Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
ведный гнев в душе обиженного, не может служить опорой
общественной жизни. Оно мешает ей. Не случайно и в хри
стианской религии справедливость достижима лишь в
«царстве Божием», т. е. в загробном мире. Только там, где
утрачены телесные оболочки, созданные для переживания
гнева и вожделения, люди живут по правилам добра и люб
ви, прощения и покаяния. У Руссо такое сообщество дру
зей перенесено в некое естественное состояние, которое
радикально противоположно цивилизационному.
Сама жизнь «ужасна» и «несправедлива» с моральной
точки зрения и вместе с тем совершенно немыслима без
страдания. Равенство в жизни невозможно. Коммунизм
разрушил бы жизнь — таков вердикт Ницше против Дю
ринга. Человек не может относиться к другому как к равно
му. Ницше оправдывает власть и защищает ее от морали
стов. Смысл власти он выводит из биологической эволю
ции, которая сопровождается ростом запретов, регулирую
щих межвидовые отношения. Он придает ценность актив
ному человеку и видит суть законов современного общест
ва в том, чтобы избавиться от мести, которая неизбежно
привела бы к войне всех против всех. Ницше — это еще
один антиГоббс, так как насилие и войну он выводит не из
естественного состояния, а именно из господства морали.
Ницше пишет: «Выдрессировать животное, смеющее
обещать,— не есть ли это как раз та парадоксальная задача,
которую поставила себе природа относительно челове
ка?»
156
Обычно человек определяется как животное не
смеющее забывать, обязанное помнить. Как же получи
лось, что мощный и сильный доисторический человек
взрастил свою противоположность — слабого человека,
который должен помнить, чтобы выжить? Человек должен
был развить каузальное мышление, научиться отделять
случайное от необходимого, предвидеть будущее. Для дей
ствия необходимо сознание, но всякое новое действие тре
бует забвения старого опыта. Поэтому требовалось снова
воспроизводить в себе доисторического человека, который
не помнит. Таким образом, без забвения невозможно сча
стье и надежда. Активное забвение, разгрузка памяти дают
возможность повседневной деятельности. Только благода
254
ря им возможна и политическая деятельность. Забываю
щее животное, выдрессировавшее в себе умение обещать,
становится политическим животным. Во всяком случае,
именно обещание распахивает политическое пространст
во. Задача дрессировки обещающего существа включает в
себя ближайшую задачу сделать человека до известной сте
пени необходимым, однообразным, равным среди равных,
регулярным и, следовательно, исчислимым. Это было до
стигнуто на основе культивирования нравственности. Она
выступает, по Ницше, лишь средством, ибо конечной це
лью является суверенный индивид, равный лишь самому
себе, вновь преодолевающий нравственность нравов. Это
вольноотпущенник, смеющий обещать, господин над сво
бодной волей, который сам назначает меру уважения и
презрения к другим. Он ориентируется на свою совесть. Но
всему этому предшествовала жестокая история дрессуры,
причем телесной. И чем слабее была память, тем сильнее и
жестче была дрессура. «Вжигать, дабы осталось в памя
ти» — вот жуткая мнемотехника истории. «Сколько крови
и ужаса заложено в основе всех „хороших вещей“…»
157
—
констатирует Ницше.
Итак, обещание возникает в межиндивидуальных отно
шениях как продукт длительного исторического развития.
Смеет обещать тот, кто может, т. е. сильный, властвующий
над собой и обстоятельствами. Обещающий ценит себя и
свои действия, он сам задает этим смысл своей жизни. Ос
мысленность бытия означает ответственное существова
ние, господство над собой и обстоятельствами. Право изна
чально выступает как право свободного и сильного. Перво
начально общество консолидируется как сообщество рав
ных, точнее тех, кто признает свободных, способных рис
ковать своею жизнью в игре сил равными себе и исключает
рабов как слабых и трусливых. Такие равные индивиды ха
рактеризуются высокой степенью ответственности. Осо
бенно большие надежды Ницше связывает с развитием
обещающего свободного человека.
Любимая Ницше пара противоположных понятий — ак
тивные и реактивные силы. Он всегда отмечал позитивное
значение реактивных сил. Реакция — ограничение дейст
255
вия противодействием с целью сохранения порядка. По
этому активный тип включает в себя не только разруши
тельные, но и охранительные действия. Злопамятство —
это не просто реакция, но задержанное действие. По
Фрейду, сознание получает новые впечатления, бессозна
тельное накапливает следы. Ницше также считал созна
ние реактивной системой. Для нормальной жизнедея
тельности, утверждал он, необходима способность забве
ния. В противном случае место свежих впечатлений зани
мают следы. Тогда реакция одерживает верх над действием.
У Ницше, как и у Фрейда, есть два вида памяти. Кроме зло
памятства существует активная память — способность обе
щать, которая вырабатывается наказанием. Злопамятный
человек воспринимает даже хороший объект как нечто ос
корбительное. Так он компенсирует свою неспособность
избавиться от следов раздражения и действовать. Эту язви
тельную память Ницше называл «духом мести». Конечно,
лучше всего реагировать на несправедливость сразу на мес
те и не держать обиду. Но правила сдержанного поведения
требуют приличий. Придворное общество культивирует не
только способность сдерживать аффекты, но и злопамят
ство. Таким образом, злопамятство и дух мести — это при
знаки не варварства, а цивилизации. Так называемая
«кровная месть» является активным действием.
Дух не превращает месть в неосуществленное намере
ние, а находит выход в форме ресентимента. Злопамят
ность — это удел слабых и рабов. Если господин наделен
способностью забвения, то антропологический тип раба
определяется особого рода злой памятливостью, которая
удерживает следы наказания. Делёз выделяет следующие
характеристики раба. 1. Неспособность восхищаться, ува
жать и любить и недоброжелательная способность все
обесценивать изза ненависти и мстительности, которая
вытекает из долгой памяти. «Ненавидеть все, что ощущает
ся как достойное любви и восхищения, приуменьшать все
вещи паясничанием или низкой интерпретацией, видеть
во всем ловушки, в которые нельзя попасть»
158
. Жизнь, ко
нечно, юдоль страданий, но раб, полагал Делёз,— это тот,
кто слишком серьезно относится к своим несчастьям.
256
2. Пассивность: расслабленность, мечтательность, одурма
ненность. «Злопамятный человек не умеет и не желает лю
бить, но хочет быть любимым… Относительно всех поступ
ков, на которые он неспособен, он утверждает, что наи
меньшей, причитающейся ему компенсацией является
возможность получить барыш как раз за свою неспособ
ность»
159
. Таким образом, в пассивности имеет место соче
тание бездействия с поисками выгоды. Ницше писал: «Мо
раль рабов по существу своему есть мораль полезности»
160
.
Он усмотрел ее корни в том, что «„ближний“ восхваляет
самоотверженность, так как имеет от нее свою выгоду»
161
.
Утилитаризм морали — это точка зрения пассивного
третьего. Таким образом, тот, кого Ницше называет ра
бом,—этонеяинеты,аОн,илиОно,т.е.самамораль,
принуждающая к смирению и покорности ради выгоды
пассивного третьего. Мы встречаемся здесь, полагал Делёз,
с грозной женской злопамятностью, которая не довольст
вуется разоблачением, а требует признания вины («Ты ви
новат, если никто меня не любит, ты виноват, если мне не
удалась моя жизнь»
162
).
Господин и раб как антропологические типы. Фигуры гос
подина и раба наиболее типичны для истории. Странно,
что предметом рефлексии они становятся только в фило
софии ХIХ в. Не означает ли это существенной трансфор
мации (а может быть, даже исчезновения со сцены исто
рии) этих персонажей? Гегель и Маркс стремились рас
крыть всемирноисторическую роль рабства. Ранее на эту
проблему стыдливо закрывали глаза. Эксплуатация рабов
оправдывалась тем, что они являются «говорящей вещью»,
т. е. не имеют души. В эпоху Просвещения представители
высшего сословия стали испытывать ужасный комплекс
вины и бороться за эмансипацию рабочих. Они внесли в
стихийный протест рабов не только моральное, но и идеоло
гическое обоснование. Раскрывая цивилизационное зна
чение рабочего, который, освободив себя, освободит всех,
Гегель, Маркс и Юнгер не только исполнили моральный
долг, но и стимулировали социальный протест. Так покая
ние приводит к революции. Оно, конечно, было запозда
257
лым в моральном плане, но оказалось явно преждевремен
ным с точки зрения технологической обеспеченности рав
ноправия. И до сих пор существуют профессии, которые
не назовешь творческими. Вероятно, потребность в таком
труде еще долго будет диктовать неизбежность рабства.
Жалкое экономическое и социальное положение одних на
фоне богатства и власти других обусловило особенности
психологии людей. Поскольку класс трудящихся весьма
широк, то нет ничего удивительного, что их суровое миро
созерцание оказывается преобладающим.
Однако рабская мораль — отнюдь не однозначный фе
номен. Так, далеко не все рабочие обладают чертами раб
ской психологии, о которой писали Ницше и Делёз, и даже
те, кто ими обладают, могут быть не лишены чувства собст
венного достоинства. В России после революции победив
шие рабочие не стали «есть на господской посуде», а попы
тались построить новое общество, где труд был возведен в
главную добродетель. Буржуазные революции в Европе
также были пронизаны ненавистью к барству и провозгла
шали ценности труда (кто не работает, тот не ест!).
По мере развития цивилизации праздный класс обречен
на вымирание, и это определяет триумф психологии трудя
щихся. Именно их восприятие и описание мира становит
ся господствующим. Люди все меньше занимаются тяже
лым трудом и могут позволить себе развлечения, ранее
доступные лишь высшим классам. Если цивилизация ос
вобождает от тяжелого труда и порождает феномен свобод
ного времени, то можно говорить об окончательной победе
не рабского, как считал Гегель, а господского сознания. Но
вместо этого в обществе все время говорят о сострадании и
благотворительности. Это верный признак неблагополу
чия. С одной стороны, очевиден дефицит личного состра
дания, так как все надеются на социальную поддержку со
стороны государства. С другой стороны, нужда в социаль
ной поддержке оказывается обратной стороной несправед
ливого распределения продукта общественного труда.
Ницше не предлагал социалистического перераспределе
ния собственности. Его проект не до конца ясен. Скорее
всего, слова Ницше следует понимать как предупреждение
258
о негативных последствиях подачек. Люди перестают ува
жать самих себя и превращаются в жалких попрошаек.
Ницше писал: «Наше сострадание более высокое и более
дальновидное: мы видим, как человек умаляется, как вы
умаляете его! — и бывают минуты, когда мы с неописуемой
тревогой взираем именно на ваше сострадание, когда мы
защищаемся от этого сострадания,— когда мы находим
вашу серьезность опаснее всякого легкомыслия. <…> Бла
годенствие, как вы его понимаете,— ведь это не цель, нам
кажется, что это конец! <…> В человеке тварь и творец со
единены воедино: в человеке есть материал, обломок, гли
на, грязь, бессмыслица, хаос; но в человеке есть также и
творец, ваятель, твердость молота, божественный зритель
и седьмой день — понимаете ли вы это противоречие?
И понимаете ли вы, что ваше сострадание относится к
„твари в человеке“, к тому, что должно быть сформовано,
сломано, выковано, разорвано, обожжено, закалено, очи
щено,— к тому, что страдает по необходимости и должно
страдать? А наше сострадание — разве вы не понимаете, к
кому относится наше обратное сострадание, когда оно за
щищается от вашего сострадания как от самой худшей из
неженности и слабости?»
163
Если Гегель и Маркс обратили внимание на достоинство
рабочего и преимущества его морали, то Ницше, напротив,
резонно предположил, что современные экономические и
социальные возможности позволяют жить погосподски.
Он обратил внимание на негативные аспекты рабского
сознания и доказывал необходимость выдавливания из
себя психологии раба. Она, кстати, никогда не поэтизиро
валась революционерами, чего не скажешь о методистских
священниках.
Делёз увлеченно отмечает агрессивнопозитивный ха
рактер этики господина и негативнореактивный характер
рабской морали. Он пишет: «Злопамятный человек нужда
ется в постижении нея, а затем — в противопоставлении
себя этому нея, чтобы наконец постулировать себя в каче
стве я»
164
. Формула раба: «Ты зол, следовательно, я добр».
При этом злым считается тот, кто не воздерживается от
действия. Ницше писал: «…добр всякий, кто не совершает
259
насилия, кто не оскорбляет никого, кто не нападает, кто не
воздает злом за зло, кто препоручает месть Богу, кто подоб
но нам держится в тени, кто уклоняется от всего злого, и
вообще немного требует от жизни, подобно нам, терпели
вым, смиренным, праведным»
165
.
Добро и зло. Понятие добра обычно соотнесено с выс
шими ценностями — Истиной или Благом. Между тем оно
всегда субъективно, добро одного может обернуться злом
для другого. Поэтому вряд ли возможна какаялибо стро
гая наука — аксиология или семиотика, определяющая
строгое различие добра и зла. Кто говорит, что он добр?
Многие выражают подобную амбицию. Гораздо меньше
тех, кто говорит от имени зла. Поскольку Ницше настаива
ет на перформативном характере подобных утверждений,
это предполагает обращение к говорящему. Речь идет о ма
нифестации «уверенности знатной души в самой себе»
166
.
Уверенный в себе, твердо стоящий на ногах человек сооб
щает достоинство вещам и творит ценности. Он чтит все,
что находит в себе,— «такая мораль есть самопрославле
ние»
167
. Ницше рисует мораль господ как основу дружбы и
вражды, благодарности и мести. Он пишет: «Тут мы видим
на первом плане чувство избытка, чувство мощи, бьющей
через край, счастье высокого напряжения, сознание богат
ства, готового дарить и раздавать…»
168
Совсем иначе ре
конструирована мораль рабов — раб смотрит недоброжела
тельно на добродетели сильных и культивирует качества,
способные облегчить бремя существования: сострадание,
сочувствие, мягкость, дружелюбие. Ницше проницательно
отметил «полезность» этих добрых чувств и опасность это
са господина. Преимущество морали господ над моралью
рабов не оспаривалось, но и не принималось им. Ницше
полагал, что тщеславный, надутый и спесивый мандарин
не менее отвратителен, чем жалкий раб — последний вы
зывает хотя бы сочувствие. Но есть какаято дополнитель
ность этих моралей. Кажется, если существует нечистая со
весть, то должна быть и чистая. Однако не бывает чистой
совести — совесть всегда нечиста; без вины, проступка ее
бы не было. Ницше писал: «Человек, это многообразное,
260
лживое, искусственное и непроницаемое животное,
страшное другим животным больше хитростью и благора
зумием, чем силой, изобрел чистую совесть для того, чтобы
наслаждаться своей душой, как чемто простым; и вся мо
раль есть не что иное, как смелая и продолжительная фаль
сификация, благодаря которой вообще возможно наслаж
даться созерцанием души»
169
.
Вообразим, фантазировал Делёз, ягненкамыслителя.
Его силлогизм таков: хищные птицы злы, и поскольку я не
отношусь к ним, я добр. Ягненку кажется, что хищные пти
цы могли бы воздержаться от действия. Но именно на фик
ции силы, отделенной от своих возможностей, держится
злопамятность. Таким образом, мораль обвиняет силу за
то, что она действует, и хвалит, если она не действует. Раз
личая мораль и этику, Делёз резюмировал: «Доброе в этике
стало злым в морали, плохое в этике стало хорошим в мо
рали»
170
. Новые представления о добре и зле возникли как
результат отрицания или воздержания от действия. За
ними скрывается ненависть к жизни: слабые и больные на
зываются добрыми только потому, что сильные и деятель
ные считаются плохими. Ницше критикует не столько мо
раль, сколько моралистов, которые подобно плохим мате
матикам заучивают правила, но не обладают способностью
их применения. Вопервых, он расценивает мораль как по
лезное заблуждение («Мораль — полезная ошибка… Ложь,
осознанная как необходимость»
171
). Вовторых, он рас
сматривает ее позитивные функции в качестве средства
дрессуры дикого животного («Мораль — это зверинец;
предпосылка ее — та, что железные прутья могут быть по
лезнее, чем свобода… Другая ее предпосылка, что сущест
вуют укротители зверей, которые не останавливаются пе
ред самыми ужасными средствами… Эта ужасная порода,
которая вступает в борьбу с дикими животными, называет
себя священниками»
172
). Таким образом, мораль рассмат
ривается Ницше как эффективное средство приручения и
одомашнивания человека. Она делает его менее опасным,
нанося ему вред. Ницше пишет: «Глубочайшая благодар
ность морали за то, что она сделала до сих пор: но теперь
она только бремя, которое может сделаться роковым»
173
.
261
Кредит, обмен и мораль. Исходный пункт общественной
жизни Ницше видит в отношениях куплипродажи, обме
на. Справедливость — это мера: все должно быть оплачено.
Этот принцип лежит в основе взаимоотношения людей:
если живешь в общине, пользуешься ее защитой, то закла
дываешь себя коллективу, имеешь обязательства перед
ним. В противном случае имеет место обман, и община за
ставляет уплатить сторицей. Если преступник изгонялся из
общины, то лишался ее защиты, и вследствие этого поги
бал или попадал в рабство. «С усилением власти,— пишет
Ницше,— община не придает больше такого значения пре
грешениям отдельных лиц… злодей не объявляется больше
„вне закона“ и не изгоняется…»
174
Справедливость, таким
образом, самоупраздняется милостью. Преступлениепо
каяниепрощение выступает как форма реализации спра
ведливости в развитой общине.
Как моральное существо человек стремится получить
выгоду, принося в жертву самого себя. Это кажется нелепо
стью. Если человек придерживается принципа полезности
и ищет выгоду для себя, то как разумный эгоист он не мо
жет жертвовать собою. На самом деле, мораль вписана в
экономику обмена: отказываясь от «прожигания жизни»,
сдерживая свои желания, человек думает, что извлекает из
этой инвестиции максимальный барыш: спасение, вечную
жизнь или, по меньшей мере, безопасное существование
здесь, на этой земле. Но кому полезна мораль — вот глав
ный вопрос? Очевидно, что она является формой обмана.
Возможен ли честный обмен? Мораль опирается на раз
личие добра и зла, которое каждый человек проводит
посвоему. Тот, кто доверяет моей морали, рискует попасть
в зависимость от меня. Но он делает это вполне сознатель
но, ибо, вверяя себя другому, надеется на защиту. Христи
анская мораль является нечестным обменом (тот, кого на
зывают абсолютным защитником, никого не защищает) —
от нее не получают выгоды ни человек, ни Бог. Барыш, по
лагал Ницше, достается священникам. Современное раб
ство — это не принудительный труд и не бесправие, а со
стояние души. Если оглядеться, то среди нас немало лю
дей, в том числе интеллигентных, которые непрерывно
262
завидуют и осуждают тех, кто добился большего успеха и
достатка, чем они. С одной стороны, такие люди, наделены
ограниченным чувством меры собственных возможностей,
полагая, что «уши выше лба не растут»: они «знают свое
место» и не пытаются подняться выше его. С другой сторо
ны, они не могут смириться со своим положением и пере
живают острое чувство неудовлетворенности. Завышенная
самооценка и безысходность порождают гремучую смесь
злобы, зависти и мстительности, для которой Ницше ис
пользовал слово «ресентимент».
Описание рабского сознания современников было бы
неполным без учета того, что Ницше назвал нигилизмом.
Самое опасное следствие рабства — неверие в высокие
ценности и унылый утилитаризм. Они обусловлены эконо
мическим обществом, в котором любые действия должны
быть целесообразными, полезными, приносящими выгоду.
Расчет и обмен сделали мир калькулируемым. Это привело
к «разволшебствованию» мира, к утрате религиозности.
Как заметил Ницше, начиная с ап. Павла христианство вы
рождается в направлении аскетической морали, которая
порождена экономикой обмена: я посвящаю Богу свою
жизнь на этой земле, а он за это обеспечивает мне вечное
блаженство на небе. Сам Бог дает этому пример и умирает
ради спасения людей! Это и есть первое проявление ниги
лизма. Речь идет об обесценивании жизни. Не следует ду
мать, будто своей критикой философии и религии Ницше
отрицает высокие ценности, наоборот, он защищает их от
утилитаристкой интерпретации. Если Сократ, замечает
Ницше, обесценил дионисийский порыв и заменил траги
ческое мировосприятие рационализмом и морализмом, то
мы пошли еще дальше и обесценили христианского Бога, а
заодно и метафизику. Рабский Бог соответствует рабскому
государству и человеку с рабским сознанием. Наоборот,
прирожденный господин — это человек, который готов
взять на себя ответственность и отстаивать свою позицию.
Такой человек способен принимать и выполнять решение,
наказать наглеца и заботиться о женщине и ребенке. «Его
достоянием,— грезил Ницше,— охотно делаются слабые,
страждущие и угнетенные»
175
. Современный человек утра
263