Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
«Всякое образование начинается с противоположности
всему тому, что теперь восхваляют под именем академиче
ской свободы,— с повиновения, с подчинения, с дисцип
лины, со служения. И как великие вожди нуждаются в по
следователях, так и руководимые люди нуждаются в вож
дях. Здесь в иерархии умов господствует взаимное предо
пределение, род предустановленной гармонии. Этому веч
ному порядку, к которому по естественному закону тяготе
ния постоянно снова стремятся все вещи, хочет противо
действовать, нарушая и разрушая его, та культура, которая
теперь восседает на престоле современности»
83
. Но Ниц
ше, как уже было сказано, имеет в виду не политику, пони
маемую как борьба за эмансипацию. Порядок современно
сти представляет собой механическую взаимосвязь, в кото
рой элемент не знает и не чувствует смысла целого. Этому
безличному порядку Ницше противопоставлял организо
ванную наподобие симфонического оркестра целостность,
где гармония достигается благодаря иерархии.
Лекции Ницше остались незавершенными. Видимо, он
чувствовал утопичность своего проекта и искал другие
пути его воплощения. Главным противником для Ницше
постепенно становилась религия. О ней речь пойдет ниже.
Здесь же спросим, насколько полезными и поучительными
являются предложения Ницше относительно наших попы
ток реформировать образование. То, что одним из первых
заметил Ницше, теперь стало очевидным для всех. Сущест
вующая система образования переживает кризис и нужда
ется в модернизации. Ее направление, названное болон
ским процессом, не у всех получает одобрение. С одной
стороны, благодаря модернизации образование станет бо
лее демократичным, открытым, свободным от националь
ных и иных ограничений. С другой стороны, оно станет
еще более унифицированным и обезличенным. Упадет
престиж крупных университетов, которые готовили сту
дентов по собственным программам и были ориентирова
ны на подготовку уникальных специалистов. Такой рас
клад мнений свидетельствует о том, что мы озабочены не
столько судьбой выдающихся педагогов, сколько сохране
нием элитных университетов, которые готовят «мозги» для
184
научноисследовательских учреждений. Ницше заботило
совсем другое. Он волновался о том, что выпускники уни
верситетов перестали быть носителями национального
духа, о том, что они перестали бороться за свободу отечест
ва и не готовы жертвовать ради него своей жизнью.
Сегодня и государство переживает кризис. Предлагае
мые пути выхода из этого кризиса традиционно же пара
доксальны. Одни говорят о формировании гражданского
общества, а другие — об усилении государства. Между тем
здесь, как и в случае с выбором реформ институтов образо
вания и семьи, необходимо принять такое решение, кото
рое не опирается на двузначную логику, предписывающую
выбор одной из противоположностей. Необходимо со
вместить то и другое. Это кажется невозможным до тех
пор, пока мы мыслим в рамках устаревшей системы разли
чий. Ницше понимал это и все последующие работы
посвятил критике базисных оппозиций, которые опреде
ляют постановку и решение конкретных проблем.
Земля и небо: «Утренняя заря»
Критически оценивая последствия историзма, Ницше
обнаруживает в нем моральные предрассудки и односто
ронние ценностные ориентации, выдаваемые за абсолют
ные. Это приводит к необходимости генеалогического изу
чения морали. Абсолютное различие добра и зла кажется
разумным, естественным, во всяком случае, совершенно
очевидным и непересматриваемым. «Утренняя заря» (1881)
считается первым аутентичным стилю Ницше произведе
нием, где он находит адекватную форму и содержание для
выражения протеста против устаревших моральных пред
рассудков. В ней еще много наивного, искусственного,
рассчитанного на ученого читателя, но меньше разного
рода злых шуток, дразнящих обывательское в наших ду
шах, испепеляющих то тупое и жестокое, что стало родным
в силу воспитания и привычки.
Любой из уже довольно поживших на этом свете людей
осознает, что с течением времени начинает терпимее отно
185
ситься к тому, против чего протестовал в юности, когда еще
не хотел лгать самому себе, когда сопротивлялся поучениям
взрослых, если видел их ложь и неправду. В детстве обряды и
обычаи старших кажутся бессмысленными и жестокими, а
их отношения ужасными. Между тем сами они вполне до
вольны собою и считают, что живут правильно. Молодые
мечтают о лучшей доле и верят в то, что она дается благодаря
моральности и честности. Вопрос о том, почему с годами мы
не только принимаем, но даже начинаем любить, а потом
упорно насаждать своим детям все то, с чем боролись в юно
сти, заслуживает отдельного внимания. Но нельзя не отме
тить, что именно этот факт заставляет настороженно отно
ситься к учению о вечном возвращении. Да, мы начинаем
петь жестокие и прекрасные песни отцов. Но значит ли это,
что прошлое возвращается? Можно с удовлетворением от
метить, что Ницше сумел освободиться если не от утвержде
ния, что нечто возвращается, то от позитивной оценки цик
личности. Не факт, что все возвращается. «Судьба» не ана
логична «железной необходимости» истории. Хотя удел че
ловеческий для всех одинаков, но каждый несет его на своих
плечах и исполняет посвоему. Очевидно, что так понятый
«фатализм» лучше исторического детерминизма.
В человеческой жизни все приходит с опозданием. Таков
главный закон времени человеческого существования.
Временность нашего бытия состоит не столько в предвос
хищении будущего и постоянной заботе ускорить встречу с
ним, сколько в горьком осознании того, что задуманное и
желаемое пришло слишком поздно, что оно досталось до
рогой ценой, не оправдало надежд и вообще не стоило уси
лий. Такова наша позиция относительно возвращения.
Прошлое, которое приходит из будущего, всегда разочаро
вывает. Новое — это нежданное и негаданное, нечто такое,
относительно чего мы не знаем, какие последствия оно вы
зовет. Страшась стихийных сил бытия, мы становимся ос
торожнее и опираемся при этом на заветы отцов. Вот в чем
секрет вечного возвращения, возвращения того, против
чего мы выступали в юности.
Но не слишком ли поздно приходит и это прозрение?
В сущности, то, что мы принялись отстаивать и даже наса
186
ждать представлявшееся ранее тупым и обывательским, не
оказывается началом новой жизни и возвращения. Став
дедами, мы снова переживаем чувство протеста против не
правды жизни и передаем его внукам. Но то ли от бесси
лия, то ли от безразличия мы не идем дальше брюзжания.
А что если максимализм юности — это всего лишь песси
мизм старцев, т. е. протест против отцов, переданный деда
ми свои внукам?
84
Наши привычки безыскусны и от этого
незаметны, они кажутся естественными тем сильнее, чем
дольше мы живем на свете. Описать их, явить на свет — это
сама по себе весьма трудная задача. Исследовать мораль,
которой придерживаешься сам,— почти невозможное
дело. Да, моральные нормы всем известны и в большинст
ве своем сформулированы. Но это лишь поверхность,
скрывающая глубину. Ницше представляет себя кротом,
работающим под землей в полной темноте. Эта метафора
отсылает к грабителям могил — самым отвратительным из
воров, ибо они совершают святотатство. Так вот и Ницше
берется за нечто подобное. Ужасное прошлое похоронено,
но об умершем плохо не говорят — таково соглашение! Ему
ставят монумент из камня, на котором начертаны золотые
слова. Моральные принципы — это такие слова, которые
ничего не говорят о действительной жизни умершего. Все
скрыто. Поэтому всякий, кто ворошит историю, может
сравниваться с осквернителем могил. По сравнению с
иными историками, смело перетряхивающими прошлое,
выставляющими на продажу нечестно добытое, Ницше
выглядит работником судебной экспертизы, который рас
капывает могилы и ворошит прошлое не с целью получить
капитал, а для того чтобы установить истину. Но и этот об
раз искателя истин не совсем точен. Генеалогический ме
тод, действительно напоминающий эксгумацию, не ставит
своей целью выведение на свет истины и этим отличается
от феноменологии.
Чего же ты хочешь, «житель подземелья», зачем ты начал
копаться в том, что давно не вызывает интереса и основа
тельно забыто: может быть ты думаешь, что прошлое воз
вращается и поэтому надо тренироваться не в прорицании,
а в памяти? Нет, Ницше определенно дает понять, что он
187
это делает, не будучи одержим какойлибо «верой», а также
не в поисках утешения и не в надежде найти там свою «ут
реннюю зарю». Житель подземелья — не человек в обыч
ном смысле этого слова, поэтому такого рода вопросы ка
жутся ему бессмысленными. Ради их отгадки он не стал бы
жить в подземелье. Кто знает, как он туда попал: может
быть, его насильно загнали в подземелье или он бежал туда
сам, чтобы спастись от преследования?
Ницше спустился в «подземный мир», чтобы исследо
вать «старую веру, на которой мы, философы, возводили
здания уже несколько тысячелетий, возводили все снова и
снова, несмотря на то, что все эти здания рушились»
85
.Он
пришел к мысли, что причиной недолговечности прежних
сооружений является зыбкий грунт, каким является мо
раль, считающаяся основанием культуры. В отличие от
Канта, который тоже предпринял анализ оснований, Ниц
ше понимал, что оценка прочности основания не может
производиться самим разумом. Чистому разуму нужен
скальный грунт, неподвластный времени, но на Земле нет
такого абсолютно незыблемого основания. Кант нашел его
в морали, ибо ясно различал истины и моральные ценно
сти. Ницше уже не верит в незыблемость морали и видит ее
текучесть. Но можно ли сказать, что он ищет по ту сторону
морали новое еще более прочное основание, чтобы по
строить здание морали и науки? Ницше намекает на то, что
«немецкий пессимизм», приверженцем которого он себя
считает, способен сделать последний шаг, вплоть до недо
верия к морали, который окажется полезным для ее спасе
ния. Табу, ограждающие мораль от критики, сослужили
плохую службу. Ради спасения морали необходимо ре
шиться на радикальную критику и подвергнуть сомнению
даже то, что кажется не только несомненным, но и самым
дорогим.
Мораль не подлежит обычному исследованию. Вопрос о
добре и зле решался самым неудовлетворительным обра
зом, ибо в этом вопросе нельзя оставаться беспристраст
ным. Ницше пишет: «В присутствии морали нельзя мыс
лить, еще менее можно говорить: здесь дóлжно — повино
ваться»
86
. Критиковать мораль считается неморальным. Не
188
всякий может решиться на это изза репрессий со стороны
общества. Кроме того, мораль, подобно песням сирен,
имеет свойство очаровывать. Испокон веков она обладала
нечеловеческим искусством убеждения и утешала несчаст
ных. Недаром Ницше сравнивает ее с Цирцеей.
Глядя на небесные светила, человек тщился решить за
гадку мира. Завидуя птицам небесным, он придумал абсо
лютную свободу. Возвышенное место, где веет ветер и гу
ляют облака, служит для обитания духа, который и приду
ман постольку, поскольку есть небо. Небо хоть и красиво,
но недоступно и ненадежно. «Держись за воздух, земля об
манет». В этой шутке заключена безнадежность: если не на
что опереться, то мы падаем в бездну. Люди — это не небо
жители. Местом их рождения, обитания и захоронения яв
ляется земля. Еще в античности обыватели подшучивали
над философами, рассказывая историю о Фалесе, который
провалился в колодец, потому что смотрел не под ноги, а в
небо. «Братья мои, будьте верными земле!» — заклинал
Ницше. Земля — место и опора существования человека.
И хоть она юдоль страданий, но все таки — это наша колы
бель, с которой не хочется расставаться.
Сегодня все это уже довольно трудно понять. Хотя по
эты попрежнему пишут о небе и земле, а философы о глу
боком и возвышенном, они живут чужим опытом. Наше
небо — это высь и пространство. Причем последнее опре
деление превалирует в нашу научнотехническую эпоху.
Воздушные трассы, пути, коридоры — все эти слова озна
чают происшедшее разволшебствование неба, и, глядя на
звездное небо, мы не читаем больше знаков бытия. Между
тем человек всегда жил в сфере, где небо было сводом, по
крывающим землю. Сегодня земля — это источник сырья,
предмет купли и продажи. Но сначала она превратилась в
искусственно обработанный ландшафт, как на картине
П. Брейгеля «Смерть Икара», где парадно одетый крестья
нин как ни в чем не бывало пашет землю. Это настоящая
трагедия — властитель неба умер, а на земле этого даже не
заметили. Так разорвались Земля и Небо. Ницше не хотел
поддерживать этот великий разрыв. Земля Ницше — это
Земля после потопа. Когда наступит Армагеддон, когда
189
нигилизм и декаданс доведут слабых до гибели, то сильные
всетаки выживут и начнут новую жизнь. Если Ницше —
это наш Ной, что же он берет в свой ковчег? Что пона
стоящему пригодится нам в новой жизни, которая бы не
гневила Бога, не вызывала бы ужаса и отвращения у тех,
кто способен посмотреть на нее сверху, с высоких гор?
Этот вопрос приводит к переоценке ценностей.
Как и Руссо, Ницше грезил «добрыми дикарями», кото
рые при всей их кажущейся свирепости обладают прямым
и честным нравом. В этом есть элемент идеализации и уто
пии. Если у древнего человека отсутствовали искусствен
ные нормы христианской морали, то их нельзя применять
для оценки и интерпретации первобытного общества.
Ницше отказывает этим нормам в праве быть абсолютны
ми критериями оценки, однако сохраняет их, возможно не
осознавая этого, в качестве основы интерпретации. Следу
ет обратить внимание не только на моральный, но и на ис
торикопознавательный аспект такого подхода. Обычно
Ницше воспринимают как критика христианской морали,
вскрывающего скрытую в ней волю к власти. Но есть еще
один момент, который также представляется важным и
интересным: критика Ницше косвенно направлена против
европоцентристкого понимания исторического прогресса.
Согласно последнему, все не соответствующее принятым в
Европе знаниям и ценностям, объявляется либо историче
ски неразвитым, либо аномальным. Гуманитарии описы
вают развитие культуры телеологически — в направлении
современности. Миссионеры и колонизаторы стремятся
насадить европейские ценности покоренным народам.
Если раньше парижский двор выступал образцом форми
рования придворного общества, то сегодня «права челове
ка» стали критерием оценки цивилизованности любого
общества. Между тем народы, жившие в древности, и те,
которые живут сейчас, но придерживаются иных ценно
стей, нежели европейские, вовсе не являются нецивилизо
ванными. Их нормы поведения были более суровыми и
сдержанными, чем наши. Даже их экономика, и это при
знают сегодня многие ученые, является более экологич
ной.
190
Сначала человек переносил на природу капризы и зло
собственной души, со времен Руссо изобрели как уголок,
свободный от людской злобы, «добрую природу». В ма
ленькой воинственной общине, во главе которой стоит
вождь с хитрой, злобной и коварной душой, самым выс
шим наслаждением является жестокость. Она, полагал
Ницше, принадлежит к древнейшим праздникам челове
чества. Наслаждение жестокостью было перенесено на бо
гов, и это сделало людей способными переносить страда
ние. При этом речь шла не о воспитании мужественности и
терпения, а о жертвенности, угодной богам. Ницше писал:
«Все духовные руководители народов, хотевшие достиг
нуть какойнибудь цели, нуждались, кроме безумия, также
и в добровольном истязании»
87
. Они делали это на тот слу
чай, если богам или другим людям не понравятся их начи
нания. О том, что и мы еще не свободны от этого, свиде
тельствует судьба наших героев, каждое достижение кото
рых связывается в общественном сознании с колоссальны
ми страданиями и лишениями. Самого Ницше оправдыва
ют только потому, что он ужасно пострадал за свои безум
ные идеи.
Не ясно, признает Ницше преимущества древних обы
чаев перед современной моралью или, наоборот, указывает
на несовершенство «нравственности обычаев». «Всемир
ноисторическое» состояние, воцарившееся с принятием
«общечеловеческой морали», является главным предметом
его критики. История, по Ницше, демонстрирует регресс
человечества. Сегодня человечество стремится к комфорту,
а в прошлом страдание было добродетелью. Люди были
терпеливее к тяготам жизни и не жалели себя. Является ли
это романтическим приукрашиванием древних культур?
Ницше не первым критиковал миф о цивилизации. Его
предшественником был Руссо. Однако немецкий философ
рассматривает возвращение к природе отнюдь не идилли
чески, хотя в «Заратустре» отчетливо видны следы роман
тического увлечения чистым воздухом гор, который вды
хает одинокий мыслитель. Но даже Заратустра, бежавший
от толпы, шума и смрада городов, хочет жить не наедине с
природой, о чем мечтают городские индивидуалисты, а
191
вместе с другими, в теплоте человеческого общежития. Он
понимает эту совместную жизнь принципиально поино
му, чем социалистыутописты, противопоставившие либе
ральному идеалу автономных индивидов идею коллектив
ности, основанную на равенстве и взаимном обмене услу
гами. Этот проект предполагает остатки традиционных
способов достижения солидарности, а также опыт их ре
культивации в христианских общинах. Однако он не ка
жется Ницше эффективным, ибо нейтрализует близкие
взаимодействия родового общества и даже подменяет их
романтическими интеллектуализированными практиками
духовного сопереживания: если не сострадания, то равен
ства и любви. К духовным романам Ницше относится не
сколько иронично. Чувства, на которых они завязываются,
не достаточно сильны, чтобы вынести близкое взаимодей
ствие с братьями по разуму. Во всяком случае, литература
XIX столетия исчерпала запас душевности и обнаружила
беспомощность дружбы, основанной на идентификации с
литературными героями. Поэтому Ницше, как молодой
знаток старой культуры, хотел бы скрепить распадающую
ся ткань человеческих отношений, основанных на эконо
мическом обмене, прочным ферментом жертвы и дара, на
которых строились отношения людей в традиционном об
ществе.
Как отмечал Ницше, сегодня чувство нравственности
так утончено и так приподнято, что положительно можно
назвать его «окрыленным». Однако такая утонченная мо
раль, отвергающая грубые и даже жестокие нравы предков,
порождает ужасные эксцессы, а самое главное, ослабляет
ткань человеческих взаимосвязей. Становящиеся все более
одухотворенными люди неспособны вести совместную
жизнь. В связи с этим Ницше пишет: «Сравнительно с об
разом жизни целых тясячелетий, мы, теперешние люди,
живем в очень безнравственное время: сила обычаев пора
зительно ослаблена»
88
. По мнению Ницше, там, где не по
велевает традиция, нет нравственности. Что же такое нрав
ственность? Мы измеряем ее сегодня соблюдением прав
человека, т. е. степенью индивидуальной свободы. Между
тем это и есть самое большое заблуждение. «Свободный
192
человек безнравственен, потому что во всем он хочет зави
сеть от себя, а не от традиции. Во всех первобытных со
стояниях человечества слово „порочный“ было равнознач
но слову „индивидуальный“, „свободный“, „независи
мый“»
89
.
Итак, нравственность древних заключалась в соблюде
нии традиций и обычаев. Это касалось любого рода заня
тий: и воспитания, и медицины, и войны. «Какой человек
самый нравственный?» — спрашивал Ницше. И отвечал:
«Вопервых, тот, кто наиболее часто исполняет закон…
Вовторых, тот, кто больше всего приносит жертвы обы
чаю»
90
. Таким образом, нравственность состоит в принесе
нии себя в жертву обычаю. Но со времен Сократа и христи
анства речь пошла о «заботе о себе» и об индивидуальном
спасении.
Что же такое традиция, почему люди ее придержива
лись, а потом поставили себя выше обычая? С экономи
кополитической точки зрения такая эволюция совершен
но понятна, но это не значит, что она приемлема с метафи
зической точки зрения. По идее, метафизика должна сто
ять на страже закона, а не индивида. Закон воплощает
силы бытия, и подчинение ему означает служение бытию.
К древним обычаям неприменимы современные полити
ческие интерпретации, потому что в прошлом властитель
играл, скорее, некую космическую, а потом уже политиче
скую роль. Руководителем человеческого стада был не про
сто смелый и сильный вожак стада, а тот, кто общался с бы
тием, умел читать его знаки. Таким образом, установлен
ные древними обычаи нельзя считать принципами ком
фортабельной социальной жизни, которые обеспечивают
безопасность индивида, ограждают от посягательств на его
жизнь и собственность. Обычаи древних были жесткими в
отношении не только тех, кто их нарушал, но и тех, кто им
повиновался. Социологического объяснения традиций и
обычаев недостаточно, ибо запреты имели священный ха
рактер. Древние люди жертвовали своими индивидуаль
ными благами не просто ради сохранения общины, но
ради сохранения и спасения бытия. Возможно, их мышле
ние было таким, которое сегодня называют «экологиче
193