Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
ческая техника, раскрывающая механизм вытеснения и
переноса.
Учет всего того комплекса жизненных практик, которые
Ницше стремился вписать в процесс философствования,
Ясперс называет «экзистенциальным освещением». Такое
понимание является для своего времени весьма «продви
нутым». Несмотря на девальвацию этого понятия, нельзя
забывать, что именно увлеченность романтической экзи
стенциальной философией стала основой более пластич
ного понимания соотношения когнитивных и практиче
ских актов. Ясперс определяет ее как нечто находящееся
между такими противоположностями, как психологиче
ское эмпирическое самонаблюдение и отстраненная фи
лософская рефлексия.
Именно природа экзистенции, а не собственно ницше
анское понимание жизни как формы включенности в веч
ное становление, осуществляющееся в форме свободной
игры сил, больше всего занимает внимание Ясперса. Он
приписывает Ницше протест против обычного психоло
гизма и обращает внимание на то, что Ницшево обраще
ние к климату и самочувствию обусловлено исключитель
но поиском истины. Ницше действительно считал, что не
только чистое мышление, но также психические и телес
ные состояния могут служить постижению правды о чело
веческой жизни. Сведение человека к познающему субъек
ту привело к тому, что он забыл о своей конечности, ото
ждествился с нейтральным наблюдателем вселенной и
даже стал мыслить себя богом. Вопрос Ницше состоял в
том, можно ли избежать той несладкой доли, которая дана
человеку благодаря знанию объективной истины? Древние
греки знали, что тот, кому довелось родиться, должен как
можно скорее умереть. И христианство признавало, что
как несчастные дети Адама мы мучаемся и умираем и ни
кто не в силах освободить нас от этой ужасной участи. Но
несмотря ни на что, греческие мудрецы верили в спасение
на основе познания — как будто знание своей участи помо
гает ее избежать. В христианстве также сохраняется воз
можность спасения, но уже не путем познания истины бы
тия и рационального образа жизни, а благодаря личной
324
вере в Бога как абсолютного защитника. Эта вера, по Ниц
ше, хуже всего, так как она окончательно лишает человека
не только воли к истине, но и вообще воли к борьбе.
Считая экзистенциальное, т. е. подлинное, самосозна
ние формой саморазрушения, благодаря которому осуще
ствляется отказ от своей фиксированности и ориентации
на безграничные возможности, Ясперс, действительно,
оказывается ближе к пониманию Ницше, чем Хайдеггер.
Определение экзистенции как способа самопреодоления
привязанности к этой действительности и открытости но
вым возможностям ближе к «становлению» Ницше, чем
интерпретация его как завершения метафизики в форме
воли к власти. С одной стороны, Ницше часто характери
зует самого себя исключительно как инструмент, орудие
познания, и поэтому центрация внимания на самом себе
кажется ему помехой точного познания. С другой стороны,
он каждый день поражался тому, что не знает самого себя,
и в качестве причины называл рефлексию.
Экзистенциальная трактовка самонаблюдения выража
ется в том, что оно признается лишь как обретение ясности
в «общих делах». Ясперс резюмировал: «Самопонимание в
то же время есть покрывающее собой все особенные содер
жания и отсылающее ко всему собственному философст
вованию Ницше прояснение в целом, которое, однако, не
достигает своей цели. Потому что либо он понимает себя
как чтото всеобщее, т. е. как представитель человечества,
и тогда не доводит свое самопонимание до систематиче
ской цельности некоего знания, ибо все всеобщее для него
тоже становится сомнительным. Либо он понимает себя
как исключение и необходимым образом не может сделать
эту исключительность самопонятной»
12
.
Коммуникация. Уделом Ницше оказалось одиночество.
Хотя у него были преданные друзья и заботливые родствен
ники, он постоянно жаловался на непонимание. Философ
не был индивидуалистом, а жаждал общения и мечтал о дру
жеской коммуне. Характеризуя себя как «самого уединив
шегося среди уединившихся», Ницше тем не менее не чуж
дался болтовни и охотно общался с торговками на базаре. В
325
«Заратустре» он писал: «Как приятно, что есть слова и звуки:
не есть ли слова и звуки радуга и призрачные мосты, переки
нутые через все, что разъединено навеки? <…> Говорить —
это прекрасное безумие»
13
. Причина невозможности комму
никации, по Ясперсу, состоит в том, что истина невыразима
и все попытки ее высказать — это всего лишь истолкования.
Поскольку истина это непрерывное становление, а всякое
сообщение должно быть определенным, постольку возника
ет задача создания такого языка, который был бы адекватен
становлению. Но возможно ли радикально изменить язык,
как об этом мечтали некоторые философы и поэты? Ницше
не претендовал на создание идеального языка. Наоборот, он
опровергал самого себя и проверял на прочность свои пози
тивные принципы, включая волю к власти и вечное возвра
щение. Ужас бесконечного становления в том, что меняется
не только бытие, но и его понимание. Мы обречены на бес
конечные интерпретации.
Ницше страдал изза непонимания публикой своих со
чинений. Последние вообще не находили спроса, и он вы
нужден был издавать их за свой счет. Конечно, можно со
гласиться с Ясперсом и другими авторами, что Ницше пы
тался сказать о чемто невыразимом и в связи с этим ис
пользовал технику «косвенного сообщения». Однако прав
да более прозаична, хотя от этого и не менее трагична:
Ницше понимали, но не принимали. Можно сказать и так,
что его не принимали, потому что не понимали. Но и в
этом случае речь идет не столько о непонятной сложности
сообщений, сколько об их непринятии. Ницше писал:
«Один всегда неправ: но с двоих начинается истина»
14
.
Этим он раскрыл причину неприятия своих мыслей. По
скольку истина рождается в противоречии и споре, Ницше
взял на себя неблагодарный труд отстаивать позицию, от
рицаемую большинством людей. Подобно критикуемому
им Сократу, он испытывал на прочность основные ценно
сти европейской культуры. Такова весьма трагичная пози
ция Ницше в публичном дискурсе. Как человек он не был
оратором и публицистом, а хранил детскую мечту о воз
можности близкого, сокровенного общения. В письме
П. Гасту Ницше писал, что человек, пребывающий со свои
326
ми мыслями наедине, слывет чудаком, с двоих же начина
ется «мудрость», уверенность, храбрость, духовное здоро
вье. Понимая бесконечность интерпретативного процесса,
Ницше уже не мог с апломбом отстаивать свои убеждения.
Догматизм, по сути дела, отрицает коммуникацию. С этой
трудностью снова попытался справиться Г. Г. Гадамер, ко
торый согласовывал открытый диалог с авторитетом тра
диции, без признания которого также невозможно ни о
чем договориться. Наоборот, Ницше, настаивающий на
праве сильных утверждать свою волю к власти, в соревно
вании интерпретаций считал неприемлемой догматиче
скую убежденность. Как же всетаки обстоит дело по части
согласования воли к власти и свободы интерпретаций?
Думается, что воля к истине — это нечто иное, чем воля
к власти. Более того, последняя понимается как свободная
игра сил, предполагающая исходное равенство тех, кто
вступает в борьбу. Воля к власти отличается от банального
принуждения тем, что реализуется как честное соревнова
ние, исход которого определяется исключительно способ
ностями участников, без привлечения какихлибо внеш
них, тем более мифических или мистических, сил.
Ницше не принимал языка фанатизма и поэтому ис
пользовал косвенное сообщение. В частности, «Человече
ское» написано таким образом, что в нем вместо автора
слово дается тому или иному персонажу. Так открывается
«философский театр» Ницше, благодаря стилистике кото
рого он получает возможность говорить от имени своих
персонажей. Ясперс считает, что Ницше продумывал, но
не осуществил идею говорить, скрываясь под псевдонима
ми. В отличие о Лу Саломе Ясперс полагает, что Ницше,
который писал сестре: «Не верь, что мой сын Заратустра
высказывает мои мнения»,— в конце концов брал слово
сам. Попытку говорить под псевдонимами последователь
но осуществлял С. Кьеркегор. Для Ницше это было, ско
рее, случайным приемом. Действительно, Ницше и Кьер
кегор принадлежат к разным психологическим типам. Их
«детские травмы» различны. Возможно, оба они относятся
к типу «подпольных людей». Однако у одного можно найти
следы комплекса величия как продукт аристократических
327
амбиций, воспитанных бабкой со стороны отца, у другого,
наоборот, следы христианского смирения. Если Кьеркегор
прятался под псевдонимами, то Ницше любил надевать на
себя маски. Но можно ли утверждать, что вся его онтоло
гия становления, релятивистская эпистемология, теория
переоценки ценностей — это не что иное, как легитимация
видимости, маски, которая и есть феномен. Не следует
преувеличивать скрытность Ницше. Вряд ли правомерно
допустить, что он, как шпион, вел двойную жизнь (одну в
СильсМария, другую в Ницце) и скрывал свои мысли под
маской Диониса.
Маска не обязательно обманывает, она не только скры
вает, но и сообщает истину, которая не показывается в «го
лом виде». Ницше писал: «Всякий глубокий ум нуждается в
маске,— более того, вокруг всякого глубокого ума посте
пенно вырастает маска, благодаря всегда фальшивому,
именно плоскому толкованию каждого его слова, каждого
шага, каждого подаваемого им признака жизни»
15
. Здесь
говорится о маске, которую накладывают на нас другие.
Своими ложными интерпретациями они нейтрализуют
высказанную нами истину. Но есть маски, которые мы на
деваем, чтобы легче пережить страдания. Это прежде всего
маска насмешливой веселости, благодаря которой мы пре
одолеваем ужас бытия.
Столь же скептично следует относиться и к гипотезе ак
терства. Сам Ницше терпимо и даже с надеждой (это следу
ет из его объяснения названия книги «Веселая наука») рас
ценивал положительный смысл буффонады, дурачества и
даже глупости (например, в вопросе о женщинах и акте
рах). Он писал: «Нам следует время от времени отдыхать от
самих себя… смеясь над собою или плача над собою: мы
должны открыть того героя и вместе того дурня, который
притаился в нашей страсти к познанию…»
16
Речь идет не
просто о ценной способности человека валять дурака и из
бегать жестокой серьезности, а об онтологической амбива
лентности Бога и сатира. Двойником и конкурентом Зара
тустры, который хочет преодолеть человека, оказывается у
Ницше скоморох, который перепрыгивает через него. Осо
бенно часто Ницше прикладывал эпитет шута к Сократу.
328
Он писал, например: «Сократ был шутом, возбудившим
серьезное отношение к себе»
17
.
В поздних сочинениях Ницше становится циничен. На
сколько тесно при этом соединены правда и поза, сказать
трудно. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов усталость и
гнев, однако определение себя как «скомороха новой вечно
сти», характеристика своих книг как «высшего проявления
цинизма» свидетельствуют об окончательном мнении Ниц
ше, что серьезность в постановке и решении «первых и по
следних вопросов» не только не эффективна, но и опасна.
Даже если бы ктото действительно знал, а не просто думал,
что знает, ответы на эти вопросы, он бы не правил миром
как абсолютный диктатор. Обобщая неоднозначное отно
шение Ницше к маске, шутовству, можно сказать, что он, с
одной стороны, не позволял себе увлечься и обмануться
ими, а с другой стороны, искал в них защиту от отчаяния.
Ему было присуще «уважение к маске»
18
. Под маской оказы
вается не только сам Ницше, но и его произведения. Фило
соф — это отшельник, точнее, человек, попавший в лаби
ринт, из которого нет выхода. Философ не имеет никаких
окончательных истин, за каждым его основанием открыва
ется пропасть. Ницше замечал: «Всякая философия есть
философия авансцены…»
19
Определяя наивысшую форму
духовности Европы как «гениальную буффонаду», Ницше
не только фиксировал ее несубстанциальность, но и поло
жительно оценивал все то, что сегодня называют «виртуали
зацией» культуры. Не только смерть Бога, а вслед за ней и
человека, но и кризис высших ценностей, пропажу стиля он
считал освобождением от единообразия и приветствовал
плюрализм. Но не следует забывать и об опасности маски. В
конце концов она прилипает к лицу. После туринской ката
строфы Ницше отождествился с любимым персонажем, и
даже его безумие имело литературный характер.
Философия Ницше создает настроения, а не открывает
истину. Ясперс писал в заключительных страницах своей
книги: «Ницше утверждает ложь, волю к власти, безбожие,
естественность (каждый раз его формулы пригодны для
того, чтобы обеспечить спокойную совесть фактической
лжи в мире, грубой властной воле и фактам насилия, дви
329
жению безбожия, примитивного опьянения). Но Ницше
хочет обратного: лжи, которая была бы собственно исти
ной, то есть чемто большим, чем общераспространенная
мнимая истина; бытия, которое лишено ценности без вла
сти, или власти, которая имеет ранг благодаря ценности
своего одержания; безбожия, которое должно быть более
правдивым, трезвым, творческим, моральным, чем вера в
Бога; природы, которая в cилу полноты своей экзистенции
и строгости своей дисциплины точно так же является гос
подином всякой природы, как и далека от неестественных
стремлений, желаний, лживости»
20
.
Хайдеггер и Ницше
Хотя М. Хайдеггер начал изучать Ницше еще в 1910 г., к
систематической работе над ним он приступил позже. Он
получил книгу Ясперса в мае 1936 г., а лекцию о Ницше чи
тал в зимнем семестре 1936/37 г. В этой лекции Хайдеггер
сформулировал свои возражения: Ясперс не понял важно
сти учения Ницше о вечном возвращении и воле к власти и
не связал его с вопросом о бытии
21
. В лекции 1940 г. «Ниц
ше. Европейский нигилизм» Хайдеггер еще более резко
оценил недостатки книги Ясперса, отметив: отсутствие по
нимания исторических этапов духовной эволюции Ниц
ше; попытку связать в единое целое фрагменты произведе
ний, написанных в разное время; стремление трактовать
воззрения Ницше как частные мнения, обусловленные эк
зистенцией и не связанные с судьбой Запада
22
.
Перипетии пути Хайдеггера к Ницше весьма хорошо изу
чены
23
. Отношение Хайдеггера к философии Ницше опре
деляется позицией в вопросе о нигилизме. С одной сторо
ны, Хайдеггер сильно преувеличил его силу, а с другой сто
роны, представил в более слабом варианте, нежели Ницше.
К числу слабостей хайдеггеровского понимания нигилизма
относится, вопервых, пренебрежение философским кон
текстом, в котором развивалось мышление Ницше (биоло
гизм, психологизм, философия жизни и философия ценно
стей); вовторых, постепенное усиление вопроса о бытии.
330
Следует иметь в виду, что в 1910–1914 гг. Хайдеггер на
пряженно работал с «Волей к власти», скомпилированной
сестрой Ницше и П. Гастом. Когда позднее, в 1935 г., Хай
деггер приступил к систематическому изучению рукопис
ного наследия Ницше, он понял, что эта «роковая книга»
не аутентична мышлению Ницше, но все же не изменил
своего мнения о нем как последнем представителе метафи
зики в форме воли к власти. Хайдеггер полемизировал, с
одной стороны, с Ясперсом, настаивавшим на многообра
зии позиций и взглядов Ницше, а с другой стороны, с
А. Боймлером, который представил Ницше систематиком
и отбросил его учение о вечном возвращении как субъек
тивное. Наконец, он полемизировал и со своим бывшим
учеником К. Лёвитом, который посвятил этому учению це
лую монографию.
Хайдеггер сопоставлял Ницше с великими философами,
для того чтобы проиллюстрировать свой тезис о забвении
бытия. На его восприятие тезиса о воле к власти повлияла
ангажированность националсоциализмом. В своей рек
торской речи Хайдеггер говорил о необходимости того,
чтобы фюрер усиленно опирался на волю к власти. В лек
ции о Шеллинге (1935) он приписывал Муссолини и Гит
леру попытку спасения от нигилизма путем политического
оформления нации, но при этом, конечно, не призывал
использовать идеи Ницше на практике. После крушения
третьего рейха Хайдеггер представлял свои лекции как «ду
ховный протест» против националсоциализма, который
стал для него теперь символом нигилизма. Он считал, что
Ницше не имел ничего общего с националсоциализмом,
так как критиковал антисемитизм и положительно отно
сился к России.
Вопрос о смысле бытия был решающим для хайдегге
ровской фундаментальной онтологии. Он привел к Ниц
ше, и он же способствовал выходу и окончательному отка
зу от него. Хайдеггер квалифицировал философию Ницше
как метафизику воли к власти, предавшую бытие ради су
щего и ценностей. Он цитировал следующую запись Ниц
ше: «Сообщать становлению характер сущего — это есть
высшая воля к власти… Что все возвращается, это крайняя
331
степень приближения мира становления к миру бытия — вер
шина созерцания»
24
. Хайдеггер толковал эту запись как при
писывание становлению статуса бытия, как свидетельство
того, что Ницше был и остался по преимуществу метафи
зиком. Между тем Ницше работал в это время над «Весе
лой наукой», где писал: «По отношению ко всем эстетиче
ским ценностям пользуюсь я теперь следующим основным
различением: я спрашиваю в каждом отдельном случае:
„Стал ли тут творческим голод или избыток?“ Казалось бы,
поначалу можно было в большей степени рекомендовать
другое различение — оно гораздо очевиднее,— именно, яв
ляется ли причиною творчества стремление к фиксации,
увековечению, к бытию или же, напротив, стремление к
разрушению, к изменению, к новому, к будущему, к ста
новлению»
25
.
В силу двузначности мотивов, о которой говорил Ниц
ше, двузначными оказываются все высшие ценности, в
том числе бытие и становление. Хайдеггер же понимает эту
двузначность как признак фальши, а волю к власти опреде
ляет как волю к фальши. Для того чтобы ввести обратно
мышление Ницше в европейскую метафизику, от которой
он сам старательно дистанцировался, Хайдеггер интерпре
тировал его учение о воле к власти на основе противопо
ложностей: количество и качество, сущность и существо
вание, «дюнамис» и «энергейя» и т. п. Тем самым нейтрали
зовалась радикальность Ницше. Трактовка Ницше как
мыслителя, забывшего бытие, не позволила Хайдеггеру по
нять своеобразие его критики метафизики.
Однако начиная с 1936 г. Хайдеггер понимает Ницше
иначе и интерпретирует его философию как другой подход
к бытию как бытию
26
. Отсюда вытекает двойственное тол
кование Ницше: с одной стороны, он трактуется как завер
шитель метафизики, которую преодолел; с другой сторо
ны, он понимается как родоначальник перехода в новую,
совершенно чуждую ему сферу. В лекциях 1943/44 г. Хай
деггер упрекал Ницше в развале метафизики и глубоком
непонимании Гераклита. Ницше писал в «Сумерках бо
гов», что, согласно Гераклиту, бытие — пустая фикция.
Причиной непонимания, точнее, неприятия Ницше Хай
332
деггером является расхождение в вопросе о приоритете бы
тия и становления.
В 50е годы оценка Хайдеггером Ницше становится пози
тивной и вместе с тем весьма странной и причудливой. На
передний план выдвигается тема сверхчеловека, поднятая в
«Заратустре», а также тема запустения Земли. При этом
сверхчеловек отождествляется с техникой, уничтожающей
Землю, по которой мечется «последний человек». Ницше
писал о духе мести, который должен был преодолевать Зара
тустра. Дух мести завершается в учении о вечном возвраще
нии того же самого: желать вечного возвращения значит
противоречить времени. Вечное возвращение — это прин
цип современной техники, вечного вращения ее моторов.
Нигилизм, переоценка всех прежних ценностей, воля к
власти, вечное возвращение того же самого, сверхчеловек —
вот, по мнению Хайдеггера, пять главных рубрик метафизи
ки Ницше, показывающих ее целое в том или ином аспекте.
Такая рубрикация настолько глубоко утвердилась в совре
менном ницшеведении, что кажется естественной, т. е. со
ответствующей замыслу самого Ницше. Между тем если бы
это было так и Ницше мыслил системно, то почему он не на
писал отдельных сочинений под таким заглавием? Как из
вестно, задуманное им «главное сочинение» так и не было
завершено, а название его менялось
27
. Помимо того, что под
вопрос поставлена сама рубрикация, следует внимательно
присмотреться к интерпретациям той или иной темы, кото
рые дает Хайдеггер. Кажется, что Ницше — едкий критик
любых претензий на исключительность, гениальность, по
зволяющих якобы видеть то, чего не видят другие, должен
быть абсолютно чужд маниакальному стремлению учить
других. Но это уже не в его власти. Каждый, кто взялся пи
сать книги, тем самым становится претендентом на то, что
бы учить. И, может быть, нейтрализация дискурса должна
осуществляться не писателем, а читателем. Именно читате
ли Ницше и Хайдеггера должны сохранять дистанцию и
удерживаться от слепого следования тому, что написано и
сказано. Понимание текста определяется исторической си
туацией. Чем больше контекстов задействовано при чтении
текста, тем многомернее он представляется читателю.
333