Вогэн А.К. Этруски
Подождите немного. Документ загружается.
молодой римлянин по имени Гай Муций. Он незаметно затесался в ряды этрусских воинов как раз
в тот момент, когда Порсенна и его секретарь, сидя за столом у алтаря, раздавали солдатам плату.
Гай не знал Порсенну в лицо, а поскольку два человека за столом были одеты почти одинаково,
определить, кто из них царь, он не мог. Заметив, что большинство солдат обращаются к одному из
этих людей, а на второго почти не обращают внимания, римлянин подошел к столу ближе, выхва-
тил кинжал и заколол секретаря.
Разумеется, Гая тут же схватили. Когда его подвергли допросу, он гордо заявил, что Порсенна
может убить его, если пожелает, но в Риме найдутся и другие юноши, поклявшиеся уничтожить
этрусского царя. Они будут приходить к Порсенне один за другим, и все они так же бесстрашны и
готовы на подвиг. А в доказательство своих слов Гай положил правую руку в алтарный огонь и
вытерпел боль, не моргнув глазом.
Не в силах смотреть на горящую руку юноши, Порсенна вскочил с места и приказал своим
стражникам оттащить Гая от алтаря. «Ступай, юноша. Ты свободен, — сказал он. — Ты причинил
больше вреда себе, чем мне».
Но Гай, не польщенный восхищением царя, настаивал на своем. Он вновь повторил, что убить
Порсенну поклялись триста молодых римлян. «Я вытянул первый жребий, — добавил он, — но
вслед за мной придут другие».
Убедившись, что Гай говорит правду, Порсенна отослал его в Рим с мирным предложением. Он
поставил три условия, на которых предлагал снять лагерь с Яни-кула. Римляне должны были
восстановить монархию во главе с Тарквинием, возвратить Вейям их земельные владения и,
наконец, прислать заложников. Первое условие римляне отклонили, но на остальные согласились.
И Порсенна увел своих воинов с Яникула,
196
оставив на холме лагерь, полный припасов. Очевидно, такова была его дань уважения к римлянам,
которые готовы были предпочесть голодную смерть иноземному владычеству.
Любопытно, что в это бурное и смутное время героизм был уделом не одних лишь мужчин. В
числе заложников, которых потребовал Порсенна, была юная девушка по имени Клелия. Покинув
Яникул, этруски расположились лагерем в другом месте на дальнем от Рима берегу Тибра. Клелии
удалось ускользнуть от охраны и вместе с другими девушками-пленницами переплыть Тибр под
дождем стрел и вернуться в Рим. Разрываясь между гневом и восхищением, Порсенна заявил, что
другие девушки его не интересуют, но если римляне не вернут ему Клелию, он сочтет мирный
договор нарушенным. Он добавил, что вернет отважную римлянку целой и невредимой.
Римляне уступили. Чтобы почтить храбрость Клелии, Порсенна предложил ей увести с собой
половину заложников, разрешив ей самостоятельно выбрать, кого она желает спасти. Клелия
выбрала маленьких мальчиков и вернулась с ними в Рим.
Ливии сообщает, что, когда был заключен мир, римляне также почтили Клелию и увековечили ее
в конной статуе.
Но Тарквиний все еще не распрощался со своими надеждами на трон. На следующий год он
уговорил Порсенну отправить посольство в Рим и спросить, может ли он хотя бы теперь, на
старости лет, вернуть себе город, ради которого так много сделал в свое время. Когда ему было в
этом отказано, Тарквиний покинул Черветери и отправился в Тускул — город в 15 милях от Рима,
где жили его дочь и зять-латин по имени Мамилий Октавий.
Едва ли, учитывая сложившиеся обстоятельства, Тарквиний приехал в Тускул только затем, чтобы
повидаться со своей дочерью; по-видимому, он знал, что среди латинов назревает новое восстание
и что его зять возглавляет тридцать городов, устроивших заговор против Рима. В этом восстании
Тарквиний наверняка усматривал последнюю возможность вернуть себе царскую власть. Ведь
несмотря на то, что бывший царь находился в изгнании уже более десяти лет и все попытки
вернуть Рим оканчивались провалом, он продол-
197
жал цепляться за призрачную надежду вновь оказаться на троне. Наверняка Тарквинию было не по
душе медленное, но уверенное укрепление власти Рима. Рим следовало остановить!
И когда шестое столетие до нашей эры, блестящий век величия Этрурии, сменилось пятым,
Мамилий Октавий повел латинские города в бой. Римляне в ответ на эту угрозу впервые
назначили диктатора. Решимость их была тверда, как алмаз. Не так давно взбунтовавшиеся
сабины были настолько испуганы решимостью Рима подавить любое сопротивление, что
практически сразу смирились и униженно молили о пощаде. Впрочем, когда римляне потребовали
от них огромную сумму денег в качестве компенсации за нанесенный ущерб, сабины отказались
платить.
Латины и римляне встретились в бою у озера Ре-гилл близ Тускула. Вместе с Мамилием явились
Тарк-виний и его сын Тит. На сей раз Тарквиний не решился возглавлять пехоту. Он вместе с
сыном выехал на битву верхом; оба были вооружены мечами и копьями и облачены в доспехи.
Когда войска сошлись в бою, Тарквиний заметил в передних рядах противника римского
диктатора.
Забыв о своем преклонном возрасте и обо всем на свете, кроме мести, Тарквиний направил своего
коня прямиком к ненавистному римлянину. Но диктатор был наготове и поразил Тарквиния
копьем в бок. Тит в этот момент был занят сражением на другом фланге, но друзья Тарквиния
подоспели на помощь и спасли старика.
У Мамилия и Тита тоже не все шло гладко: Мамилий был ранен, и ему пришлось покинуть
передние ряды воинов, но он продолжал командовать ходом сражения. Чтобы прикрыть
отступление, он приказал Титу с когортой конных этрусков выехать на передовую. Атака их была
настолько мощной, что римский строй рассыпался. Некий молодой кавалерийский командир узнал
Тита и направился к нему, занеся копье для удара. Тит увернулся. Римлянин ударил наудачу, но
промахнулся. В этот момент сбоку к нему приблизился другой противник, пронзил Тита копьем и
сбросил наземь.
Этруски продолжали теснить врага. Увидев, что передние ряды римлян смяты, раненый диктатор
приказал всадникам спешиться и сражаться врукопашную.
Латины и этруски стали отступать шаг за шагом, теряя только что достигнутое преимущество.
Наконец остатки их были оттеснены к самому лагерю и там безжалостно изрублены.
Зять .Тарквиния Мамилий Октавий и сын Тит погибли. Ни об овдовевшей дочери бывшего царя,
оставшейся в Тускуле, ни о его собственной вдове Туллии в Черветери нам ничего не известно.
Сам же Тарквиний вскоре объявился при дворе Аристодема, царя Кум, который когда-то нанес
ему первое военное поражение. Аристодем гостеприимно принял своего бывшего врага и
предоставил ему убежище.
В 495 году до н.э. граждан Рима оповестили о смерти Тарквиния Гордого. Тарквиний оставил
завещание, по которому все его римское имущество, давно уже не принадлежавшее ему, отходило
Аристодему.
Этруски восприняли новость о смерти Тарквиния как предвестие новых бед. Люди в священной
роще шептались о том, что Тин получил от сокровенных богов позволение пустить в ход первую
из своих молний и поразил ею последнего из трех этрусских царей Рима. И никто не знал, кого и
как поразит вторая молния Тина, ибо об этих событиях Таг, отпрыск Тина, не известил даже
избранных ими гаруспиков Тарквиний.
198
XVIII ВЕЙИ ТЕРЯЮТ СВОЮ КОРОНУ
«Вейи, вы были увенчаны древней царской короной, а на форуме вашем стоял золотой трон, —
так писал римский поэт Проперций о Вейях, прекрасном городе на холме, задолго до его
рождения исчезнувшем с лица земли. — А ныне, — добавляет поэт, — на пепелище его взрастают
летние злаки». Возможно, эти строки Проперцию навеяло зрелище царских доспехов Ларса
Толумния — лукумона Вей, которые по сей день, как и в эпоху императора Августа, висят в храме
Юпитера Феретрия в Риме.
Ливия, должно быть, также вдохновляли эти царские доспехи, ибо он описывает, как лукумон Вей,
облаченный в них, скакал во всем великолепии по бранному полю во главе своей конницы на бой
с римлянами. Двусмысленное замечание, которое Ларе Толумний некогда обронил во время игры
в кости, возымело весьма серьезные последствия. Поскольку убийство римских посланников было
нарушением межплеменных законов, у Рима появились все основания, чтобы напасть на Фидены в
полную силу, а не просто посылать карательную экспедицию для возвращения себе утраченной
колонии. Вейи волей-неволей оказались втянутыми в конфликт.
К Фиденам приближались грозные римские легионы. Возглавлял их римский консул Корнелий
Косе. А из Вей прибыл бесстрашный Ларе Толумний со своей конницей. Армии противников
сошлись на левом берегу Тибра, под стенами Фидены. Предводители двух ар-
200
мий встретились в поединке. Римлянин одним ударом меча отсек голову своему врагу, насадил ее
на копье и, высоко подняв свой трофей, прорвался сквозь ряды устрашенных вражеских
всадников, выкрикивая, что отомстил за гибель римских послов. С того времени Вейи (как и Рим
после изгнания Тарквиния) управлялись двумя консулами, ежегодно переизбираемыми.
Не исключено, что золотой трон в Вейях вовсе не был плодом поэтического воображения: город
на правом берегу Тибра славился своим богатством, роскошью и искусными мастерами. Именно
здесь жил Вуль-ка — единственный выдающийся этрусский скульптор, чье имя дошло до нас
через столетия и школе которого приписывается создание знаменитой статуи Аполлона в
человеческий рост.
Этот терракотовый Аполлон, расписанный в архаическом стиле, был найден в 1916 году, когда на
предполагаемом месте расположения древних Вей проводились предварительные раскопки.
Археологи обнаружили фундамент храма, рядом с которым некогда находилось озеро. Это был
обнадеживающий знак, поскольку в литературных источниках говорилось о святилище Аполлона,
куда приходили паломники, чтобы омыться в целительных водах священного озера.
В ходе раскопок были найдены фрагменты и других раскрашенных терракотовых статуй. Они
представляли собой часть декора храма и, по-видимому, были беспощадно сброшены с
постаментов, когда город и храм подверглись разрушению. К счастью, Аполлон сохранился почти
целиком. Хранящаяся сейчас среди других сокровищ в музее «Вилла Джулия» в Риме, эта статуя
считается произведением этрусского искусства конца VI или начала V века до н.э., т.е. периода,
когда Вейи были в расцвете своей славы.
Борьба между Вейями и Римом началась, разумеется, задолго до того, как погиб Ларе Толумний,
пытаясь спасти Фидены. Во всех упомянутых Ливнем четырнадцати войнах, разразившихся на
небольшой территории между Вейями и Римом (эти два города разделяло всего 9 миль), Фидены
всегда принимали сторону Вей в вековом споре за контроль над соляными копями и «соляной
дорогой», проходившей от Рима на север, к Вейям и дальше.
201
Какой бы город ни контролировал разработку соляных залежей, доходы от них всегда поступали в
государственную казну — то в римскую, то в вейскую. (В Италии по-прежнему сохранена
государственная монополия на соль.) Управление соляными копями входило в число
политических привилегий, которыми был наделен глава государства. Уместно вспомнить, что Тар-
квиний Древний, заняв римский трон, попытался ублажить народ, предоставив некоторым
плебеям возможность разбогатеть и увеличить свой престиж благодаря управлению доходами от
соляных залежей. Продолжили ли преемники Тарквиния эту практику, история умалчивает.
Вполне возможно, что управление доходами от соляных копей и впредь оставалось политической
привилегией, которую правители могли даровать по своему усмотрению.
Изгнание Тарквиния Гордого из Рима не решило проблему владения соляными копями. Борьба
между двумя городами продолжалась. Снова и снова «Семь деревень»'— поселение, основанное
Вейями в устье Тибра, — подвергалось набегам, а «соляную дорогу» то и дело перекрывали.
Вейи нуждались в «соляной дороге», равно как и в Тибре, который был для них единственным
путем в Тирренское море. Если бы эту жизненно важную для города артерию перерезали, Вейям
пришел бы конец. Однако те же проблемы стояли перед Римом: население города росло, и
римлянам требовалось все больше зерна, который опять-таки доставлялся по Тибру. Достичь
компромисса было необходимо и в то же время невозможно.
Сбросив опостылевшее иго этрусских царей, Рим был готов возложить иго своей собственной
власти на соседние города. После первого победного сражения у озера Регулла в 496 году до н.э.
он фактически стал главой Латинского союза. В отличие от Союза pace-нов — Союза этрусских
городов, скрепленного только религиозными узами, Латинский союз являлся в первую очередь
альянсом военным. Латинские воины были вооружены копьями с железными наконечниками, что
давало им неизмеримые преимущества перед этрусками, которые упрямо цеплялись за традиции и
не же-
202
лали расставаться с куда менее эффективными в бою наконечниками копий из мягкой бронзы.
Тарквиний Гордый за годы своей вынужденной ссылки обнаружил, к своему разочарованию, что
этруски не могут или не желают понять, что благосостояние отдельно взятого города — не личное
дело этого города, а забота всей страны. Правда, Кьюзи поддержали царя Порсенну, да и другие
города оказьюали поддержку своим правителям, но все это были частные, мелкие войны, не
имеющие отношения к вопросам национального единства. До тех пор пока Вейям не пришлось
переступить через свою гордыню, ни один этрусский город не обращался за военной помощью к
Союзу pace-нов. Этруски никогда не предпринимали попыток объединить независимые города-
государства в нацию. Рим же, напротив, набирал силу как во внутренних делах, так и во внешней
политике: перед ним уже брезжила заря мирового господства.
Не понимая того, что изгнание Тарквиния и утрата Рима повлечет за собой в конечном счете закат
Этрурии, Вейи по-прежнему стремились держать своего извечного соперника за горло. С 485 по
474 год до н.э. они продолжали вести неравную борьбу. И наконец им пришлось согласиться на
унизительный мирный договор сроком на сорок лет, по условиям которого Вейи должны были
поставлять в Рим зерно и деньги. Соляные копи отошли к Риму.
В промежутке между смертью Тарквиния в начале V века до н.э. и заключением сорокалетнего
мира с Вейями Рим вел почти непрерывные войны. Помимо постоянных стычек с внешними
врагами, ему приходилось еще и справляться с угрозой внутренних мятежей: плебеи по-прежнему
готовы были в любой момент взбунтоваться против патрициев. Падение монархии оказалось
тяжелым ударом по плебсу, поскольку цари, стремившиеся заручиться поддержкой народа в своей
борьбе с патрициями, даровали плебеям привилегии, которые теперь оказались под угрозой.
Но, к несчастью для соседей Рима и в особенности для этрусков, внутренние беспорядки в Риме не
мешали ему вести войны — по крайней мере до тех пор, пока плебеи не покинули город и не
нашли себе убежище на священной горе в 3 милях от Рима на дальнем берегу реки Анио. Здесь
они и оставались до тех
203
пор, пока патриции не пошли на уступки, предоставив плебеям, в частности, право доступа к
политическим должностям. На этрусских простолюдинов это событие произвело большое
впечатление, поскольку они тоже во всем зависели от патрициев-лукумонов.
Патриции из Вульчи, услышав о народных волнениях в Риме и вспомнив, что их помощь латинам
в ходе попыток Тарквиния вернуть себе царство осталась безнаказанной, решили воспользоваться
удобным моментом и напасть на Рим. Но пока они готовились к атаке, римляне сами напали на
Вульчи и захватили в заложники триста детей. Вульчи послали гонцов к латинам за помощью, но
те отказали. После сокрушительного поражения, которое латины потерпели у озера Регулла, они
не только не желали вступать с римлянами в новый конфликт, но и пытались заискивать перед
ними. Поэтому они схватили гонцов из Вульчи и доставили их в Рим. За это сенат отпустил на
свободу тысячу латинских пленников, превратив тем самым своих давних врагов в друзей.
Почти сразу же после этого великодушного деяния «язва», как окрестил римских плебеев один
рассерженный сенатор, снова воспалилась. В Риме не было долговой тюрьмы; если плебей,
занявший денег у патриция, был не в состоянии возвратить долг, он превращался в раба своего
кредитора и с тех пор должен был жить в его доме и бесплатно работать на него. Такое часто
случалось с солдатами, вернувшимися с войны. Недовольство прорвалось наружу после того, как
некий воин, отличившийся в сражениях, а впоследствии попавший в рабство к кредитору, бежал
из пыточной камеры своего хозяина и показал народу на Форуме свою спину, покрытую шрамами
от бича.
Толпа пришла в ярость. Все узнали историю беглого раба. Пока он воевал с сабинами, его дом
сгорел, а стада разбежались. Затем в неурочный момент от ветерана потребовали заплатить
налоги, и он был вынужден взять денег в долг. Вскоре проценты выросли; у ветерана отобрали
землю в счет долга, а сам он попал в рабство к кредитору. Эту историю плебеи передавали из уст в
уста; и спустя немного времени на Форуме собралось множество должников, некоторые даже
явились в цепях. Сенаторам пришлось бежать от разъяренной тол-
204
пы, закрыться в здании сената и изо всех сил пытаться разрешить эту проблему.
Но тут в город прибыли латинские гонцы, сообщившие римлянам о приближении армии из
Вульчи. Плебеи возликовали. «Пусть сражаются сенаторы! — раздались крики. — Нам до этого
дела нет!»» Консул вышел из здания сената и попытался успокоить толпу. Наконец, он дал народу
торжественную клятву, что ни один солдат впредь не лишится своего имущества, пока будет
находиться в походе, и что ни одного римского гражданина не отдадут в рабство кредитору,
мешая ему тем самым встать на защиту своей страны. Умиротворенные этим обещанием,
должники принесли военную присягу и стали готовиться к бою.
В результате плебеи достигли своих целей, а этруски в очередной раз потерпели поражение, ибо
должники сражались так отчаянно, что армия Вульчи была разбита наголову и римляне отказались
вернуть детей-заложников. Правда, вскоре плебеи утратили достигнутые преимущества, и когда
началась новая война с сабинами, никто из них не пошел воевать. Вместо того чтобы сражаться с
врагами, плебеи собирались на тайные сходки, и день ото дня «язва» разрасталась. Некоторые
плебеи даже бежали из города и присоединялись к этрускам, которые начали уже надеяться, что на
сей раз им удастся покорить Рим.
Однако надеждам их не суждено было сбыться, ибо сенат назначил диктатора, наделенного всей
полнотой власти. Плебеи выступили в поход и победили; но, вернувшись, обнаружили, что им
тоже не на что надеяться. Диктатор сложил с себя полномочия, заявив, что не собирается
нарушать клятвы. И когда в следующий раз консулы попытались вывести плебейские легионы на
битву, плебеи взбунтовались и толпами принялись покидать город, заявив, что Рим принадлежит
не им, а патрициям.
Город охватила паника: оставшиеся в Риме плебеи боялись ответного удара патрициев, а
патриции, в свою очередь, боялись плебеев. Это был тупик. Наконец, из оставшегося беззащитным
города в лагерь покинувших Рим плебеев был послан некий Агриппа, известный своей
рассудительностью. И Агриппа рассказал взбунтовавшимся плебеям назидательную историю.
205
Давным-давно, начал он, разные части человеческого тела подняли мятеж против желудка,
который, по их мнению, ничего не делал, только наслаждался теми лакомствами, что в него
попадали. Руки перестали подносить пищу ко рту, рот отказался набирать пищу, зубы —
пережевывать. Но, пытаясь уморить желудок голодом, другие части тела ослабели. Они на-
конец поняли, что у желудка тоже есть свои важные задачи: он распределяет пищу между
органами тела, заботясь в первую очередь о крови.
Агриппа предложил компромисс. Плебеи теперь могли выбрать из своей среды двух
народных трибунов, которые защищали бы отныне их права. Трибуны получали право
неприкосновенности: всякий, кто попытается причинить им вред, подпадет под проклятие.
Таким образом, плебеи на сей раз действительно победили и добились существенных выгод.
Однако на следующий год цены на хлеб возросли, и вину за это возложили на плебеев,
поскольку, пока те отсиживались на священной горе, некому было позаботиться об урожае.
Теперь Риму грозил голод. Консулы закупали зерно везде, где только могли его достать.
Аристодем, царь Кум, захватил корабли с зерном, чтобы наказать Рим, не вернувший ему
завещанное Тар-квинием Гордым имущество бывшего царя. Часть закупленного зерна все же
попала в Рим (в основном с Сицилии). Некоторые патриции хотели заставить плебеев
покупать зерно по более высоким ценам; однако благоразумие возобладало над горячностью.
В последующие годы вся Этрурия пристально следила за развитием событий в Риме в
надежде, что народные волнения в конце концов приведут к падению Республики. И казалось,
дожидаться этого оставалось совсем недолго, ибо в 480 году до н.э. римские солдаты вышли
из повиновения прямо на поле боя, бросили свои знамена и самовольно вернулись в лагерь.
Это был год, когда Афинская демократия нанесла поражение персидскому царю в морской
битве при Саламине.
Казалось, будто судьба наконец улыбнулась этрус-, кам. Войско Вей и их союзники отважно
приблизились к римскому лагерю и вызвали римлян на битву. Боясь довериться собственным
солдатам, римские командиры отклонили вызов. Этруски осыпали их оскорбления-
206
ми, но напасть на лагерь все же не решились. Историки до сих пор ломают голову над этой
загадкой. Некоторые полагают, что этруски были чересчур уверены в себе и надеялись, что
римские воины не выдержат давления и сдадутся без боя. Но они просчитались. Услышав
насмешки, римляне возмутились и поклялись отомстить за свою оскорбленную честь.
Взявшись за оружие, они высыпали из ворот лагеря, застигнув этрусков врасплох. Этруски не
успели прицелиться, чтобы издали метнуть копья в противника, и им пришлось сражаться на
мечах. В этом сражении римляне победили, хотя и ценой огромных потерь.
В течение следующего года, как пишет Ливии, «не было ни мира, ни войны»: этруски
постоянно грабили поля римлян, уничтожали урожай, захватывали добычу и держали
сельские окрестности города в страхе. Римлян словно поразил паралич. В 478 году до н.э. вей-
ская армия воспользовалась тем, что внимание римлян было поглощено другими проблемами,
и направилась прямо на город. И тут произошел случай, который можно назвать почти
несравненным образцом патриотического героизма.
Римский патрицианский род Фабиев обратился к сенату с просьбой выступить против
этрусков. «Оставьте этрусков нам, — попросил сенаторов консул Цезон Фабий. — А сами
займитесь другими нашими врагами».
На следующее утро Цезон Фабий выступил во главе своего рода, насчитывавшего на тот
момент триста шесть мужчин, способных носить оружие. Фабий поклялись уничтожить
венское войско или погибнуть на поле битвы. Весь город с восхищением проводил Фабиев до
ворот и долго глядел им вслед. У реки Кремаро Фабий воздвигли форт. Через некоторое время
они добились того, что этруски прекратили свои набеги.
В 477 году до н.э. Вейи разработали план. Они подогнали стада почти вплотную к лагерю
Фабиев, а затем бежали в притворном страхе перед римлянами. Фабий, воодушевленные
своими прежними успехами, бросились захватить оставшийся якобы без присмотра скот — и
попали в засаду. Из трехсот шести патрициев, покинувших Рим для войны с этрусками,
выжил только один, совсем еще юный мальчик.
207
Но Вейи снова не воспользовались достигнутым преимуществом. Если бы в тот момент они
осадили Рим, вся история Средиземноморья развивалась бы совсем иначе. Но этруски
предпочли завладеть холмом Яни-кул и разбить там лагерь, где продержались много месяцев,
но в конце концов вынуждены были отступить. Римляне пустились в преследование и добили
остатки этрусского войска. Потому-то в 475 году до н.э. Вейям и пришлось согласиться на
мирный договор сроком на сорок лет. Но не успел закончиться этот срок, как города-
соперники снова вцепились друг другу в горло. Разразилась одиннадцатая война между
Римом и Вейями. В ходе двенадцатой войны был убит Ларе То-лумний и потеряны Фидены.
Вейям снова пришлось заключить мир с Римом, на сей раз — на двадцать лет.
И когда по окончании этого длительного перемирия началась очередная война, Вейи, столь
гордо носившие «древнюю царскую корону», столь отважно захватившие и удерживавшие
холм Яникул, Вейи — эта италийская Троя, этот оплот Южной Этрурии, — словно бы почув-
ствовали, что конец их близок. Учение Тага внушило этрусским вождям, что все события
истории предрешены и спасения от судьбы нет и быть не может. И поэтому, когда в 406 году
до н.э. вспыхнула новая война, Вейи собрались с силами и приготовились к суровому испыта-
нию. После десяти лет упорного сопротивления город пал и был сожжен.
На девятом году войны воюющие стороны, казалось, зашли в тупик. И в Вейях, и в Риме люди
передавали из уст в уста слухи о зловещих знамениях. Ливии сообщает, что истолковать эти
знамения не мог ни один гадатель. И наконец, в довершение всего, начал повышаться уровень
воды в Альбанском озере близ Рима. Устрашенные римляне отправили гонцов к
Дельфийскому оракулу за советом. Но еще до того как гонцы вернулись, римляне поняли, что
означает повышение уровня воды в озере. Однажды римские воины под стенами Вей и
венские стражники на стенах, как обычно, обменивались насмешками и бранью; и тут один из
римлян случайно услышал голос этруска, нараспев говорившего, что Вейи не будут взяты до
тех пор, пока не будет осушено озеро. Римлянину удалось выяснить, что голос принад-
208
лежал некоему этрусскому пророку. Притворившись, что ему нужен личный совет, римлянин добился
встречи с пророком, схватил его и приволок в римский лагерь. В конце концов пророк предстал перед
сенатом, и ему велели объяснить смысл подслушанных римлянином слов. «В наших книгах судьбы, —
пояснил пленник, — сказано, что если кто-либо правильным способом осушит разлившееся
Альбанское озеро, то Вейи будут захвачены».
Пророку пригрозили пытками, и тот поспешно объяснил, каким именно способом следует осушить
озеро. Но сенат, сомневаясь в искренности этруска, решил все же дождаться гонцов из Дельф. Их слова
подтвердили пояснения пророка. Совет Дельфийского оракула звучал следующим образом: прежде чем
пытаться захватить земли других народов, римляне должны осушить земли собственные.
Фон Вакано объясняет этот факт предательства этруском своих соплеменников дилеммой ясновидца:
человек, наделенный «ужасным даром» прозрения, боится поставить людей в известность о своем
знании и в то же время страшится последствий, которые повлечет за собой его молчание.
Наступил десятый год новой «троянской войны». Но на сей раз враг проник в Вейи-«Трою» не в брюхе
деревянного коня, а через тщательно подготовленный подземный ход. Римское войско возглавлял
Марк Фурий Камилл, облеченный диктаторскими полномочиями. В 396 году до н.э., отчаявшись взять
Вейи приступом, он решил прибегнуть к военной хитрости. Он велел своим солдатам прорыть
подземный ход в мягком туфе вплоть до храма, посвященного богине Уни. В день, когда этруски
должны были совершать в храме жертвоприношение, Камилл в сопровождении отряда доверенных
воинов вошел в подземный ход.
«Тот, кто возложит эти внутренности жертвы на алтарь, будет победителем», — долетели до слуха
Камилла и его воинов, скрывавшихся в туннеле, слова жреца. Подав воинам сигнал, Камилл проломил
пол храма, схватил жертвенные внутренности и возложил их на алтарь. Не отходя от алтаря, он
поклялся, что если боги позволят ему взять Вейи, он посвятит десятую часть добычи Дельфийскому
оракулу, устроит в Риме игры 8—1846 209
и воздвигнет храм богини Уни на Авентине (если, разумеется, богиня пожелает покинуть Вейи).
Ливии подробно описывает всю эту церемонию, последовавшую за взятием города.
Из числа римских воинов были отобраны лучшие юноши. Их искупали, умастили благовониями,
облачили в свежие белые одежды и повели к храму Уни. Там они благоговейно сняли с пьедестала
изображение богини (к которому прежде не прикасался никто, кроме прислуживавшего богине
жреца), сперва спросив ее дозволения. Легенда гласит, что богиня вслух ответила согласием.
Камилл сдержал свою клятву. Десятую часть своей добычи он отправил в Дельфы; в Риме были
устроены игры; а через четыре года после падения Вей богиня Уни воцарилась в храме на
Авентинском холме.
Рассказы о разрушении Вей расходятся между собой в деталях. Самая распространенная версия
гласит, что, когда за покинувшей храм богиней затворились городские ворота, Вейи охватила
паника. Выжившие в сражении мужчины были беспощадно перебиты, женщины и дети —
проданы в рабство, а сам город — разрушен.
Но сжигать Вейи дотла римляне не стали, поскольку поначалу предполагалось переселить туда
плебеев, а Рим сделать сугубо патрицианским городом. Однако из этой затеи ничего не вышло. А
девять лет спустя, когда Рим разграбили галлы, многие патриции сами бежали в Вейи.
Предание гласит, что Камилл плакал, глядя на развалины Вей. Многие поколения этрусков жили в
таком мире и довольстве на вершине холма, что население города увеличилось до ста тысяч
человек. Из этих ста тысяч после римского вторжения выжила и осталась на свободе лишь жалкая
горстка; и Камилл поклялся не преследовать и не разыскивать их. Наконец-то упрямое
сопротивление Вей было сломлено и перед Римом открылся путь к дальнейшим завоеваниям. Но
если бы Союз расенов был не столь пассивен, не столь недальновиден перед опасностью,
грозящей всей Этрурии, то, возможно, южный оплот этрусков, древние Вейи, были бы спасены.
210
Перузия также возвышалась на холме и тоже принадлежала к Союзу этрусских городов наряду со
своими ближайшими соседями — Аррециумом и Корто-
но
й, — которых она могла бы защитить,
когда римляне начали свое продвижение на север. Союз расенов не мог этого не понимать, однако,
по-видимому, другие этрусские города и не подумали послать помощь в Перузию, когда в 308
году до н.э. римляне подошли к ее стенам. И Перузию постигла судьба Вей.
Дома и улицы Вей оставались безлюдными на протяжении трехсот лет. И только император
Август основал за ее разрушенными стенами небольшую колонию. Впрочем, эта попытка
возрождения древнего города не удалась: по непонятным причинам колония медленно пришла в
упадок и вымерла. Возможно, жители ее пали жертвой малярии, пришедшей с болот, тайна
осушения которых ушла в небытие вместе с этрусками.
Итак, прекрасные Вейи исчезли с лица земли: они утратили сердцевину своего существования,
величайшую жемчужину своей «царской короны» — богиню Уни, которая под именем римской
Юноны переселилась в новый храм на холме Авентин.
Должно быть, многие жители Этрурии в то время решили, что великий бог Тин поразил Вейи
своей второй молнией.
XIX
ПАДЕНИЕ ПЕРУЗИИ ПОД НАТИСКОМ РИМА
Не подозревая о медленно надвигающейся на него с севера угрозе, Рим после победы над Вейями
продолжал постепенно завоевывать окрестные этрусские города, оставшиеся беспомощными без
поддержки Вей. Поскольку добычи из захваченных городов хватало для покрытия расходов на
военные кампании, в эти годы Рим мог позволить себе освободить своих граждан от военного
налога.
Но пока Рим энергично присоединял к своим владениям все новые и новые территории
Центральной Этрурии, в один прекрасный день некий плебей сообщил народному трибуну, что
слышал голос, велящий ему предостеречь город от приближения галлов с севера.
«Как часто случается, этим знамением пренебрегли, — замечает Ливии, — из-за скромного
положения вестника».
Но вскоре из уст в уста начали быстро распространяться зловещие слухи об ордах диких галлов,
появившихся из лесов и заполонивших долину реки По. В страхе перед этими дикарями с
длинными рыжими волосами и голубыми глазами, вопящими что-то на грубом, почти зверином
языке, этруски бежали, покидая обжитые места.
Римский историк Корнелий Непот сообщает, что в тот же день, когда пали Вейи, галлы захватили
и разграбили богатый этрусский город Мельпум на реке По (неподалеку от современного
Милана). Галлы нуждались в жизненном пространстве, поскольку в их род-
212
ных краях за Альпами места для них уже не хватало. Потому-то они и двинулись на юг под
предводительством некоего Бренна (ученые сомневаются в историческом существовании этого
вождя). Кроме того, их привлекли рассказы о сочных итальянских фруктах и роскошных винах.
Волна за волной галлы накатывали на Центральную Этрурию — изобильную землю, богатую
золотом, серебром и дорогими товарами. Их набеги наводили на этрусков такой ужас, что в 390
или 387 году до н.э. галлы добрались до стен Рима, почти не встретив сопротивления.
Галлы были скорее искателями приключений, чем завоевателями, и поначалу они
довольствовались тем, что захватили этрусские земли и поселили на них свои семьи. Но вскоре их
соседство превратилось в источник постоянной опасности для этрусских городов, особенно для
Кьюзи, расположенного на дороге, которая вела в Центральную Этрурию. Жители Кьюзи боялись,
что попадут в тиски между галлами на севере и римлянами на юге.
Когда галлы снова выступили в поход, они действительно в первую очередь атаковали Кьюзи —
тот самый город, чей царь Порсенна тщетно пытался вернуть трон изгнанному из Рима Тарквинию
Гордому и вновь поставить Рим под контроль этрусских законов Тага. Столкнувшись с огромной
опасностью, жители Кьюзи вспомнили, что Вейи тщетно взывали о помощи к Союзу ра-сенов в
священной роще, и решили, что не станут опускаться до такого унижения. До нас не дошло ника-
ких свидетельств того, что Кьюзи когда-либо обращались за военной поддержкой к Союзу
этрусских городов, да и того, что союз этот все еще существовал. Жители Кьюзи предпочли
попросить помощи у Рима. Некоторые историки предполагают, что этот шаг, предпринятый в
столь критический момент давней борьбы между этрусками и римлянами, свидетельствует о том,
что никакой национальной вражды между этими двумя народами не существовало. Иначе жители
Кьюзи едва ли обратились бы за помощью к Риму, да и римляне не стали бы вмешиваться в
конфликт между галлами и Кьюзи. Возможно, однако, что римляне просто решили, что галлы
опаснее, чем этруски, и поэтому
213
вмешательство их объяснялось сугубо личными интересами Рима.
Впрочем, посредники, которых Рим направил в Кью-зи для переговоров с галлами, потерпели
неудачу: они так и не смогли примирить врагов. Потеряв терпение, они допустили ошибку и
нарушили священный закон, запрещающий посредникам на переговорах принимать чью-либо
сторону. Коротко говоря, римляне посоветовали царю Кьюзи до последнего держать оборону про-
тив галлов. Разъяренные этим поступком римских посланников, галлы оставили Кьюзи в покое и
двинулись прямо на Рим, обходя стороной все этрусские поселения. Правда, этрусков нельзя было
так легко сбросить со счетов. Хотя они все еще держались за устаревшее бронзовое оружие и
передвигались медленнее, чем маневренная армия легко вооруженных галлов, этрускам все же
удавалось оказывать посильное сопротивление ордам варваров.
В страхе, что галлы могут захватить город и осквернить священный огонь, римский сенат
приказал весталкам собрать все святыни и перенести их в Черве-тери. Все унести весталки не
смогли, поэтому часть священных предметов они сложили в сосуды и зарыли их на территории
святилища. Легенда гласит, что с тех пор на землю близ святилища было запрещено плевать.
Нагруженные всем, что можно было унести, весталки пересекли Тибр по восстановленному мосту
Анка Марция и поднялись на холм Яникул. В числе многочисленных беженцев из Рима оказался
некий плебей, шедший рядом с повозкой, где ехали его жена и дети. Увидев весталок, он велел
детям и жене освободить повозку, усадил в нее жриц, упаковал их священный груз и доставил все
в целости и сохранности в Черветери. Ошеломленные быстротой передвижения галлов и зная, что
большая часть римских легионов занята сражением с этрусками, трибуны поспешно собрали все
резервы и встретились с галлами в бою неподалеку от Тибра. Однако римляне уступали галлам в
численности солдат и командиров, а вдобавок их совершенно деморализовали дикие вопли и
варварские песни галлов. Не выдержав давления, римляне дрогнули и бросились врас-
214
сыпную. Вскоре вся равнина была усеяна оружием и доспехами, спотыкаясь о которые, то и дело
падали и беглецы, и преследователи. Сотни бежавших с поля боя римлян нашли убежище в Вейях.
Но те, кому это удалось, не послали в Рим никакого известия. Поэтому остальные легионы,
уверенные, что спастись удалось только им, ринулись к воротам Рима и помчались на Капитолий.
Они настолько обезумели от страха, что забыли запереть за собой городские ворота.
Галлы, удивленные столь легкой победой, двинулись на Рим. Их удивление удвоилось, когда они
увидели перед собой распахнутые ворота и стены без всякой охраны. Заподозрив, что римляне
устроили засаду, они провели ночь за пределами города, пируя и распевая песни. Тем временем
римляне собрали всех молодых и крепких бойцов и отправили их на защиту Капитолия; прочие же
постарались найти себе убежище кто где сумел.
На рассвете галлы вошли в открытые ворота и обнаружили, что город покинут. В поисках добычи
они принялись рыскать по домам, но дома оказались пусты (Ливии сообщает, что это были дома
плебеев, укрывшихся на холме Яникул). Наконец, галлы добрались до особняков и застали там
«сидящих в вестибюлях людей, чьи одеяния и украшения были великолепнее, чем одежды
смертных, чьи лики отражали величие и торжественность, более подобающие божествам».
Галлы не знали, что перед ними — престарелые патриции, которые некогда занимали высокие
посты. Слишком старые, чтобы сражаться, они облачились в церемониальные одежды и сели в
кресла из слоновой кости дожидаться смерти. Долго ждать им не пришлось. Как только кто-то из
галлов коснулся длинной бороды одного из патрициев,, застывшего, словно восковая статуя, тот
немедленно «ожил» и стукнул галла по голове посохом из слоновой кости. Началась резня; никто
из патрициев не спасся. Беспощадно убивали галлы и всех жителей, пойманных на улицах города
или в домах. Все жилища на своем пути варвары грабили и сжигали. Защитники Капитолия с
трудом удерживались от того, чтобы спуститься вниз, на помощь своим согражданам. Ведь день за
днем до них доносились крики людей,
215
шум пожаров и грохот рушащихся домов. Остается лишь гадать, что испытывали римляне,
впервые подвергнувшись испытанию, жертвами которого по их вине так часто становились
этруски.
Днем и ночью продолжался дикий разгул. Наконец галлы приблизились вплотную к Капитолию.
Держа над головой щиты, они принялись гуськом карабкаться вверх по крутому скалистому
холму. Римляне встретили их на середине пути, сбили с ног первого галла и швырнули его вниз,
на головы других врагов. Один за другим галлы теряли равновесие и срывались; и вскоре у
подножия Капитолия выросла целая груда трупов. Удостоверившись, что приступом холм им не
взять, галлы решили осадить Капитолий. Но поскольку во время пожаров в городе все запасы
хлеба сгорели, а урожай с полей заблаговременно доставили в Вейи, галлы сами столкнулись с
угрозой голода. В результате им пришлось разделить свою армию: половина галлов отправилась
на поиски пищи и вина, а вторая половина осталась под стенами Капитолия.
Галлы, направившиеся на поиски продовольствия, пришли в Ардею, под стенами которой некогда
стоял лагерем сын Тарквиния Секст. Сейчас здесь жил в изгнании завоеватель Вей Камилл.
Услышав, что сенат ищет способ оказать галлам достойный отпор, Камилл предложил возглавить
воинов из Ардеи в ходе ночной вылазки. Он сообщил сенаторам, что галлы редко разбивают
лагерь по ночам: они спят прямо на земле, и перебить их будет совсем просто. Сенаторы приняли
это предложение. Камилл со своими людьми напал посреди ночи на спящих галлов, перебил всех,
кто не успел спастись бегством, и с победой вернулся в Ардею.
Тем временем в Вейях собирали все резервы, чтобы наконец выдворить варваров из страны.
Некоторые предлагали послать за Камиллом. Но чтобы изгнанник возглавил военный поход,
необходимо было заручиться согласием Рима. Некий юноша переплыл Тибр на плоту, взобрался
на Капитолий по самому крутому участку холма и передал сенаторам это прошение. Сенаторы
поспешно отменили приговор об изгнании и назначили Камилла диктатором.
Вскоре галлы обнаружили путь, которым пробрался посланец. Выбрав беззвездную ночь, они
взобрались на
216
1
холм с неохраняемой стороны, не разбудив даже собак. Но, к своему несчастью, они не
подозревали о существовании священных гусей Юноны. А птицы были начеку. Они
всполошились, принялись хлопать крыльями и гоготать так громко, что разбудили одного из
римских командиров. Тот вскочил и подбежал к краю обрыва — как раз в тот момент, когда над
ним показался галльский шлем. Римлянин ударил галла по голове, тот поскользнулся и упал,
опрокинув карабкающихся за ним воинов. Как и в прошлый раз, галлы обрушились вниз, а вслед
им полетели дротики проснувшихся защитников крепости. Месть за эту вторую неудачу галлы
обрушили на головы беззащитных жителей Рима, не укрывшихся за стенами Капитолия. На
улицах города валялось столько трупов, что разразился мор, унесший жизни множества римлян и
галлов. Наконец, не только римляне, но и галлы стали мечтать о перемирии. Галлы потребовали
выкуп в тысячу фунтов золота. В ходе передачи выкупа вождь римлян заметил, что весы
фальшивые, и потребовал остановить процедуру. «Vae victis!» — воскликнул Бренн, что означало
«Горе побежденным!», и бросил на чашу весов свой меч. И как раз в этот момент подоспел
Камилл, замешкавшийся из-за сбора свежих сил. С презрением он сообщил Бренну, что Рим купит
свою свободу не золотом, а железом. Галлы тут же напали на римлян, но на сей раз удача от них
отвернулась. Ни один галл не ушел живым из этого сражения.
В 310 году до н.э., примерно через восемьдесят лет после поражения галлов, римляне,
стремившиеся расширить свои владения за пределы Центральной Этрурии, решили отправить
военную экспедицию в горную страну на северо-востоке близ Перузии, куда не осмеливались
заглядывать даже бродячие торговцы. Войско возглавил римский консул Квинт Фабий. Чтобы со-
брать сведения о непроходимой лесной чаще, куда предстояло проникнуть римским легионам,
брат консула Марк (который, по сообщению Ливия, получил образование в Черветери и знал
этрусский язык) переоделся пастухом и в сопровождении доверенного раба (также обученного
говорить по-этрусски) пробрался через лес по бездорожью и достиг Кьюзи. Войдя в город, от-
важные римляне раскрыли перед жителями Кьюзи свои подлинные имена и намерения.
217
. Восхитившись смелостью Марка, правители Кьюзи пообещали оказать римлянам помощь,
если им действительно удастся пробраться через лес, что, в принципе, считалось
невозможным. Благодаря информации, которую собрал его брат, Квинт Фабий, не доверяя
предложению из Кьюзи, со своим войском пересек горы в течение одной ночи и утра и напал
на небольшую горстку крестьян, которых впопыхах собрали местные аристократы. Другие
аристократы присоединились к жителям Кьюзи. Но римляне намного превышали их по
численности и организации. Кьюзи был разбит наголову; тысячи жителей города погибли или
были взяты в плен. Трое соседних городов — Перузия, Кортона и Аррециум — торопливо
обратились к римлянам с предт ложением о мире и военном союзе. Перед лицом опасности от
Рима этруски и галлы теперь объединились для взаимопомощи. В 308 году до н.э. был принят
«священный закон» (Ливии поясняет, что это был «закон, провозглашенный во имя богов»),
нацеленный на возрождение древней системы сбора ополчения, которая во всем отличалась от
римской призывной системы да и от более древней племенной организации, где каждый
человек давал клятву верности своему вождю. Священный закон требовал от каждого
аристократа организовать вооруженный отряд, включив в него своих друзей. Затем каждый
член отряда собирал своих друзей и знакомых; те, в свою очередь, — своих. В результате
вождей получалось почти столько же, сколько подчиненных, а это создавало определенные
сложности. Однако таков был старинный обычай, а всякий старинный обычай для этрусков
был священен. Многие ученые указывают, что подобная призывная система обеспечивала
создание «частной», а не общенациональной армии.
Эта «частная» этрусская армия и напала на римлян близ Перузии, у маленького серного озера
Вадимон, образовавшегося в кратере потухшего вулкана. Битва была столь жестокой, а потери
— столь огромными, что римским всадникам пришлось спешиться и сражаться врукопашную,
стоя на грудах тел павших товарищей. Это внесло панику в ряды этрусков, и те бежали с поля
боя в полном беспорядке. Так, говорит Ливии, впервые пошатнулось владычество этрусков на
севере.
218
Квинт Фабий торжествующе двинулся к очередной цели — городу Перузии, защищенному
высокими, крепкими стенами. Войско Перузии вышло навстречу римлянам, но те быстро
разбили его и вскоре оказались под стенами города. В 308 году до н.э. Перузия
капитулировала и отправила послов в римский сенат с просьбой о заключении мира.
Пять лет спустя римская армия двинулась на северо-запад и атаковала Руселлы —
защищенный стенами этрусский город на реке Омброне. Это тоже была «частная» война, и в
итоге пал второй военный оплот этрусков на севере.
После битвы с перузийцами у озера Вадимон Тарк-винии обратились к Риму с просьбой о
перемирии на сорок лет, и просьба эта была удовлетворена. Теперь, когда Руселлы пали, а
Тарквинии были связаны мирным договором, Риму ничто не мешало напасть на богатую
рудниками область Северо-Западной Этрурии. Вскоре римляне захватили прибрежные города
Ветулонию и Популонию, а также Вольтерру, находившуюся в глубине Апеннинского