Засурский И. Реконструкция России
Подождите немного. Документ загружается.
Так началось противостояние прессы с властью, которое продолжалось почти два года. И
несмотря на то, что средствам массовой информации удалось нанести серьезный урон
партии власти, в конце концов «четвертая власть» вышла из этого противостояния
побежденной, хотя со стороны могло показаться, что получилась "ничья".
В литературе об истории СМИ в России представлены два диаметрально
противоположных взгляда на развитие конфликта в Чечне и его освещение в масс-медиа.
Вот как описывает события в Чечне авторитетный историк советской печати Рафаил
Овсепян.
События в Чечне были восприняты в обществе неоднозначно. Официальные источники
умалчивали о тех тяжелых потерях, которые несли российская армия и внутренние войска
в боевых действиях с чеченскими вооруженными формированиями. В полную меру
правом на гласность воспользовались средства массовой информации. Они первыми
заговорили о том, что скрывалось от народа. В репортажах по телевидению и радио, в
многочисленных газетных публикациях рассказывалась правда о тяжелых боях, о том, как
гибнут недавно призванные в армию, плохо обученные солдаты.
С первых же дней боевых действий в Чечне в российской журналистике, вначале глухо,
разрозненно, а затем все громче и сплоченнее, граждане России выражали свой протест
кровопролитию в Чечне. В 1996 году этот протест значительно усилился. В начале года
было опубликовано письмо ста известных в стране представителей научной и творческой
интеллигенции Борису Ельцину, призывающих остановить войну. Во всех средствах
массовой информации сообщалось о поистине массовой акции, проведенной
губернатором Нижегородской области Немцовым. Он вручил президенту России миллион
подписей нижегородцев, требующих прекратить войну в Чечне. Акцию нижегородцев
поддержали многие регионы страны. У прессы были все основания заявлять о том, что
война в России сегодня более чем непопулярна, что стране не нужно кровопролитие, что
граждане России не хотят подставлять головы под пули чеченских боевиков. А это значит,
пора кончать войну.[2]
Другой взгляд на историю освещения событий в Чечне представлен в книге
А.Грабельникова, в главе с характерным названием "Конфронтация СМИ". В параграфе
"Дестабилизирующий характер современных СМИ" Грабельников определяет этот
исторический эпизод как "редкий случай в истории журналистики, когда национальные
СМИ во время войны выступали на стороне противника".[3]
Чеченский кризис показал, что "четвертая власть" может быть исполнительной, не говоря
уже о законодательной и судебной. Вместо отражения общественного мнения некоторые
СМИ взялись за его формирование...[4]
А. Грабельников видит войну в Чечне как средство сохранения целостности российского
государства перед лицом хищных стран Запада. Хотя взгляды автора были бы уместнее в
эпоху Бисмарка, некоторые его наблюдения можно назвать меткими. Грабельников
перечисляет факты "дестабилизирующего", по его определению, воздействия
центральных СМИ.
Так, "Общая газета", издаваемая Егором Яковлевым, опубликовала материалы "суда" над
президентом, а его портрет напечатала в траурной рамке, намекая на форму приговора...
Телевидение – НТВ, "Вести"[5] – увеличило показ митингов в поддержку Чечни[6], даже
если их участники составляли несколько десятков человек... Выступление на одном из
митингов Новодворской, которая призывала москвичей собирать деньги на вооружение
чеченских ополченцев и утверждала, что дезертирство – святой долг каждого уважающего
41
себя гражданина России, информационная программа на канале "2х2" показывала каждый
час в течение всего дня.[7]
Грабельников также приводит отрывок из статьи корреспондента "Российской газеты",
который не мог скрыть своего возмущения, называя выступление Новодворской «изменой
Родине».
…Телевидение играет на самом святом – на человеческом сострадании. Кадрами
материнских слез, их криками о своих потерянных в боях сыновьях-солдатах переполнен
телевизионный эфир. Телевидение ведет себя так же, как чеченские бандиты,
выставляющие впереди боевых колонн женщин и стариков, и стреляющие из-за их спин
по российским солдатам.[8]
Валерия Новодворская относится к тем маргинальным политическим деятелям,
радикализм которых грозит компрометацией любых идей, которые они берутся озвучить.
Однако любопытно, что "Российская газета" со своим «патриотизмом», который, казалось
бы, столь уместен в печати в военное время, в ходе первой Чеченской войны сама
оказалась в такой же позиции.
Чеченский конфликт внес существенные изменения в противостояние средств массовой
информации. Демократические издания, забыв о своих недавних противниках, таких, как
газета "Завтра", "Советская Россия", нашли новый объект для массированного "обстрела"
– правительственную "Российскую газету". Произошло это потому, что она, в отличие от
других изданий, включая и патриотические, коммунистические, поддержала действия
президента и федеральных войск, направленные на разгром дудаевских боевиков.
"Московский комсомолец" заявил, что вся нация безоговорочно осудила "чеченскую
авантюру", одна лишь "РГ" противостоит всей нации. А.Н.Яковлев в интервью радио
"Свобода" квалифицировал "РГ" как профашистское издание и самую лживую газету в
стране».[9]
Генрих Боровик, журналист-международник, клеймивший в прошлом в своих памфлетах
американский империализм, теперь с такой же яростью набросился на собственное
правительство. Нарушив сетку вещания, он вышел в эфир, прервав детскую телепередачу
"Спокойной ночи, малыши!", и в свойственной ему саркастической манере одобрил
решение российских властей бомбить бандформирования в Чечне и посоветовал
обратиться с просьбой к НАТО отбомбить Москву, так как здесь тоже много бандитов.
Интересно то, что запись этого выступления после эфира по указанию А.Н.Яковлева была
уничтожена.[10]
По словам Грабельникова, материалы полевых газетных и телевизионных
корреспондентов подвергались серьезной правке в московских редакциях.
Массированная обработка общественного мнения средствами массовой информации стала
настолько очевидной и невыносимой для армии, что воины объединенной группировки
войск в чеченской республике обратились к президенту, председателю правительства,
председателю Государственной Думы, министру обороны и начальнику Генерального
штаба России с заявлением, в котором обрисовали свое сложное положение. Они
подчеркнули, что по существу действуют в окружении. С фронта им противостоят банды
профессионалов-убийц, которых собрали со всего мира, а с тыла удары наносят
противники укрепления российской государственности, засевшие в ряде средств массовой
информации, в составе отдельных псевдопатриотических политических движений и
общественных организаций страны. Прикрываясь поддержкой беспринципных политиков,
активно используя подтасовку фактов, выдергивание из выступлений командного состава
армии отдельных высказываний и слов, откровенную фальсификацию событий и фактов,
42
многие российские СМИ дезинформируют население, преднамеренно обостряют
политическую обстановку в стране, подрывают авторитет России на международной
арене.[11]
После обширной цитаты этого документа, подготовленного, вероятно, войсковыми
специалистами в области пропаганды, Грабельников разоблачает пропагандистскую
кампанию в СМИ еще на протяжении пяти страниц.
По словам Глеба Павловского, президента Фонда эффективной политики, ведущего
политического консультанта Кремля и идеолога предвыборной кампании-96, в результате
кампании в СМИ Борис Ельцин потерял остававшиеся у него на протяжении всей
политической карьеры 20%, "которые всегда можно было превратить в 50". Это,
собственно, и привело к тому, что в начале 1996 года, согласно опросам крупнейших
российских социологических служб, его рейтинг составлял от 6 до 10 процентов –
наименьший показатель за все время до выборов 1996 года.
Согласно оценке Глеба Павловского, особенно сильными ударами по имиджу президента
стало произошедшее в ходе чеченской войны и антивоенной кампании в прессе снятие
табу с запретных прежде тем "президент и спиртное" и "здоровье президента". По крайней
мере два скандальных случая стали достоянием гласности за это время. В первом – после,
как сообщает А. Коржаков в своих мемуарах, обильно выпитого белого вина с
президентом в самолете случился припадок:
Из Америки в Россию мы возвращались через Шеннон. В ирландском аэропорту нашему
самолету предстояло пробыть около часа – у президента Ельцина была запланирована
сорокаминутная встреча с премьер-министром Ирландии. Но встреча не состоялась.
Вместо Бориса Николаевича по трапу спустился первый вице-премьер правительства Олег
Николаевич Сосковец и, не дав опомниться изумленному Альберту Рейнольдсу, сам начал
дипломатическое мероприятие. Пресса на следующий день "взорвалась". Российские и
зарубежные журналисты излагали десятки версий, одна неправдоподобнее другой, почему
все-таки Борис Николаевич не вышел из самолета. Официальному сообщению
президентской пресс-службы: дескать, Борис Николаевич так сильно утомился, что
попросту проспал встречу в Шенноне, – никто не верил. Видимо, многие понимали: в
самолете произошло неординарное событие, за тайной завесой которого кроется нечто
большее, чем рядовой дипломатический конфуз.[12]
Если история "спящего в Шенноне", ставшая сенсацией в газетах и на телевидении,
касалась и здоровья и спиртного, то следующий случай, когда президент России, как
пишет А.Коржаков, выпив лишнего на жаре, попытался дирижировать оркестром в
Берлине, трактовался уже просто как выходка алкоголика и позор для нации.
С тем же рвением, с которым ранее пресса отстаивала курс реформ, она теперь
развенчивала образ президента как национального лидера и сообщала во всех
подробностях о бездарной чеченской кампании и многочисленных жертвах среди
военнослужащих. Впрочем, позиция медиа-сообщества не была единой, некоторые
журналисты выражали менее однозначные и антивоенные точки зрения. Например,
либеральные журналисты Михаил Леонтьев и Максим Соколов оказались
«державниками». В новой ситуации у власти появились и новые союзники: отец нового
русского национализма журналист Александр Невзоров, автор фильма "Наши" о
вильнюсских событиях и вышедшего уже в 1998 году художественного фильма
"Чистилище", который вел специальную программу для ура-патриотов на ОРТ в ходе
43
предвыборной кампании 1996 года, помогая расколоть Национально-патриотический союз
компартии.
Однако потребовалось еще несколько лет, еще одна война (на этот раз в Югославии) и
серьезная эволюция технологий манипуляции общественным мнением для того, чтобы
российские власти научились использовать масс-медиа в своих интересах так же
виртуозно, как страны НАТО. Когда перед выборами 1999-2000 годов чеченская война
вспыхнула с новой силой, то вместо того, чтобы стать препятствием в предвыборной
борьбе, кровопролитие на Кавказе стало выигрышным фоном всей кампании, основной
опорой для формирования образа кандидата от партии власти Владимира Путина – и
фундаментом для объединения нации. Подобно тому, как неудачная война в Афганистане
внушила журналистам уверенность в своих силах и стала сигналом близких перемен, а
чеченская война накануне выборов 1996 года показала падение влияния масс-медиа в
обществе и хрупкость власти, вторая чеченская война приведет к возрождению образа
Великой России. Таким образом, ценой человеческих трагедий и кровавых жертв война на
Кавказе все же сыграет свою роль в политическом спектакле – пускай на несколько лет
позже, чем планировалось, но зато с поразительным результатом.
Президентские выборы 1996 года: торжество спектакля
Накануне президентских выборов 1996 года сложилась ситуация, когда казалось, что
президент Ельцин не сможет победить на выборах. Пока представители демократических
сил искали нового кандидата, Александр Коржаков, согласно распространенному в
политических кругах убеждению, планировал государственный переворот, сам Ельцин
пребывал в депрессии, а война в Чечне шла своим ходом. Чеченские вооруженные
формирования совершали один за другим террористические акты, доказывавшие
неспособность властей контролировать ситуацию.
В этих условиях некоторые аналитики паниковали и предлагали властям найти
компромисс с оппозицией – и отменить выборы.
Реальную Россию с ее разрывающими и кричащими противоречиями мало кто берет в
расчет. Политическая элита озабочена только тем, как бы быстрее пропустить страну
через молох президентских выборов, которые освободят ее (элиту) от необходимости
принимать ответственные политические решения, от необходимости выработки
конструктивной политики. В общественном сознании накануне якобы "судьбоносных"
выборов нет ни реального образа той обрубленной по живому России, которая осталась
после распада СССР, ни серьезного разговора об уроках прошлого, о реальных
перспективах и возможностях развития нового русского государства... [13]
Александр Ципко в своей скандально известной статье "Президентские выборы в России
надо отменить" от правильных посылок пришел к совершенно неверным выводам – для
того, чтобы спасти Россию, по его мнению, следовало отказаться от демократии. На фоне
войны в Чечне его убежденность в том, что диалог элит может изменить ситуацию в
стране к лучшему, казалась крайне наивной, а статья была расценена многими как
провокация.
Положение осложнялось не только тем, что пресса вышла из-под контроля, но и
скандальными результатами парламентских выборов 1995 года, в ходе которых партия
власти, несмотря на поддержку региональной прессы, проиграла коммунистам и
лишенной доступа к центральным СМИ партии Жириновского.
44
Новая система средств массовой информации была структурирована иначе, чем прежняя.
Печать была раздроблена на региональные рынки: центральные СМИ в регионах
обслуживали незначительную часть населения по сравнению с региональными изданиями.
Телевидение стало ключом к общероссийскому информационному пространству.
Накануне президентских выборов телевидение уже было в значительной степени
подконтрольно коалиции партии власти. ОРТ управлялось Березовским, на РТР
строптивого Попцова заменили Эдуардом Сагалаевым (подробности формирования
системы СМИ, а также распределения их среди инвесторов будут приведены в следующей
главе). Кроме того, Березовскому удалось привлечь к предвыборной кампании
Гусинского, НТВ которого наносило ощутимый вред имиджу президента России на
протяжении всей Чеченской кампании (и заработало огромный кредит доверия за это
время).
Впрочем, просто контроля над средствами массовой информации было явно недостаточно
для победы: успех коммунистов и партии Жириновского на парламентских выборах,
проходивших (как всегда) под жестким прессингом лояльных масс-медиа, показал это со
всей очевидностью. В такой ситуации группе банкиров, которую собрал Березовский,
удалось убедить Ельцина, всерьез задумавшегося об отмене выборов, в том, что все
можно изменить благодаря использованию современных избирательных технологий.
До выборов 1996 года владельцы СМИ, несмотря на формальный или фактический
контроль, не умели управлять своими органами массовой информации. Современные
информационные технологии оказались тем самым недостающим звеном, которое
позволило на время выборов возродить масс-медиа в качестве пропагандистского
аппарата партии власти и добиться победы на выборах, или, как утверждают некоторые
наблюдатели, обеспечить достаточное прикрытие для фальсификации их результатов.
Суть новых технологий состояла в том, чтобы, умело используя приемы информационной
драматургии, перехватить инициативу у оппозиции и создать новый имидж президента.
Однако для начала сторонникам выборов необходимо было убедить президента в том, что
в случае применения новых технологий и использования всех имеющихся в распоряжении
государства и политизированного капитала средств массовой информации кандидату с
минимальным рейтингом победа на выборах может быть гарантирована.
Идеологи предвыборной кампании
Для того чтобы справиться с этой нелегкой задачей, Фонд эффективной политики[14] в
период с 26 января 1995 года по 10 марта 1996 занимался подготовкой стратегического
доклада о технологиях победы. Где-то в промежутке между этими датами аналитическая
записка под названием "Победа президента: наш подход" была передана представителям
администрации и предвыборной команды. Этот открытый, но малоизвестный документ
заслуживает того, чтобы быть процитированным.
Сила противников Президента не в реальной массовой поддержке и не в наличии у них
альтернатив политике Президента – их нет, это всем известно. Их сила в практике
коммуникативного воздействия на образный строй, чувства и предпочтения рядового
человека, травмированного и "покинутого" государством, не доверяющего никаким
властям. Их сила – в горизонтальных неформальных структурах…
Слабость власти – в элитарном пренебрежении мнениями "отсталого населения".
Укоренившись еще со времен перестройки и превратившись в бюрократический
предрассудок, это мнение отдало реальные, низовые местные каналы коммуникаций на
произвол левых активистов и иных лидеров "общественного мнения"...
45
В глубоко расколотом российском обществе невозможен консенсус практически ни по
одному вопросу. Разрозненная деятельность ряда официальных и полуофициальных
структур сегодня помогает Президенту "демократически проиграть". Именно поэтому
достичь результата средствами обычной избирательной кампании какого бы то ни было
вида – невозможно. Все вероятней перспектива того, что весна 1996-го станет временем
лавинообразного бегства целых секторов административной и экономической элиты на
сторону воображаемого "неизбежного победителя"...
Консолидация российских политических элит на почве общенационального развития
возможна и со временем неизбежна. Но она недостижима в режиме данных выборов: ее
предварительным условием явится только победа Президента, с устранением перспективы
"второй революции". Общество должно перейти на сторону Президента еще до того, как
возникнут соответствующие этому экономические и политические предпосылки. Прежде
дня выборов Президент должен победить и в массовом сознании, и в элитах; факт его
преимущества, став очевиден каждому, должен оказать подавляющее воздействие на
политическую пропаганду противника.[15]
После анализа электоральных групп и уязвимых сторон противника в докладе
рассматриваются сценарий кампании и ее стратегия (выделение подчеркиванием – мое).
Президент нуждается в новой различимости избирателями, в отвоевании
информационного пространства. А для этого нужны новые, не "властные" каналы
коммуникации. Пропаганда и контрпропаганда имеют целью создать окно внедрения на
уровень РЕАЛЬНОГО ОБЩЕНИЯ МАССОВОГО ЧЕЛОВЕКА, на уровень массовых
коммуникаций. Борьба за победу решается не административным контролем над СМИ, а
доминированием на низовом уровне массовых коммуникаций – если угодно, на уровне
"семейных разговоров" и "простонародной болтовни"...
В основе всех неудач старта кампании Ельцина – обольщение насчет реальных
организационных, координационных ресурсов штаба и управляемости кандидата,
возникающее как следствие предшествовавшего успеха. В основе всех его успехов –
создание образа, то есть символического образа нужной, однако практически
неосуществимой (в сжатые сроки) реальности. Чудес не бывает – проблемы останутся,
после выборов их надо будет решать обычными средствами. Чтобы сохранить шанс на
победу, необходимо создать образ "начавшегося решения всех проблем". Иными словами,
мы инсценируем то, на создание чего у нас нет времени и возможностей...
Президент должен снова стать "властителем чувств" населения, их "героем", как только
вернет себе центральное место на всероссийской арене. Но сегодняшние сценарии пока
пишутся его врагами. Ключом к победе является, с нашей точки зрения, информационная
драматургия кампании...
При этом нельзя фетишизировать электронные СМИ как таковые. Нарастающий сегодня
хор славословий, транслируемый через каналы СМИ на всю страну, приводит к
обратному результату. Люди никогда не пересказывают друг другу казенные формулы и
лакейские гимны властям – в своем кругу люди рассказывают друг другу то, что считают
важным и интересным.
СМИ значимы только в той степени, в которой они поставляют содержание, идеологемы и
фактуру (поводы) для массового "трепа" – то есть, реальной политической дискуссии в
низах, не прекращающейся в России ни на минуту. Политические инициативы и ситуации
способны протранслироваться на низовой уровень (уровень массовых коммуникаций) в
той степени, В КАКОЙ ОНИ "ДРАМАТУРГИЧНЫ", "ДРАМАТИЗИРОВАНЫ", то есть
превратились в интересный и доступный человеку сюжет (анекдот, сценарий, миф – все
это разновидности общественно-политической драматургии). СМИ в кампании и
необходимы для того, чтобы пробить прямой канал "русская столица – русские земли.[16]
46
Галактика Маклюэна и публичная сфера
К 1996-му году печатная пресса не могла больше соревноваться с телевидением на рынке
политического влияния и рекламы. Антивоенная кампания показала: значение
телевидения возросло настолько, что оставлять государственное телевидение в руках
журналиста первого демократического призыва Олега Попцова, полагавшего себя
представителем «четвертой власти», для власти в подлинном смысле слова было далее
невозможно.
В самом деле, после уличных боев в октябре 1993 года, когда российский парламент был
разгромлен и новая Конституция закрепила главенство исполнительной власти,
политический процесс переместился в символическое пространство средств массовой
информации, связанных с радио и телевидением. Соревнование медиа-образов политиков
разительно отличается от «битвы идей» или соревнований партий времен ранней
перестройки – эры печатных изданий. Но современное положение вещей нельзя назвать
«публичной сферой», о которой мечтали независимые публицисты в начале девяностых.
Чтобы понять его, необходимо прибегнуть к логике. Обратиться к персонажам и
драматургии их отношений, к процессам, происходившим в средствах массовой
информации за последнее десятилетие.
К середине девяностых Россия стала частью глобальной «Галактики Маклюэна»,
описанной Мануэлом Кастеллсом[17]. Такое заключение мы можем сделать исходя из
того, что развитие системы средств массовой информации страны синхронизировалось с
глобальным процессом трансформации. Вот что сам Кастеллс пишет о телевидении:
Телевизионное изображение обладает низким разрешением, так что зритель должен сам
заполнять пробелы в картинке, а это заставляет его воспринимать изображение более
эмоционально. <…>. Такое вовлеченное восприятие вовсе не противоречит гипотезе
наименьших усилий, так как телевидение рассчитано на ассоциативно-лирическое
мышление, затраты умственных усилий для осмысления и анализа информации не
предусматриваются. <…>. Поэтому Нейл Постман, серьезный исследователь медиа,
полагает, что вместе с телевидение наступает исторический разрыв с прежним, стилем
мышления, сложившимся под влиянием печатного слова <…> Чтобы различие стало
очевидным, процитирую его самого:
Печатные средства массовой информации обладают самой сильной склонностью к
разъяснению из всех известных медиа: в них оказываются востребованны изощренные
приемы концептуального, дедуктивного и последовательного мышления, считается
необходимым выяснение причин и порядка происходящего, печатное слово выводит на
поверхность несоответствия, признает стремление к беспристрастности и объективности;
помимо этого печатные медиа воспитывают терпение, учат не ждать немедленного
просветления. <…> развлечения - это главная идеология телевизионного дискурса. Не
важно, что показано на экране или с какой точки зрения, подразумевается, что это должно
послужить удовлетворению нашего любопытства или доставить нам удовольствие.[18]
Эти умозаключения позволяют усомниться, что телевидение виновно в распространении
какой-либо связной идеологии – особенно по сравнению с советской пропагандистской
машиной, основным средством воздействия которой был печатный текст. Но остановиться
на этом выводе означало бы упростить предмет – а поскольку мы имеем дело с печатным
словом, мы постараемся добраться до самой основы вещей.
47
Доминирующее положение какой-либо идеологии возможно только тогда, когда есть один
центр власти, в то время как в пост-советском государстве таких центров образовалось
множество, причем они продолжают появляться до сих пор. Телевидение создает
открытое символическое пространство, поле битвы и диктует правила сражения – но на
это поле получают доступ практически все без исключения:
…телевидение стало культурным эпицентром нашего общества, телевизионная
модальность коммуникации стала радикально новым средством передачи информации,
чьи характеристики можно определить следующим образом: привлекательность,
чувственная симуляция реальности, легкость восприятия, требующая наименьших
психологических затрат.[19]
То, что невозможно сообщить аудитории на уровне разумных рассуждений, можно
внедрить в сознание зрителя при помощи комбинации картинок, которые легко
запоминаются и осмысливаются на уровне мифа. Пожалуй, в этом телевидение
сближается с функцией газетной картинки, карикатуры или иллюстрированной листовки.
Герои, героини, враги и мистические силы сходятся в драматическом публичном
спектакле на телеэкране. Схемы их конфликтов и их результаты задаются публичной
сценой, которая заменяет привлекательный, но недостижимый в телереальности идеал
«публичной сферы». Телевидение апелирует не к разуму, а к вере.
Таким образом, чтобы манипулировать аудиторией, нужно использовать правила драмы и
логику мифа. Если режиссер публичного спектакля достаточно находчив, настойчив и
будет опираться на существенные финансовые ресурсы, недоверие зрителя будет
преодолено и послание найдет своего адресата.
Именно эта гипотеза была успешно опробована во время выборов в России в 1996 году.
Вместо того, чтобы «поддерживать» Бориса Ельцина (как вы сможете судить по
просочившейся документации кампании, которая приводится ниже в этой главе, простая
поддержка телевидения была сочтена недостаточной). Телеведие и, в частности,
новостное вещание стало основным инструментом кампании.
Существует расхожее предположение, что по сравнению с «публичной сферой»
«публичная сцена» слишком узка. Несколько дискуссий на эту тему продемонстрировали,
что «публичная сцена» вообще считается не способом коммуникации, а каким-то
тупиком. Это предположение, мне кажется, принадлежит тем интеллектуалам и
исследователям, кто слишком дорожит канонами научного мышления для того, чтобы
проводить различие между культурой печатного слова и телевидения.
На конференциях некоторые докладчики читают по бумажке, другие предпочитают
импровизировать. Научное знание структурируется по законам книги, поэтому часто
документы бывают слишком сложными для того, чтобы выступающий мог воспроизвести
их логику по памяти. Не у всех есть дар оратора и не все любят красоваться перед
публикой. Было бы логично предположить, что концепция ‘публичная сфера’ будет
привлекательной для таких выступающих. В то же время трудно отрицать, что тех, кто все
же отходит от бумажной логики презентации, излагает свою точку зрения по канонам
устной речи, не забывая при этом пошутить, вступить в перепалку с оппонентом,
озадачить аудиторию риторическим вопросом или заранее приготовленным парадоксом,
бывает слушать интереснее. Такие ораторы легче захватывают внимание аудитории, как
правило то, что они говорят, лучше воспринимается – хотя часто в упрощенном виде, а то
и вовсе с ошибками. Но все же в этом случае налицо игра по правилам «публичной
сцены».
48
В самом деле, это удачный пример, поскольку в нем - все особенности, достоинства и
недостатки этих концепций. «Публичная сфера» - запрограммированное представление
материала вгоняет в сон всех, кто не владеет специальной терминологией, не может
проследить за развитием мысли или не интересуется затронутыми в докладе проблемами.
Аудитория вежливо молчит и клюёт носом.
Напротив, хороший оратор привлекает внимание всей аудитории и держит его.
Эмоциональность устной речи, наглядные примеры и шутки позволяют сделать
выступление более доходчивым, интересным не только для специалистов, но для всей
аудитории. Слушатели оживляются и (в том случае, если это не лекция для финских
студентов) эмоционально реагируют на выступление. После такого выступления обычно
бывает много вопросов, часто совершенно идиотских, потому что многие из
присутствующих просто не знакомы с темой или истолковали какие-то тезисы доклада
превратно.
Те, кто не согласен, начинают горячо спорить, порой аргументы бывают сильнее тезисов
выступающего, но если оратору удается сохранить уверенность, то аудиторию обычно
удается убедить в собственной правоте – по крайней мере тех, кто слабо или только с его
слов понимает, о чем разговор. Бывает и так, что аудитория соглашается и с
выступающим и с тем, кто оспаривает выступление. Как правило, хороший оратор
вызывает симпатию. Если в процессе выступления оратор «срывается» или делает что-то
недостойное, то он может вызвать антипатию – но в любом случае вероятность
эмоциональной реакции с тем или иным знаком сильнее нейтральной – т.е. такой
модальности восприятия, которой довольствуются чтецы, терпеливо зачитывающие
монотонным голосом информацию о своих изысканиях.
Как правило, массовая аудитория плохо разбирается в рассматриваемых вопросах. Но
если на газетной полосе элитарной буржуазной прессы 18 века, которую Хабермас
использует в качестве основания для строительства модели «публичной сферы» еще
можно себе представить победу рациональной, точной аргументации с подробным
изложением сути вопроса над поверхностным мнением журналиста или оппонента, то уже
в массовой газете двадцатого века на это рассчитывать трудно – пожалуй, только выходцы
из идеократической советской системы могли в начале девяностых поверить в
возможность такого феномена. А что же касается телевидения, то в победу рассудка в
эфире может верить только тот, кто полагает, что в судебном процессе каждый раз
побеждает закон.
Импорт технологий
Помимо Фонда эффективной политики, есть и другие претенденты на лавры идеологов
предвыборной кампании. После них не осталось программных документов на русском
языке. Об участии этих людей до сих пор не было слышно ничего в российской печати.
Зато в журнале «Тайм» появилась статья, которую трудно назвать иначе как рекламной,
репортаж журналиста Майкла Крамера под названием «Спасение Ельцина: тайная история
о том, как четыре американских советника, используя социологические опросы, фокус
группы, компромат и все остальные техники американских избирательных кампаний
помогли Борису Ельцину победить».[20]
Эмигрировавший в семидесятых в США Феликс Брайнин консультировал американских
инвесторов и имел связи в совете министров. Статья в «Тайме» приписывает заслугу
привлечения американских специалистов по предвыборным кампаниям именно ему. Идея
49
пригласить американцев пришла Брайнину в голову, когда он наблюдал за подведением
итогов думских выборов 1995 года. Все в правительстве и в президентской
администрации были уверены в том, что каким-то магическим образом Ельцин победит на
выборах – Брайнин сомневался. Заручившись поручением Олега Сосковца,
возглавлявшего в начале 1996 года предвыборный штаб, Брайнин через адвоката из Сан-
Франциско Фреда Лоуэлла и его друзей из числа республиканцев вышел на Джо Шумата
и Джорджа Гортона, ключевых советников губернатора Калифорнии Пита Уилсона,
который был одним из претендентов на президентское кресло в Америке, но выбыл из
предвыборной гонки на стадии номинации.
Шумат и Гортон, в свою очередь, привлекли Ричарда Дрезнера, политического
консультанта из Нью-Йорка, который принимал участие во многих кампаниях Пита
Уилсона. Впрочем, важность Дрезнера состояла в другом – у него были связи с Диком
Моррисом, которому тот помогал в организации предвыборных кампаний Билла
Клинтона на пост губернатора Арканзаса в конце семидесятых – начале восьмидесятых.
Дика Морриса считали «политическим гуру» Клинтона. Его блестящая карьера
оборвалась во время съезда Демократической партии, когда газеты вынюхали о его
годичной связи с проституткой, с которой он якобы делился информацией об интригах в
Белом доме. Однако он сохранил свое влияние и в ходе предвыборной кампании Бориса
Ельцина стал каналом, по которому американские консультанты согласовывали
мероприятия на международной арене, которые должны были поднять рейтинг
президента России. Иногда, впрочем, через Клинтона они решали и другие проблемы
предвыборной кампании – например, убеждали Ельцина сняться в предвыборном ролике
для центрального ТВ.
27 февраля Дрезнер встретился с Сосковцом. Сосковец нанял американцев, которые
обязались представить предвыборному штабу современные выборные технологии.
Впрочем, у американцев было еще одно поручение. За месяц до выборов они должны
были сообщить, есть ли у Ельцина шансы победить в принципе. Если бы шансов не было,
выборы пришлось бы отменить. За четыре месяца американцы должны были получить 250
тысяч долларов плюс оплата всех расходов и неограниченный бюджет на нужды
кампании.
В их распоряжении был двухкомнатный офис и гостиничные номера в Президент-отеле,
машина с бывшим агентом КГБ в качестве водителя и два телохранителя. Подключив к
работе двух молодых людей, сына Брайнина Алана и Алекса Мура, специалиста по паблик
рилейшнз из Вашингтона, американская команда приступила к работе. Группа работала в
режиме тотальной секретности, а при работе пользовалась легендой о том, что они
представляют производителей американских телевизоров с плоским экраном, задача
которых – исследование рынка.
Однако консультантам недолго пришлось работать под руководством Сосковца. Вскоре
реальное руководство кампанией перешло в руки Татьяны Дьяченко, дочери президента,
единственной, кто мог видеть президента каждый день. В Президент-отеле офис Дьяченко
находился напротив офиса американцев. Благодаря тесному контакту с Дьяченко роль
американских консультантов неизмеримо возросла, стала решающей. Их первой задачей
стало обучение Татьяны Дьяченко основам предвыборных технологий.
Другой задачей американцев стала битва с предрассудками президентского окружения.
Провал на выборах в думу движений, затративших огромные суммы на предвыборную
телерекламу, убедил их в низкой эффективности СМИ, в то время как низкий уровень
50