Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
ским», т. е. они понимали, что жизнь общины зависит от
состояния космоса.
В «Утренней заре» Ницше мыслил не космологически
ми, а «социологическими» понятиями: нравственно то, что
способствует процветанию общины
91
. При этом специфи
ку общественного сознания он видел в принципе коллек
тивной ответственности: если индивид нанес ущерб общи
не, он должен за это заплатить (возмещение ущерба —
главный принцип древнего права); парадоксально при
этом, что проступок индивида община считает и своей ви
ной. Наказание становится двойным. Сначала его несет
индивид и расплачивается с общиной своим имуществом
или телом, но потом и община замаливает грех и стремится
отвести от себя гнев Божий. Видимо, этим вызвано очевид
ное превышение наказания над причиненным ущербом.
Но это не «беспредел», объясняемый местью и желанием
«проучить» виновного. Древнее право по своему сбаланси
ровано, хотя его «уравнение» не всегда нам ясно. В нем за
ложена особая экономика справедливости, отличающаяся
от нашей, когда на «весах Фемиды» должны уравновесить
ся ущерб и наказание
С социальнополитической и метафизической точки
зрения «индивидуальная мораль» гораздо слабее коллек
тивной. Но почему же современный философы, и среди
них такие как М. Фуко и Р. Рорти, защищают либеральную
этику? Парадокс разрешается тем, что современные призы
вы к солидарности имеют мало общего с коллективным
сознанием общины. Точно так же «права человека» не озна
чают анархизма, который является одним из главных вра
гов демократии, а предполагают в качестве «священного»
соблюдение «общественного договора». Напротив, и тут
Ницше не все продумал, древний обычай вовсе не ущемлял
людей. Как раз современное право делает индивида «подза
конным», рассматривает его как элемент социальной сис
темы, а древний обычай допускал не только соревнователь
ность, но и своеобразие членов общины. Это и объясняет,
почему Ницше, критиковавший субъективизм Сократа и
грезивший о традиционной морали, тем не менее сделал
своим героем сверхчеловека. При этом Заратустра свободен
194
тем, что каждый раз посвоему исполняет призвание чело
века. Эти «обычаи» имеют мало общего с расхожим гума
низмом, который под видом индивидуальных прав и свобод
проводит принципы общества потребления.
«Человеческое, слишком человеческое»
«Человеческое, слишком человеческое» (1878) представ
ляет собой некоторую загадку, так как с него начинается
«поворот» Ницше от романтического историзма в сторону
«позитивизма». Ницше занимает угрюмую, порой вульгар
номатериалистическую позицию. Он становится на пози
ции нигилизма, если понимать это слово так, как оно упо
треблялось в России во времена И. С. Тургенева. Если оце
нивать нигилизм в контексте интеллектуального развития
Ницше, то он выглядит вполне естественной реакцией на
юношеский романтизм. Но вряд ли душевный кризис и бо
лезнь Ницше исчерпывающим образом объясняют его
скептицизм в отношении морали и религии, науки и ис
кусства. Скорее, можно предположить, что несчастья и бо
лезнь способствовали религиозному обращению. Человек
в этих условиях ведет себя не всегда так, как это описано в
героическом экзистенциализме, и редко отваживается на
протест. Возможно, болезнь обострила внимание Ницше к
телесным и душевным процессам. Поэтому он предпринял
попытку перевода метафизических проблем морали на
язык физиологии и психологии. В «Человеческом» весьма
явно просматривается влияние сочинений Ларошфуко,
Паскаля, Шопенгауэра и других мастеров «афоризмов жи
тейской мудрости».
Текст преследует не критические, а терапевтические
цели. Ницше пишет, что хотел бы успокоить и даже уте
шить читателя, который, как и он сам когдато, ужасно
страдает от несоответствия идеалов и реальности. При
этом орудием как его критики, так и его терапии выступает
рациональное познание. Именно автономию истины и му
жественное следование ей без какихлибо оговорок Ницше
отстаивает от моральных и иных ограничений. Но это не
195
тот «позитивизм» или «сциентизм», которыми пытаются
квалифицировать «Человеческое» и «Веселую науку». Суть
поворота не в «реализме» или «материализме», а в переори
ентации на создание новых инструментов для изучения
мелких и малозаметных явлений, составляющих ткань по
вседневной жизни. Что же такое «человеческое» и почему
Ницше удваивает это слово, добавляя к нему «слишком че
ловеческое»? Разве оно не означает позитивную ценность,
насмехаться над которой — дурной тон, свидетельствую
щий о радикальной испорченности автора? Скорее, нече
ловеческое в человеке вызывает большой страх. Именно на
его искоренение направлены воспитательные и образова
тельные учреждения современной цивилизации. Критики
называли сочинения Ницше «школой подозрения». Ниц
ше же исправляя эту оценку, называл их «школа мужества и
даже дерзости».
Почти все предисловия к новому изданию книг Ницше
представляют собой переоценку ранних идей и, скорее
всего, должны анализироваться как своеобразное допол
нение к «Ессе Номо» под рубрикой «выздоровление» или
«самовосстановление». Описание кризиса сменяется опи
санием «инспирации» — взлета духа, наступавшего после
приступов болезни. Возможно, Ницше усматривал в боли
некий дополнительный источник творчества и не отказал
ся бы от нее. Во всяком случае, такие писатели, как
Ф. М. Достоевский и Т. Манн, всерьез полагали, что их ма
нера письма самым интимным образом связана с их забо
леванием. Понастоящему опасна болезнь не тела, а духа.
Поэтому история самовосстановления Ницше — это исто
рия преодоления нигилизма, это возвращение от одиноче
ства к людям, спуск с неба на землю. Ницше пишет: «Серь
езно говоря, самое основательное лечение всякого песси
мизма (как известно, неизлечимого недуга старых идеали
стов и лгунов) — это заболеть на манер таких свободных
умов, долго оставаться больным и затем еще медленнее
возвращаться к здоровью»
92
. Этот же рецепт выздоровле
ния будет предложен Ницше и в «Заратустре».
Главное средство против болезни Ницше видит не в ле
карствах. Он пишет: «…что мне было всегда нужнее всего
196
для моего лечения и самовосстановления, так это вера, что
я не одинок в этом смысле, что мой взор не одинок,— вол
шебное чаяние родства и равенства во взоре и вожделении,
доверчивый покой дружбы, слепота вдвоем, без подозре
ний и знаков вопроса, наслаждение внешностью, поверх
ностью, близким и ближайшим — всем, что имеет цвет,
кожу и видимость»
93
. Можно ли еще более трогательно и
пронзительно описать коммунитарную идиллию? Еще
одно описание выздоровления: «…свободный ум снова
приближается к жизни, правда медленно, почти против
воли, почти с недоверием. Вокруг него снова становится
теплее, как бы желтее; чувство и сочувствие получают глу
бину, теплые ветры всякого рода обвевают его. Он чувству
ет себя так, как будто теперь у него впервые открылись гла
за для близкого»
94
. Ницше понимает, что тоска по ближне
му — всего лишь иллюзия. Но жизнь основана не на исти
не, а на заблуждении. Книга для свободных умов — следст
вие того, что земная дружба невозможна; поэтому прихо
дилось изобретать воображаемого товарища, общение с
которым, как отмечает Ницше, помогало сохранить «хоро
шее настроение среди плохого устроения». Если бы он жил
в эпоху Интернета, то, может быть, как нынешние моло
дые люди, тоже предпочитал бы виртуального собеседника
реальному. Конструируя «свободные умы» как некий про
образ будущих жителей Земли, он верил, что тем самым
способствует их приходу.
В архиве сохранилось множество набросков, в которых
Ницше пытался осмыслить свой «великий перелом». Ме
ланхолично описывает он ненасытную юность, желание
всего «много и сразу», о пресыщенности же не упоминает,
а сразу говорит о прозрении: «…я понял однажды, какие
яства я вкушал и к чему соблазняли меня голод и жажда,
буйствующие в моей душе. Это было летом 1876 г. Рассви
репев от ярости, оттолкнул я тогда от себя все столы…»
95
Ницше пишет об «изгнанничестве», о добровольном уходе
от «профессорской братии». Дело не ограничивается «пе
ременой мест». Он пишет об освобождении в смысле от
резвления, охлаждения ко всему тому, во что он ранее ис
кренне верил: «Я испытывал все, к чему до этого было во
197
обще привязано мое сердце, я вращал все лучшее и люби
мейшее и всматривался в его изнанку…»
96
Ницше призна
ется, что все это было опасной и злой игрой, которая часто
делала его больным. Как же бороться с пессимизмом —
этой главной болезнью XIX в., какое лекарство способно
прогнать тоску? Оно называется «воля к здоровью». Ниц
ше говорил о том, что вынужден был разыгрывать комедию
здоровья, имитировать его. Он так оценивает свое новое
состояние: «По существу, некая птичья свобода и птичья
перспектива, нечто вроде любопытства и презрения одно
временно, как это известно каждому, кто безучастно ос
матривает какуюлибо чудовищную всячину,— таковым
было наконец достигнутое новое состояние, которое мне
пришлось долго выносить»
97
.
Наверное, следует признать условность разделения жиз
ни и интеллектуальной эволюции мыслителя на составные
части. Речь идет о главной теме Ницше, заявленной им в
«Рождении трагедии»,— как спасти жизнь от разума, став
шего болезнью европейской культуры. Эта тема, как она
формулируется в «Пользе и вреде истории для жизни», на
поминает проблематизацию соотношения мужества и рас
судительности у позднего Платона. Принимает ли Ницше
предложенный Платоном в «Политике» путь? Это серьез
ный вопрос. С одной стороны, его мысль о «белокурых
бестиях» приводит к соблазну «генетического» отбора.
С другой стороны, его собственная стратегия воспитания
«сильных и свободных умов» весьма далека от обычной ме
дицины и генетики. Всетаки методология Ницше не гене
тическая, а генеалогическая. Речь идет о генетике понятий
и чувств. Без нее голубоглазые и белокурые ребята, кото
рых еще рожают европейские женщины, окажутся ничуть
не лучше остальных. Дело не в цвете глаз и волос и не в
форме носа и лба. Гораздо важнее оздоровить систему
чувств и понятий и, главное, преодолеть их схизму.
Об этом свидетельствует раздел «Химия понятий и
чувств», в котором Ницше формулирует свою методологию
(микроанализ, генеалогия понятий из их противополож
ности). Он пишет: «…не существует, строго говоря, ни не
эгоистического поведения, ни совершенно бескорыстного
198
созерцания: то и другое суть лишь утончения, в которых
основной элемент кажется почти испарившимся, так что
лишь самое тонкое наблюдение может обнаружить его
присутствие»
98
.
Главная трудность реализации этого метода состоит в
том, отмечает Ницше, что «человечество любит заглушать
в своем сознании вопросы о происхождении и началах; и
не нужно ли почти лишиться человеческого облика, чтобы
почувствовать в себе противоположное влечение?»
99
О чем
идет речь, что значит потеря человеческого облика? Не пе
реходим ли мы в генеалогическом дискурсе на язык психо
анализа? Мы не просто забыли и должны вспомнить наше
суровое прошлое, мы вытеснили нечеловеческое в челове
ке. Однако оно тайно живет в нас. В своих поздних дневни
ковых записях Ницше намекает на таинственного бога
Диониса, который нашептывал ему о нечеловеческом.
Чему учит Дионис, чем его рассказы отличаются от испо
веди невротика? Тот, кто слышит голоса, согласно сего
дняшней классификации, является шизофреником. Это
объяснение не раскрывает загадки древних людей, ощу
щавших свою сопричастность природным силам. Фило
соф, конечно, не Дионис, но и невротик — тоже не всегда
философ. Философ — выздоравливающий невротик. Точ
но так же Дионис не совсем обычный бог, которому при
сущ предикат всесовершенства, а выздоравливающий бог.
Можно полагать, что и Христос не вполне «божественен»:
он принял смертную муку на кресте и потом воскрес. Фи
лософию Ницше оценивает в терминах «больная — здоро
вая». При этом он не только порой меняет значение этих
понятий, но и пытается избавиться от самой противопо
ложности. Дело не просто в «переоценке» ценностей, а в
том, чтобы сделать ее бесконечной. Таким образом, пер
спективизм и воля к власти оказываются вовлеченными в
общий поток становления. Даже сам о себе философ не
может сказать: наконец я выздоровел. Он не имеет права и
не должен считать себя «нормальным» и «здоровым». То,
что нужно истории и жизни, противопоказано философии.
Ницше писал: «Человеческое, слишком человеческое:
этим заглавием воля намекает на великое освобождение —
199
попытку одинокого скинуть с себя каждый предрассудок,
говорящий в угоду человеку, и идти всеми теми путями, ко
торые уводят на высоту, вполне достаточную для того, что
бы — пусть на одно лишь мгновение — взглянуть на чело
века сверху вниз. Не презирать презренное в человеке, но
вопрошать до самого дна: не останется ли нечто достойное
презрения в высшем и лучшем, во всем, чем гордился до
сих пор человек…»
100
Мечте Ницше о выздоровлении не удалось сбыться. Ни
кто не может вернуться к детской беззаботности, и не толь
ко потому, что дерзкая хмельная сила, данная нам от рож
дения, растрачена. Как взрослый не может снова стать ре
бенком, так и больной здоровым. Этому мешает «злая муд
рость», которая тоже болезненна. От мизантропии ее мо
жет удержать только сильная воля, воля к выздоровлению.
Философ — не здоровый и не больной, а выздоравливаю
щий. Это значит, что он уже не верит с детским оптимиз
мом во все светлое и возвышенное, но и не опровергает ис
тины и смыслы, ибо отрицание есть не что иное, как другая
сторона утверждения. Избавиться от их игры можно, по
Ницше, путем хладнокровного «микроскопического» ана
лиза: «для того чтобы раз и навсегда покончить с такими
грубыми и квадратными оппозициями, как „эгоистиче
ское“ и „неэгоистическое“, „чувственность“ и „духов
ность“, „живое“ и „мертвое“, „истина“ и „заблуждение“,
требуется микроскопическая психология и равным обра
зом выучка во всякого рода оптике исторических перспек
тив…»
101
Ницше понимает, что отказ от таких оппозиций
есть уход «по ту сторону добра и зла», означающий отказ от
морали. И главным препятствием на этом пути является не
только общественное мнение, падкое на ярлыки «иммора
лист», «антихристианин» и т. п., но прежде всего собствен
ная совесть, т. е. наш внутренний цензор и судья — одно
временно тварь и творец моральных оппозиций. Если
главной причиной болезни Европы является мораль, то
можно попытаться избавиться от тирании совести, рас
крыв ее воздействие как на людей, так и на идеи. В опреде
лении человека как больного животного заключено весьма
емкое содержание. Вопервых, хотя животные и болеют, но
200
всетаки не так, как люди. Вовторых, человеческие болез
ни — это во многом продукты культуры. Втретьих, воз
можно, наихудшими являются болезни духа, ослабляющие
человеческую ткань цивилизации.
Слово «болезнь» произошло от боли, которое к душев
ным состояниям применяется, может быть, чаще, чем к
физическим. Человек болеет, переживает по поводу себя и
других, его заботит смысл собственной жизни и процвета
ние человечества. Правда, способность сопереживать стра
даниям других — это важнейшее человеческое качество —
сегодня резко деградирует. И это удивительно, так как в це
лом жизнь становится более обеспеченной и человек мо
жет позволить себе помогать другим. Если благотворитель
ность еще както держится благодаря соответствующим
общественным движениям, то интерес и тем более соуча
стие к несчастьям других людей стремительно исчезают.
Может, души людей огрубели и их толстая кожа уже не
пропускает внутрь такие неприятные события? Однако, по
свидетельству психиатров, современные люди по большей
части невротики. Они вздрагивают от громких звуков,
страдают от уличного шума, криков и возни соседей, но их
мало волнуют чужие несчастья. Да и о своих они предпочи
тают не говорить — сегодня не принято обнажать душев
ные язвы. С друзьями мы делим время развлечений и сего
дняшняя «дружба» не предполагает поддержку в случае ма
териальных или душевных затруднений. Тех, кто пытается
обсуждать свои проблемы с окружающими, считают зану
дами и норовят от них отмахнуться. Однако молча нельзя
избавиться от душевных проблем. Кому же сегодня можно
доверить свои сомнения, которые, собственно, являются
ранними симптомами болезни? Остается психоанали
тик — наш платный друг, ангелхранитель, интимный наш
брат, которому мы признаемся в том, чего даже сами себе
не говорили. Забота о себе не то чтобы забыта, она стала де
лом специалистов. При этом и с душой и с лекарствами для
души произошли опасные трансформации. Как психиче
ские расстройства, так и органические заболевания людей
порождены преимущественно цивилизационными факто
рами. Тела и души — такие же продукты культуры, как и ос
201
тальные артефакты, составляющие среду нашего обита
ния. Чаще всего в размышлениях о прогрессирующих за
болеваниях отмечается антропогенное влияние техниче
ского прогресса, ухудшающего качества воздуха, воды, пи
тания. Много говорится о недостатке физической нагрузки
и психических перегрузках, порождаемых современной
цивилизацией. Но есть еще один источник изменений на
ших внутренних переживаний — это культура чувств и тех
нологии, направленные на ее совершенствование. Души
людей, как их тела, разрушает современная цивилизация.
Психоанализ трактуется как защитная реакция в ответ на
распространение неврозов и психозов. Можно спросить: а
не оказывает ли патогенного влияния сам психоаналити
ческий дискурс? Не является ли заразной литература и фи
лософский экзистенциализм, описывающий бесцельность
и бессмысленность существования? Среди человеческих
чувств и переживаний есть такие, которые в самом прямом
смысле являются патогенными: одни разъедают душу ин
дивида, другие — опасны для окружающих. С одной сторо
ны, отчаяние, неверие в смысл жизни, с другой стороны,
ненависть и злоба — вот самые страшные вирусы, угро
жающие современной цивилизации. Одни болезни пора
жают, обесценивают главный капитал — сердца и души
людей, которые утрачивают волю к жизни, другие — ведут
к самоуничтожению и войне всех против всех. Если первые
кажутся следствием мутаций индивидуализма и эгоизма,
порожденных современной цивилизацией, то вторые, на
оборот, расцениваются как наследие ужасного прошлого,
наподобие холерных вибрионов, возрождающихся в анти
санитарных условиях.
Собственно, быть человеком — не значит ли болеть; не
есть ли болезнь важнейший экзистенциал нашего сущест
вования, который является основанием философствова
ния? Философствовать — значит учиться умирать. Сущест
вует множество версий этого расхожего определения. Это
не только утешение, но и род «смертельной болезни», чрез
вычайно опасной и заразной. Ницше оценивал филосо
фию как своеобразную прививку иммунитета против таких
опасных символических новообразований, как мораль.
202
С точки зрения практичных людей, философствование —
никчемное занятие, недостойное настоящих мужчин: их
дело — ворочать камни и бороться с врагами, а не рассуж
дать о смысле бытия. Макиавелли, следуя мнению римских
императоров, считал философию безусловно вредной для
государства. Она не только отвлекает людей от дела, но и
сеет сомнения в безусловности национальных ценностей.
Ответом на такое «упразднение философии» и является те
матизация проблем культуры в терминах болезни и здоро
вья. В афоризме под названием «Выздоравливающий»
описывается пробуждение Заратустры от ужасного кош
марного сна. Жизнь среди симулякров — это и есть сон, а
выздоровление — это пробуждение и освобождение от
ночных кошмаров.
Ницше предлагает весьма своеобразный критерий оцен
ки цивилизации. Рассматривая ее как искусственно соз
данную защитную систему общества, все элементы культу
ры — дом, язык, сказания, произведения искусства и фи
лософию — он расценивает исключительно с точки зрения
того, насколько они укрепляют стойкость людей по отно
шению к чужим влияниям. Важная роль в формировании
культурной идентичности принадлежит традициям. Нача
ло цивилизации — это обычай как таковой, независимо от
его содержания, поэтому нельзя отделять варварство от ци
вилизации только на основе различия в содержании зако
нов. Не существует варварских обычаев, потому что любая
традиция — это культура. Ницше считал, что прогресс не
необходим, но возможен. Историзм же, по сути, отрицает
его, так как выступает формой консервации старых замк
нутых народных культур, сформировавшихся бессозна
тельно и случайно. Он не может даже восстановить былую
свежесть старой культуры. Люди, считал Ницше, должны
не намертво связывать себя со старым, а создавать новую
культуру, в которой на основе рационального управления
мировыми ресурсами будут созданы лучшие условия для
жизни и воспитания людей.
Что прежде всего ставится на карту ради лучшего будуще
го? Разумеется, сама мораль бережливости, долга и ответст
венности. Точнее, речь идет о смене перспективы: кому че
203