Ямпольский М. Физиология символического. Возвращение Левиафана: Политическая теология, репрезентация власти и конец Старого режима

Подождите немного. Документ загружается.

Король как аллегория

Но эти «концептуальные создания» в какой-то момент обре-

тают плоть, и тогда они становятся особенно пугающими.

Происходит это, по мнению Беньямина, тогда, когда возрож-

дение языческих богов и возрождение христианства в пери-

од Контрреформации сталкиваются в сфере аллегорий. В этот

момент их абстрактность достигает такой степени напряже-

ния, что из столкновения этого возникает полная ужасающей

жизни фигура Сатаны — ожившей аллегории. «Отбрасывая

всякое аллегорическое обличье, обнаженное лицо дьявола

может подняться из земных глубин и встать перед глазами

аллегориста во всей своей торжествующей витальности и

наготе»

139

Сатана соединяется с аллегорической фигурой

Греха и становится такой величественной фигурой, как, на-

пример, Ричард III Шекспира. Но он же может пережить

период Контрреформации и неожиданным образом возродить-

ся в виде мелодраматических злодеев и врагов народа пери-

ода Французской революции, имеющих отчетливо аллегори-

ческое значение.

Особенно легко монструозность пристает к фигуре коро-

ля, которая начиная с эпохи барокко становится все более

аллегорической по своему существу. Монархи издавна были

подключены к языческой мифологии. Существенную роль тут

сыграл эвгемеризм, не утрачивавший своего влияния со вре-

мен Эвгемера, сочинившего в конце IV века до н.э. свою

«Священную запись», позднее переведенную на латынь Эн-

нием. Эвгемер утверждал, что боги — это герои, ставшие в

результате своих подвигов объектом культа и превратившие-

ся^после смерти в представлениях людей в небожителей. Ла-

тинский вариант «Священной записи» имел широчайшее

хождение в Риме и породил, например, представления о том,

что Пик, Янус и Сатурн были государями, некогда правив-

шими Лациумом

140

Жан Сезнек отмечает, что эвгемеризм пережил период

расцвета с приходом христианства, использовавшего его как

способ критики язычества, за богами которого якобы скры-

вались такие же люди, как и мы сами. Эвгемеризм берется

на вооружение Лактанцием, Тертуллианом и даже Августа-

Часть 3. Политическая теология и конец суверена 605

ном. В Средние века он позволяет «уцелеть» некоторым язы-

ческим богам, которые начинают пониматься как герои про-

шлого. Так, Евсевий в «Церковной истории» утверждал, что

вавилонский бог Ваал — это просто первый ассирийский царь.

Вико, когда говорит о гигантах и титанах как о реальных

людях, действует в рамках той же традиции. Постепенно язы-

ческие боги были включены в длинные генеалогии европей-

ских королей как их легендарные предки. Первоначально речь

шла об изобретении этнических предков, подобных Энею для

римлян. Так, франки возводили свое происхождение к тро-

янцу Франку (Francus), а появление апокрифических днев-

ников осады Трои и «Романа о Трое» Бенуа де Сент-Мора

только укрепило эту традицию. Большое влияние на ассими-

ляцию античных богов европейской историографией и гене-

алогией оказала книга Иакова Бергамского «Supplementum

chronicarum», где Юпитер описывался как исторический царь,

к историческим династиям причислялись и Сатурн, и Уран,

и Веста, и Кибела, и Диана и т.д. В Средние века же скла-

дывается традиция, возводящая германцев и французов к

Гектору. Геракл провозглашается непосредственным предком

бургундской династии (считалось, что во время похода в Ис-

панию Геракл остановился в Бургундии и зачал род ее пра-

вителей от девы по имени Ализа). Вторым мифологическим

патроном бургундской династии был аргонавт Ясон. В его

честь Филипп Добрый в 1430 году основал орден Золотого

руна. Наваррская династия тоже присвоила себе генеалогию

от Геракла (так называемый «Галльский Геркулес» — Hercules

Gallicus, Hercule Gaulois). В одном из документов эпохи (1600)

говорилось:

Знаменитый дом Наварры берет начало от древнего Геркуле-

са, сына Осириса, который сражался и победил ломинийцев

(lominiens), которые были тремя сыновьями испанского тирана

Гериона, и, освободив народ этот от рабства, посадил править

им сына своего Гиспала (Hispalus), потомки которого с тех пор

наследуют корону королевства Наваррского

141

От наваррской династии Геракл переходит к французской

династии, но он же был знаком и императора Максимилиа-

на I. Галльский Геркулес

142

был извлечен из Лукиана, кото-

рый рассказывал, что видел в Галлии изображение божества,

напоминавшего ему Геркулеса. Текст Лукиана был переведен

на латынь Эразмом в 1506 году и французским гуманистом

Гийомом Бюде (Guillaume Bude) в 1508 году. В течение

606 Л/. Ямпольсгсий. Физиология символического. Книга 1

XVI века фигура Галльского Геркулеса распространяется по

всей Европе, особое распространение она получает во Фран-

ции. Генрих II обнаружил черты Геркулеса в облике своего

отца Франциска I. Изо рта Галльского Геркулеса тянулись

четыре цепи, которые были прикованы к ушам четырех пер-

сонажей, персонифицировавших разные сословия: духовен-

ство, аристократию, судейских и «мир труда». Эти цепи сим-

волизировали силу убеждения, заменившую тираническое

принуждение

143

В качестве установителя мира и носителя

слова Галльский Геркулес становится излюбленным символом

Генриха IV

144

. Но впервые в королевской церемонии он фи-

гурирует в 1549 году при торжественном вступлении в Париж

Генриха II. Фигура Галльского Геркулеса украшает арку у

ворот Сен-Дени. Продвигаясь дальше в город, монарх дол-

жен был на мосту через Сену пройти под аркой, украшен-

ной его собственным скульптурным изображением в виде

Тифия, мифологического кормчего «Арго», помогшего арго-

навтам овладеть золотым руном. По бокам от него стояли

изваяния Кастора и Поллукса. Отсылка же к золотому руну

выражала соперничество с императором Карлом V, который,

будучи королем Бургундии, возглавлял орден Золотого руна

145

Эти несколько примеров показывают, каким образом язы-

ческие боги и герои были аллегоризированы и ассимилиро-

ваны монархией. Аллегории эти опирались на достаточно

вольную интерпретацию античной мифологии и часто под-

вергались радикальной трансформации. Монарх на теолого-

юридическом уровне оказывается представителем христиан-

ского Бога, его викарием. В аллегорическом плане тот же

монарх оказывается воплощением античного персонажа, а его

претензии на власть подтверждаются его прямой генеалоги-

ей, уходящей в дохристианскую, языческую древность. Эта

двойственность сыграет определенную роль в судьбе королев-

ской власти, которая разыгрывается в том числе и в сфере

аллегорической репрезентации.

# Тот факт, что аллегория монархии укоренена в «мертвом»

слое античной культуры, в ее лишенных живого содержания

анахронических фрагментах, хорошо виден на примере даль-

нейшей судьбы Галльского Геркулеса, который в период

Людовика XIV уходит в тень, освобождая место солярной

символике Аполлона-Феба. В конце XVIII столетия он на

короткое время воскресает вновь, но уже в контексте рево-

люционной символики. Сначала он появляется на медали,

заказанной Бенджамином Франклином главному граверу

(graveur general) французского монетного двора Огюстену

Галльский Геркулес. «Hie Hercules est Gallicus».

Из книги Акилле Боччи Symbolaricum Questionum...

Libri quinque (Болонья, 1574)

608 Л/. Ямпольсгсий. Физиология символического. Книга 1

Дюпре в 1782 году. Медаль должна была увековечить победу

американских колонистов над англичанами под Саратогой и

Йорктауном. На оборотной ее стороне был изображен сим-

волизирующий американский народ младенец Геракл, удуша-

ющий змей — английские армии Баргойна и Корнуоллиса, в

то время как Минерва-Франция защищает его от британского

леопарда. Этот мотив восходит к старой монархической ме-

дали Альфонса д'Эсте 1477 года и был повторен в 1811 году

гравером Шмидтом в медали, отчеканенной по случаю рож-

дения римского короля (сына Наполеона I)

146

Этот перенос монархической аллегорики на революцион-

ную, только намеченный в медали Франклина, гораздо бо-

лее решителен во Франции. Ж.-Ш. Бензакен проследил

эволюцию этой аллегорики на материале нумизматики. В

новом контексте Геркулес возникает в 1792 году на монетах,

которые чеканят по заказу негоциантов братьев Моннерон

147

Гравировавший их Дюпре придумывает, по выражению Бен-

закена, «новый подвиг» Геракла. Он заставляет его на обо-

роте монет гнуть дикторский пучок прутьев. Этот «новый

подвиг» восходит к рассказу Плутарха, согласно которому

скифский царь Сцилирий, чтобы объяснить сыновьям пре-

имущества Союза, заставил их ломать пучок прутьев. Смысл

аллегории Дюпре был вполне ясен: Геркулес, который тра-

диционно ассоциировался с Бурбонами, не в состоянии сло-

мить воли единого народа. После уничтожения монархии,

однако, Геркулес получает иное значение, на сей раз не мо-

нархии, ломающей волю народа, но самого народа, который

ломает уже не дикторский пучок, но скипетр и топчет коро-

ну короля

148

. На одной из гравюр 1793 года Геркулес-народ

уже изображен опирающимся на дикторский пучок и замах-

нувшимся дубиной на «гидру федерализма». Мотив этот бу-

дет многократно повторен.

В начале ноября 1793 года Давид предложил Конвенту

воздвигнуть гигантскую статую Геракла, представляющую

аллегорию французского народа. Статуя высотой в 46 футов

должна была символизировать суверенную власть народа, и

именно в качестве знака суверенной власти она оказывалась

прямой преемницей монархического Геркулеса. Давид пред-

лагал заменить монументом Геркулеса статую Генриха ГУ (чья

связь с Галльским Геркулесом была особенно хорошо извес-

тна) на Новом мосту

149

Использование той же аллегории в

противоположных контекстах — свидетельство того, что речь

шла о переносе идеи суверенности с тела монарха на народ.

При этом перенос этот радикально не менял самой аллего-

> A>/</*& /rttr&ftyi фпгф&тг /Wt/rfby*

«Французский народ уничтожает Гидру Федерализма» (1793).

Анонимная гравюра

Soiiverout/

^Суверенный народ» (1793—1794). Анонимная гравюра

Часть 3. Политическая теология и конец суверена 61

рии. Изменения, конечно, имели место, но носили «косме-

тический» характер. Поскольку аллегория не имеет мотиви-

рованной ясной связи с означаемым, она оказывается как бы

автономной и может искусственно наделяться любым жела-

емым смыслом.

Так, во время праздника Высшего Существа, о котором

уже шла речь, на горе на Марсовом поле была воздвигнута

колонна, увенчанная статуей Геркулеса, держащего в руке две

окрыленные фигурки — Свободы и Равенства. Этот мотив,

конечно, не относится к классической иконографии Герак-

ла, хотя и прямо восходит к изображениям так называемого

Геракла-«никефора», держащего в руках фигурку Ники. Та-

кие изображения украшали монеты императоров Постума и

Максимиана

150

. До нас дошли рисунки Дюпре, изображающие

этого Геракла.

Линн Хант считает, что гигант Давида был прежде всего

призван вызывать ужас, то есть провоцировать аффект стра-

ха, который, по ряду свидетельств, сопровождал античных

богов. Исследовательница приводит слова Жозефа Фуше, в

которых метафора Геркулеса приложена к победе над Жирон-

дой в июне 1793 года:

Этот великолепный колосс стоит, он идет, он приближает-

ся, он движется как Геркулес, пересекая Республику, чтобы

уничтожить ту яростную рать, что поклялась предать народ

смерти

151

По мнению Хант," Геракл в политическом воображении

1793—1794 годов связан с чувством «ужаса», с возвышенным

страхом, который несет это поднимающееся из глубин наро-

да чудовище. Хант уточняет:

Террор и был идущим народом, Гераклом-уничтожителем. В

глазах радикалов Геракл-народ, вызванный ими к жизни, был

потенциальным Франкенштейном. Образ устрашающего мон-

стра только начал вырисовываться в радикальном дискурсе

времен Террора, когда власть объединенного народа стала еще

более пугающей

152

Выражением этой новой трансформации античного полу-

бога Хант справедливо считает гравюру «Народ — пожиратель

королей» (Le Peuple mangeur de rois). На ней изображен Геракл

с палицей в облике стоящего на пьедестале санкюлота, броса-

ющего в огонь похожую на марионетку фигурку короля. На

19*

• Щ Ьим^ ьГ

Огюстен Дюпре. Эскиз статуи Геракла