Ефименко П.П. Первобытное общество. Очерки по истории палеолитического времени

Подождите немного. Документ загружается.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ОРИНЬЯЕО-СОЛЮТРЕИСЕОЕ БРЕМЯ

о чем уже говорилось выше, вспомним только рельефы Лосселя, частью

нами уже описанные. Как бы мы их ни истолковывали, эротического зна-

чения в прямом смысле слова они не имеют. Совершенно очевидно, что эта

галерея образов, украшавших скалы яшвописного убежища Лосселя, для

ориньякских или солютрейских людей, живших в долине Бены, имела

большой внутренний смысл. Их позы и их атрибуты никак не вяя^утся

с чисто бытоЕым, я?анроБым истолкованием.

Из сопоставления всех этих изображений естественно сделать вывод,

что они действительно имеют не бытовое, обиходное, но какое-то опреде-

ленное общественное значение и должны были, по представлению человека

этого времени, воплощать в себе круг идей, связанных с особым положе-

нием женщины в эпоху верхнего палеолита.

Во всех известных нам случаях появление подобных изображений

объясняется тем полоя^ением, которое начинает занимать и?енщина на

определенной ступени развития первобытного общества.

В этом смысле наиболее близко к правильному решению вопроса под-

ходят бурн?уазные авторц, видящие объяснение интересующих нас изобра-

жений в исторических условиях, складывающихся в ориньяко-солютрей-

ское время. В частности они ищут объяснение самого факта появления

и широкого распространения подобной тематики первобытного художе-

ственного воспроизведения в матриархальной организации этого обще-

ства, устанавливающего родственную СЕЯЗЬ ТОЛЬКО ПО матери.

Не представляя собой сколько-нибудь углубленного анализа извест-

ных нам фактов, рисующих действительную картину первобытного обще-

ства в ориньяко-солютрейское время, эти взгляды все же в какой-то мере

намечают тот путь, на котором только и может быть надлежащим образом

понято появление этих изображений в столь раннее палеолитическое время.

Смысл и значение изображений женщин, самый факт широкого рас-

пространения подобных изображений уже в раннее время верхнего палео-

лита получает исчерпывающее объяснение, если мы для их истолкования

воспользуемся той характеристикой первобытного общества, которой мы

обязаны ЭНГЕЛЬСУ И МОРГАНУ.

Говоря об экономическом базисе родового строя, ЭНГЕЛЬС рисует

яркую, живую картину общественного устройства на той ступени раз-

вития, когда охота, рыбная ловля и собирательство являлись еще основ-

ным источником существования первобытного человечества. Население

в эту эпоху остается еще очень редким, сосредоточиваясь лишь в опре-

деленных местах, вокруг которых лежали пространства, используемые

для охоты. Естественное разделение труда между полами в хозяйствен-

ной жизни родовой общины iirpieT здесь значительную роль. Если муж-

чины заняты главным образом добыванием пищи, на женщинах лежит

забота о домашнем хозяйстве, ведущемся на общинных началах.

Женщины являются не только домоправительницами — им принад-

лежит главенствующая роль в общественной жизни рода. Материнское

право, матриархат, явля тся основной чертой этого общественного устрой-

ства. Эта картина особенно ярко и наглядно рисуется на основании мате-

риалов, относящихся к быту североамериканских индейцев XVIII —

начала XIX в. Однако у индейских племен матриархат, как указывает

ЭНГЕЛЬС, уже начинал сменяться патриархальным строем. Начальные

ступени материнского рода, таким образом, доляшо искать в гораздо

более раннюю историческую эпоху.

[ Его предпосылку нельзя не видеть в значительной мере в оседании

первобытной группы, перенесении центра тяжести от случайностей охоты

400

Первобытпая

оседлость

Изображения женщины

к постоянному источнику существования, в котором труд женщины начи-

нает играть значительную роль. Складывающиеся в связи с оседанием

охотничьей орды общественные образования мы должны представлять

гебе в виде зачаточных родовых объединений, ведущих свое происхожде-

ние от определенного предка, первоначально,— в связи с матриархаль-

ными представлениями и счетом родства по женской линии, — очевидно,

именно женщины.

В процессе выкристаллизации родового общества особенно важное

место занимает земледелие, которое в своей первоначальной форме мо-

ту,шного земледелия повсюду является делом женщины. Понятно поэтому,

что упомянутые выше женские статуэтки в кругу „средиземноморской"

культуры восходят ко времени древних Суз, Триполья или Анау, когда

на грани эпохи камня и металла земледелие приобретает особенное зна-

чение в хозяйственной жизни первобытных общественных групп. С анало-

гичными условиями связано появление женских фигурок в каменном веке

Японии, где они относятся к эпохе оседлых поселений рыболовов и соби-

рателей морских ракушек.

Не могло ли земледелие, хотя бы

н самых примитивных, зачаточных

его формах, сыграть ту же роль в раннюю эпоху верхнего палеолита?

От этой мысли, очевидно, приходится отказаться, если мы вспомним, ка-

кой характер имеет природная среда в эпоху ориньяка и солютре, отра-

жающая растущую суровость климата позднеледникового времени. Очевидно,

нее же процесс оседания имел, как мы видели, место и в условиях

орнньяко-солютрейской эпохи. On здесь, конечно, должен был носить

характер н известной степени временной и относительной оседлости, так

как охотничье хозяйство является одним из наименее падежных источни-

ков средств существования. Исчезновение зверя в результате его система-

тического истребления должно было неизбежно вызвать перенесение

охотничьих поседений па новые, еще не тронутые места. Однако чрезвы-

чайное богатство животного мира в эту эпоху — существование бесчислен-

ных стад мамонта, лошадей, быков, оленей, при относительно слабой

заселенности пространств Европы, — могло все же давать охотникам

ориньяко-солютрейского времени достаточное количество добычи для того,

чтобы в течение ряда тысячелетий здесь мог сложиться особый уклад

охотничьего оседлого или полуоседлого хозяйства.

В отношении процесса оседания охотничьих групп в северной Азии и

Америке у нас имеются сведения, что в тех местностях, где охота прино-

сит особенно богатую добычу, где имеется много дикорастущих плодов или

где наряду с охотой постоянно доставляет обильную пищу и ловля рыбы

на морских и речных берегах,— там и охотничьи орды нередко перехо-

дят к частичной и даже полной оседлости, хотя они и продолжают время

от времени уходить из своих поселений на охоту, иногда на несколько

педель. В этих условиях труд женщины приобретает значительную роль,

выдвигая женскую часть орды в центр производственной деятельности

первобытной коммуны.

Этнографический материал, относящийся, в частности, к некоторым

бытовым пережиткам у народностей севера азиатской части СССР н

полярной области американского континента, дает основание думать, что

у этого населения, состоящего из оседлых рыболовов и охотников на

морского и сухопутного зверя, женщина еще в сравнительно недалеком

прошлом занимала очень видное положение в жизни первобытной ком-

муны. Об этом можно судить, например, по остаткам матрилокалыюго

Оседлые

рыболовы

и охотники

Северной

Азии

Роль жен-

щины li

орнньяк-

ские время

FJ1ABA ВОСЬМАЯ. ОРЙНЬЯКО-СОЛЮТРЕЙСКОЕ ВРЕМЯ

брака у некоторых из этих народностей,

по роли женщины в хозяй-

ственной жизни, по тому значению, которое она сохранила кое-где в ка-

честве хранителя и отправителя" культа родовой группы. Имеются пря-

мые указания, что у ряда палеоазиатских и эскимосских племен, несмотря

на их переход к патрплокальности и счету родства по отцовской линии,

магические обряды и заклинания, обеспечивающие удачу охоты, как и

домашний культ, связанный с добыванием огня и поддержанием очага,

являются, по преимуществу, делом женщин. Интересно, между прочим,

что у коряков прибор, служащий для добывания огня (деревянная до-

щечка в виде человеческой фигуры — самый важный предмет в хозяй-

стве) носит название „огонь-женщина" (С. В. Иванов).

В этих фактах, очевидно, находят свое объяснение весьма распро-

страненные у алеутов, коряков, чукчей и эскимосов изображения женщин

в виде, обычно, небольших фигурок из кости, часто передающих их сидя-

щими. G. В. Иванов — в. подготовляемой им работе, — собравший обильный

и весьма ценный материал по этим изображениям, устанавливает их

связь в одних случаях с охотничьей магией (от них зависит удача охоты),

в других — с идеей плодородия. Вместе с тем в них часто можно видеть

и изображения, связанные с\ родовым культом, — изображения женщин

родоначальниц.

Можно думать, что и в условиях древнего времени значительные массы

продуктов, доставлявшиеся на места постоянных поселений в результате

добычливой охоты, должны были предъявлять к женщине требование уси-

ленной деятельности в отношении хозяйственных запасов, заготовки впрок

и вообще утилизации продуктов охоты — применительно к потребностям

оседлого существования ориньякских охотников в суровых условиях лед-

никовой эпохи. Вероятно, на женщину падало все то, что было связано

с оседанием: жилище, домашний очаг, приготовление пищи, одежд).!

и пр., вместе с заготовкой продовольственных запасов. Своим видом ста-

туэтки Брассемпуи, Ментоны, Виллендорфа, Костенок и т. д. говорят

о довольстве и избытке, прежде всего об обилии мясной, жирной пищи

и малоподвижном образе жизни обитательниц этих поселений. Само жи-

лище в эту эпоху, в значительной степени благодаря женщине, из перво-

начального своего назначения — защиты от неблагоприятных внешних,

условий — превращается в хозяйственную базу и место хранения нако-

пленных продуктов труда.

Обладая всякого рода практическими знаниями и навыками, неся па-

евое все заботы по дому, женщина действительно могла быть централь-

ной фигурой в этой хозяйственной коммуне — тем более, что процесс

оседания неизбежно должен был вести к большей сплоченности группы,

то естг. к осознанию кровгйж родственной связи ее членов, которое почти

отсутствует в условиях бродячего существования. Естественно предста-

вить себе, что тот же процесс оседания мог приводить к возникновению

более прочных брачных союзов, очевидно — на этой ступени — группового

типа, что, с своей стороны, имело результатом закрепление в сознании

орды происхождения ее от определенных прародителей по материнскому

счету родства.

В этой связи, несомненно, большого внимания заслуживают условия

находок статуэток — тот факт, что они повсюду в остатках древних по-

селений встречаются не единично, а целыми группами. Достаточно на-

помнить Брассемпуи, Ментону, Костенки, Гагарине, Мальту. Этим путем

П. И. Порисковский, О пережитках родовых отношений на северо-

востоке Азии (юкагиры и коряки), .Советская Этнография'. № 4—5.19Н5, стр. н~>.

ИЗОБРАЖЕНИЯ ЖЕНЩИН!,1

423

образ женщин-родоначальниц, женщин-хранительниц домашнего очага ,и,

вместе с тем, — по свойствам первобытного сознания, переносящего на

внешний мир привычный строй человеческого существования, — хозяек

и покровительниц окружающей природы (наиример, мать и хозяйка зве-

рей) мог в представлении ориньякских охотников очень рано сочетаться

с образом того животного или тех животных, от которых зависело суще-

ствование охотничьей группы. Таким образом здесь могла получить на-

чало в нервых своих зачаточных проявлениях, переплетаясь с охотничьей

магией, идеология первобытных оседлых обществ, повсюду в этих усло-

виях облекающаяся в форму почитания предков, родоначальников ро-

довой коммуны.

Мы уже говорили, что счет родства по материнской линии при кол-

лективной форме брака, очень долго исключавшего из этого представле-

ния отцов-мужчин, должен был вести к отождествлению возникающих

зачаточных родовых общественных образований с женщинами, от кото-

рых вела свое происхождение данная группа. Естественно, что при кон-

кретности первобытного мышления женщина и женское начало являлись

символом всей группы в целом, ее общественных традиций, ее интересов.

Возможно, что женский орган иола, до сих пор видимо сохранившийся —

но некоторым данным — в основе терминов кровного родства у значитель-

ной части населения земного шара, был вообще синонимом общественной

связи па этой ступени.

Чрезвычайно важно, что лишь в свете этих фактов могут иолучить

истолкование первые известные нам проявления ориньякского искусства

(Бланшар, Ла Ферраси), где изображения животных — лошади, оленя,

носорога, — очевидно являвшихся преимущественными объектами охоты

в условиях существования данного общества, постоянно сопровождаются

изображениями женского знака пола.

Вряд ли прав Брейль,

когда он, как ученик Э. Пьетта, полагает,

что в происхождении искусства имеет место и свободное, чисто художе-

ственное индивидуальное творчество, не связанное глубокими корнями

с идеологией первобытного коллектива, когда первобытный человек чертит

узоры на сырой глине пещер или украшает их стены цветными пятнами

и отпечатками рук. Первобытное искусство во всех его проявлениях, как

мы видели, было изначально искусством с глубоким общественным зна-

чением.

Приходится думать, что знакомые нам фигурки из ориньяко-солю-

трейских стоянок Европы представляют дальнейшее развитие той же

идеи. Тогда в них можно видеть изображепия женщин-прародительниц,

которые должны были являться символом объединения оседлых охот-

ничьих групп ранней норы верхнего палеолита. Напротив, у бродячих

охотников современности обычно в этой роли мы .видим тотемов, то есть

предков и покровителей отдельных орд и их тотемных объединений,

которые обычно берутся из мира животных.

Вряд ли все же было бы возможно мыслить себе палеолитические

изображения женщин только в этом качестве. Правда, известная обеспе-

ченность существования ориньякских охотников должна была создавать

благоприятную почву для устранения тех всевозможных странных пред-

ставлений и сложных, часто жестоких обрядов, которые сопровождают

каждый шаг неуверенного в завтрашнем дне австралийца. Однако, в усло-

виях охотничьей жизни, как это доказывает палеонтология языка, магия

Отображе-

ние роли

женщины л

палеоли-

тическом

искусстве

„Детое anthropologique" 1921, Session de Liege, стр. 364.

424

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ОРПНЬЯКО-СОЛЮТРЕИС'КОЕ ВРЕМЯ

на определенном этапе развития всегда должна оыла являться одним из

очень важных моментов производственной деятельности первобытных

общественных групп. Вероятным объектом этих магических действии,

направленных, без сомнения, на то, что больше всего могло интересо-

вать первобытный коллектив, — удачпую охоту и связанные с ней благо-

состояние, обилие пищи, — был то г же образ женщины. Он, таким обра-

зом, мог играть роль фетиша, покровителя этого зачаточного родового

объединения во всех его начинаниях и производственных действиях.

Уже не раз высказывалось (Лемози, С. II. Замятнин и др.) довольно

правдоподобное соображение, что интересующие нас изображения вос-

производят активных участниц тех магических действий, которые должны

были предшествовать, например, массовой облавной охоте и имели целью

обеспечить ее удачу. Учитывая характер первобытного мышления, с его

крайне неотчетливым различием реального и воображаемого, можно пред-

ставить, что магическая обрядность, в которой человек видел верный путь

к возможности овладения предметом своих постоянных устремлений и

которая являлась необходимым элементом производственного действия,

действительно могла составлять достаточно важный момент в жизни

первобытной охотничьей орды этой эпохи.

Так именно А. Лемози склонен объяснять фигуры трех обнаженных

женщин в пещере Пеш-Мерль (comm. de C-abrerets, Lol) как совер-

шающих обрядовый танец, подготовляющий удачу охоты на изображен-

ных здесь же мамонтовл

По этому пути в объяснении рельефов Лосселя

идет и С. Н. Замятнин, видя в них воспроизведение сцены охоты.

Знал какую роль играют фигурки женщин в охотничьей магии современ-

ных народностей северной Азии и какое близкое участие принимают жен-

щины в обрядах воскрешения зверей на праздниках, заканчивающих се-

зон охоты, даже у народностей, утративших матриархальный родовой

строй, например у ительменов в XVIII веке,

мы имеем все основания

думать, что и в условиях палеолита изображение женщины могло выпол-

нять в тех или других случаях подобные же функции.

Следует напомнить, что вследствие крайне упрощенного способа ве-

дения раскопок мы до последнего времени были лишены возможности

сказать что-нибудь определенное об условиях, в которых встречаются

интересующие нас статуэтки. Всеми принималось без дальнейшего обсу-

ждения, что они были забыты людьми на охотничьих становищах, в пе-

щерах или на месте открытых лагерей среди всяких иных предметов

обихода. Ни у кого из исследователей, имевших с ними дело, и не

вставал вопрос: нельзя ли все же найти какую-нибудь связь между по-

стоянным присутствием этих загадочных изображений в ориньяко-солю-

трейских стоянках и характером самих поселений, то есть прежде всего,

естественно, с условиями, в каких они бывают находимы в этих лагерях

в определенной бытовой обстановке?

Наши раскопки в Коетенках, где в процессе работ удалось сделать

ряд подобных находок, дают возможность ответить на этот вопрос. По-

дробнее мы остановимся на этом при описании весьма интересной стоянки

Костенки I. Здесь же укажем, что обстоятельства нахождения этих фи-

гурок, которые были обнаружены в особых помещениях, устроенных

A. Lemozi, La grotte-temple du Pcch-Merle, Un nouveau sanctuaire prehisto-

rique, Paris, 1929, стр. 137.

С. H. Замятнин, Раскопки у с. Гагарина, Сборн. „Палеолит СССР".

ГАИМЕ, 1935, стр. 74.

Крашенинников, Описание зедмп Камчатки, т. II, 1786, стр. 84.

ИЗОБРАЖЕНИЯ ЖИВОТНЫХ

425

полная от очагов внутри исследованного нами жилища раннееолютрейского

времени, говорят с полной определенностью о том важном месте, которое

они должны были занимать в жизни его обитателей.

ИЗОБРАЖЕНИЯ ЖИВОТНЫХ

Изображения животных в виде небольших фигурок из мягкого камня

или слоновой кости, как уже указывалось, не были неизвестны палеоли-

тическому искусству на его ранних этапах. Правда, они встречаются пока

п более или менее единичных образцах, однако число их в последующих

находках непрерывно растет. Таковы, например, фигурка мамонта из

слоновой кости, найденная в Пржедмосте, и сходные с ней многочислен-

ные фигурки животных, вырезанные из мергеля, — мамонта, пещерного

медведя, пещерного льва и другие, — происходящие из Костенковскоя

поянки; небольшое скульптурное изображение того же мамонта и го-

ловка медведя из Вистоницы; олени Солютре, переданные в нолускульп-

турной технике, и пр. Нельзя сомневаться, что в этом отношении пас

могут ожидать дальнейшие открытия, как это показывают, например,

очень интересные фигурки цз слоновой кости, изображающие мамонта,

лошадь, пещерного льва н других животных, открытые недавно в пещере

Фогельгерд в Вюртемберге.

Видимо, нельзя не признать, вместе с А. Брейлем, что и некоторые,

из изображений животных, открытые в недрах пещер южной Франции п

гсверной Испании (Альтамира, Фон-де-Гом, Ла Мут и др.), выполненные

в чисто силуэтной манере, в виде одноцветных контурных набросков,

должны быть отнесены к той же архаической стадии палеолитического

искусства, задолго предшествовавшей расцвету пещерной живописи в мад-

ленское время. К этой ранней поре можно отнести выгравированные

рисунки носорогов и других животных на плитках шифера из грота Три-

лобит, затем сходные по стилю силуэтные изображения козлов, нанесенные

черной и красной краской на стенах пещеры Пен-нон-Иер, изображения

бизонов в гроте Грэз и другие. Такие рисунки, отличающиеся условной,

архаической манерой передачи фигуры животного, появляются, как мы

видели, уже в пещерных напластованиях, относящихся к среднему

орпньяку (Ла Ферраси, Бланшар).

Уже сейчас можно сказать, что центральную фигуру среди подобных

воспроизведений, переданных в скульптуре, но крайней мере в лСссовых

стоянках области Дуная и восточной Европы, относящихся к ранней норе

верхнего палеолита, представляет изображение мамонта, что понятно

и связи с тем хозяйственным значением, которое имело это животное.

Интересно, что в течение ориньяко-солютрейской эпохи искусство,

в противоположность мадленской эпохе,-еще не связано с вещами обиход-

ного значения; в этом смысле оно занимает, так сказать, самодовлеющее

положение. Заслуживает также внимания факт, что в качестве материала

для художественных изделий люди ранней поры верхнего палеолита,

особенно в древнейшее время, пользуются часто такого рода веществом,

которое менее всего имело утилитарный характер, то есть, казалось бы,

меньше всего использовалось первобытным хозяйством в качестве поде-

лочного материала, как мягкий камень, например мел, мергель, известняк,

стеатит и пр. Еще Г. де Мортилье указывал на это, хотя скорее в виде

Материал

G.Rlek, Les civilisations paUolithiques du Vogelherd yres dc Stettcn-ob-LonetaГ

(Witrtemberg). „PrehMolre". 1933, t. II, f. II, стр. 149.

426

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ОРИПЬЯЬО-СОЛЮТРЕЙСЕОЕ ВРЕМЯ

Значение

подобных

изображе-

ний

предположения. Теперь, после находок в Бланшар, Jla Ферраси и многих

других, это становится вполне ясным.

Не только в древнейшую нору, но и в эпоху расцвета ориньяко-солют-

рейского искусства мягкий камень удерживается в качестве основного мате, •

риала (или применяется наряду со слоновой костью) для изготовления по-

добных вещей в скульптурной технике — изображений женщины, мамонта,

медведя и пр. Об этом свидетельствуют статуэтки Ментоны, Виллендорфа,

Вистоницы, рельефы Лосселя, многочисленные фигурки Костенок и пр.

Если, как можно думать, обработка кости для производства предметов

охотничьего вооружения и для других аналогичных целей, естественно,

должна была находиться в руках мужчины, обработка мягкого камня,

имевшегося под рукой на .месте охотничьего лагеря и требовавшего меньше

труда, и менее сложных инструментов, вовсе не обязательно была также

его делом. Возможно, что именно женщинам, постоянным обитательницам

лагерей, принадлежит в ьтом отношении главенствующее место. Во всяком

случае, при настоящем уровне нашего знания, этот вопрос вовсе нельзя

считать решенным в пользу мужчины.

В произведениях изобразительного искусства, дошедших до нас от

очень ранней поры верхнего палеолита, — по крайней мере от времени

среднего ориньяка — щы имеем такого рода факты, которые указывают на

чрезвычайно значительный сдвиг в области представлений и мышления,

испытываемый первобытным обществом в эпоху, непосредственно сле-

дующую за мустьерскиу времепем. В этом нельзя не усматривать еще

одно важное указание на внутренний рост, переживаемый первобытным

населением Евразии на рубеже мустьерского и ориньякского времени.

Мы уже отмечали весьма важную роль, которую должно было играть

возникающее искусство в жизни первобытных охотничьих обществ. Послед-

нее становится понятным, если мы, вместе с Н. Я. Марром, будем под-

ходить к первобытному искусству не как к проявлению чисто эстети-

ческого инстинкта и скрытых способностей человека, выявляющихся

в ходе исторического развития, а как к одному из факторов этого разви-

тия, закономерным образом вырастающему из социальных потребностей

первобытного общества на той ступени, когда возникает или, вернее,

окончательно оформляется другая, еще более важная форма социальной

связи — звуковая речь.

Если у нас имеются основания предполагать возникновение речи в ее

звуковом выражении уже в мустьерское время, где усложняющаяся

общественно-хозяйственная среда могла явиться достаточной предпосыл-

кой для того, чтобы этот способ общения стал необходимостью, — в ори-

ньякское время его существование не может вызывать сомнений. Все гово-

рит за то, что переход от примитивной культурной ступени, характеризую-

щей мустьерское общество, к верхнепалеолитической культуре представлял

собой отражение очень глубокого процесса изменения общественной и

хозяйственной структуры первобытного общества. Естественно думать, что

и язык в своих начальных проявлениях должен был отображать процесс

образования более сложных производственных коллективов, которые, как

мы помним, в ориньнко-еолютрепское время должны были слагаться из

двух основных производственных групп: мужчин-охотников и женщин-

собирательниц и хозяек оседлого лагеря. В развитии звуковой речи

большой роли не могло не сыграть и другое обстоятельство — появление на

месте ранее разобщенных первобытных орд возникающих из них более

крупных экзогамных общественных групп, являющихся первичной формой

родо-племенной организации.

ЙНОВРАЖЕЙШЯ ЖИВОТНЫХ

№

Учитывая значение в условиях первобытного общества тех изображе-

ний, в частности изображений животных, о которых мы говорили выше,

как проявлений новых форм общественной спайки, уже по своему проис-

хождению близко связанных с речью, должно думать, что они не могли

явиться простым плодом художественного вдохновении древнего мастера,

а отображали, как образ женщины, определенный строй первобытного

.мировоззрения. В них нельзя не видеть вещей, имевших отношение прежде

всего к производственной магии, поскольку, естественно, внимание перво-

бытного охотника в наибольшей степени должно было сосредоточиваться

на ближайших объектах охоты, являвшейся источником его существования

(мамонтах, бизонах, оленях и т. д.).

Нельзя сомневаться, что именно такой смысл должны были иметь

изображения -животных, исполненные резьбой и росписью на плитах

известняка в жилище со л корейского времени в Фурно-дю-Дьябль, описан-

ные Пейрони, неред которыми ее обитатели, очевидно, совершали свои

обряды, как это делали австралийцы перед изображением кенгуру или

охотничьи народности северной Азии, которые выполняли сложный

обрядовый ритуал перед шкурой медведя.

Остается неясным, в какой степени этот культ производственного

характера, существование которого уже в раннее время верхнего палео-

лита подтверждается достаточным количеством фактов, мог быть связан

с тотемическими представлениями^-—в той, по крайней мере, форме этих

представлений, которая существовала у многих народностей еще в недав-

нее время. На это никаких прямых указаний для данной поры верхнего

палеолита у нас нет. Другими словами мы не имеем оснований переносить

непосредственно на древнейшие этапы родового общества воззрения тоте-

мизма в их поздних проявлениях, очевидно являвшихся результатом дли-

тельной эволюции, которую должно было испытать мировоззрение перво-

бытного человечества в условиях матриархально-родовой ступени. Не-

сколько иначе это представляется в отношении более поздней (мадлен-

ской) эпохи, когда изображения животных начинают занимать домини-

рующее место я приобретают совершенно исключительное значение в про-

явлениях палеолитического искусства.

Таким образом, весьма вероятно, что тотемизм в его усложненной,

более или менее законченной форме, связанный с анимистическим миро-

пониманием, является продуктом дальнейшего развития, некоторой

последующей стадией идеологии первобытного человечества. Для более

ранней фазы, судя по имеющимся в нашем распоряжении фактам, прихо-

дится предполагать иные условия, кроющиеся в особой обстановке, скла-

дывающейся в ориньяко-солютройское время, которую мы пытались

проанализировать в предшествующем изложении.

Во всяком случае, можно считать установленным, что почитание жи-

вотных в палеолитическое время носило несколько иной характер, чем

культ тОтема современных отсталых народностей земного шара. Оно

должно было иметь более производственный и менее мистический, суевер-

ный характер, будучи, вероятно, в этом смысле близким к представле-

ниям нолдрных охотников — юкагиров, алеутов, ительменов (камчадалов)

и т. д. и' ставя себе определенную цель — удачу охоты и устранение опас-

ностей,-^связанных с поимкой крупного зверя. Вряд ли в среде ориньяко-

солютрейских обитателей Европы и северной Азии ьтот культ мог сложиться

в тех развитых формах, в- каких мы его встречаем, например, у австра-

лийцев. Весьма возможно, что эти черты тотемизм приобретает лишь

на более высокой ступени развития родовой организации первобытного

428

Почитание

животных

в орнньяио-

еолютрей-

екое вр«кя

ЛЛВА ВОСЬМАЯ. ОРИЙЬЙКО-бОЛЮТРЕЙСКОЕ ПРШЙ

общества; притом главным образом у народностей, особенно долго задержав-

шихся ла ступени примитивного охотничье-собирательского хозяйства.

При всех условиях, очевидно, нельзя не считаться с тем фактом, что

изображения животных, встречающиеся па местах верхнепалеолптических

поселений, как и наскальные изображения подобного характера, особенно

в более позднее время верхнего палеолита, достаточно разнообразны,

не обнаруживая, в качестве объекта воспроизведения, стремления к выбору

лишь какого-либо одного вида из окружавшего человека мира животных.

Все же мы имеем основание думать, что животные, именно те из них,

остатки которых обычно встречаются чаще других на местах палеолити-

ческих стойбищ, являлись в какой-то мере • объектами почитания уже

в орнпьяко-солютрейское время. Об этом определенно свидетельствуют

не только наскальные фризы, подобные открытым на местах солютрейских

поселений в Дю-Рок н Фурно-дю-Дьябль, но и некоторые обстоятельства

находок остатков этих животных на местах палеолитических стойбищ.

Неоднократно отмечалось, — особенно при раскопках верхнепалеолити-

ческих поселений в СССР, где исследования палеолитических памятников

поставлены значительно лучше в смысле тщательности наблюдения,

чем в западной Европе, — что кости некоторых животных (мамонта,

песца, пещерного льва и др.) часто занимают особое положение в обста-

новке палеолитических жилищ. В других случаях эти животные бывают

представлены необычными частями скелета — черепами, лапами, хвостами

" т. д.

Такие случаи отменены автором в Костенках I, где был найден, на-

пример, целый череп мускусного овцебыка, — единственное, чем было

представлено это животное на месте палеолитического жилья, — причем

череп был подожеп поверх груды мамонтовых костей внутри зем-

лянки А, расположенной рядом с главным жилищем. Здесь же найдено

было несколько целых скелетов песца, правда без черепов. Несколько

дальше в самом жилье были обнаружены четыре коротко обрубленных

лапы пещерного льва. Северный олень в Костенках 1 известен пока лишь

по одной находке — по сделанному из рога северного оленя „начальниче-

скому жезлу".

'1о же явление описывается для Мальты, где были встречены под

культурным слоем в дне (полу) жилья неглубокие лунки (ямки), содер-

жащие главным образом целые скелеты песца, обычпо с отделенной голо-

вой и обрубленными лапками. Кроме того в них были пайдены ступня

мамонта, череп крупной птицы с частью шейных позвонков, часть хребта

северного оленя н пр.

Находка К. М. Волнкарповичем в Елисеев ичской стоянке рядом с остат-

ками палеолитической" землянки целого нагромождения черепов мамонта

(до 30) и среди них нескольких пластин слоновой кости, украшенных какв-

ми-то условными изображениями (чурингов—как называет их исследо-

ватель), и резной фигурки женщины — может быть отнесена к тому же

кругу фактов.

ПОГРЕБЕНИЯ

Как известно, погребальная обрядность, связанная с заботами об умер-

шем, погребальный инвентарь и самый способ устройства могилы, отра-

жают, в значительной мере, ступень общественного развития и находятся

в тесном соотношении с хозяйственными условиями и общественным строем

определенной исторической эпохи. Если в условиях поздних эпох они

чаето отражают воззрения и отношения не данной, но предшествующей

ПОГРЕБЕНИЯ

42»

стадии, то есть пережиточно сохраняют более древние формы быта, — по

отношению к палеолитическому времени такое соображение играет значи-

тельно меньшую роль. Для этого времени приходится принимать во внима-

ние чрезвычайно большую его длительность, достаточно простой характер

материальной культуры и несложность идеологических представлений.

Если исходить из этих соображений, нельзя не указать на то, что

к раннему времени верхнего палеолита относится уже целый ряд погре-

бений, своей обстановкой свидетельствующих о том, что заботе о мертвом

члене орды здесь уделяется много внимания. В этом смысле охотники

верхнего палеолита не делали различия между мужчинами, женщинами

и детьми, даже очень маленькими,—

они одинаково представлены в до-

шедших до нас погребениях. Они из-

вестны на всем пространстве распро-

странения остатков этой эпохи, оди-

наково в пещерных поселениях и

открытых лёссовых лагерях охотни-

ков на мамонта.

Особенностью погребений этого

времени является чрезвычайное оби-

лие всякого рода вещественных на-

ходок, главным образом ожерелий,

пронизок, нашивок на головных убо-

рах и одежде из разнообразных ра-

ковин, зубов животных, позвонков

рыб, привесок и бус, выточенных из

слоновой кости, и пр. Следует пом-

нить, что до нас дошло лишь немно-

гое из этого набора украшений. Та-

кие же украшения известны и из

многих стоянок этой поры. Отчасти

они воспроизводятся и на женских

фигурках (например, на статуэтках,

происходящих из Костенок, Вил-

лендорфа и пр.) — в виде головных

уборов, ожерелий, перевязей, бра-

слетов и т. п.

Таким образом, многочисленные

погребения, открытые на месте ори-

ньяко-солютрейских поселений в гротах Гримальди (Италия), Кроманьон

и Комб-Капелль (Франция), Павиленд (Англия), Брно (Чехословакия),

Мальта (Сибирь) и т. д.,

-свидетельствуют, что мужчины и женщины по-

гребались в эту эжгзгуТвидимо, в полном убранстве, в одежде из мехов,

с целым набором разнообразных украшений. Часто они бывают присы-

паны порошком красной охры, которая играла очень большую роль в пред-

ставлении первобытного человека как символ огня и, может быть, крови.

Эти погребения бывают часто заботливо обставлены каменными пли-

тами, которые обыкновенно защищают голову похороненного, и, вероятно,

дополнялись сооружениями из дерева, ветвей и т. п. По большей части

скелеты бывают находимы в характерном положении, на боку, с сильно

подогнутыми конечностями, вероятно, также из тех соображений, чтобы

тело умершего занимало меньше места. Иногда эта согнутость является

чрезмерной, скелет оказывается скорченным настолько, что колени почти

Рис. 174. Погребение ориньякского вре-

мени из грота Детей близ Ментоны

(Италия).

(Но Верно)

Веществен-

ный инвен-

тарь

Обстановка

погребений