
72
. Душа — тормоз инстинктов, и этот тормоз, считал
Ницше, следует направлять не только против биологиче
ских инстинктов, но и против вбитых культурой иллюзий,
веры в бога, чувства справедливости и т. п. Например, не
обходимо избавиться от мстительности, а также отыскать
выход для разрядки инстинктов. Сублимация у Ницше
предстает как модификация грубых инстинктов в более
тонкие: душа должна иметь свои клоаки, куда бы она мог
ла сливать свои нечистоты. Человек преобразуется не за
конами природы, а благодаря самому себе. Такое преобра
зование происходит и на основе морали. Вместе с тем
Ницше атакует мораль в любой ее форме. Он делает это не
для того, чтобы освободить людей от ее давления, а, на
оборот, чтобы усилить ее нагрузку и тем самым поднять
людей на более высокий уровень развития. Придавать себе
форму — вот важнейшая задача человека. Только на место
долженствования он ставит природу, на место свободы —
творчество, на место греховности — невинность становле
ния, на место общепринятого и общезначимого — инди
видуальное и уникальное.
Ницше полагал, что реакция людей на осознание бес
смысленности жизни зависит от темперамента,анеотпо
знания. Благодаря воспитанию могла бы возникнуть более
простая свободная от экзальтации жизнь, мы перестали бы
переживать бурные страсти и существовали бы среди дру
гих людей, как среди природы, без излишних восторгов и
печали. Для этого и нужен хороший темперамент, жизне
радостная душа, устойчивое настроение, которое бы не
подрывали ни любовь, ни козни окружающих. Человек, с
597
которого бы спали страсти — эти цепи жизни, мог бы жить
ради познания, его должно было бы удовлетворять свобод
ное парение над людьми, обычаями, законами и оценками.
Это и есть «действительно освобождающая философская
наука». И не в том ли проявляется «позитивизм» Ницше,
что он призывает возвыситься над смрадом страстей, от
«слишком человеческого» перейти по ту сторону добра и
зла? Сегодня уже нельзя быть оптимистом, ибо нет Бога,
который должен был создать «лучший из миров», но нет
оснований и для пессимизма, так как мир сам по себе не
хорош и не дурен, а понятия «доброго» и «злого» имеют от
ношение только к людям, да и то в весьма узком смысле
слова.
Ницше, по сути, вынужден был заново сделать сам себя.
Он не хотел быть креатурой Бога. Он отказался от карьеры
профессора. Считается, что причиной тому стала его бо
лезнь. Однако Ницше понимает болезнь совсем необычно.
Да, болезнь — это ужасное несчастье, но о чем жалеет и о
чем мечтает больной? Он думает о возвращении здоровья,
чтобы снова жить той жизнью, которая и привела его к бо
лезни. Ницше воспринял болезнь как величайший урок.
Опыт болезни он превратил в философский метод. Однако
«медицина», предлагаемая Ницше, не совпадает с расхо
жей психотерапией. Его принцип состоит в том, что надо
жить, а не лечиться: здоровая жизнь состоит в абсолютном
одиночестве, отказе от привычных условий жизни, от забо
ты о себе и от лечения
73
.
Ницше говорит о необходимости соблюдения чисто
плотности в отношении самого себя. При этом имеется в
виду не просто интеллектуальная честность. Речь идет о ги
гиене «близкого взаимодействии», в процессе которого
дело доходит до «обоняния потрохов чужой души». Ницше
пишет: «…моя гуманность состоит не в том, чтобы сочувст
вовать человеку, как он есть, а в том, чтобы переносить само
это сочувствие к нему… <…> Отвращение к человеку, к „от
ребью“ было всегда моей величайшей опасностью»
74
.На
место гуманизма, ориентирующего на любовь к ближнему,
ставится человечность, основывающаяся на принципе
любви к дальнему. Абстрактный гуманист (отшельник,
598
святой, профессор) призывает к любви, дистаницируясь от
людей. Ницше, напротив, говорит о терпении к другому.
Как возникла наша душа? Мы уверены, что у человека
есть душа, и это главное его качество. Такое допущение
имеет важные религиозные, моральные, интеллектуаль
ные и политические последствия. Например, постановле
ние церковного собора о том, что у негров и индейцев есть
душа, запрещало убийство и обращение в рабство. Но что
такое душа, по каким критериям можно определить ее на
личие? Сегодня у науки, религии, философии множество
проблем, и среди них — потеря души. А ведь это не менее
страшно, чем смерть Бога. Потерять душу, которая бес
смертна, строго говоря, невозможно. Она дается телу «на
прокат», во временное пользование. Правда, можно ска
зать и подругому: это душа берет или обретает тело, кото
рое нещадно эксплуатирует, а затем отбрасывает. Душа не
является природной данностью. Согласно христианской
легенде о творении, она дается глиняной фигурке актом
инспирации. Яхве вылепил Адама из глины, а затем вдох
нул в него свой дух. Дух как субстанция души является не
слишком надежной основой. Он «веет, где хочет», и явля
ется символом скорее свободы, чем надежности.
Разумеется, суть души, критерий ее наличия — это со
весть. Странный она феномен! Каково ее происхождение,
кто «вдохнул» ее в нас? Дана она от Бога, или же каждый
обретает ее сам? Скорее всего, душа — это искусственно
сформированная, принудительно заданная «машина» пе
реживаний, и как таковая она есть место для совести и дру
гих моральных феноменов. Поскольку совесть может быть,
а может и не быть (как говорится, многие ее «не имеют»
или «теряют»), постольку разговор о ее происхождении
вполне оправдан.
Если следовать языку (говорят о зове совести), то со
весть — это вызов. Он обращен к конкретному человеку.
Но кто обращается к твоей душе: другой человек, ждущий
сострадания, Бог, требующий послушания, или общество,
ожидающее соблюдения социальных норм? Обычно чело
век, выросший под сенью религии и романтического идеа
599
лизма, обращается в поисках загадки совести к чемуто
возвышенному, к божественной справедливости напри
мер. Для Ницше не только христианская моральная гипо
теза, но и сама душа является недавним событием, точнее,
изобретением. Кто и зачем ее изобрел, конечно, тоже серь
езный и спорный вопрос. Но не менее, а может быть, даже
более важно спросить: какой инструментарий, какие ан
тропотехники используются при изготовлении души?
В иерархии моральных понятий ближе всего к совести
располагается вина. Ее происхождение можно вывести из
таких понятных вещей, как ущерб или долг. Присваивать
чужое, брать и не отдавать, обещать и не выполнять ска
занного — знакомые человеческие отношения. Не удиви
тельно, что Ницше начал с анализа простых взаимосвязей.
При понимании таких концептов, как «обещание», «нака
зание», «вина», «долг», выявляется трудность, вызванная
тем, что анализ не может претендовать на «истину» и зави
сает на уровне фикций. Действительно, Ницше неодно
кратно сталкивается с тем, что его перспективистская по
зиция, отрицающая онтологические основания понятий,
по сути, уравнивает все ценности. Точнее говоря, ему при
ходится отыскивать новые критерии их выбора.
Совесть не есть нечто субстанциальное, она — продукт
воли, обращенной на саму себя. Мораль культивирует реф
лексивного субъекта, контролирующего самого себя. До
водя до логического конца концепцию морали Ницше,
можно сказать, что субъект, противостоящий насилию, яв
ляется ее эффектом. Точно так же чистая воля является
предпосылкой моральных ограничений. Собственно, кан
товский императив предполагает такую автономность, ко
торая ограничивает саму себя. Можно ли разорвать такого
рода круги?
Это попытался сделать М. Фуко, который построил на
столько запутанный образ власти, что сам был не в состоя
нии указать выход из его лабиринта. Последователи Фуко
различают две формы власти: одна формирует субъекта, а
другая используется им для самореализации. Эти формы
можно дополнить и такими формами власти, как угнетение
и освобождение, воспитание и совращение и т. п. Но суть
600
дела в том, что власть на одном уровне осуществляется как
внешнее принуждение, а на другом — как внутреннее само
принуждение. Во втором случае речь идет о психике, о
душе. Душа — это изнанка власти, которая в ходе интерио
ризации радикально трансформируется. Проникая внутрь
субъекта через механизм совести, она становится психиче
ской реальностью. Опираясь на свои переживания, субъект
добивается наивысшего эффекта и без видимого принуж
дения со стороны ограничивает и контролирует сам себя.
Рефлексия о самом себе — это, по Ж. Делёзу, складка, т. е.
встреча, воли с социальностью на уровне тела и психики.
Влечение, обращенное на самого себя, т. е. первичный
нарциссизм, становится катализатором формирования
субъекта. Совесть, ставшая инструментом рефлексии, пре
вращает субъект в объект самоанализа. Ницше считал реф
лексию следствием совести, которая в свою очередь явля
ется следствием наказания: совесть — это самонаказание.
Он писал, что нечистая совесть фабрикует душу, расширяет
внутреннее психическое пространство. Действительно,
практика исповеди не только способствует сдержанности и
самоконтролю, но и существенно обогащает знание субъ
екта о самом себе, об «изгибах» своей души. Эти знания,
мир понятий и фикций включается в психический про
цесс. Даже письмо порождается нечистой совестью, и, та
ким образом, лекарство оказывается зараженным вирусом,
от которого оно предназначено лечить. Теория тела порож
дает само тело.
Дивидуальное Я. Хотя сам Ницше называет свою крити
ку предрассудков «философствованием молотом», вместе с
тем он не претендует на роль освободителя или спасителя
человечества. «Переоценка ценностей» опирается на опыт
перемещения перспектив. Поэтому вместо индивидуума
Ницше говорит о дивидууме. Это понятие означает дели
мость нашего Я, которое ни в коем случае не является про
стым атомом душевной субстанции. Ницше пишет: «…я
двойник, у меня есть и „второе“ лицо кроме первого. И,
должно быть, еще и третье…»
75
Наше Я — это сложный
конструкт, созданный отнюдь не нами самими. Поэтому
601
брать «Яидеал» следует исключительно в перчатках, чтобы
не заразиться вложенными в него вирусами всех болезней
цивилизации.
Индивидуальность — сравнительно недавний продукт
человеческой эволюции. Его история начинается с Нового
времени и, кажется, заканчивается сегодня, поскольку се
годня разговоры о «смерти человека» направлены на кри
тику представлений о том, что сущность человека пред
ставляет собой внутреннюю духовную субстанцию.
К. Маркс определял человека как функцию внешней сис
темы социума: человек есть совокупность общественных
отношений. В этой формулировке в России прочитывали
вовсе не функционализм; она звучала там как выражение
общественной, коллективистской природы человека. Тос
ка по единству чувствуется и в оценке состояния человеч
ности у Ницше. Он рассматривал новую историю как де
градацию социальной ткани: растет благосостояние и ком
форт, все более интенсивно развиваются процессы эман
сипации, а люди от этого становятся не лучше, а хуже. Со
чинения Ницше можно рассматривать как исследование
истории деградации человека под воздействием цивилиза
ции. Но в отличие от Руссо, который не ограничивался
призывами возвращения к природе, а оправдывал и рево
люционное насилие, Ницше не признавал ни то, ни дру
гое. Современные критики прогресса соглашаются с его
оценкой процесса цивилизации, которая не улучшает, а
ухудшает человеческую породу. Однако они отторгают
предлагаемые лекарства, особенно такие как «воля к вла
сти», имморализм и др. Попытка определить позицию
Ницше при помощи сложившихся «измов» оказывается
заведомо неудачной, так как Ницше не только протесто
вал, но и избавлялся от односторонних позиций. Поэтому
к его учению о человеке, строго говоря, неприложимы по
нятия индивидуализма и коллективизма, субъективизма и
объективизма, натурализма и культурализма.
Сверхчеловек. Идея сверхчеловека поднимается уже в
самых ранних сочинениях Ницше. Она является ответом
на деградацию людей в рамках современной цивилизации.
602
Но то, кем является сверхчеловек, Ницше не мог опреде
лить до самого конца. Нельзя выхватывать те или иные
«слоганы». В период увлечения Р. Вагнером и А. Шопен
гауэром Ницше мыслит в терминах культа великих людей,
свойственного его эпохе. В его «Рождении трагедии» спа
сителями человеческого рода выступают веселые алкого
лики, ярко переживавшие в состоянии подпития родствен
ную связь не только друг с другом, но и со всем сущим,
включая ужасную тайну бытия — саму смерть. Затем Ниц
ше берет на вооружение дарвиновскую формулу эволю
ции, героем которой выступает вид, а не индивид. Роль по
следнего не так значительна — сохранение, передача гене
тического наследства и маленькие плодотворные мутации.
Бессмертен род, а не индивид. В своей «позитивистской»
стадии интеллектуальной эволюции Ницше комбинирует
эти биологические метафоры с «аполлоническими»ивфор
мулах «знаниевласть», «культурная политика», «власть ис
кусства» находит их синтез. Наконец, во фрагментах «Воли
к власти» Ницше завершает портрет сверхчеловека как са
мого умеренного существа, вполне владеющего своими
страстями, управляющего своим поведением, разумно
планирующим свою жизнь. Воля к власти здесь реализует
ся как искусство жизни, в которой человек учится управ
лять самим собою.
Кто же такой сверхчеловек — «белокурая бестия», се
лекционер или санитар культуры, методично уничтожаю
щий слабые человеческие особи, одинокий герой, напо
добие фанатичных мстителей из американских кинобое
виков, или интеллектуал, порвавший со своей професси
ей и окунувшийся в мутные волны жизни, чтобы добиться
успеха, а потом покончить жизнь самоубийством? Каж
дый читатель «Заратустры» понимает его посвоему, что,
впрочем, и советовал Ницше. Он не был свободен от ро
мантизма, но всетаки не настолько от него зависел, что
бы создавать сусальные истории, которые манифестиру
ют нереализованные желания, порожденные скукой по
вседневности. Без учета воздействия ее структур невоз
можно понять то, что заставляло грезить именно в на
правлении «Заратустры». В этом сочинении описывается
603