Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
формацию: общество страха уже не может считать себя
свободным. Поскольку вокруг нас живут грабители, убий
цы, насильники и арабские террористы, то все мы должны
владеть соответствующими средствами защиты и даже на
падения, чтобы выжить в их окружении.
Отсюда понятен возврат архаичного, который становит
ся условием успешного развития вперед. Среди своих со
временников Ницше выделял Шопенгауэра, воскресивше
го средневековое христианское миропонимание в век на
учной цивилизации. Ницше писал: «Несомненно, одним
из величайших и неоценимых преимуществ, которые мы
получаем от Шопенгауэра, является то, что он временно
оттесняет наше чувство назад, к старым, могущественным
формам понимания мира и людей, к которым иначе мы не
так легко нашли бы путь… Я думаю, теперь никому не уда
лось бы легко без помощи Шопенгауэра проявить справед
ливость к христианству и его азиатским родственникам,
что в особенности невозможно на почве еще существую
щего христианства»
70
.
Если интерпретировать высказывания Ницше с пози
ций современности, то получится довольно необычный
вывод: варварами оказываются более «просвещенные» на
роды, колонизирующие и эксплуатирующие менее разви
тые. Возможно, вандализм и нашествие орд варваров, как
и террористические акты Востока против Запада, были
жестами отчаяния или порождением прежней завоеватель
ной политики. Конечно, многие государства, как бывший
СССР, сегодняшние Афганистан, Ирак и Китай, кажутся
западному обывателю «империями зла», сконцентриро
вавшими горы оружия, направленного на Запад. Но оче
видно, что эти империи скроены по образцу Запада, хотя
они и противодействуют его экспансии. Они — ужасное
прошлое самого Запада, которое его настигает в «светлом
будущем». Так и мы — оевропеившиеся русские — теперь
страдаем от своих бывших союзников, причем как тех, кто
переметнулся и интегрировался в Европу, так и тех, кото
рые остались верными прежним идеям. Следует признать,
что наш нынешний враг — это не воплощение мирового
зла, а во многом наше собственное порождение.
174
Ницше является одним из первых теоретиков настояще
го, которое оплодотворяет прошедшее и рождает будущее.
Он считал, что современность, преодолевающая рамки на
циональнокультурной ограниченности, открывает новые
перспективы освоения достижений всех прошлых культур.
Мы пользуемся всеми культурами прошлого, питаемся
благороднейшей кровью всех времен. Между тем предше
ствующие культуры могли пользоваться лишь собою и
были ограничены собственными пределами. Ницше гово
рил, что до совершенства продуманная история была бы
«космическим самосознанием». Но речь идет не просто о
знании, а о необходимости такого исторического воспита
ния, которое приучает людей переживать историю как соб
ственную жизнь. Именно это чувство и ведет к очеловечи
ванию человека
71
.
Вместе с тем образ настоящего пугал Ницше, он видел в
нем симптомы вырождения: воды религии пересыхают, на
ции расщепляются, науки подрывают миф, образование
превращает людей в узких специалистов, все встает на
службу грядущему варварству. «Нет ничего, что стояло бы
на ногах крепко с суровой верой в себя»
72
,— сожалел Ниц
ше. Конечно он отмечал повышение комфорта, признавал
смягчение нравов и расширение свободы. Но его все время
беспокоил вопрос о цене прогресса. Ницше указывал на
роковую роль машин в изменении мира. Индустриализа
ция, полагал он, отнимает у человека гордость за труд, она
не побуждает к росту человека, обезличивает его, устраняет
личные качества и во всем учит полагаться на дисциплину.
Университет как питомник для юношества
Образование — это форма реализации вечного возвра
щения. Работа Ницше «О будущем наших образовательных
учреждений» (1872) может расцениваться как некая благая
весть, обращенная к будущему. Автором такого послания
является мэтр, имеющий в виду основание новых учрежде
ний. Ницше мечтал, что когданибудь понадобятся учреж
дения, где будут учить его пониманию жизни; будут, быть
175
может, учреждены особые кафедры для толкования Зарату
стры. Но он согласился бы на это при условии, если най
дутся хорошие уши и руки для восприятия его истин.
«Нынче не слышат, не умеют брать от меня»,— жаловался
Ницше. И это подтверждается судьбой лекций о будущем
университетов.
Функции школы и университета не сводятся к репроду
цированию и трансляции знания, ибо они являются мес
тами производства человеческого в человеке. Вопреки
мнению М. Фуко, образовательные учреждения — не
столько дисциплинарные, сколько тепличные пространст
ва, в которых происходит дозревание юношества до такого
состояния, когда оно способно осуществлять обмен с
внешней средой без риска для самосохранения. Универси
тет должен сформировать символическую иммунную сис
тему молодежи, обеспечивающую восприятие ею чужих
идей с пользой для себя. Первая угроза состоит в том, что
открытость университетского образования оставляет мо
лодежь беззащитной перед чужим. Вторая угроза идет от
закрытости, когда традиции замыкают молодежь в капсулу
освоенного культурного пространства и она оказывается
беспомощной перед вирусами чужого, которые взламыва
ют традиционные механизмы защиты. Таким образом, за
дача образования состоит в том, чтобы не только сохра
нять и развивать свою символическую среду (культуру, ми
ровоззрение, литературу, искусства и идеологию), но и
подвергать ее систему защиты искусственным вирусным
инфекциям, для того чтобы в открытом мире молодой че
ловек мог сохранить свою идентичность, чтобы он мог об
щаться с другими и не замыкаться, а расширять свои куль
турные границы.
Все сказанное соответствует замыслу Ницше. То, что на
зывают «фашистским» у Ницше, является всегонавсего
попыткой сохранения места, в котором живет человек. Со
временное государство, в отличие от традиционного, ли
шает человека родины, делает его винтиком системы, ко
торая является искусственной, отчужденной от родовой
сущности человека. Понятия дома, родины, места кажутся
многим современным философам опасными, ведущими к
176
фашизму. Они предчувствуют, что и сегодня существует уг
роза возвращения фашистов. Однако что такое фашизм и
почему Ницше и Хайдеггер часто обзываются идеологами
фашизма?
Чтобы избежать недоразумений в дискуссиях, а также
возвращения фашистского движения, необходимо четко
отделить государственный тоталитаризм, с которым воевал
Ницше, от естественного желания человека иметь место,
дом для своего существования. Им может быть и малень
кая хижина в горах, и отели для мировых скитальцев вроде
Набокова, это может быть «малая родина» и даже весь мир.
Место — понятие не географическое и тем более не геопо
литическое, а, скорее, климатическое. Оно формируется
как пространство теплоты, дарения и доверия между мате
рью и ребенком. И в дальнейшем место бытия человека
должно сохранять в своих сложных социальных, политиче
ских и символических структурах связь с детскоматерин
ской коммуной. Однако тут «на помощь» приходит госу
дарство, иезуитски используя потребность в этой связи.
Лицемерие государства, о котором говорил Ницше, и осо
бенно фашистского государства, которое внушает ужас,
состоит в том, что на свою нечеловеческую личину оно на
девает маску материнского лица. Под этой маской фаши
сты осуществляют ночные шествия с факелами, возрожда
ют древние мифы, одевают бюрократическое военное го
сударство в тогу отечества, а толпу обманывают званием
народа. Но маска есть маска, не с ней надо бороться. До тех
пор, пока мы не поймем, что стремление иметь кров, роди
ну, мать, говорить на родном языке, петь героические пес
ни, наслаждаться звуками и образами, навевающими вос
поминания о голосе и лице матери,— это не фашизм, до
тех пор пока мы будем осуждать Ницше и насаждать исте
рию страха перед «кровью» и «почвой», мы будем бороться
с самым человечным в человеке и, следовательно, потвор
ствовать фашизму.
Ницше охарактеризовал демократизацию образования
как вырождение и предложил в качестве лекарства проти
воположное: вместо либерального профессора — вождь,
вместо свободы — муштра, вместо равенства — строгий от
177
бор. Главная проблема — это не столько подготовка спе
циалистов, сколько воспитание человека. По мнению
Ницше, любое образование начинается с противополож
ности всему тому, что превозносится под именем академи
ческой свободы,— с послушания, подчинения, муштры,
службы. Естественно, что такое образование предполагает
вождя. Слово «фюрер» вызывает идиосинкразию Легче
всего сказать, что Ницше не имел в виду Гитлера, но столь
же неверно и их отождествление. Ж. Деррида высказывает
предположение, что одна и та же лингвистическая машина
по производству высказываний сопрягает и брачует анта
гонизмы. Свою задачу он видит в ее разборке, в переписы
вании «великой программы». Без этого ни один мыслитель
не застрахован от извращенного до противоположности
использования своих текстов: «нет ничего совершенно
случайного в том факте, что единственной политикой, ко
торая на деле размахивала им как главным, официальным
стягом, была политика нацистская»
73
. Деррида как пред
ставитель народа, планомерно уничтожаемого фашиста
ми, весьма озабочен, не является ли большая политика
Ницше таким целым, частью и эпизодом которого был фа
шизм. Это серьезное предостережение. Строго говоря,
Ницше не должен был «писать кровью» свои тексты изза
того, что чернила казались неубедительными. Дело не в
субстанции, а в структуре письма. Но раз уж они написа
ны, Деррида предлагает читать их в технике деконструк
ции. Чтобы ее продемонстрировать он начинает пересказ
лекции Ницше об академической свободе. Академическая
свобода освобождает от мыслей и подчиняет лингвистиче
ской муштре. Так вырисовывается беспощадное принуж
дение государства. Именно оно главный противник Ниц
шевых лекций. Автономия университетов есть не что иное,
как ловушка государства, которое подчиняет себе через
строгий контроль и принуждение. Ницше писал о том, что
ухо является органом университета. Его аудитории, аулы
сами напоминают большое ухо. «Студент слушает,— писал
Ницше,— когда он говорит, когда он смотрит, когда он в
компании, когда он занимается искусствами, короче, ко
гда он живет, он самостоятелен, то есть независим от обра
178
зовательного учреждения. Очень часто студент пишет в то
же время, что и слушает. Это те моменты, когда он подве
шен на пуповине Университета… Говорящий рот, очень
много ушей и половина пишущих рук — вот внешний ака
демический аппарат, вот приведенная в действие культур
ная машина университета»
74
.
Ницше поясняет состояние реализованной «академиче
ской свободы»: профессор говорит почти все, что хочет,
студенты также вольны слушать, записывать и думать или
заткнуть уши и предаться собственным грезам. Все свобод
ны. Но за всем этим надзирает государство. Деррида делает
вывод: «Отныне можно читать эти Лекции как современ
ную критику государственных культурных аппаратов и
того фундаментального государственного аппарата, како
вым еще вчера, в индустриальном обществе, являлся
школьный аппарат»
75
. Уши — важнейший орган воспита
ния. Голос государства посредством сладкоречивого про
фессора притворяется голосом матери, который звал нас
наружу, когда мы еще уютно покоились в ее лоне. Деррида
весьма выразительно пишет: «Полностью обратившись в
слух для этого пса от фонографа, вы превращаетесь в hifi
приемник, а ухо ваше, которое одновременно и ухо друго
го, начинает занимать в вашем теле непропорциональное
место „калеки навыворот“»
76
.
Как только речь заходит об ухе, ноге и руке Деррида об
наруживает потрясающую фантазию; ему явно не дает по
коя слава Фрейда, который с ужасом осознавал, насколько
Ницше предвосхитил и превзошел его в области «глубин
ной психологии». Психоаналитические галлюцинации на
ходят на Деррида, как только он сталкивается с темой
отца — а ее Деррида без устали готов обсуждать по малей
шему поводу. В этом и состоит его насилие над наследием
Ницше. Очевидно, что рассуждение на тему умершего отца
и живой матери в «Ессе Номо» преследует совсем иные
цели, нежели разоблачение эдипова комплекса. Ницше от
носится к отцу иначе, чем Фрейд, потому что не испытал
давления отцовской власти. Возможно, суровость Ницше в
политике воспитания как раз и является своеобразной
компенсацией недополученной дисциплины.
179
В своей работе Ницше много писал о необходимости
культивировать родной материнский язык. К сожалению,
современное образование его уродует; даже женщины
учительницы культивируют язык Отца. Между тем хоро
ший учитель встает на службу сохранения живого материн
ского языка. К сожалению, Деррида подчинил эту чудес
ную тему навязчивому фантазму подписи как кредита. Его
сильно беспокоит символический капитал «идеи», или
«миссии», университета. Ведь он и сам создал в Америке
международный учебный центр.
Акцентирование метафоры речи и уха продиктованы
симпатией Деррида к письму. Стоит спросить и о том, по
чему он — виртуоз не только письма, но и чтения — осуж
дает голос? Логика такова: голос, обладающий магнетопа
тической силой, подобен пению сирен. Тот, кто его слы
шит, очарован чудесной мелодией, а не истиной. Среди ты
сячи звуков особо воздействуют те, которые мы слышали в
детстве, когда нам пели сначала колыбельную, а потом ге
роическую песню. Опасность состоит в том, что способ
ный имитировать голос матери профессор обретает абсо
лютную власть над человеком. Но ведь точно так же воз
действует на слушателя и фюрер. В чем же его отличие от
профессора?
Что за орган наше ухо? Что мы слышим, кто слышит, ко
гда звучат эти слова? «Не идет ли речь о том же ухе,— спра
шивает Деррида,— том самом, что вы навостряете на меня
или я, говоря, навостряю сам, ухе уже заимствованном?
Или же мы слышим, слышим самих себя уже другим
ухом?»
77
Возможно, Деррида не до конца разобрался с маг
нетопатией голоса. Ухо столь же избирательно, как и разум.
Говоря о преимуществе письма, Деррида видит его в том,
что оно подлежит деконструкции. Текст можно читать и пе
речитывать и при этом поразному интерпретировать. Но и
ухо — аппарат не только рецепции, но и селекции. Голос ма
тери можно имитировать. Это могут делать профессора,
примадонны и вожди. Но в случае удачной имитации они
становятся «фонографами» уже не столько государства,
сколько родины или отечества. Иными словами, едва ли бы
Ницше согласился считать отца символом государства.
180
Пафос Ницше направлен против образовательной поли
тики, которая поддерживается современным государством.
Но речь идет именно о современном государстве, а не о го
сударстве вообще и, тем более, не о том, которое граждане
считают Отечеством. Ошибка Деррида состоит в том, что
всякое государство кажется ему тоталитарным. Поэтому он
не хотел разбираться с идеалом Ницше, отделавшись от него
намеком на фашистское исполнение. Между тем под назва
нием «академическая свобода» Ницше критиковал либе
ральный порядок. Рассмотрим внимательно его аргументы.
Сначала Ницше говорит о том, что современность кажется
освобождением от прежней тирании, когда государство
преследовало вольномыслие. Он подчеркивает: «Ни одна
эпоха не была еще так богата столь прекрасными самостоя
тельными личностями, никогда не ненавидели так сильно
всякое рабство, включая, конечно, и рабство воспитания и
образования»
78
. Далее следует разоблачение этой свободы
на примере взаимозависимости голоса профессора и уха
студента: «Позади обеих групп на почтительном расстоянии
стоит государство с напряженной физиономией надсмотр
щика, чтобы время от времени напоминать, что оно являет
ся целью, конечным пунктом и смыслом всей этой стран
ной говорильной и слушательной процедуры»
79
. Этот вывод
вполне удовлетворяет любопытство Деррида. Однако Ниц
ше только начинает свой проект. Он предлагает оценивать
образование тремя критериями: вопервых, потребностью
его в философии, вовторых, его художественным инстинк
том, наконец, втретьих, греческой и римской античностью
как воплощенным категорическим императивом всякой
культуры. Выбор этих критериев обусловлен антропологи
ческой перспективой. Воспитание мужественного свобод
ного человека, обладающего социальными добродетеля
ми,— вот что заботит Ницше больше всего. Если Деррида,
как и все либерально настроенные интеллектуалы, мыслит
на основе противоположности государства и человека, то
Ницше преодолевает эту противоположность, считая чело
века продуктом государства и наоборот.
Всякий человек, особенно в пору юности, нуждается в
наставнике. Но в современном образовательном учрежде
181
нии естественное состояние крайней потребности в руко
водительстве рассматривается как злейший враг независи
мости и самостоятельности студента. Считается, что сту
дент сам должен сформировать свои убеждения на основе
той информации, которую получает в ходе изучения исто
рии, филологии или других специальных дисциплин. Важ
ная воспитательная задача «держать академическую моло
дежь в строгой художественной дисциплине» также не вы
полняется современными университетами. Ницше писал:
«Современный студент не способен и не подготовлен к фи
лософии, лишен инстинкта к истинному искусству и явля
ется в сравнении с греками только варваром, мнящим себя
свободным»
80
. Отсутствие воспитания в названных на
правлениях приводит к апатии, скуке, усталости студента:
отсутствие наставника толкает его из одной формы суще
ствования в другую. По замечанию Ницше, студент «явля
ется без вины виноватым; ибо кто навязал ему непосиль
ную ношу — одиночество? Кто побуждал его к самостоя
тельности в возрасте, когда естественной и ближайшей по
требностью является доверчивое повиновение великим во
ждям и вдохновенное следование по путям учителя?»
81
Здесь употребляется слово «фюрер», которое для Ницше
имело совсем иной смысл, чем для нас, живущих после
Гитлера. Для Деррида употребление этого термина оказа
лось достаточным для вынесения приговора, согласно ко
торому предложенный Ницше проект будущих образова
тельных учреждений является антидемократическим. Но
если отвлечься от противопоставления демократии и фа
шизма, ибо они связаны между собою, как палач и жертва,
то предложение Ницше выглядит совсем поиному. Эво
люция образования в современном обществе шла в на
правлении не только либерализации, но и консумериза
ции. Однако уменьшение усилий и удешевление расходов в
деле воспитания приводит к ужасающим последствиям.
Если можно както смириться со стандартизацией вещей,
ибо они становятся общедоступными, то смириться с уни
фикацией образования людей нельзя, ибо она приводит к
весьма тяжелым последствиям как для них самих, так и для
окружающих. Ницше писал: «Страшно думать о тех резуль
182
татах, к которым ведет подавление столь благородных по
требностей (в наставничестве.— Б. М.). Тот, кто станет
вблизи внимательным взором рассматривать наиболее
опасных поощрителей и друзей этой столь ненавистной
мне псевдокультуры настоящего, найдет среди них немало
таких выродков образования, сбитых с правильного пути;
внутреннее разочарование довело их до враждебного и оз
лобленного отношения к культуре, к которой никто не хо
тел указать им путей. И это не самые плохие и незначи
тельные люди, которых мы, в метаморфозе отчаяния,
встречаем потом в качестве журналистов и газетных писа
телей»
82
. Очевидно, что речь идет не столько о борьбе про
тив академической свободы, сколько об антропологиче
ских последствиях ее реализации. Предоставив свободу
студентам, профессора перестали нести груз ответственно
сти учителянаставника. Однако образование от этого не
стало свободным; и Деррида, вслед за Ницше, отметил на
растание тирании государства, которое превратилось в ма
шину по «промыванию мозгов. Однако далее их пути разо
шлись. Деррида видит выход в дальнейшей либерализации
и отделении университетов от государства. Ницше же забо
тит вопрос о человеке, и он предлагает возрождение инсти
тута наставничества.
При всей привлекательности предложения Ницше, сле
дует спросить, сможем ли мы — родители, воспитатели,
учителя, профессора — взять на себя миссию наставников
юношества. Родители не имеют времени и опыта для вос
питания детей и охотно передают свои обязанности специ
альным воспитательным и образовательным учреждениям.
Последние финансируются и управляются государством,
которое нуждается в кадрах — функционерах. В результате,
и воспитатели и воспитуемые формируются как винтики
сложного механизма, работа которого зависит от механи
ческого исполнения определенных функций. Ницше бес
покоила утрата человеческого начала, которая, по его мне
нию, приводила к тому, что и само государство превраща
лось в бездушного холодного монстра. Он видел выход в
восстановлении связи учителя и ученика, которая была ха
рактерна для иерархического общества. Ницше писал:
183