Балобанов А.Е., Генисаретский О.И. (сост.) Стратегическое планирование в муниципальном управлении
Подождите немного. Документ загружается.
2. Если оставить в стороне наивные попытки выдать за сущность “города” морфологию застройки и
материальную скорлупу прошлой ЖД и мыследеятельности (МД) и рассматривать те подходы, которые с
различных сторон анализируют процессы деятельности и жизни людей, ассимилирующие эту морфологию, то
первым исходным парадоксом следует считать тот факт, что исследователи и проектировщики, теоретики и
организаторы, говоря о городе, сталкиваются при этом со всем универсумом человеческой ЖД и МД.
Другими словами, город есть все. Все структуры жизни и деятельности людей, все социальные институты, все
формы человеческой активности, все процессы, характерные для данной культурно-исторической и
социально-экономической формации, выворачиваются в пространство “города” и находят там свою
специфическую форму представительства. Даже в том случае, если мы пытаемся рассматривать городские
формы организации ЖД, противопоставляя их другим формам организации, например, деревенским, то в
онтологическом плане мы вынуждены признать наличие этих не-городских форм ЖД в самом городе в том
или ином снятом сублимированном виде.
Однако, если город есть “все”, то как может быть поставлен онтологический вопрос?
Каковы возможные онтологические картины жизни города, если “город” суть локальная площадка, на
которой развертывается весь универсум ЖД и МД? Как, в конечном счете, может быть конституирован
“город” как объект понимания? Как возможна герменевтическая установка, предваряющая схематизацию в
этой области?
Обозначенная ситуация отчетливо проявляется в тот момент, когда мы обращаемся к существующим
формам представления “города” и “городского”, к распространенному строю понятий, обеспечивающему
организационно-управленческую, исследовательскую и проектную работу с “городскими” процессами и
инфраструктурами.
Процессы жизни города и феномены роста городов и урбанизированных регионов осмысляются и
описываются в различных средствах, с различных позиций и точек зрения. В этом нет ничего удивительного;
удивительно то, что для каждой из названных позиций ее специфические средства замещают реальный мир и
многообразие города. Город подменятся теми или иными профессиональными объектами, предметами знания
и мышления, характерными для данной социокультурной позиции. Город представляется как все-что-угодно.
Конечно, философская рефлексия давно отметила эту специфику предметно-ориентированного
сознания и мышления.
Однако в данном случае мы имеем дело с чем-то большим, нежели с ошибкой формальной
онтологизации содержаний профессионального знания. Если “город” есть все, то он должен представляться
как все. В феноменальности городской ЖД И МД можно найти эмпирические характеристики и ситуации,
соответствующие любым профессионально-предметным идеализациям. Ничто не препятствует формальной
онтологизации и натурализации; не возникает ситуации парадокса и противоречия в отнесении различных
знаний к объекту; заторможена проблематизация.
В этой ситуации отказ от наивной натуралистической установки, обреченной находить в хаосе
городской ЖД все, что открывает теоретический разум, есть во многом вопрос воли, а не
проблематизирующего мышления. Необходимо осуществить переориентацию и поставить вопрос иначе: не
что есть “город”, а как мы мыслим и представляем его, как мы действуем, вторгаясь в его пределы в той или
иной роли, как следует мыслить и понимать город.
Такого рода переориентация реально осуществляется уже сегодня на наших глазах, а истоки такого
рода подхода к городу можно отчетливо увидеть во всем, что так или иначе связано с городской
проблематикой. Действительно, город никогда не был и не мог быть объектом чистого созерцания или
теоретического описания; город всегда был предметом практической деятельности людей, предметом
градостроительства, организации и политики.
3. Однако и здесь все более и более осознается тот факт, что существующие методы руководства,
организации и управления, существующие подходы к проектированию и строительству городов несоразмерны
тому явлению, которое мы называем городом. В этом смысле сама постановка вопроса об управлении
городом, сама претензия организационно-управленческой деятельности “схватить” и “ассимилировать”
процессы и структуры городской ЖД ставится сегодня под сомнение.
Речь идет по сути дела об ограничении действенной установки, о критике существующих способов
деятельности и практического преобразования окружающего нас мира. Можно сказать, что город всегда был
предметом действия и преобразования, но эти формы деятельности чрезвычайно редко были городскими.
Поэтому та переориентация, свидетелями которой мы являемся, связана не столько с переходом от
созерцательной точки зрения к действиям, сколько с переходом от существующих форм деятельности к их
критике и ограничению.
Это ограничение может быть достигнуто на пути осмысления идеи “города”, на пути построения
понятия о “городе “. И при этом, как следует из всего вышесказанного, это понятие о “городе” должно быть
построено так и таким образом, чтобы были очерчены допустимые способы практики и формы мышления и
деятельности, признанные в качестве “городских”.
Создание понятия о городе есть в значительной мере выделение города в качестве особого и
самостоятельного явления из всего универсума МД и ЖД. Можно даже утверждать, что только создав понятие
о “городе”, мы можем начать реализовывать собственно городские формы организации ЖД в отличие от не-
городских. Благодаря понятию о “городе” города начинают существовать, но это только первая форма
существования — существование в понятии: на основе понятия еще необходимо создать новые идеалы
социокультурного устройства городов, новые проекты и начать реализовывать эти проекты и идеалы в
деятельности, тем самым создавая новую социальную и деятельностную реальность.
Осознание кризиса городских форм ЖД и МД вызывает к жизни широкое распространение
философских дискуссий о природе города. В подавляющем большинстве случаев эти дискуссии не
поднимаются до понятийной и онтологической работы; они апеллируют к той или иной предельной категории:
“организма”, “системы”, “власти” и др. Сказав, что город это организм или система, такая философия считает
вопрос о выборе конститутивной категории решенным. На деле, если не стремиться к формированию новой
метафизики городов, то в этих суждениях не сказано ничего более того, что “город” необходимо
рассматривать системно или применять к анализу “городов” те понятия и представления, которые не
противоречат организмическим интерпретациям. Однако большая часть философско-категориальных поисков
такого толка страдает профессионально-предметной ограниченностью: выбрав ту или иную категорию,
размышляющие стремятся свести все проявления городского к формам мыслимости и границам,
обусловленным этими категориями.
Следует предположить, что выделение понятия о “городе” требует гораздо более сложной работы по
выделению различных форм мыслимости этого комплекса явлений и схематизации смысла всего поля
различных категорий и определений, в ориентации на задание рамок для различных типов деятельности
городских практик.
4. Обращаясь к анализу идеи “города”, необходимо использовать принципы исторического подхода:
как всякое социокультурное явление, “город” меняет свое лицо и свою “природу” по мере исторической
трансформации человеческой деятельности. Однако, не имея ответа на вопрос о сущности “городского”, мы
всегда, обращаясь к материалу истории, должны остерегаться выдать до-городские и не-городские формы
расселения и ЖД за формы существования города.
Исторический подход раскрывает себя в идее “развития “.
Точнее, принцип развития и стоящая за ним логика анализа органических объектов представляют
собой наиболее изощренную форму реализации исторического подхода в науках о духе. Используя принцип
развития при анализе идеи “города”, мы получаем по крайней мере две интерпретации. Один раз “город”
должен быть рассмотрен как элемент и организованность более широкого общественного целого и процессов
культурно-исторического развития МД; другой раз “город” должен быть проанализирован как самостоятельно
развивающаяся системная целостность, а внутри нее должны быть выделены элементы и организованности,
выступающие в качестве источников и механизмов развертывания самого “города”. Как в первом, так и во
втором случае, “город” рассматривается как искусственно-естественное (И-Е) образование.
Рассматривая “город” как И-фактор развития универсума МД и конкретных социокультурных
формаций МД и ЖД, необходимо более определенно охарактеризовать эту “искусственность”. Часто можно
слышать, что город характеризуется через те или иные специфические и уникальные формы деятельности,
которые концентрируются и упаковываются на одном участке территории. Однако, как следует из
предыдущего изложения, существует большая опасность выдать те или иные конкретные исторические
преходящие формы МД и ЖД за сущностные характеристики “города” и “городского образа жизни”. Более
продуктивным, на наш взгляд, представляется рассмотрение самой формы “концентрации “ и
“интенсификации” как сущностной характеристики “города” вне зависимости от тех конкретных типов МД и
ЖД, которые собирает данная формация городов. В этом случае можно было бы считать процессы
концентрации и интенсификации той И-компоненты процессов развития, которая задает место и роль городов
в историческом развертывании МД. Напротив, те типы МД и ЖД, которые собираются в “городе” в данной
социокультурной формации, относились бы к плану Е и задавали бы материал ЖД и деятельности, а значит, и
материал процессов развития.
Ясно, что концентрация и интенсификация МД и ЖД формирует специфическую плотность
деятельности, специфическую для “городов” насыщенность ЖД и различными типами МД, плотность
контактов и необходимое для развития разнообразие форм и содержания деятельности. Вместе с тем
необходимо подчеркнуть, что “город” не обладает равномерной плотностью МД: концентрация и
насыщенность деятельностью не исключает, а напротив, предполагает наличие в “городе” своего рода
“свободных площадок и свободных зон”, на которых из элементов сконцентрированных форм деятельности
может быть в принципе построено нечто новое, то-чего-еще-нет
54
.
Находясь во внешней по отношению к “городу” позиции, мы должны сказать, что город есть форма и
средство интенсификации и концентрации МД и ЖД. Находясь во внутренней позиции, входя в само
городское пространство, мы должны сказать, что город есть смеситель для разных форм и типов ЖД и МД,
постоянно производящий новые виды деятельности и жизни. С точки зрения городского жителя, город есть
54
Близкие идеи высказывал С.В. Наумов на игре по разработке концепции социального развития города Москвы.
мир возможностей, мир, обеспечивающий потенциальное участие в любом виде деятельности, существующем
в данной формации. С точки зрения развития МД город есть свободная зона, на которой каждый горожанин
может строить новый мир и новую форму организации ЖД, используя специфическую ”безопасность
городского разнообразия”, своеобразный “меркантилизм” города в отношении нововведений и открытий.
Собирая полученную смысловую конфигурацию, можно сказать, что город есть форма выращивания и
создания ресурса для развития на основе тех свободных площадок, где горожане получают возможность из
элементов существующих типов МД и ЖД конструировать новые образы и образцы жизни и мышления. Для
античного полиса таким ресурсом выступал гражданин, обладающий всей полнотой политических прав и
возможностью реализовать свои права на агоре. Для средневекового города таким ресурсом выступали
корпорации, выковавшие внутри себя и образы новой экономической организации, и образцы новой науки,
пользуясь правовыми привилегиями университетов и свободой торгового предпринимательства.
5. Однако было бы опрометчиво представлять “город” как инкубатор, содержащий лишь сеть
благоприятных условий для развития и поиска новых форм деятельности. В городском пространстве
соседствуют “старые”, утвердившие себя типы МД и ЖД и новые формы, лишь только набирающие силу и
нащупывающие почву под ногами. Эти новые формы естественно сталкиваются со ставшими типами МД и
друг с другом. Город есть вместе с тем поле конфликтов, пространство, в котором развертывается
конкуренция проектов и программ; город есть театр существующих позиций и образов жизни,
представляющий собой трагический театр истории. Ибо сталкиваясь друг с другом, одни формы МД и ЖД
крепнут, а другие умирают, одни набирают силу, ассимилируя содержание конфликтных ситуаций и
альтернативных проектов, а другие сходят с подмостков городской импровизации, а вместе с тем
растворяются в общем процессе исторического развития МД как материал чужого становления. Таким
образом, город есть специфическая форма развития, не имеющая специально выраженной проектной
составляющей. Можно сказать, что город есть та форма организации взаимодействия между различными
типами МД и ЖД, которая обеспечивает развитие в условиях, когда у нас нет артикулированных проектов
будущего и программ его достижения, нет выверенных целей, но есть смутное переживание фундаментальных
ценностей развития и есть доверие к самому процессу развития, в котором выживает и оформляется то, что
соответствует нашим ценностям и гарантирует, на наш взгляд, их реализацию. В конечном счете города
приносят с собой политические заговоры, эксплуатацию, опирающуюся на институт частной собственности,
массовые эпидемии, преступность. Однако мы исходим из того, что роль городов в процессах развития все же
больше, нежели негативные эффекты, лежащие на поверхности.
Город позволяет обществу построить встречу со своим собственным будущим и ответить на вопрос,
что из наличного социального багажа следует брать с собой. ”Прошлое” и “будущее” соседствуют в
городском пространстве; они существуют не как абстрактные идеи о “том-что-принадлежит-прошлому” и о
"том-что-представляет-собой-будущее”, а как реальность человеческих форм самоопределения и образов
жизни, как вся палитра переходных форм, задающих шаги ближайшего и далекого развития данной
социокультурной формации. Срез городской жизни представляет нам реальность развития во всей ее
противоречивости и конфликтности, в отличие от тех утопий и прожектов, которые вынашивают философы и
теоретики общественного переустройства. Город живет, и в его жизни, как в капле воды, отражается “шаг”
развития в его предельных точках. Однако, как обеспечить открытие элементов будущего в городской
повседневности? Как превратиться из суетливого жителя в горожанина: участника исторического театра
развития? Как обеспечить со-существование занятых и свободных зон и площадок, прошлого и будущего в
теле города? Условием сохранения Духа города является специфическая форма организации и управления
городской ЖД, вбирающая в себя идею развития и идею выращивания ресурсов для будущего.
Здесь нас опять подстерегает существенная проблема формирования понятийной действительности и
способов мышления “города”. Точно так же, как перед нами существовала опасность выдать конкретные типы
МД, сконцентрированные в пространстве современного города без различия исторических формаций МД и
городской организации, так и здесь мы можем выдать конкретные исторически переходящие формы
организации, управления, политики и права за сущностные характеристики “города”. Важнее подчеркнуть, что
со-существование старо-освоенных зон и свободных площадок, независимо от их конкретно-исторического
характера и содержания заявленных там форм ЖД и МД, предполагает наличие политики. Идея города здесь
присутствует дважды: один раз через то понятийное содержание, которое мы уже ввели, через идею развития,
свободных зон, ресурса, концентрации и интенсификации ЖД; другой раз через саму идею управления,
организации и политики.
6. Необходимо предположить, что постоянное усложнение и дифференциация форм организации и
управления, обеспечивающие выращивание нового ресурса и существования городских форм ЖД, само собой
представляют одну из сущностных характеристик города. Город есть не что иное, как неимоверно сложная и
разветвленная организационно-управленческая система со многими конкурирующими фокусами управления.
Чем более усложняются процессы развития, чем более конфликтным становится взаимодействие между
“прошлым” и ”будущим, ”между старыми и новыми типами МД, чем больше плотность деятельности и чем
разнообразие “города”, тем больше требования накладываются на процессы организации, управления и
политики, тем сложнее становится сама эта деятельность. История городов может быть рассмотрена с точки
зрения как истории освоения человечеством организационно-технических типов МД. Действительно,
появление первых городов в рамках восточных деспотий связано с пространственным выделением и
символическим закреплением функций руководства определенными социальными группами и принадлежащей
ей территорией.
Античные полисы, город Александра — его знаменитые Александрии, римские города и города
диадохов представляют собой результат включения функций руководства и политики в более широкую и
сложную рамку управления; здесь кристаллизуется сама идеология управления и стоящая за ней система
функций. Средневековые города демонстрируют нам отчетливо выраженную функцию правовой организации,
вбирающую в себя другие названные организационно-технические функции и изменяющую конфигурацию.
Вместе с тем параллельно с появлением новых организационно-технических функций и новых
дифференциаций увеличивается масса организационно-управленческой деятельности. Процессы организации,
руководства, управления и политики пронизывают всю ткань городской жизни, проникают во все поры
городского организма, пропитывают все процессы МД и ЖД в городе. Анализируя современный город, мы
практически не можем отличить друг от друга деятельность организации и управления и сами городские
процессы. Современный город есть не что иное, как единство руководства, организации, управления и
политики. Однако то же самое мы можем утверждать, ориентируясь на понятийную деятельность. Город, по
понятию, есть единство организационно-технических процессов, обеспечивающее формирование и
выращивание новых форм МД и ЖД, ресурса для развития. История становления городских организаций есть
история освоения организационно-технических типов МД. Городская культура есть не что иное, как культура
освоения руководства, организации, управления и политики, позволяющая горожанину включаться в процессы
МД и ЖД, самоопределяться и вырабатывать специфические способы самоорганизации и самоуправления и, в
конечном счете, становиться источником развития МД.
Здесь следует подчеркнуть еще один момент. Мы уже сказали, что усложнение и дифференциация
организационно-технических типов МД во многом инспирированы усложнением городских форм общежития,
разнообразием типов МД и способов ЖД, представленных в городском пространстве. С этой точки зрения,
процессы в городе постоянно “выскальзывают” из-под ”опеки” организационно-управленческого мышления и
реальных практических форм организации; организационно-технические процессы городского управления и
городской политики оказываются не адекватны и не соразмерны реальности городской ЖД и многообразию
со-существующих форм. Однако деятельность управления и организации постоянно стремится “просчитать”
жизнь города, ассимилировать это многообразие за счет мышления и знания, направить городские процессы за
счет специальных форм организации и развертывания городских инфраструктур, охватить “город” и сделать
его управляемым.
Это борьба и конкуренция между управляемыми и управляющими системами приводит, с одной
стороны, к появлению механизмов самоуправления и самоорганизации городских общностей и анклавов
городского развития; с другой стороны — к появлению новых, более тонких и рафинированных технологий
организации, управления и политики. Сегодня уже мало кто помышляет о том, чтобы спроектировать город и
построить план его развертывания: жизнь города требует методов, которые в общем виде могут быть названы
методами адхократии. Вместе с тем дифференциация и усложнения управляющих систем приводят к
естественному возникновению дисфункций, рассогласований и “зазоров” между ними. С точки зрения
решения конкретных задач руководства и организации, это осознается как разрыв в деятельности и требует
изменения и совершенствования техник управления. С точки зрения развития города, это создает условия для
появления все новых и новых свободных зон и свободных площадок для развертывания поисковых форм МД и
ЖД, для возникновения неожиданных ростков неведомого будущего.
Это означает, что если организационно-технические типы МД стремятся во время “овладеть”
динамикой городской жизни, то свободное творчество индивидов и групп во все времена стремится
“выкроить” свободное пространство, лежащее вне зоны влияния существующих организационных структур, и
оба эти процесса в равной мере реализуют сущность “города”.
7. Таким образом, мы получили ряд различных “определений” города и городских форм ЖД. Для
того, чтобы переходить к формированию понятийной действительности и схематизировать объект понятия о
“городе”, введенных представлений далеко не достаточно. Однако принятие принципов философии развития
является, на наш взгляд, непременным условием самоопределения любого городского специалиста
(проектировщика, исследователя, организатора), а вместе с тем условием самоопределения современного
горожанина, даже в том случае, если он является жителем традиционных городских зон и носителем
консервативной идеологии. Будут ли эти принципы конкретизированы в той системе представлений о городе,
которую мы развернули на предыдущих страницах, или воплотятся в других концепциях города — это уже
другой вопрос. Главное -что без принятия специфической рамки ”городского” образа жизни и понимания
города, невозможна ни исследовательская, ни организационно-управленческая работа в этой сфере. А это
понимание, как мы пытались показать, гораздо сложнее, чем распространенные сегодня подходы к проблеме
“города”.
СТРАТЕГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ
ПРОФЕССИОНАЛИЗМА УПРАВЛЕНЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
О.С. Анисимов
Академия государственной службы при президенте РФ
доктор психологических наук
профессор
месте с завершением деструктивного этапа в целостности цикла реформенных преобразований больших
систем начинается поиск нормативных рамок позитивного структурирования жизни систем.
Аналогичные процессы протекают и в России. Не случайно оживление «проектных» дискуссий. Все чаще
ведется речь о наличии или отсутствии у России своей идеи, своего проекта, своего пути. В ходе
избирательских компаний подобные устремления становятся наиболее «естественными», а взаимная критика
облегчает накопление разнообразия и опознавание недостатков тех или иных версий.
В
Кроме того, все чаще встречается термин «стратегия». Наряду с его применением в военной сфере,
военно-политической области привычным выступают рассуждения о стратегии в экономике, культуре и т.п.
Само по себе (идея, проект, стратегия, путь, план и т.д.) не создать проблем, пока не начинаются
недоразумения по критерию ответственности. Если руководитель обвиняется в том , что он не только
«провалил» важное дело, но и его нормативную основу, если осознанно начинают относиться к зависимости
дела от его нормативной базы, то сама эта нормативная база, способ ее построения постепенно превращается
в условие либо положительных, либо отрицательных событий в судьбе какой-либо системы деятельности.
Роль норм как средств организации деятельностных процессов и придания ни требуемой определенности и не
случайности стала общепризнанной во второй половине XX века. Предельным социокультурным типом
осознавания роли норм выступило методологическая рефлексия и осознавание сущности норм и нормативной
организации деятельности в рамках Московского методологического кружка (Г.П. Щедровицкий, О.И.
Генисаретский, Н.Г. Алексеев, В.Я. Дубровский, В.М. Розин, Б.В. Сазонов, А.А. Тюков и др.).
Наиболее популярными в методологии выступали термины «программа», «проект», как особые
завершения нормативного конструирования пути больших систем деятельности через посредство
проблематизации предшествующего опыта деятельности и, прежде всего, управления деятельностью. (Г.П.
Щедровицкий, Ю.В. Громыко и др.). В то же время нередко используется и термин «стратегия». Однако при
всей смысловой значимости акцента на стратегическую форму нормативных рамок в управлении системами
деятельности и рефлексивную изощренность переходов от смыслов к значениям, к понятным определенностям
осуществлялся крайне медленно и безуспешно. Не случайно, что в современной теории и практике
стратегического управления экономическими системами, формами и т.п. уровень утонченности,
дифференцированности различений остается на весь прагматизм самой управленческой деятельности и
рефлексии ее (например, И. Ансофф, А. Халачми и др.).
В то же время огромное наследие в понимании специфики стратегической формы управления,
стратегической нормативности оставила военная мысль. Достаточно реконструировать структуру мысли К.
Клаузевица, А. Свечина, многих других, включая древних мыслителей типа Сунь-Цзы, У-Цзы, Огю-Сорай,
Хэ-Янь-си и т.п. Мы осуществили реконструкцию и анализ ряда подобных военных мыслителей с
применением современного аппарата методологии в нашей версии («Основы методологии», 1994 т. 1 и 2). Тем
более, что два десятилетия игропрактики, основанной на корпусе средств и методологического моделирования
управленческих действий (1997 г.), позволили накопить уникальный материал гибкого структурирования
нормативных рамок, включая стратегические управления ходом игры.
В данной статье мы приведем список наиболее значимых атрибутивных характеристик
стратегического мышления в контексте стратегического управления как профессиональных требований к
управленцу, реализующему стратегическую ориентацию в управлении.
Сначала кратко остановимся на сущности стратегии в рамках методологического подхода.
«Стратегия» — тип нормы. Следовательно, она обнаруживаемая и порождаемая в нормативном блоке
рефлексии. Рефлексия, предназначенная для коррекции нормы в условиях реального или возможного
затруднения в действии, предполагает реализацию трех базовых функций – «познавательной» (реконструкция
картины ситуации в деятельности), «критической» (выявление причин затруднений, их генезиса и действия на
базовый процесс), «нормативный». В стихии рефлексирования чаще всего представления отражающего,
прогнозирующего и нормативного характера носят конкретный и смысловой характер. Поэтому они
ситуационны, индивидуальны и стихийны. Переход к сущности насыщенности означает введение специальных
Публикуется впервые.
заместителей, обобщенных, внеиндивидуальных, внеситуационных (значения, понятия) как критериальных
средств организации первичных процессов. Мы выделяем два типа, критериев – интеллектуальных (см. выше)
и духовных (идеи, ценности), опирающихся на «мироотношение». Для простоты подчеркнем первый тип
критериев, наиболее очевидный в управленческом мышлении.
Стратегия – это абстрактная норма деятельности. Следовательно, она появляется при построении
абстрактных заместителей первоначальных («конкретных») норм деятельности. Тем самым «либо стратегии
строятся в ходе обобщения, либо они появляются в ходе применения критериальных средств в функции
абстрактных заместителей. И абстрагирование, и применение абстракций как средств создания заместителей К
– норм необходимо как профессиональные требования к мышлению в ходе создания А – норм. Как правило,
язык, включая профессиональный, является поставщиком критериальной базы в принятии решений.
Рефлексивная база всей управленческой деятельности и мышления неотделима от языкового обеспечения. В
то же время специфическим, профессиональным языком управленца является «язык теории деятельности».
Владение этим языком в управленческом мышлении, в нормативном мышлении предстает как необходимая
предпосылка появления стратегии или А – норм.
Стратегия – это абстрактное по содержанию, но обращенное к процессам достижения цели, к
использованию средств, оперированию материалом, к взаимодействию, к мышлению, общению, сплочению и
т.п. участников деятельности предписывание. Поэтому она реализуется лишь через посредство конкретизации
абстракции. Иначе говоря, стратегия непосредственно не применяется как норма. Она является средством
организации конкретного нормирования. В то же время это такое средство, которое является источником
содержательности конкретных норм.
Указанное обстоятельство и приводит к общекультурной требовательности к стратегическому
мышлению и стратегическому управлению. В культуре мышления раскрыт способ, позволяющий «сохранять и
уплотнять» первичное содержание абстракции в ходе конкретизации (наиболее подробно обсуждено Гегелем,
а затем в содержательно-генетической логике «в рамках ММК»). Только благодаря подобному способу
«диалектической дедукции» можно говорить, что К – норма является конкретизированной версией А – нормы,
так же как А – описание сохраняется в К – описании при соблюдении подобных требований логического типа.
Если применительно к функции описания (научной, сущностной трактовки фактов) реализация логики
конкретизации более известно (Гегель, Маркс), то в нормативном мышлении она почти неизвестна. В то же
время именно в стратегическом мышлении подобная «мыслетехника» является важнейшим условием
построения и применения А – норм.
Вторая половина XX века характерна быстрым развитием методической деятельности во всех сферах,
особенно в сфере образования. Методы и методики различаются именно этим переходом от А – норм к К (А) –
нормам, в отличие от внешнего, ориентировочного пользования методов в построение К – норм (частных
задач). В этом случае А – норма не сохраняется и «часть» ее содержания, опознаваемая в К – норме,
становится непредсказуемой, ситуативной, индивидуальной. Отличие К – норм и К (А) – норм наиболее
характерно в игромоделировании. Лишь те режиссеры «деловых», «инновационных» и «организационно —
деятельностных» игр, кто владеет указанной мыслетехникой, может строить К (А) – нормы или конкретные
задачи на основе абстрактных задач.
Поскольку управленческая деятельность предполагает и разработку норм, и обеспечение их
реализации, то сама необходимость конкретизации А – норм вытекает из иерархичности организационных
структур в управлении. Вышестоящий управленец строит не только нормы для всех уровней, что вытесняет
управленческие иерархии, но прежде всего строит нормы для нижестоящих управленцев. Если нижестоящие
управленцы по этим нормам должны осуществить действия, то они являются К – нормами. Если же нормы
предназначены для трансляции содержательности и предписанности к исполнителям, то нижестоящие
управленцы реализуют функцию конкретизаторов норм вышестоящих управленцев и доведение до уровня К –
задач.
Стратегия – это такая А – норма, конкретизация которой нижестоящим управленцем приводит к
появлению К (А) – задач, предназначенных для исполнителей. Следовательно, стратегия выделяется в
иерархических структурах управления и становится средством нормирования в иерархических структурах,
сохраняемости А – норм во множестве К (А) – задач и условием совместной ответственности за соответствие
действий всей иерархии и оргструктур содержанию А – норм.
Содержанием любой нормы выступает деятельность, достижение цели, обязательного результата
преобразования. Поэтому и в А – норме фиксируется обязательный результат, но лишь как А – цель. Поэтому
если в ходе конкретизации и реализации К (А) – норм получается К – результат, то он должен оцениваться не
только на соответствие К (А) – нормы, содержание К (А) – задачи, но и на соответствие А –норме. В этом
состоит эффект реализации стратегии. Так как сам механизм мышления в ходе конкретизации опирается на
многочисленные возможные и допустимые варианты конкретизации А – норм во множество К (А) – норм, то
нижестоящий управленец обладает рамками мыслительной свободы в нормирующем мышлении. Ему лишь
необходимо доказать сохранность в некой К (А) – норме содержательность А – нормы.
Тем самым, в стратегическом управлении вышестоящий управленец любые сведения из нижестоящих
уровней проверяет на соответствие с выработанными им А – нормами. Вся свобода нижестоящих управленцев
определена рамками стратегии. Если подтверждение не достигается, то стратегический управленец либо
корректирует ход реализации стратегии через корректирование конкретизации А — нормы, либо приходит к
выводу о коррекции самой А – нормы. Стратегическое перенормирование через посредство фазы
проблематизации стратегии является ответственным событием потому, что меняется значимость не
отдельных, а всех фрагментов объема совместной деятельности.
Именно мыслительный произвол в этих процедурах К – норм и проблематизации А – норм является
основным поставщиком иллюзорного пафоса критики тех или иных реформ в России.
Поскольку стратег строит и перестраивает А – нормы с направленностью на реализацию этих норм, то
условием возможности реализации выступает и «объективно-онтологическое» контролирование хода
конструирования А – норм. Стратег должен как бы видеть ход достижения цели. Поэтому в логике
деятельности он соблюдает принцип непрерывности причино-следственных, каузальных целей. В таком
мышлении сочетается процессуальность и структурность. Процессуальность связана с переходами из одного
состояния в другое и переходом от внешнего проявления объектов к внутреннему реагированию на внешнее.
Структурность связана с механизмичностью, устроенностью объекта, которые и предопределяют характер
реагирования на внешнее. Объектная каузальность специфична в мире деятельности и сама она предстает как
разнородная целостность, особая социо-техническая и социокультурная целостность (см. историю ММК и
методологических парадигм).
Стратегия – это абстрактно выраженная деятельностная объективность, предполагающая
процессуально-структурное прохождение пути от исходящего состояния, преобразуемого до конечного,
продуктного состояния. Социотехнический переход обеспечивается всеми типами сервисов, в который входят
средства, деятели, фрагменты средств, естественной и социокультурной, сервисно организационной
коммуникации, общение «иной» деятельности и т.п. Следуя каузально — объектной логике, стратег «видит»
как появляется результат и, после фиксации его в пределах нормы, установления соответствия с ранее
фиксированным «заказом» он берет ответственность за будущую реализацию нормы. Вне каузально —
объектной проверки на достигаемость цели нельзя приступать к прохождению пути А –нормы в ее реализации,
к последующему процессу конкретизации нормы и т.д.
Сочетание абстрактности стратегических норм, деятельностной объектности их содержания,
принадлежности к управленческой позиции в самой целостности деятельности приводит к тому, что
построение стратегии является созданием «формы» той деятельности, которая ведет к желаемому, с внешней
точки зрения заказчика, и возможному, с внутренней точки зрения, с точки зрения возможностей механизма и
ресурсов, результату. Эта реформа еще не учитывает непосредственно всю устроенность механизма, но ее
предполагает. Поэтому учет механизма, а затем ресурсов ведет к конкретизации и ситуационной
чувствительности в формо-конструировании. Стратегия является первой и генерирующей остальные реакции
«внутреннего» (механизма деятельности в его управленческой представленности, в управленческом
мышлении) на «внешнее» (заказ). Если ответственный за весь механизм управленец берет на себя
ответственность и не игнорирует внешнее пожелание, требование, то его исходной проектной реакцией и
выступает стратегия.
В отличие от «тактики», в которой часть или целое механизма реагирует на ситуацию в пределах
рамок стратегии, в стратегии совмещается реагирование на заказ всего целостного механизма с показом
реалистичности позитивного реагирования в пределах фиксированных ресурсов. Готовность к реагированию
на ситуации определяется анализом внешней среды в сопоставлении с потенциалом механизма и ресурсов.
Внутренний ответ на внешний призыв, выраженный в стратегической форме, по себе может быть
типологизирован. Наиболее опасный вариант реагирования включает подавляющую подчиненность внешнему
заказу или требованию (политическому для экономической системы, военной структуры, образовательной
системы, культурной иерархии и т.п.). В этом типе стратегии – реагировании «для-иного») – не принимается
во внимание потребность самосохранения целостности, для которой строится стратегия. Альтернативой
выступает реагирование с полным игнорированием содержания внешнего призыва. В этом типе стратегии –
реагирование «в-себе» — главной заботой стратега является в производстве целостности с механизмической
точки зрения. Промежуточным вариантом выступает реагирование с сохранением допустимой, с точки зрения
сохранения целостности, части внешнего заказа – стратегия типа «в-себе и для-себя». Особым типом
стратегии выступает реагирование с направленностью развития целостности «для-в-себя». Внешний призыв
становится поведением для использования ресурсов и среды в целях «переструктурирования механизма» с его
совершенствованием.
Естественно, что ценности указанных четырех типов в реальности комбинируются и являются лишь
абстрактной парадигмой ценностей для абстрактной типологизации стратегий. Каждая стратегия определяет
тип требований для каждого компонента механизма. Это означает, что появляются типовые «внешние»
требования к бытию частей как целостностей, вызывающие типовые реагирования. Эти реагирования зависят
от особенностей частей. Поэтому стратег, не учитывающий специфику типа «части», может порождать
неопределенные ожидания и требования к этой части.
Тип стратегии вырабатывается в стратегической рефлексии. В рефлексии, проводимой стратегическим
управленцем, если она уже оснащена двумя типовыми критериальными базами (интеллектуальной и духовной
парадигмой критериев), совмещаются ситуационный, концептуальный, ценностный, проблемный,
прогностический и проектный слои анализа. Ситуационная реконструкция внешних и внутренних явлений,
ведущая к фиксации или внутреннего заказа, сменяется ценностным самоопределением (в деятельностных и
внедеятельностных сферах), а затем построением концепции бытия механизма (целостности выбранной
ценности). На основе концепции, в построении которой привлекаются парадигмы языков теории деятельности
и иных языков, осуществляется проблематизация прежнего бытия, прежней актуализации потенциала
механизма деятельности и переход к проектированию будущего бытия. Опора на концепцию и парадигму
языка термин деятельности и дает А – проектный результат или стратегию. Ситуационная чувствительность не
устраняется в оперировании абстрактными средствами, а замещается и учитывается как основа возможного
переопределения стратегии.
В современных механизмах деятельности легко различаемы самые различные деятельностные
кооперации, совмещающие различные типы деятельности как «атомы в механизмах». Если различать
исполнительскую и управленческую деятельность, то при наиболее детальном анализе общие свойства этих
абстрактных типов варьируются и конкретизируются в самых различных сферах – социальной,
экономической, образовательной, научной, культурной, духовно-религиозной и т.п. Основу экономической
сферы составляют производство, рынок, финансы. При этом если производство опирается на преобразование
материальных сфер, а вторично и иных, подчинено технологическим критериям бытия и организации, то
финансы, обслуживая бесперебойность обменных процедур на рынках, акцентируют внимание на
универсальности средств запуска любого производства и его обеспечивающих структур через посредство
различных типов снабжения технологических систем. И лишь по линии социокультурного характера они
вовлекаются в обеспечение всех типов жизни общества.
В свою очередь управление, сама управленческая деятельность прилагается к различным
деятельностным структурам, конкретизируя свою абстрактную основу к специфике тех сфер, в которых
создаются деятельностные структуры. Поэтому конкретизированное содержание управленческой деятельности
становится все более отличающимся друг от друга (управления объектами, людьми, группами,
коммуникацией, общением, деятельностью, предприятием, фирмой, рынками, банком, армией,
образовательным учреждением, научным институтом и т.п.). Особенно явны отличия управления
предприятием, отраслью, фирмой, экономикой, регионом, страной.
Во всех этих случаях сохраняется абстрактная основа управления – создание и перестройка
кооперативных структур деятельности в рамках заказа (самозаказа) и возможностей имеющихся ресурсов.
Поэтому построение А — проектов и К (А) – проектов деятельности предполагает культуру проектирования
деятельностных коопераций. Стратегия – это А – нормативно-процессуальная схема в рамках деятельности
коопераций как деятельностной целостности.
Вышеприведенное позволяет ввести нам предварительный (открытый) список профессиональных
требований к стратегическому мышлению. В качестве «единицы» (целостности), в которой может строиться
стратегия, могут выступать и предприятия, и отрасль, и регион, и страна и т.п. Везде должен быть управленец,
ответственный за бытие единицы и создающий А – нормы, А – проекты этого бытия в фиксированных
условиях.
Профессиональные требования к стратегическому мышлению
Требования к мышлению
1. Реагирование на внешние условия и их выраженность в требованиях
системе
2. Учет структуры системы ("организации")
3. Учет потребностей системы
4. Учет потенциала системы
5. Учет актуальных целей системы
6. Учет возможных целей системы
7. Учет актуальных планов системы
8. Учет соотнесенности прошлого, будущего и настоящего системы
9. Учет динамики внешних условий
10. Учет специфических факторов внешних условий, значимых для
системы
11. Создание плана поведения системы
12. Создание "правил" реагирования системы на меняющиеся условия
13. Создание "привил" реагирования нижестоящих руководителей на
стратегические предписания
14. Рассмотрение стратегии как абстрактного проекта деятельности
звеньев системы и системы в целом
15. Рассмотрение стратегии как средства принятия "конкретных" решений
16. Рассмотрение стратегии как обеспечивающей системное мышление
17. Рассмотрение стратегии как реакции на качественные изменения
внешних требований
18. Рассмотрение стратегии как побуждающей к поиску новых перспектив
развития системы
19. Рассмотрение стратегии как сохраняющей широкие возможности в
самостоятельности нижестоящим управленцам
20. Рассмотрение стратегии как способствующей унификации процессов
принятия решений
21. Рассмотрение стратегии как снижающей уровень неопределенности в
содержании частных решений
22. Рассмотрение стратегии как основы выработки приоритетов при
принятии частых решений
23. Рассмотрение стратегии как предполагающей контроль за ее
реализуемостью
24. Связь стратегии прежде всего с ресурсным анализом на стадии
создания и подготовки к реализации
25. Связь стратегии с вовлечением наиболее "сильных" сторон системы
26. Связь стратегии с возможностью переопределения важнейших
параметров системы
27. Рассмотрение стратегии как средства оценки частных проектов
деятельности
28. Рассмотрение стратегии как оформления требований ведущей системы
ценностей
29. Рассмотрение стратегии как основы для создания опорных "точек"
реализации
30. Предполагание владения общей культурой мышления
31. Предполагание владения культурой понятийного мышления
32. Опора на мировоззрение как средство стратегического проектирования
33. Стремление к полноте фиксации и учета меняющейся информации
34. Стремление к структурированию содержания информационных
потоков
35. Максимальная гибкость мышления
36. Стремление к максимальной "основательности" в мышлении
37. Максимальная «тонкость» мышления
38. Максимальная проницательность в мышлении
39. Способность к прогнозу хода событий
40. Использование принципа "причина — следствие"
41. Использование принципа "объектной каузальности"
42. Владение теорией деятельности
43. Владение системо-деятельностным проектированием
44. Владение системо-деятельностной реконструкцией хода событий
45. Владение системо-деятельностной проблематизацией
46. Умение выбирать "лучшее" решение
47. Способность "не обманываться" на материале меняющейся
информации
48. Умение находить выход из "тупиков"
49. Умение соединять положительные и негативные явления в единую
картину
50. Умение превращать "негативное" в то, что может быть полезным
51. Умение различать положительное и отрицательное в явлении
52. Осторожность в оценке хода деятельности
53. Отчетливость мышления и ясность содержания для партнеров
54. Умение выявлять "скрытое" в явлении
55. Стремление к глубине и истинности в мышлении
56. Умение мыслить в схемах и схематических изображениях
57. Умение выявлять роль отдельных факторов в явлениях
58. Стремиться к регуляции "объема" и напряжения хода событий в целом
59. Стремление к "полному" познанию себя
60. Стремление к полному познанию партнеров
Среди множества требований к «стратегу» и его мышлению, а также к его действию,
самоопределению, воле и т.д. можно выявить те, которые наиболее слабо учитываются в анализе
стратегического управления и реального этапа стратегов.
Прежде всего, это требование к культуре мышления вообще и рефлексивного мышления, в
особенности. Стратег должен оперировать как «конкретными», стихийными, ситуационно-имитационными
представлениями, так и абстрактными, конструктивными, заместительными представлениями. Следовательно,
необходимо уметь применять самые различные знаково-символические средства, с помощью которых
(абстрактные схемы и т.п.) выражается фиксируемое и оперативно-манипулируемое содержание. Сами
процедуры оперирования регламентируются различными рефлексивными функциями и соответствующими
логическими формами. Можно сказать, что стратег-профессионал, в отличие от дилетанта, даже если он
талантлив, должен демонстративно, осознанно, рефлексивно-самоорганизованно, доступно для внешнего
контроля и критики, с системой обоснования показать как абстрактные логико-семиотические средства
превращаются в содержание А – проектов, как происходит конкретизация А – содержаний, какова зависимость
между конструктивностью текстов предписаний и содержательностью объективно-деятельностных сюжетов,
выраженных в этих текстах. Стратег должен показать соотнесенность суммы ситуационных фиксаций с
абстрактными задачами и проблемами, переходимость А – задач и проблем в К (А) – задачи и проблемы и т.п.
Но именно мыслительная культура является всего лишь мечтой в реальности управления, тем более –
в стратегическом управлении. Сама подготовка управленцев стоит в стороне от накопленного
«лабораторного» опыта моделирования различных сторон указанного мышления (см. О.С. Анисимов 1989,
1996, 1997, 1998, 1999).
Второе направление требований состоит в применении мышления к построению системно-
деятельностных, кооперативных структур, в использовании языка теории деятельности. И критика, и
проектирование этих коопераций на основе Д – языка отсутствуют в подготовке управленцев, включая и
стратегов. В то же время именно в России становление и развитие языка деятельностного типа стало одним из
наиболее важным достижением методологии (ММК) в 1960-1996 годы. Показано, что системно-генетическая
проектная культура является общей предпосылкой профессионализма управленческого мышления,
контролирующей хаос и бездоказательность проектов А – типа, неразбериху в проектно-деятельных
отношениях в деятельностных иерархиях. Не случайно, что и в лучших концепциях стратегического
управления за рубежом сохраняется эмпиризм и синкретизм проектно-деятельностной практики, частично
компенсируемый гигантским опытом и наличием прагматических стереотипов в управлении (например, Н.
Ансофф, А. Халачми и др.).
Особые линии требований к стратегам связаны с их функцией кооперирования не только
деятельностей, но и участников управленческой иерархии. Для того, чтобы стратегия была подхвачена,
адекватно применена в практической реализации, а также разработка совместно, необходима культура
формирования, использования, совершенствования «групп», соотнесенных с устройством деятельной
кооперации управленческой иерархии. В этой культуре совмещается соответствующие мыслетехника,
психотехника, группотехника в процессах общения, коммуникации, постановки и решении задач и проблем.
Моделью победного культурно-оздоровительного ведения управленческих групп (команд) выступает
формирование и совершенствование игротехнических команд в практике развивающих игр (см. О.С.
Анисимов 1989, 1996, 1997, 1998, 1999).
В завершение еще раз подчеркнем, что опыт методологизации управленческой деятельности и
управленческого образования создал предпосылки внесения в управленческую деятельность и в деятельность
стратегов требуемого профессионализма. Поскольку наступила пора, когда и профессионализация
стратегической практики, и создание стратегического образования, и создание стратегической экспертизы для
России, гигантской державы, вместителя неограниченных материальных, интеллектуальных, духовных
ресурсов, родины профессионализированной методологии, налаживание стратегической формы управления
выступает необходимым условием эффективного использования всех типов ресурса на благо преодоления
деструктивности и творческого взлета нации.
Литература:
Анисимов О.С. Основы методологического мышления. М., 1989.
Анисимов О.С. Основы методологии. М., 1994 т. 1 и 2.
Анисимов О.С. Методология: сущность, функция, становление. М., 1996.
Анисимов О.С. Акмеология мышления. М., 1997.
Анисимов О.С. Акмеология и методология: проблемы психотехники и мыслетехники. М., 1998.
Анисимов О.С. Стратегия и стратегическое мышление. М., 1999.
Анисимов О.С., Деркач А.А. Основы общей и управленческой акмеологии. М., 1995.
Ансофф Н. Стратегическое управление. М., 1989.
Баранов П.В., Сазонов Б.В. Игровая форма развития коммуникации, мышления, деятельности. М., 1989.
Вопросы стратегии и стратегического искусства в советских военных трудах. М., 1965.
Клаузевиц К. О войне. М., 1994.
Свечин А. Постижение военного искусства. М., 1999.
Халачми А. Стратегическое управление и производительность // Эффективность государственного
управления. М., 1998.
Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995.
Щедровицкий Г.П. Философия. Наука. Методология. М., 1997.