Ямпольский М. Физиология символического. Возвращение Левиафана: Политическая теология, репрезентация власти и конец Старого режима

Подождите немного. Документ загружается.

1 164 М. Ямпольский. Физиология символического. Книга 1

сельского и городского ландшафтов в организации власти. Он

заметил, что до известного времени власть ассоциируется с

сельским ландшафтом, со «страной». В этом сельском ланд-

шафте город первоначально выступает как патологическое

образование. Постепенно, однако, сельский ландшафт пре-

вращается в предместье, в городское окружение. Но это, од-

нако, не значит, что власть располагается отныне в городе.

С какого-то момента «власть больше не совпадает с сельской

местностью. Но она не совпадает и с городом. Государство

располагается над ними, в своей гегемонии пронизывает их,

используя их соперничество»

356

. Но главное, конечно, за-

ключается в том, что государство унифицирует природный и

городской ландшафты, создавая их странный гибрид — регу-

лярный парк. Впервые оба пространства оказываются подчи-

ненными единому коду. И этот код — перспективистский. Ле-

февр справедливо считает, что это новое унифицированное

перспективистское пространство — пространство контроля и

обмена одновременно. А потому это не просто пространство

абсолютистской власти, но и капиталистических отношений.

Это гомогенное пространство, потому что в нем все эквива-

лентно, взаимообмениваемо, потому что это пространство

купли и продажи, а обмен возможен лишь между взаимоза-

меняемыми эквивалентами. <...> Государство через контроль

стремится подчеркнуть гомогенность, подрываемую обмена-

ми. Такое пространство может также определяться как опти-

ческое и видимое. <...> В современном пространстве тело не

присутствует; оно лишь репрезентировано в пространствен-

ной среде, сводимой к оптическим составляющим

357

Эпоха абсолютизма, по мнению Карла Полани, совпада-

ет с моментом складывания так называемой «меркантильной

экономики» и, в конечном счете, общенационального рын-

ка. Рынок первоначально складывается в городах, но унифи-

кации его не происходит. Местный рынок подчинялся зако-

нам местного потребления, а потому количество товаров на

нем ограничивалось местным спросом. Соответственно огра-

ничивалось и местное производство. Рынок же товаров, за-

возимых из далеких стран, не подчинялся этим законам спро-

са. Полани показал, что города всячески препятствовали

унификации рынка, которая произошла лишь под давлени-

ем государства, которое силой насаждало единый нацио-

нальный рынок без внутренних преград. Насаждаемый суве-

ренной властью меркантилизм

Часть 1. От символического

тела...

165 1 1

разрушил изживший себя партикуляризм местной и межму-

ниципальной торговли, сметая преграды между этими двумя

типами неконкурентной торговли и создавая таким образом

условия для национального рынка, постепенно все более иг-

норировавшего различия между городом и деревней, так же

как и между различными городами и провинциями

358

Именно в этом смысле регулярную проницаемость пар-

ковых пространств, соединяющих в себе городскую планиров-

ку с сельским ландшафтом, можно считать выражением не

только политической, но и экономической тенденции эволю-

ции общества.

В репрезентативном смысле геометрия «искусственных

видов» — это прямое продолжение дворца, и нужна она глав-

ным образом ради центральной оси симметрии, позволявшей

владельцу Версаля занимать позицию наблюдателя, которой

противостояло воплощение Бога — солнце, расположенное на

другом конце «княжеского луча». Солнце располагалось как

бы в точке схода садовой перспективы, в точке божествен-

ной бесконечности.

Мишель Баридон видит особенность барочных парков по

отношению к ренессансным как раз в том, что точка схода

перспективы, помещавшаяся в ренессансных парках где-то «в

земле», «поднимается из глубин почвы и одним прыжком

взлетает в бесконечность»

359

. Садовая, так называемая «длин-

ная перспектива» (la longue perspective) Версаля или Во-ле-

Виконт отныне позволяет очень широкий обзор и как бы

продлевает геометрию парка в небесные просторы, в которых

глаз неожиданно ускользает в бесконечность. Дениз и Жан-

Пьер Ледантек считают, что этот момент ускользания взгля-

да выражает кризис представления о саде как о парадизе, как

о замкнутом микрокосме и знаменует вторжение бесконеч-

ности в парк

360

Это ускользание открывает возможность новых символи-

ческих параллелей — например, навязчиво повторяющегося в

Версале мотива Солнца — Феба, Аполлона, соотнесенного

осью симметрии с королем. Лафонтен так описывает «про-

тивостояние» солнца и короля в парке в час заката:

Сюда король и двор, когда спадает зной,

В каретах золотых съезжаются порой.

Два Солнца

—

каждое себе не знает равных —

Здесь расточают блеск своих лучей державных.

Но тщетно Феб затмить стремится короля,

1 168 М. Ямпольский. Физиология символического. Книга 1

И не могу сказать, кого бы выбрал я,

Ведь оба славою сияют в равной мере

361

Это противостояние монарха и светила, в котором они

смешиваются и становятся неразличимыми, ясно выражает

структуру «узурпации», описанную Спинозой, когда на мес-

то Солнца и его «возвышенной», невыносимой для взора

божественной эманации подставляется суверен. Сама же эта

подмена возможна благодаря структурному соотношению

«мест».

Вступая в отношения обмена с солнцем, монарх, по су-

ществу, занимает место Бога, чье сравнение с солнцем вос-

ходит еще к шестой и седьмой книгам платоновского «Госу-

дарства». В Новое время идея сходства Бога и солнца была

разработана в астрологическом и неоплатоническом контек-

сте в трактате Марсилио Фичино «О солнце» (De Sole, 1493).

Фичино называл солнце «видимым образом Бога», «намест-

ником Бога на земле»

362

и т.д. Фичино, со ссылкой на Авер-

роэса, утверждал, что солнце нематериально, но обладает

силрй, заключенной в свете и проникающей повсюду, как

могущество Бога. Особенно показательны те пассажи трак-

тата, где устанавливаются отношения симметрии между сол-

нцем и луной, между глазом и видимым:

Солнце создает и глаза, и их цвета; и дает первым способ-

ность видеть и последним способность быть увиденными. Оно

соединяет их с помощью света

363

Таким образом, свет — это нечто, соединяющее причину

и материю, глаз и объект зрения. Между глазом и миром, как

между солнцем и землей, отношения могут трансформиро-

ваться, в зависимости от того, какое положение занимает

наблюдатель на световом луче, или оси зрения. Фичино пи-

сал Пьеро Медичи, посвящая ему свой трактат «О свете» (De

Lunfine), изданный вместе с сочинением о солнце:

Очевидно, что на земле первый свет нарождающейся зари

предшествует Солнцу, следующему прямо за ним. В небе,

наоборот, Солнце-отец предшествует свету, который из него

исходит. Не знаю как, но раньше, следуя земному порядку,

я мог созерцать свет до Солнца. Теперь, однако, следуя не-

бесному порядку, я, как и полагается, поместил Солнце до

света, отца до сына

364

Часть 1. От символического

тела...

169 1 1

Фичино же подчеркивал эквивалентность солнца монарху:

Большинство астрологов помещают Солнце в начало мира, на

линии Овна, занимающего место в центре неба. Оно сидит

там подобно королю, как будто на скале в центре

365

Версаль весь построен вдоль луча, соединяющего Солн-

це с королем, луча, по которому может производиться сим-

волический обмен местами между королем и видимым воп-

лощением Бога.

Отсюда возрастающее значение центральной перспекти-

вы при планировании версальского парка, прежде всего вы-

ражавшееся в усилении роли центральной оси симметрии

парка, так называемой «королевской аллеи». Бернар Тейсседр,

показавший, до какой степени при создании парка постоян-

но усиливался акцент на перспективу, пишет, в частности, что

в ранних проектах Ленотра (1661) королевская аллея еще не

доминирует, а центр парка находится на круглой площади,

от которой лучами расходятся восемь аллей. По словам Тей-

сседра, «центральная ось намечена, но она не имеет власти;

она не открывает подлинной перспективы»

366

. Но уже в ян-

варе 1663 года круглые площади и диагонали уничтожены:

центр перенесен в место расположения дворца, а роль цент-

ральной оси и перспективы резко возрастает.

Луи Марен, считавший, что версальские дворец и парк

были прямым символическим продолжением тела короля,

придает особое значение центральной оси парка:

Эта ось нацелена в точку, которая действительно неопреде-

ленна, точку бесконечности, которая, однако, является точ-

ным структурным эквивалентом места Короля. Она на самом

деле нацелена на его апартаменты, а в его апартаментах

—

на

его спальню

—

место расположения его тела, а в этом теле

на его голову, на его лицо, его глаз. <...> Более того, она

осуществляет расширение тела Государя в соответствии с за-

коном его взгляда, радиусом, который уже Альберти называл

центральным радиусом, княжеским лучом, лучом Субъекта

367

Действительно, король не сразу находит место во двор-

це. Сначала он располагается в семикомнатных апартаментах,

в которых каждая из комнат имела планетарный символизм.

Но в 1701 году он окончательно располагается в новых апар-

таментах, а в качестве спальни выбирает комнату, выходящую

на мраморный двор и находящуюся как раз в центре двор-

1 170 М. Ямпольский. Физиология символического. Книга 1

цового фасада, прямо на оси симметрии. Отныне он распо-

лагается в центре дворца, и его расположение в системе сим-

метрии начинает играть более важную роль, чем планетарная

аллегория старых апартаментов, расписанных Лебреном. В

новых покоях потолки не расписаны вовсе, и, по выражению

Жан-Пьера Неродо, «его теперь представляют не изображе-

ния, но геометрия»

368

. В королевской спальне центральное

место принадлежит постели, проходя мимо которой придвор-

ные низко кланяются, даже если она пуста

369

Король стано-

вится выражением геометрического центра, от которого те-

перь исходит власть. Король ценой любых усилий должен

сохранять незыблемое положение, балансируя на середине.

Сам Людовик XIV в назидательных мемуарах, написанных им,

особо отмечал необходимость такого баланса: «Безусловно,

нужна сила, чтобы всегда поддерживать правильный баланс

между людьми, которые делают усилия склонить его [суве-

рена] в их сторону»

370

Положение монарха в точке зрения «княжеского луча»,

противоположной точке схода, точке бесконечности, прико-

вывает суверена к месту обменов и делает его фигуру совер-

шенно неподвижной, статуарной, каменной и почти мертвой.

Эта неподвижность только усиливается от того, что королев-

ское тело, по сути, репрезентативно и субстанциально одно-

временно. Неподвижность субстанции — характерная черта

метафизики XVII века. Гегель писал о Спинозе: «Спиноза не

знает такой бесконечной формы, которая была бы иной, чем

бесконечность неподвижной субстанции»

371

. И эту характери-

стику Гегеля можно отнести к мышлению эпохи абсолютиз-

ма в целом.

Подвижное символическое тело короля — участника про-

цессии или битвы превращается в обездвиженный фетиш,

идею, которую в равной мере выражают фортификации Во-

бана и сады Ленотра, между которыми существует несомнен-

ное родство

372

. Физическое движение монарха прекращается

и ^меняется иным — движением символического обмена

между причиной и следствием, глазом и точкой схода перс-

пективы. Это невидимое движение парадоксально предпола-

гает неподвижность. Это такое движение, которое описывал

Фичино, когда рассуждал о своем пребывании то там, где

находится солнце, то там, куда доходят его лучи. Перспек-

тивистская система репрезентации власти оказывается про-

странственным выражением топоса узурпации, подмены,

обмена позициями, лежащего в основе всякой репрезента-

тивности.

Часть 1. От символического

тела...

171 1 1

Это остановленное движение приобретает особое значе-

ние в контексте эволюции садового искусства. Классицистс-

кий парк возникает как развитие, но одновременно и как

отрицание некоторых принципов ренессансного парка. В мои

намерения не входит сколько-нибудь полная характеристика

искусственных ренессансных ландшафтов, я отмечу лишь

некоторые важные их черты. Ренессансный парк понимает-

ся как искусственная имитация природы и как своего рода

микрокосм. Парк стремится воспроизвести не только формы

природы, и даже не столько формы природы, сколько сами

принципы, на которых основана Природа.

Одним из основных таких принципов считался принцип

постоянного, непрекращающегося творения, получивший

отражение во многих произведениях XVI века, таких, как

«Неделя» (La Sepmaine, 1578) Дюбарта, в поэзии Ронсара, в

«Микрокосме» (Microcosme, 1562) Мориса Сева и т.д. Тво-

рение обыкновенно предполагало два этапа: первый — тво-

рение материи, не имеющей формы, а второй — придание

формы этой материи силой божественного слова-логоса.

Дюбарта так описывал первичную материю до приложе-

ния к ней формы:

Се premier monde estoit une forme sans forme,

Une pile confuse, un meslange difforme,

D'abismes un abisme, un corps mal compasse,

Un Chaos de Chaos, un tas mal entasse

373

Форма, однако, не вечна, она разрушается, материя вновь

становится бесформенной и приобретает новую форму. Зем-

ля описывается как женщина, рождающая из себя формы.

Парк же понимается как модель творящей земли и женщи-

ны одновременно

374

Парк имитирует природу, прежде всего имитируя силу и

энергию творения. Два топоса играют здесь принципиальную

роль. С одной стороны, многочисленные маньеристские гро-

ты, украшавшие парки, особенно в Италии. Гроты понима-

лись как утроба земли, в которой вызревают минералы, ме-

таллы и формы. Отсюда и наличие в этих гротах множества

странных полуоформленных фигур, как будто еще не успев-

ших отделиться от земли.

Второй топос, связанный с имитацией творения, — это

вода, водные потоки. Вода — одна из первостихий. Но она

же оказывается выразителем идеи силы, аристотелевского

антиперистасиса

375

. Мощь движителя выражалась в стреми-

тельности потока, бурности каскада и в траектории фонтан-

1 172 М. Ямпольский. Физиология символического. Книга 1

ных струй. Кроме того, жидкость, как считалось, содержит в

себе некий жизненный принцип (баланс четырех жидкостей-

гуморов в организме был ответствен за здоровье человека),

способный творить новые живые существа. Еще Гераклит

утверждал, что мироздание наполнено распыленной боже-

ственной душой, которая способна оплодотворять тела. Это

была так называемая теория панспермии, дожившая до конца

XVII столетия. В XVII веке речь шла о некой эфирной суб-

станции, содержащейся в жидкостях и известной как aura

seminalis

376

. Вызревание минералов и металлов в глубине земли

под воздействием текущей воды казалось моделью генерации

жизни в микрокосме.

Ренессансный парк иллюстрировал эти теории. Протес-

тант, писатель и алхимик Бернар Палисси в своей знамени-

той парковой утопии «Recette veritable» (1563) помещает свой

парк у подножия гор, чтобы стекающие с них потоки могли,

как кровеносные артерии, пронизать все его части. Он же

описывает идеальный грот, в котором вода производит все-

возможные примитивные формы жизни, существующие между

минеральным, растительным и животным царствами.

Верх означенной террасы вылеплен наподобие странной ска-

лы, поднимающейся на высоту восьми футов. Эта скала вся

состоит из шишек и углублений, которые ты обычно видишь

на морских скалах. Скала эта украшена множеством булыж-

ников и странных камней разного цвета, а также разными

раковинами, которые обыкновенно находят в песке или на

скалах океанских побережий. А также эта скала украшена

бесконечным множеством трав, обыкновенно растущих вблизи

воды и на морских скалах, такими, как scolopendre, adianthe,

capilli Veneris, polytric, polypode, и прочими видами, подходя-

щими для этого. Названная скала также украшена различными

видами мхов, на которых, как и на траве и скале, живет бес-

конечное множество животных и рептилий.

дырах, на шиш-

ках и в углублениях имеется множество ужей, змей, аспидов

и гадюк, некоторые из которых лежат и вывернуты одним

образом, а другие

—

иным. За пределами рвов одни карабка-

ются вверх, другие

—

поперек, иные спускаются, делая мно-

жество движений (gestes), имитирующих естество (imitant 1е

naturel). Но особое удовольствие ты получишь, глядя на куз-

нечиков и ящериц, потому что они так близко подходят к

естеству, что им недостает лишь движения

377

Важной особенностью ренессансных парков было также

использование в них, особенно в гротах, гидравлических

Часть 1. От символического

тела...

173 1 1

машин, водяных органов, воспроизводивших музыку универ-

сума, и движущихся автоматов, таких как описанные Мон-

тенем в его заметках о посещении виллы Пратолино, по-

строенной Медичи:

Не только гармония и музыка производятся движением воды,

но также и движения множества статуй, которых вода сдви-

гает с места и заставляет совершать различные действия,

многих животных, погружающихся в воду, чтобы напиться,

и иные подобные вещи

378

В гидравлических автоматах вода действует как внутрен-

няя сила, оживляющий дух. В них деятельность природы

имитируется с максимальной полнотой. Как объясняет Фи-

липп Морель,

аналогия между автоматом и животным не особенно очевид-

на с анатомической точки зрения. Между тем она вытекает

из сравнения, с одной стороны, души, а с другой стороны,

внутреннего принципа движения. В обоих случаях определен-

ный вид внутреннего (une forme d'interiorite), удаленного от

взглядов оказывается детерминирующим по отношению к

видимости и движениям, предлагаемым в качестве зрелища

379

Разница между природой и искусством заключается в том,

что природа действует на основании внутреннего принципа,

а искусство имитирует ее извне. В автоматах «внешний прин-

цип» сообщает неодушевленным объектам внутреннее движе-

ние, которое природа сама придает телам. Таким образом, в

автомате достигается высший принцип подражания, подра-

жание действию души, лежащей в основе природы.

Морель пишет:

Эта движущая сила, воплощенная (incorporee) и невидимая,

напоминает о понятии силы, сформулированном Леонардо да

Винчи: «Я определяю силу как духовную, нематериальную и

невидимую способность <...>. Я говорю духовную, потому что

активная, нематериальная жизнь заключена в этой силе». И

еще: «Сила есть не что иное, как духовное свойство, невиди-

мая способность, создаваемая и вливаемая случайным наси-

лием тел, наделенных чувствительностью, над телами, ею не

наделенными, и придающая последним видимость жизни».

Благодаря этой движущей силе, изнутри оживляющей их, эта

видимость жизни производится автоматами

380