Получение и публикация газетой полной информации, для чего в эйфории политической
борьбы начала 90-х достаточно было отказаться от цензуры, позже требовало уже
определенных инвестиций. У информации появилась стоимость. За ее получение
следовало платить, причем не только источникам и информационным агентствам, но и
персоналу газеты (где безденежье провоцировало снижение требований к подбору
информационных материалов и коррупцию).
Поскольку средств у "НГ" не было, то и информация в газете скапливалась
соответствующая. Костяк газеты работал на совесть - но это касалось только наиболее
важных тем, которыми занимались наиболее профессиональные сотрудники "НГ",
зарабатывавшие в других местах, а в газете публиковавшиеся ради "имени" и влияния.
То же и в отношении представления всех точек зрения в одной газете. Даже со скидкой на
то, что в полной мере эта идея была неосуществима по определению, следует признать:
затея провалилась. Работая за гроши, сотрудники предпочитали высказывать свои точки
зрения и лоббировать интересы сил, с которыми они себя по тем или иным причинам
ассоциировали. Только в отношении политической и экономической публицистики в
газете соблюдался должный плюрализм.
Отказавшись от редакционных колонок, Третьяков впоследствии вернулся к этому жанру
- но в виде колонок собственных, которые, однако, имели все атрибуты редакционных, т.е.
печатались жирным шрифтом на первой полосе. Таким образом у газеты появилась
позиция - только воздействовать на нее никому, кроме Третьякова, не удавалось. Впрочем,
даже если исключить статьи главного редактора, у газеты все равно появилась
редакционная колонка в виде политиконенавистнической рубрики "Мизантропия",
которая создается, тоже под руководством главного редактора, причем нештатным
авторам и независимым журналистам писать тексты для "Мизантропии" воспрещается и
поныне. В четырехполосной "НГ" эта колонка играла важную роль - она была, наверное,
наиболее явным и веским свидетельством независимости газеты, поскольку, как передача
"Куклы", не щадила никого. Она была передней линией фронта газеты, сражавшейся с
обстоятельствами.
Наконец, в отношении независимости от оппозиции - и здесь полный провал. Усилиями
Александра Гагуа и в ходе естественного поиска собственного читателя "НГ" практически
стала органом Конгресса русских общин. Разумеется, ни о какой потере формальной
независимости речи и быть не могло, но реально газета все больше выступала с позиций
этого движения, то есть оказывалась в плену определенных политических симпатий. Что
вполне могло закончиться альянсом с "ОНЭКСИМбанком" - если бы Березовский не
проявил заинтересованности в "НГ".
Борьба Третьякова за независимость газеты уникальна - как сражение с драконами,
самоотверженная, но личная, за личные же идеалы - почти что до последнего номера.
Борьба не только с объективными экономическими условиями (обусловленных в первую
очередь антидемократической и антирыночной по сути политикой исполнительной власти
в отношении СМИ), но и внутри редакции, за утверждение концепции, о существовании
которой помнило всего несколько человек, включая главного редактора. Почему не
помнили? Потому что под конец связь между изначальной концепцией независимой
качественной газеты и тем бюллетенем политического комментария и публицистики,
которым она стала, только Третьяковым в полной мере и ощущалась. Возможно, будь
Третьяков чуть больше демагогом, чуть менее идейным, чуть более корыстным и не таким
упорным, то есть будь он меньше журналистом, а больше - капиталистом, драма "НГ"
могла завершиться иначе.