Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
ловек должен и за что отвечает? С тех пор как утрачена вера в
то, что Бог руководит судьбами мира, человечество должно
взять на себя как управление, так и ответственность. Но что
значит «человечество»? По Канту, «всемирногражданское»
состояние требует от человека действий, которых можно
желать для всех людей. Идеологи либерализма, отстаиваю
щие индивидуальную свободу, призывают также к неукос
нительному соблюдению «прав человека» и других общече
ловеческих ценностей. Но при каком поведении индивида
человечество как целое будет преуспевать — это сложный
вопрос. Действительно, подчас от «гуманистов» по убежде
нию и профессии больше вреда, чем от людей таких бру
тальных профессий, как врачи и военные. Кроме того, если
все люди будут поступать одинаково, то они не только пре
вратятся в конформистов, но и перестанут выполнять свою
эволюционную роль — брать на себя риск новых начина
ний. Именно в интересах вселенских целей выгодно, чтобы
отдельные люди и целые народы ставили и решали свои спе
циальные задачи. Иногда они могут выглядеть примитив
ными и даже дурными, однако это не мешает им быть необ
ходимыми условиями культурного развития. Избавиться от
нивелирующего морализма и всеобщих прав и выработать
систематическое представление об условиях культуры — вот
в чем состоит задача современных философов.
Ницше понимал современность так, как будто читал
Бодрийара. Например, он писал: «Для кого существует еще
ныне строгое принуждение прикрепить себя и свое потом
ство к определенному месту? Для кого вообще существует
еще чтолибо строго связывающее? Если люди воспроиз
водят теперь одновременно все роды художественного сти
ля, то точно так же и все ступени и виды нравственности,
обычаев, культур»
102
. На распад традиций и рост внутрен
них мотивов существования Ницше отреагировал перспек
тивизмом, который в условиях мультикультурализма и рас
пада народной культуры позволяет производить сравнение
и выбирать лучшее. Он пропагандировал не релятивизм и
нигилизм, а рост эстетического и нравственного чувства.
Ницше пытался возродить старинное искусство мораль
ных сентенций Монтеня, Ларошфуко, Лихтенберга и Шо
204
пенгауэра, основанное на «психологическом наблюдении»
за человеческим. Это должно способствовать отрыву мора
ли от абстрактных ценностей и сближению ее с жизненны
ми ситуациями. В этом смысле можно говорить о проекте
ситуативной этики, который Ницше противопоставляет
моральной теории, предполагающей абсолютное обосно
вание моральных суждений. Такая этика не отягощает вне
временными и внеземными ценностями и без того труд
ную жизнь, а, наоборот, дает шанс сохранить человеческое
в самых нечеловеческих условиях. Она дает утешение, если
не удается в этих условиях реализовать христианские запо
веди. Не везде и не всегда люди действуют на их основе, но
это не дает повода говорить об абсолютном зле или врож
денной греховности человека. Действительно, некоторые
христианские моралисты считали грехом не только дейст
вия, ведущие к рождению детей, но и сам акт рождения.
Поэтому вполне понятно стремление Ницше скорректи
ровать запретительную мораль в сторону положительной,
разрешительной этики. В этом смысле некоторые совре
менные авторы говорят о возрождении этики Аристотеля в
работах Ницше.
Ницше писал, что моральнопсихологические сентен
ции давали читателю утешение и наслаждение. К сожале
нию, современные люди уже неспособны получить его от
сочинений старых авторов. Стоит задача модернизации ар
хаичного языка и поиска таких средств для выражения
практической этики, которые, подобно языку искусства,
обладали бы собственной энергетикой воздействия на лю
дей и определяли их действия не страхом загробного воз
даяния, а волшебством сказочного мифа. Нравственные
сентенции должны завораживать людей и приучать к тому,
чтобы строить свою жизнь (где есть место не только возвы
шенному, но и низкому) подобно художественному объек
ту, на основе эстетических ценностей. Красота, как в ан
тичности, снова становится благом.
Ницше говорит о двух перспективах морали. Одна дис
танцируется от мелочей и судит с позиций абсолютного до
бра или мирового зла, другая нацелена на мелкие детали и
скрытые пружины человеческого поведения. Эта микро
205
физика души не способствует воспитанию героев, но дела
ет жизнь обывателей, проводящих жизнь в мелочных дряз
гах, более или менее сносной и даже приятной. Отстаивая
перспективу микрооптики моральных чувств, Ницше еще
не преодолел романтику героической жизни, но уже вос
принял поэтику повседневности. Он полагает, что в жизни
еще есть «место подвигу», однако главным героическим
деянием людей сегодня является осуществление собствен
ной жизни более или менее почеловечески. В условиях от
чуждения, когда не только государственные, экономиче
ские, но и религиозные институты, наука и искусство ста
ли нечеловеческими, возникает задача критики и
разрушения извращенных идеалов, которые под видом
возвышенных истин и ценностей навязаны современным
образованием и ужасно калечат жизнь людей. «Стало необ
ходимым,— писал Ницше,— пробуждение морального на
блюдения, и человечество не может избегнуть жестокого
зрелища психологической прозекторской с ее скальпелями
и щипцами»
103
.
Практической полезности этой критики Ницше еще не
видит. Поскольку он сам не вполне освободился от герои
ческого идеала, то испытывал некоторые угрызения совес
ти изза разрушения возвышенных моральнометафизиче
ских установок. Бесстрашное открытие истины относи
тельно подлинных источников морали и религии казалось
ему честнее, чем «возвышающий обман». Ницше полагал,
что духовная экзальтация современного человечества, ко
торая на самом деле является компенсацией за все более
убогую повседневную жизнь, достигла высшей точки нака
ла. От перегрева душу современного человека необходимо
охладить ледяной водой критики. Это сделает людей более
здоровыми.
Первое, что опровергает Ницше,— это басня об интел
лектуальной свободе. Моральная ответственность проис
текает не из свободы выбора, как полагал Кант, а из учета
хороших или дурных последствий того или иного дейст
вия. Ошибка состоит в том, что моральная оценка от след
ствий переносится к мотивам, поступкам и далее к самой
природе человека, которая не является ни дурной, ни хоро
206
шей. С учетом раскрытой социальными науками обуслов
ленности так называемой «человеческой природы» жиз
ненными условиями и обстоятельствами оказывается, что
человеку нельзя вменить в вину те или иные поступки, на
носящие вред окружающим. Чтобы спасти ответствен
ность, Шопенгауэр разделил человеческое бытие на мета
физическое и повседневное. В одном мире господствует
интеллектуальная свобода, а в другом — строгая причин
ность и социальная обусловленность. Противоречие этих
двух миров и порождает чувство вины и нравственный раз
лад в душе. В свете нравственного идеала люди испытыва
ют недовольство своими поступками. И поскольку идеал
никогда не может быть осуществлен в реальности, по
стольку получается, что мы обречены на вечные муки. Од
нако для деятельных натур, отмечал Ницше, вовсе не ха
рактерно недовольство своими поступками; и остальным
можно и должно от него отучиться. Он писал: «Никто не
ответствен за свои дела, никто не ответствен за свое суще
ство; судить — значит быть несправедливым»
104
.
Преступники представляют собой ужасную загадку.
Ницше полагает, что их не следует оценивать как негодяев.
Наша ошибка состоит в том, что мы ставим себя на место
того, кто совершил наказуемый поступок, и судим себя, а
не его. Нам кажется, что на месте преступника мы могли
бы удержаться от проступка. Между тем мы не знаем ни
силы обстоятельств, ни собственной слабости.
Наиболее отвратительной, по Ницше, является смерт
ная казнь. Жизни лишают преступника, а вина лежит на
воспитателях и окружающей среде. Ницше возмущает в
смертной казни не расчет на устрашение, когда казнят не
по справедливости, а в назидание другим,— ему отврати
тельна холодность судей, ибо он меряет добро и зло не ко
личеством, а качеством, т. е. интенсивностью пережива
ний. Ницше пишет: «Помогите, здравомыслящие, удалить
понятие наказания, которое завладело миром»
105
. Почему
он отказывается от этого весьма действенного в традици
онном обществе принципа? Не начал ли он движение за
права заключенных? Нет, Ницше обеспокоен не столько
тем, что наказание сделалось формой борьбы с инакомыс
207
лием, сколько тем, что оно стирает различия, проводит
приоритет закона перед сингулярностью («всю чистую слу
чайность совершающегося лишили ее невинности»
106
).
Раньше, прозорливо отметил Ницше, «ужасный гнет нрав
ственности обычаев» преодолевали сумасшедшие, ломав
шие суеверия. Древние люди не сажали своих юродивых в
«психушку», а видели в помешательстве гениальность.
Только безумцы и могли нарушать обычаи. Именно так ду
мал и Достоевский, когда описывал размышления Рас
кольникова по поводу Наполеона. Ницше обращает вни
мание на проблему: «Как сделаться сумасшедшим тому,
кто на самом деле не сумасшедший?» Он описывает целую
систему, так сказать, узаконенных отклонений: это прори
цатели, маги и аскеты, которые озабочены поисками «свя
щенного безумия». Судя по Ницше и Фуко, мы так и не
придумали ничего более эффективного.
Ницше весьма прогрессивен и считает, вопреки религи
озным предубеждениям, что самоубийство — более достой
ный конец, чем медленное истощение, сопряженное с
ужасными страданиями. Сам Ницше еще не знал, что будет,
как всякий больной, судорожно цепляться за жизнь. Отно
шение к смерти подобно двойственному пониманию доб
родетели, о котором говорил Ницше. Как сластолюбцы и
аскеты поразному понимают благо, так молодые и старые,
больные и здоровые различаются по переживанию смерти.
Эти примеры помогают обнаружить перспективизм в мора
ли. Ошибка традиционных оценок состоит в том, что вина
одного измеряется страданием другого. Тот, кто действует,
понимает причину и действие иначе, чем тот, кто страдает.
Когда богатый отнимает собственность бедного, он кажет
ся извергом. Однако сам богатый так не думает. Он вообще
довольно холодно и спокойно относится к негативным по
следствиям своих поступков. Ведь и мы, отмечал Ницше,
убиваем комара без всяких угрызений совести. Кажется,
здесь он точно сформулировал современную концепцию
защиты преступников. Принятая теория наказания опира
ется на принцип свободы воли, т. е. на христианскую кон
цепцию греха. Нам кажется, что другой обладает свободой
воли и намеренно причиняет нам зло. Именно это возбуж
208
дает ненависть и порождает месть. Если преступник причи
няет страдание из инстинкта самосохранения, то правовая
система исходит из возмездия. Ницше формулирует широ
кое обобщение: «Несправедливость рабства, жестокость в
подчинении личностей и народов нельзя измерять нашей
мерой»
107
. Вопервых, инквизиторы и Кальвин, сжегший
врача Сервета, действовали последовательно на основе гос
подствовавших представлений (другое дело, что они были
ложными); вовторых, тот кто причиняет страдания, и тот,
кто страдает,— это разные лица, а состраданию вообще
нельзя научиться. Ницше полагает, что человек всегда по
ступает хорошо, т. е. остается человеком при любых услови
ях. Так называемое зло вызвано непониманием того, что
оно является лишь следствием самосохранения.
И сегодня безнравственное нередко определяется как
сознательное причинение страдания другому человеку.
Ницше не видит смысла в намеренном нанесении страда
ний другому — так называемая злоба направлена на полу
чение удовольствия от мести, на испытание своей силы на
другом. Жизнь, по Ницше,— это борьба за удовольствия.
Добро и зло при этом определяются способом получения
удовольствия, который в свою очередь зависит от устрой
ства интеллекта.
Месть, повидимому, одно из древнейших чувств чело
века, из которого зародились многие другие оцениваемые
как моральные чувства. Ницше предпринимает тщатель
ный анализ мстительности. Он отмечает, что в христиан
ской культуре месть отложена и привязана к ресентименту.
Но страсть не хочет ждать, и для человека невыносима
ужасная пытка оскорбленной чести. Поэтому лучше осу
ществить месть, чем вечно думать о ней и отравлять свою
жизнь. Однако это не последняя истина о мести. Ведь воз
можно еще наслаждение отложенной местью. Не случайно
люди так любят аффектировать перенесенное оскорбле
ние. Эту способность наслаждаться страданием Ницше из
берет в «К генеалогии морали» отправной точкой критики
ресентимента.
Проблема мести не только не снята в современности, но
она даже обострилась. Государство и религия, чтобы оби
209
женные не мстили обидчикам, узурпируют решение во
проса о справедливости, но судебная система лишь увели
чивает количество зла. Ницше описывает две стратегии:
одна связана с местью, даже если ты сам виновник неуда
чи; другая — с признанием болезни и несчастья как очище
ния от греха.
Если суть морали не в содержании закона, а в способе
его исполнения, то вопрос о следовании моральным нор
мам не решается разумом, который может попытаться до
казать преимущество одних норм перед другими, но не
способен убедить следовать этим нормам. Мораль могла
бы стать эффективной формой жизни, если бы давала удо
вольствие от ее исполнения. Однако моральные нормы,
особенно в начале жизненного пути, когда они насаждают
ся в форме ежедневных нотаций старших, только мешают
нам жить в свое удовольствие. С возрастом мы учимся по
лучать удовольствие от соблюдения моральных норм и, та
ким образом, превращаем мораль в разновидность эстети
ки существования. В «Человеческом» Ницше говорит об
удовольствии от соблюдения обычая, проявляя при этом
некое простодушие и совсем не обнаруживая той злобной
подозрительности, которая так характерна, скажем, для
«К генеалогии морали», где он разоблачал удовольствие от
страданий. Действительно, со временем понимаешь, что
под сенью правила (так сказать, на «автопилоте») жизнь
протекает гораздо достойнее и спокойнее, чем в постоян
ных попытках удовлетворить свои желания в обход закона.
Да и желания с возрастом иссякают. Может быть, поэтому
Ницше рисует следующую идиллическую картину: «Чувст
во удовольствия на почве человеческих отношений делает
человека в общем лучше; общая радость, совместно пере
житое удовольствие повышают последнее, дают отдельно
му человеку прочность, делают его добродушнее, отнима
ют недоверие и зависть: ибо человек чувствует себя хорошо
и видит, что и другие так же себя чувствуют»
108
.Тот,кто
ищет у Ницше подтверждения справедливости дисидент
ских настроений, будет разочарован такого рода «обыва
тельскими» сентенциями. Обычно обращают внимание на
его критику толпы, массы, которая сминает все оригиналь
210
ное и свободное. Но не стоит забывать при этом, что сверх
человек не является, по Ницше, демонической личностью,
живущей на пределе возможностей. Таковы нувориши и
плейбои, проматывающие состояние отцов.
Отсюда проистекает переоценка господствующей мора
ли сострадания. Ницше пишет: «Совершенная безответст
венность человека за его действия и за его существо есть
горчайшая капля, которую должен проглотить познаю
щий, если он привык считать ответственность и долг ох
ранной грамотой своей человечности»
109
. Этот тезис обес
ценивает все антипатии к злодеям и преступникам, а также
симпатии к героям и мученикам. На человеческие поступ
ки, полагает Ницше, следует смотреть как на произведение
природы или искусства. Можно восхищаться их силой и
красотой, но в отношении их неуместны моральные оцен
ки. Нет различия хороших и плохих мотивов: «хорошие по
ступки суть утонченные дурные; дурные поступки суть те
же хорошие поступки в более грубом и глупом виде»
110
.
Единственным мотивом действий людей является само
сохранение и связанное с ним чувство удовольствия, кото
рое удовлетворяется в злобе и сострадании, мести и само
пожертвовании. Поведение человека на пути получения
удовольствия регулируется принятой в том или ином об
ществе школой ценностей и благ. Эта шкала все время ме
няется, дает возможность говорить об их разумности или
неразумности. То, что сегодня считается заблуждением,
ранее служило средством создания морали, науки, искус
ства и религии и имело не отрицательное, а положительное
значение в культуре. Отсюда вывод: осознающий свою гре
ховность человек — это лишь подготовительный этап к по
явлению мудрого, созерцательного, осознающего свою не
винность человека.
Ницше находит ужасное не в природе, а в социуме. Та
ким образом, можно говорить о трансформации его ран
ней попытки восстановить коммунитарную идиллию. Мо
раль, по Ницше, основана на отвратительном чувстве ре
сентимента и ведет к вырождению людей. Социум интег
рирует их как детали механизма. На почве функциональ
ного разделения труда люди утрачивают свою родовую
211
сущность и превращаются в массу. Масса и индивиды не
противоречат друг другу. Реальный процесс индивидуации
не соответствует мечтаниям романтиков о неповторимости
и уникальности. Ницше боролся за индивидуальную сво
боду, но не сводил ее к независимости и сосредоточенно
сти на решении приватных проблем. Очевидно, что он не
был ни либералом, ни коммунитаристом. Если уж говорить
о политическом у Ницше, то, скорее всего, в смысле дели
беративного понимания. Наиболее аутентичную функцию
политического выполняет искусство, направленное на
воспитание воли к единству. Поэтому Ницше выбирает не
этические, а эстетические практики солидарности.
Что сказал Заратустра?
В «Так говорил Заратустра» (1883–1884) Ницше пред
ставляет свою философию в художественной форме. Если
исключить стихотворения, которые в русских переводах
выглядят невыразительно, то можно сказать, что больше
он не предпринимал такой попытки, ни по форме, ни по
содержанию. Это касается и ведущих тем — о сверхчелове
ке, воле к власти и вечном возвращении. Обращение к по
этической форме обусловлено не только философскими
потребностями. Ницше хотел изложить свое учение, но од
новременно не хотел, чтобы оно осталось только учением.
Моделью служил, конечно, Платон, нашедший в фигуре
Сократа художникамыслителя, который создавал истин
ную теорию в диалоге со слушателями. Зная о том, что он
знает не больше других, мудрый философ всегда готов к
тому, чтобы изменить свои взгляды.
Как у Платона говорит Сократ, так у Ницше говорит За
ратустра. Он не учит учению, а показывает, как нечто непо
нятное может стать понятым. На этом сходство кончается.
Умение ставить и обсуждать вопросы Сократ, как ремес
ленник, выносил на рынок, чтобы обучить афинских граж
дан своему искусству. Заратустра же — пророк, точнее мас
ка, под которой пророчествовал Ницше. Как могло слу
читься, что Заратустра оказался сплавом Сократа и Хри
212
ста — двух ненавидимых Ницше персонажей? С одной сто
роны, как Сократ, он перевел мораль на уровень метафизи
ки. С другой стороны, как Христос, он рассказывает преда
ние, обнаруживающее границы метафизики. Миф в фило
софию привлекал и Платон. Рассказ в форме мифа — это
евангелие, сообщающее о судьбе учителя и тем самым о
судьбе учения.
«Так говорил Заратустра» состоит из четырех частей.
В первой части Заратустра предлагает учение о сверхчело
веке, но, не будучи услышанным, покидает город. Во вто
рой части речь идет о тайне жизни самого учителя, судьбой
которого является самопреодоление, т. е. воля к власти.
В третьей части говорят животные Заратустры. Орел —
символ стойкости, змея — символ мудрости. Они пред
ставляют самое сложное — идею вечного возвращения.
Четвертая часть, изданная (1885) для самых близких дру
зей, исполнена горестным чувством отсутствия публики и
вообще ставит под вопрос учение как таковое.
Три учения трех частей «Заратустры» раскрывают три
перспективы морали. Учение о сверхчеловеке ставит под
вопрос различие добра и зла; учение о воле к власти являет
ся самопреодолением перспективизма; вместо различия
добра и зла вводится различие слабого и сильного с точки
зрения жизни; учение о вечном возвращении равного уста
навливает перспективизм справедливости в Ницшевом
смысле. Понятие сверхчеловека означает, что человек на
ходится в состоянии самопреодоления. Речь о смерти ста
рых богов порождает требование создать нового бога. Во
второй части это требование отвергается, ибо бог — это от
рицание творчества человека. Творчество Ницше связыва
ет с жизнью. Именно она, а не вечность, становится мас
штабом оценки творчества. Вместо создания сверхчелове
ка Ницше говорит о самопреодолении, которое поясняет
ся через волю к власти.
Мысли, образы и переживания, зафиксированные в
этой самой дорогой для Ницше книге, формировались во
время непростых отношений с Лу Саломе — весьма «про
двинутой» дамой, соединявшей в себе каприз и ум. Неко
торые исследователи предполагают, что именно Лу Саломе
213