Тменов В.X. (отв. ред.). Аланы: Западная Европа и Византия

Подождите немного. Документ загружается.

В течение двух лет шла ожесточенная борьба, в ходе кото-

рой вестготы теснили своих противников. Король вандалов Фред-

бал погиб. В 418 г. вестготы разгромили алан у Тартеса (совр.

Кадис),

царь алан Аддак погиб в бою. Остатки алан соедини-

.лись с вандалами и продолжали борьбу, отступая все дальше

на юг Пиренейского полуострова. Цари вандалов Гунерих, Гей-

зерих и Гелимер отныне носят титул царей вандалов и алан

(3, с. 41). Теснимые вестготами вандалы и аланы в 429 г.

переправляются через Гибралтарский пролив в Северную Аф-

рику. Согласно Ф. Ло, в Африку переправилось до 80 тысяч

человек, из них

12—15

тысяч воинов (15, с.

88).

Какая-то груп-

па алан, по мнению Р. Груссэ, осталась в

Испании,

соедини-

лась с вестготами и дала свое имя области

«Гото-Алания»

или

Каталония

(17,

с.

118,

ср. 2, с. 279, прим.

388).

Захватив северо-западную часть Африки (часть совр. Туни-

са и Алжира), Гейзерих в 435 г. заключил мирный договор с

Римом. Аланы в Вандальском королевсте (последнему посвя-

щена монография французского историка Куртуа, 18) продолжа-

ли, несмотря на относительную немногочисленность, сохранять

этническую индивидуальность, на что обратил внимание Б. Бах-

рах (8, с. 57). Последнее, в частности, отразилось в сохранении

алан в титулатуре вандальских королей «Rex Vandalorum et

Alanorim».

Королевство вандалов просуществовало в Северной

Африке до 533 г., когда оно было завоевано византийским полко-

водцем Велизарием, а Гелимер взят в плен и выселен в Малую

Азию.

Как видим, в Африке, как и в Дакии, Галлии, Италии

остатки алан, оторвавшихся от своего основного этнического

массива, сошли с исторической арены в VI в., окончательно

растворившись среди окружающих и более многочисленных на-

родов.

История алан на Западе, реконструируемая по письменным

источникам, не оставляет никаких сомнений в пребывании доста-

точно значительных масс алан на пространстве от нижнего Ду-

ная до Пиренейского полуострова. Из приводившихся выше

цифр, при всей их предположительности, вытекает, что

;

речь,

как правило, идет о различных группах, насчитывавших десятки

тысяч человек и обладавших высоким

-военным

потенциалом.

Нет сомнений и в том, что исходной территорией

движения

алан

на Запад были равнинные пространства между Волгой и Доном

и Северного Кавказа, где аланы фиксируются задолго до гун-

нского вторжения. Это была основная территория расселения

алан в Азиатской Сарматии. Отдельные группы алан в до-

гуннский период присутствовали в степях Северного Причерно-

морья, на нижнем и среднем Дунае

(языги,

роксоланы I в. н. э.).

Следует полагать, что и эти группы аланского населения были

втянуты в миграционные процессы эпохи «великого переселения».

Естественно думать, что перемещаясь с гуннами и герман-

скими племенами на запад и будучи составной частью этого

потока, аланы сохраняли не только свою этническую индиви-

дуальность, но и культурно-этнографические особенности, отра-

жавшиеся в верованиях, обрядах, обычаях и в материальной

культуре. О языческих верованиях галльских алан

Гоара

по

«Алеции» Клавдия Мария Виктора мы уже говорили. Попытаем-

ся коснуться весьма сложного вопроса о тех археологических

артефактах, которые возможно вычленить из массы веществен-

ного материала конца

IV—V

вв. на территории Центральной

и Западной Европы и связать их с аланами. Исходные посылки:

1) дата материала конец

IV—V

вв., 2) исторически засвиде-

тельствованные районы пребывания алан, 3) северопричерно-

морские параллели того же и более раннего времени, указываю-

щие на восточное происхождение западных аналогов. При этом

необходимо еще раз подчеркнуть огромную трудность именно

аланской атрибуции тех или иных археологических материалов

ввиду особой подвижности участвовавшей в переселении эт-

нической среды, ее способствовавшей взаимным заимствовани-

ям

этноплеменной

чересполосицы и мозаичности,

наконец,

по-

стоянному воздействию местных культур. Указанные сложности

привели И. Вернера к заключению, что «опыты этнического

определения мало перспективны» (20, с.

1).

И тем не менее

такие опыты предпринимаются.

Первая серьезная попытка выделения древностей, относя-

щихся к вестготам и аланам во время их движения на запад,

была предпринята Э. Бенингером

(21).

Однако, основное внима-

ние автора было обращено на выделение древностей готов и

рассмотрение их роли в интересующих нас событиях, как глав-

ной. По мнению Э. Бенингера, аланы оказали незначительное

влияние на вестготов (21, с.

120—125),

что расходится с оцен-

ками, данными М. И. Ростовцевым (22, с. 237) и Б. Бахрахом

(8, с.

116—119).

Э. Бенингер связывал с аланами отдельные

находки керамики из Северной Богемии

(напр,

из Дура, 21,

рис. 31) и погребение в Зиммеринге (Австрия). Нами уже

отмечалось некоторое сходство одного из сосудов Дура с опреде-

ленными формами керамики из позднесарматских памятников

Нижнего Поволжья (23, с. 90), но оно чисто формальное. Кро-

ме того, сходные сарматские сосуды не могут быть датированы

IV—V

вв. и относятся

более раннему времени. Поэтому вопрос

об аланской атрибуции сосуда из Дура остается по крайней

мере неясным.

Весьма проблематичным остается и вопрос относительно

аланской атрибуции погребения в Зиммеринге, о чем писал

Э.

Бенингер (21.

с. 76,

рис.

33—38).

По

предположению послед-

него, здесь был погребен аланский воин с вестготской керами-

кой.

Как видно из приведенного выше исторического очерка, боль-

шую роль в качестве плацдарма для продвижения алан на

запад сыграла Паннония. Ввиду территориальной близости

Паннонии к причерноморским степям именно здесь можно ожи-

дать наиболее реальные материальные следы алан; совершен-

но очевидно, что чем дальше на запад они уходили, тем больше

нивелировалась их традиционная культура. Этнической

интер-

претации археологических материалов гуннского времени Венг-

рии посвящена основательная монография А. Альфельди (24).

Однако, А. Альфельди, выделив характерные (по его мнению)

черты погребального обряда и материальной культуры гуннов,

прочие комплексы этого периода, не попытался связать с ка-

ким-либо определенным народом, обращая внимание лишь на

их кочевнический характер. Заслугой А. Альфельди является

признание культуры, принесенной гуннами в Паннонию и пред-

ставленной, в частности, изделиями полихромного стиля, мно-

гокомпонентной по происхождению и созданной не только гун-

нами, но и другими народами — в том числе и аланами.

Разделяя выводы А. Альфельди, Н. Феттих признавал роль

алан в оформлении культуры Паннонии периода гуннского

нашествия и

писал,

что «среди археологических памятников мы

должны искать следы алан в таких местах, где можно отметить

знаки интенсивного персидского влияния» (25, с. 186). Однако,

попытки выявления таких следов Н. Феттих не предпринял.

В 1950 г. у города Чонград в юго-восточной Венгрии был

открыт интересный могильник гуннского времени, опубликован-

ный М.

Пардуцем.

Обряд погребения характеризуется положе-

нием стоя, сидя и на корточках, ориентировка юг-север и запад-

восток (26). Сидячие костяки группы П. М. Пардуц связывает

с кавказским обычаем (26, с. 386), опираясь на грунтовые

могильники первых веков н. э. в Тарках и Карабудахкенте

(Дагестан), хотя тут же подчеркивает: «трудным является воп-

рос, какой народ был носителем этой культуры» (26, с. 389).

Тем не менее погребения группы П М. Пардуц ставит в связь

с присутствием «элементов из кавказской области», ссылаясь

при этом на могильники

Усть-Лабинский

(по Н. В. Анфимову)

и Гилячский (по Т. М. Минаевой). Исследователь полагает,

что на старое оседлое в Венгрии сарматское население наслои-

лись новые сармато-аланские, вандальские, готские и гепидские

племена (26, с.

389).

М. Пардуц отмечает, что в Венгрии до сих

пор нет

нишевых

могил, характерных для южной

России,

единственным исключением является могила из

Кестхей,

по-

видимому аланская (26, с.

390).

В заключение М. Пардуц при-

ходит к осторожному выводу: при современном состоянии зна-

ний в материале из Чонграда невозможно установить большую

массу алан и их присутствие может быть взвешено на основа-

нии упомянутых нишевых могил и деформированных

черепов

(26,

с.

391).

В вещевом материале из Чонграда действительно есть от-

дельные элементы, демонстрирующие сарматское или сармато-

кавказское влияние, например, кинжалы с вырезом у основания

рукояти (аналогии концентрируются преимущественно на Севе-

ро-Западном Кавказе,

например,

могильник Дюрсо близ Ново-

российска, сам М. Пардуц указывает их в Керчи, Феодосии,

Туапсе, 26, с.

349),

серьги с многогранником, керамика с

зооморфными ручками и вертикальными ручками-сливами типа

трубки (26, рис.

8),

также,

возможно,

происходящая

с Северо-

Западного Кавказа и Крыма (23, с. 81). Переселение какой-то

группы северокавказского населения в конце IV — начале V в.

из Прикубанья в район Чонграда вполне возможно, что истори-

чески может быть связано с движением части гуннской орды

через нижнее Прикубанье и Фанагорию в Крым и далее в сте-

пи Северного Причерноморья. Но имеет этот материал Чонграда,

отношение к аланам?

М. Пардуц справедливо выдвинул в качестве критериев

выделения аланских древностей Паннонии камерные могилы

(катакомбы и подбои) и деформированные черепа, хотя и эти

критерии требуют оговорок и должны рассматриваться с уче-

том комплексов. Кратко остановимся на указанных критериях

М. Пардуца.

Насколько нам известно, до сих пор единственным камер-

ным могильником на территории Венгрии остается могильник

у города Кестхей, где открыты подбойные могилы V в. (27,

с.

185—189;

28, с. 234, 237). К. Шаги отождествил эти захо-

ронения с германцами, находившимися на службе у гуннов,

тогда как М. Пардуц считал погребения Кестхея аланскими

(26, с.

390).

М. Пардуц ближе к истине хотя бы потому, что

германцы не практиковали обряд погребения в подбоях, тог-

да как подбои и катакомбы (камерные могилы) были доста-

точно распространены у сарматских и сакомассагетских племен

Северного Причерноморья, Приуралья, Средней Азии как в до-

гуннскую, так и

послегуннскую

эпохи (29, с.

195—208;

30,

с. 218—227; 31, с.

3—14;

32, с.

29—37;

33, с.

67—69

и т.

д.).

В то же время

погребения

в камерах-подбоях не типичны для

собственно

гуннов,

практиковавших погребения с сожжением,

конем или шкурой коня (34, с. 94; 35, с.

61—72).

Мы на

основании сказанного, склонны разделить выводы М.

Пардуца.

Представляется более ясным вопрос об

.искусственно

де-

формированных черепах. Восточное их происхождение на тер-

ритории Центральной и Западной Европы несомненно. Возник-

ший в глубине Западной Сибири (36, с.

99—НО),

этот обы-

чай быстро распространился в Средней Азии и в среде сар-

мато-аланских племен (37, с. 18), считаясь признаком знатно-

сти и красоты (38, с.

680).

Есть мнение о том, что деформа-

ция черепа вызывала

эпилептоидные

припадки с судорогами,

ауреами, видениями, галлюцинациями (39, с. 45) — патологи-

ческими деформациями психики, имевшими отношение к шама-

низму, в Центральной и Западной Европе в рассматриваемое

время неизвестному. Сводки распространения деформирован-

ных черепов V в. на западе составлены И. Вернером (20, кар-

та 9) и Т. Сулимирским (40, рис.

70).

И. Вернер отмечает,

что до 400 г. деформированные черепа в Западной

Европе

не-

известны (20, с. 24) и уже отсюда вытекает, что они появились

здесь одновременно с движением восточных кочевников гун-

нов и алан на запад. Картографирование деформированных че-

репов, более полно выполненное И. Вернером, показывает в

целом соответствие их ареала с тем маршрутом, по которо-

му двигались и расселялись в Западной Европе аланы в их

разнообразных комбинациях то с гуннами, то с германскими

племенами. Первый район большой концентрации деформиро-

ванных черепов мы видим на территории бывших римских про-

винций Паннония 1,

Паннония

II и Норик, где пребывание

алан засвидетельствовано историческими источниками прочно.

За время, прошедшее после публикации труда И. Вернера, чис-

ло находок увеличилось и сейчас эта группа еще более пред-

ставительна. Вторая группа расположена между средним тече-

нием Эльбы и верхним течением Везера, что могло бы соотве-

тствовать местоположению алан, вандалов и свевов перед их

вторжением в Галлию в 406 г., но большинство находок дати-

ровано концом

V—VI

вв. и хронологически с этим вторжением

не увязывается. Наконец, третья группа деформированных че-

репов конца

V—VI

вв. сосредоточена на левом берегу средне-

го течения

Роны,

что соответствует исторически засвидетель-

ствованному поселению алан в долине Роны (область Вален-

тинуа) в 440 г. (8, с.

33).

Характерно, что по мере продвижения на запад находки

деформированных черепов становятся все моложе и если в пер-

вой группе черепа времени

Аттилы

мы видим в 16 пунктах

(на карте И. Вернера), то в группе второй один, а в третьей

группе ни одного. Здесь все черепа происходят из поздних нахо-

док. Данное обстоятельство свидетельствует о продвижении

носителей этого обычая с востока на запад. Обычай дефор-

мации в Западной и Центральной Европе сохраняется до VI

в..

и исчезает в меровингскую эпоху (21, с. 125; 20, с.

16),

т. е.

одновременно с ассимиляцией алан по наблюдениям Б. Бах-

раха.

Разумеется, обычай искусственной деформации черепа не

служит этническим показателем и был распространен у це-

лого ряда древних народов, принимавших участие в

«великом"

переселении». Но он практиковался и у алан и на рассмот-

ренном выше материале мы можем предполагать аланскую его

атрибуцию, особенно применительно к третьей группе Вален-

тинуа.

С конца IV в. на обширной территории от степей Казах-

стана до Нормандии появляются отдельные богатые мужские

и женские погребения, одно время считавшиеся кладами. Пос-

ледняя точка зрения вызвала возражения Г. Ф. Корзухиной,

писавшей, что «кочевники никогда не зарывают вещи в виде

кладов. Все комплексы, с виду имеющие сходство с кладами,

найденные в степях Причерноморья и Средней Азии, при бли-

жайшем рассмотрении оказываются одинокими богатыми ко-

чевническими погребениями» (41, с.

68).

В настоящее время

принадлежность «кладов» богатым кочевническим могилам сом-

нений уже не вызывает, а их интерпретация как «княжеских»

или погребений федератов признана.

В своей известной сводке материалов гуннской эпохи

И. Вернер приводит перечень таких погребений в Западной и

Центральной Европе, содержащих в инвентаре вещи северо-

причерноморских и восточноевропейских типов (металлические

зеркала с ушком, серьги

калачиковидные

и с многогранником,

пряжки, фибулы в виде мухи, так называемые «zikadenfibel»

и т. д.). Характерно, что во многих интересующих нас погре-

бениях Центральной Европы найдены разбитые металлические

зеркала, что является одним из элементов сармато-аланского

погребального ритуала на территории юго-восточной Европы —

ритуала, зародившегося еще в савроматскую эпоху и дожив-

шего до V в. (42, с.

95).

И этот компонент инвентаря может

свидетельствовать в пользу аланской атрибуции комплексов,

хотя настаивать на ней, конечно, трудно. Тем не менее ука-

жем ряд богатых кочевнических погребений V в. в Централь-

ной и Западной Европе, которые с необходимыми оговорками

можно рассматривать как возможные аланские. Среди них

знаменитое погребение в Унтерзибенбрунне близ Вены с бога-

тым

набором роскошных вещей, многие из которых ювелирной

работы с инкрустациями (43, с.

32—66).

В состав инвентаря

входит и разбитое на две части

(преднамеренно

испорченное)

металлическое зеркало, в связи с чем М. И. Ростовцев писал:

«Я не вижу ни одной причины, которая бы мешала отнесению

погребений Зибенбруннена сарматским женщине и ребенку»

(44, с.

53).

Однако, как это ни соблазнительно, выводы

М. И. Ростовцева нельзя не оценивать как чрезмерно прямо-

, линейные; сложную проблему происхождения и распростране-

ния инкрустированных украшений эпохи «великого переселе-

ния» на обширном пространстве от Боспора до Северной аф-

рики он свел только к наследию Боспора и аланских пересе-

ленцев на запад, что встретило отрицательные оценки со сто-

роны А. К- Амброза (45, с.

17).

В европейской научной ли-

тературе погребение из

Унтерзибенбрунна

интерпретируется по-

разному: его считают германским (46, с. 29; в полихромной

фибуле действительно заметны древнегерманские традиции; кро-

ме того, А.

К-

Амброз замечает, что «сарматы IV в. вообще

не знали

двупластинчатых

фибул, следовательно и ушедшие

на Запад аланы не могли ввести эту моду, они лишь споради-

чески заимствовали ее от других народов», 47, с. 39), оставлен-

ным гуннами (20, с. 91) или федератами, разбогатевшими на

римской

службе

первой половине

V в.

(48,

с.

55—59).

Од-

нако Я. Тейрал, возражающий гуннской атрибуции И. Вернера,

указывает, что среди римских федератов были и сарматы, а

аланы играли важную роль (48, с.

59).

Таким образом, четкого этнического определения могилы

V в. в Унтерзибенбрунне достичь не удается, несмотря на дли-

тельное изучение этого памятника.

Интересно женское погребение V

в.

из Регей в Венгрии,

опубликованное Г. Месарошем (49, с.

66—91).

В инвентаре

две роскошные серебряные фибулы, покрытые золотой пласти-

ной с цветными инкрустациями, прекрасной работы кувшин с

горлом в виде головы птицы, позолоченная поясная пряжка,

золотые нашивки на платье в виде буквы «М» (такие же в

Унтерзибенбрунне),

стеклянный кубок с налепами. Череп жен-

щины искусственно деформирован в соответствии с восточным

обычаем, но две фибулы на плечах и пряжка на поясе

указывают на готские традиции

(50,

с.

131

—165).

Г.

Месарош

погребение в Регей этнически пытается связывать с племена-

ми, переселившимися в

Паннонию

с востока, возможно с фе-

дератами, среди которых были и аланы Сафрака. Но это лишь

осторожное предположение. Ф. Бирбрауер приводит аналогич-

ные готские погребения, в том числе из Суук-Су в Крыму,

Хохфельдена в Лотарингии и Дуратона в Испании (50, с. 139,

рис.

5).

К готским погребениям относят комплекс из

Регей

и авторы «Археологии Венгрии», но здесь же отмечают, что

аналогичный

черноглиняный

кувшин V в. был найден в Озо-

руково Кабардино-Балкарской АССР — территории, где в то

время расселялись аланы (51, с. 294). Я не знаю, какой имен-

но кувшин из Озоруково имеют в виду авторы, но

невозмож-,

ность однозначной этнической атрибуции и в данном случае

выступает отчетливо.

Я. Тейрал писал о распространении вещей типа Унтерзи-

бенбрунна по Европе и Северной Африке до Карфагена (48,

с. 12). В этой связи возникает частный вопрос о распростра-

нении на Западе так называемого полихромного стиля, свя-

занного с эффектной цветной (чаще красной) инкрустацией по

золотому фону. Именно изделия полихромного стиля имел в

виду М. И. Ростовцев, когда обосновывал свою теорию

«бос-

пороцентризма» и алан-разносчиков этого стиля по всей Ев-

ропе. Видимо, под воздействием взглядов М. И. Ростовцева,

бывшего тогда одним из крупнейших авторитетов в археоло-

гии, О. М. Дальтон сравнивал «готские» древности из Керчи,

проданные А. Л.

Бертье-Делагардом

Британскому музею, с

произведениями более позднего меровингского стиля и доказы-

вал их полную тождественность (52, с. 145). На фоне этих

построений Г. Кюнн пришел к выводу, что фибулы типа «муха»

(или цикада) в Европу были занесены сарматами вместе с

готами

(53, с.

85—106),

чему возражает Б. Аррениус (54, с.

15—16),

хотя такая возможность вполне реальна.

Однако, О. М. Дальтон не обратил внимания на заключе-

ние М. И. Ростовцева о том, что

полихромный

стиль «стал

стилем хозяев, господствующего класса населения, стилем кня-

жеских

_и

королевских дворов, стилем Гейзериха, Теодориха,

Аттилы»

(44, с.

65).

Тем самым М. И. Ростовцев признал

изделия полихромного стиля принадлежащими степной аристо--

кратии не только сармато-алан, но также готов и гуннов, что

признано и современными исследователями древностей эпохи

«великого переселения» (55, с. 53; 56, с. 7). Лишь часть ук-

рашений полихромного стиля производилась в мастерских Бос-

пора и отсюда в гуннскую эпоху распространялась на восток

и на запад при посредстве постоянно передвигавшихся кочев-

ников (И. Вернер считает даже, что центр гуннских кочевий

в начале V в. находился в районе Боспора; 20, с. 95). Среди

этих кочевников безусловно находились и аланские группы.

Настоящим же центром производства импозантных изде-

лий полихромного стиля стало среднее Подунавье, где распо-

лагалась ставка Аттилы и

центр

его эфемерного государства.

По этому поводу А. К. Амброз писал: «Народы, передвигав-

шиеся к западу на рубеже

IV—V

вв., не принесли с собой

развитого стиля типа Госпитальной улицы (могильник в

г. Керчь — В.

К-)

и Унтерзибенбрунна, а только отдельные

элементы будущего стиля. На Дунае эти элементы подверглись

переработке и постепенно слились в

единный

сплав новой ар-

хеологической культуры, принадлежавшей верхушке гуннского

объединения. На Боспор, на Волгу, на Кавказ, а также в Запад-

ную и Северную Европу этот стиль распространялся из Сред-

него Подунавья как «гуннская мода» (45, с.

132—133).

От-

сюда следует вывод, что «нет оснований считать вещи с ин-

крустацией догуннскими и занесенными на запад беглецами

аланами или

готами,

заимствовавшими их на

Боспоре»

(45,

с.

146).

Трудно полностью согласиться с приведенным выводом

А.

К-

Амброза. Если западноевропейские вещи с инкрустаци-

ей (см. напр. 54, 57) действительно не относятся к догуннско-

му времени и они действительно не были заимствованы ала-

нами и готами на Боспоре, то кто кроме алан и готов мог

занести

их в V в. в Западную Европу из Паннонии? «Гун-

нская мода»

стала^

популярной в период

Аттилы

и ее распрост-

ранение могло не зависеть от массовых миграций, но в пер-

вые десятилетия V в. носителями и распространителями поли-

хромного стиля, возникшего задолго до появления гуннов в

Северном Причерноморье, равно обычая искусственной дефор-

мации черепов и ритуала разбивания погребальных зеркал, бы-

ли скорее всего аланы и готы. Конечно, вычленить узко алан-

ское наследие здесь невозможно и мы можем говорить толь-

ко о разноэтничной социальной верхушке этих племен, вторг-

шихся в Галлию, северную Италию и Испанию в первой по-

ловине V в. В этом я солидарен с И. Вернером (20, с. 91).

В свете сказанного вновь обратим внимание на женское

погребение V в. в Эране (Нормандия; 58, с. 78; 59, с.

295—

304). Здесь мы видим две богато инкрустированные золотые

фибулы типа Унтерзибенбрунна и золотые нашивки на платье

в виде буквы

«М»,

что также отмечено в Унтерзибенбрунне

и Регей. Золотые укращения Эрана могли попасть сюда, по

Э. Салену, во время похода алан, вандалов и свевов в 407 г.

Но поскольку Унтерзибенбрунн датируется первыми десятиле-

тиями V в. (48, с.

18),

дату могилы в Эране следует несколь-

ко отодвинуть — к середине V в., что соответствует времени

появления алан на

Бретани

и в соседней Нормандии по пись-

менным источникам.

На территории Северной Франции есть и другие находки

вещей среднедунайского происхождения. В частности, это фи-

була в виде мухи, найденная в

Берепере

(бассейн Роны), да-

тированная Э. Саленом первой половиной V в. и связанная

им с аланами (59, с. 307). Выше мы уже отмечали северопри-

черноморское происхождение фибул-«мух», поэтому связь дан-

ной фибулы с аланами остается вполне вероятной, хотя и не

доказанной. Сложный вопрос о пластинчатых фибулах был

рассмотрен нами в статье об аланах на Западе (23, с.

92).

В 1930 г. Л. Франше сделал попытку отождествить с алана-

ми некоторые бронзовые предметы, в основном

пряжки-,

про-

исходящие из долины Луары (60). Л. Франше отнес эти пред-

меты к V в. и подчеркнул, что «аланы занимали весь запад

старой Орлеанской провинции по правую сторону Луары,

немного иногда захватывая левый берег» (60, с. 71). Место-

нахождение вещей действительно совпадает с ареалом алан в

районе Орлеана и это соблазнило Б. Бахраха использовать вы-

воды Л. Франше в своей книге (8, с. 112, рис. 9), но Б. Бах-

рах не учел возражения Г. Цейсса и Э. Салена: первый да-

тировал вещи VII в.

(61,

с.

147—148),

а второй установил их

местное происхождение (59, с.

312—318).

Таким образом, по-

пытка Л. Франше оказалась неудачной. В то же время Э. Са-

лен, касаясь вещей северопричерноморского и паннонского про-

исхождения на территории Франции, ставит их в связь с дви-

жением алан в начале V в. из Паннонии через Северную Фран-

цию в Испанию (59, с.

295—296;

62, с.

77—78).

Если выявление археологических следов алан на террито-

рии Франции чрезвычайно затруднено и не выходит пока

за-

рамки осторожных допущений, то на территории Пиренейско-

го полуострова выявление таких следов еще труднее. Преж-

де всего это погребение из Бейя в Южной Португалии, дав-

шее науке меч с навершием рукояти с вставкой и две золо-

тые пряжки, инкрустированные гранатовыми вставками (63,

с.

206—207).

Н. Оберг и К.

Раддац

(64, с. 150) уверенно

приписывают этот комплекс вестготам, могильники которых

на Пиренейском полуострове

дйствительно

известны (65,

66).

Но находки в Бейя с неменьшими основаниями можно считать

аланскими — аналогичные хоботковые пряжки в конце

IV—V

вв.

были широко распространены в Северном Причерноморье.

В заключение коснемся находок в Северной Африке. Это

богатый инвентарь из саркофага в Кудьят-Затер (Карфаген)

с золотым колье, двумя пластинчатыми фибулами полихромно-

го стиля, фибула с подвязной ножкой, три перстня, золотая

инкрустированная пряжка, 169 золотых бляшек от одежды.

Опубликовавший этот материал М. И. Ростовцев датировал его

концом

IV—V

вв., сравнивал с находками из Эрана и Керчи

и предложил гипотезу об аланской принадлежности погребения

в Кудьят-Затер (44, с.

54—57,

рис.

23—24).

Присутствие по-

лихромного

стиля впечатляет, но датировка комплекса подверг-

лась уточнению. Я. Тейрал показал, что комплекс из Кудьят-

Затер датируется VI в. (48, с.

59).

Не менее осторожно следует подходить и к золотым ве-

щам из языческого храма

Тубурбо-Майюс

в Карфагене (44,

с.

56—57).

И здесь возможны некоторые параллели с Север-

ным Причерноморьем, что в свое

время'побудило

автора этих

строк и В. К. Пудовина посчитать, что вещи из Тубурбо-Май-

юс «попали в Северную Африку в связи с переселением туда

вандалов и алан из Испании в 429 г.» (23, с. 95). Сейчас

я не берусь это утверждать, так как дата комплекса остается

неясной и он требует специального изучения.

Причины огромных трудностей, стоящих перед исследова-

телем, понятны. Чем дальше уходили на запад аланы, тем боль-

ше утрачивались и нивелировались те специфические черты

их материальной культуры, которые могут быть для нас свое-

го рода индикаторами. По Р.

Хахианну,

никогда не наблю-

дается полного переноса всего комплекса культуры на новую

территорию и поэтому археологически переселение не может

быть доказано, оно

может

лишь предполагаться (67, с. 84).

Поэтому

однозначно опознать следы алан в культурах Фран-

ции, Испании, Португалии, Африки

V—VI

вв. мы не можем

и пребываем в области более или менее допустимых гипотез.

Обитание наших соотечественников — алан на Западе, их

поход через всю Европу в Африку, их военно-политическая ак-

тивность в тех

далеких-

краях — одна из интересных страниц

отечественной истории. На закате Римской империи аланы

сыграли немалую роль в ее дальнейшей судьбе, ибо признано,

что аланы здесь не только отличились в римских войсках, но

и внесли свой вклад в этногенез современного итальянского

народа (68, с.

158).

Аланские. элементы бесспорны в

топони-

мике Франции; будучи на ее территории довольно долгое вре-

мя, аланы, по признанию Б. Бахраха, оказали положительное

влияние на развитие военного дела Западной Европы, особен-

но на тактику конного боя. Вместе с германскими племена-

ми аланы активно участвовали в распространении по Евро-

пе полихромного стиля и «гуннской моды», сформировавшей-

ся в Паннонии, где большие массы алан находились длитель-

ное время. Как пишет Б. Бахрах, аланы были единственным

негерманским народом, имевшим в эпоху «великого переселе-

ния» значительные поселения в Западной Европе. Все это

прочно связывает историю алан с европейской и мировой ис-

торией.

«Как уникальный феномен в истории Западной Европы

зо

аланы давно заслужили, чтобы их история была

исследована».

Эти слова Б. Бахраха могли бы послужить эпиграфом к дан-

ному очерку о судьбе наших соотечественников на Западе.

ЛИТЕРАТУРА

1. А мм и аи М а р ц ел л

nji.

История. //

ВДИ,

1949,

№ 3.

2. Комментарий Е. И.

Скржинской

к труду Иордана «О происхожде-

нии и деяниях

гетов».

М., 1960.

Кулаковский

Ю.

Аланы по сведениям классических и византийских

писателей. Киев, 1899.

Vernadsky

George.

.Ancient

Russia. New

Hawen,

1944.

Иордан.

О происхождении и деяниях гетов.

М.,

1960.

Varady

Laszlo. Das letzte Jahrhundert Pannoniens

(376—476).

Bu-

dapest, 1969.

Harmatta

J. The

last century

Pannonia.

Acta

antiqua.

XVIII,-

fasc. 3-4, Budapest, 1970.

Bachrach

Bernard S. A History of the Alans in the West. Univer-

sity of Minnesota press. Minneapolis, 1973.

Клавдиан

Клавдий.

На Руфина книга 1.

ВДИ, 1949, 4.

10. Клавдиан

Клавдий.

Панегирик на четвертое консульство Гонория

Августа.//ВДИ,

1949, 4.

11.

Sagi

К. Das Problem der pannonischen

Romanisation

Spelgel der

volkerwanderungszeitlichen

Geschichte

von Fenekpuszta. // Acta antiqua, t.

XVIII, fasc.

1—2,

Budapest,

1970.

12. И e p о н и м E в се в и

и.

Письма.//ВДИ, 1949, 4.

13. D i с и 1 e s с и С. С. Die Wandalen und die

Goten

Ungarn

und

Roma-

nien.

Leipzig,

1923.

14. Византийские историки. Перев. С.

Дестуниса.

Спб, 1860.

i-5.

Lot F. Les invasions

germaniques.

Paris, 1935.

16.

Gregoire H.

en est la question des Nibelungen? // Byzantion, t. X,

Bruxelles, 1935.

17. G

о u s s e t R. L' E'mpire des Steppes. Paris, 1948.

18.

Courtois

С h r. Les vandales et

L'Afrique.

Paris, 1955.

1-9.

Корсунский А. Р. Движение

багаудов.//ВДИ,

1957, 4.

20.

Werner

G. Beitrage

zir

Archaologie

des

Attila-Reich.

Munchen,

1956.

21.

Beninger

E. Die

westgotisch-alanische

Zug

nach

Mitteleuropa. Leipzig,

1931.

22. R о s t о v t z e f

J. Iranians and Greek in South Russia. Oxford, 1922.

23. Кузнецов В.

А.,

Пудовин

В. К. Аланы в Западной Европе в эпо-

ху «великого переселения

народов».//СА,

1961, 2.

24.

Alfoldi

Funde

aus der

Hunnenzeit

und ihre

ethnische

Sonderung.

Archaeologia Hungarica, t. IX, Budapest, 1932.

25.

Fettich

N. La trouvaille de

tombe

princiere

Hunnique a Szeged-Nagys-

zeksos. //

Archaeologia

Hungarica, t. XXXII , Budapest, 1953.

.31

26. P a r d u c z

Archaologishe

Beitrage zur Geschichte der Hunnenzeit in

Ungarn.

// Acta Archaeologica, t.

XI,

fasc.

1—4,

Budapest, 1959.

27. S a g i

Hunkori sir Kesthelyen. // Arc haeologiai Ertesito. t. 82, 2.

Budapest, 1955.

28. H a r

a J. Problem de la determination et de I'appreciation

histon-

que du material archeologique. Conference

archeologique

de lA'kademie Hong-

roise des sciences. Budapest, 1955.

29.

Мелюкова

А. И. Сарматское погребение из кургана у с. Олонеш-

ТЫ.//СА, 1962, 1.

30.

Железчиков

Б. Ф.,

Кригер

В. А.

Катакомбные

захоронения Ураль-

ской

области.//СА,

1978, 4.

31.

Сорокин

С. С. О датировке и толковании

Кенкольского

могильни-

ка.//^

ИИМК,

1956гвып.

64.

32. Л и т в и н с к и

Б. А. Джунский могильник и некоторые аспекты кан-

гюйской

проблемы.//СА,

1967, 2.

33.

Максимов

Е. К. Позднейшие сармато-аланские погребения

V—-V|

вв.

на территории Нижнего Поволжья. // Труды Саратовского обл. музея

краеведения. Саратов, 1956, вып. 1.

34. 3 а с е ц к а я И. П. О роли гуннов в формировании культуры южнорус-

ских степей конца

IV—V

века нашей эры. // Археологический сборник Гос.

Эрмитажа, 1977, 18.

35. 3 а с е ц к а я И. П. Особенности погребального обряда гуннской эпохи

на территории степей Нижнего Поволжья и Северного Причерноморья. //

Археологический сборник Гос. Эрмитажа, 1971, 13.

36. Д р е м о в В. А. Обычай искусственного деформирования головы у древ-

них племен Западной Сибири и его происхождение. // Проблемы археологии

и этнографии. Изд. ЛГУ, 1977, вып. 1.

37.

Кузнецов

В. А. очерки истории алан. Орджоникидзе, 1984.

38. Istoria Romaniei, I. Ed. Academiei Republicii Populare Romane, 1960.

39.

Бобин

В. В. Искусственно деформированные черепа, найденные при

раскопках в

Крыму.//Труды

кафедр нормальной анатомии

и'

гистологии с

эмбриологией Крымского гос. мединститута. Симферополь, 1957.

40. S и 1 i m i r s k i T. The Sarmatians. London, 1970.

41. Корзухина Г. Ф. К истории среднего Поднепровья. // СА, XXII, 1954.

42. X а з а н о в А. М. Религиозно-магическое понимание зеркал у сарма-

тов.

//СЭ, 1964,

43. К u b i t s с h e k W. Grabfunde in

Untersiebenbrunn.

«Jahrbuch

fur

Altcrtumskunde», Bd. V, Heft

1-3,

Wien, 1911.

44. Rostovtzeff M. Une trouvaille de

1'epoque

greco-sarmate

de Kertch.

Monuments et memoires piblies par

1'Academie

des inscriptions et belles-

lettres. Fondation E. Piot, v. 2, Paris, 1923.

45. А м б р о з А. К. Хронология

раннесредневековых

древностей Восточной

Европы

V—IX

вв. Докт. дисс.,

М.,

1973.//Архив ИА АН СССР,

Р—2,

де-

ло №

2142.

46.

Noll

R. Kunst der Romerzeit in Osterreich.

Salzburg,

1949.

47. А м б р о з А. К. Хронология древностей Северного Кавказа.

М.,

«Наука»,

1989.

48. Т е i r a

J. Mahren

Jahrhundert.

Die Stellung des

Grabes

XXXII,-.

aus

Smolin im

Rahmen

ber

donaulandischen

Entwicklung

Beginn der

Volkerwanderungszeit.

Praha, 1973.

49. M e s z a r о s G. A regolyi korai

nepvandorjaskori

fejedelmi sir. //

Arshaeologiai Ertesito, 97, 1970.

50. В i e r b r a u e r V. Zu den Vorkommen ostgotischer

Bugelfibehi

in Raetia II;

Bayerische Vorgeschichtsblatter, 36, Heft I, 1971.

51. Археология Венгрии. Конец II тысячелетия до н.

э.—I

тысячелетие н. э.

М.,

«Наука», 1986.

52. D a

о п О. М. Sarmatian Ornaments from Kertch in Britisch

Museum,

" compared with Anglo-Saxon and Merovingian ornaments in the same col-

lection. // «The Antiquaries

Journal»,

voi VI, № 3, 1924.

53. К u n n H. Die Zikadenfibeln der Volkerwanderungszeit

ээ

JPEK 10

1935.

54.

r r e n i u s B. Granatschmuck und Gemmen aus nordischen

Funden,

des fruhen Mittelalters.

Stockholm,

1971.

55. 3 а с е ц к а я И. П.

Полихромные

изделия

гуннцкого

времени из погребе-

ний Нижнего Поволжья. // Археологический сборник Гос. Эрмитажа, 1968

10.

56. 3 а с е ц к а я И. П. Золотые украшения гуннской эпохи.

Л.,

1975.

57. W e r n e r

Eine ostgotische prunkschnale von

Koln-Severinstor.

«Kolner Jahrbuch fur vorund

fruhgcschichte»,

Bd. 3,

Koln,

1958.

58. S a 1 i n E. La Haute Moyen-Age en Lorraine. Paris,

1939.

59.

Salin

E. La civilisation

merovingienne

d'apres

les

sepultures,

les

textes,,.'

laboratoire, t. \ Paris, 1949.

60. Franchet L. Une Colonie

Scytho-ASaine

Orleanais

au Ve

siecle

Les bronzes

Caucasians

du Vendomois. // Revue

Scientifique,

№

3—4,

1930.

61. Zeiss H. Die Germanischen Grabfunde der fruhen Mittelalters zwischen

mitteier Seine und Loire-Mundung.

Berlin,

1942.

62.

Salin

E. Le Haute Moyen-Age en Lorraine. Paris, 1939.

63.

Aberg

N. Die Franken und Westgoten in der Volkerwanderungszeit.

Uppsala, 1922.

64. R a d d a t z K. Das

Volkerwanderungszeitliche

Kriegergrab von

Beja,

Sud-

portugal. Jahrbuch des

Romisch-Germanischen

Zentraimuseums

Mainz, 6,

Jahrgang,

Mainz, 1960.

65.

Zeiss

H. Die Grabfunde aus

dem

Spanischen

Westgotenreich.

Berlin

und Leipzig, 1934.

66. M о 1 i n e r о Perez A. La necropolis visigoda de

Duraton

(Segovia).,

Madrid, 1948.

67.

у к и н М. Б. Современное состояние готской проблемы и Черняховская

культура. // Археологический сборник Гос. Эрмитажа, 1977, 18.

68.

Вайнштейн О. Этническая основа так называемых государств Одоак-

ра

и,

Теодориха.//Историк-марксист,

1938, кн. 6.

Алан>1...

В. Б. КОВАЛЕВСКАЯ

АЛАНЫ В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ

(сопоставление данных

истории,

археологии,

лингвистики и антропологии,

VI—V

вв.)

сследование происхождения и расселе-

ния народа и основных этапов его эт-

нической истории является одной из

наиболее сложных научных проблем как на содержательном,

так и на теоретическом уровне. Для необходимой доказатель-

ности

построений требуется перекрестное использование дан-

ных различных научных дисциплин: истории, археологии, лин-

гвистики, палеоантропологии, географии, этнографии и т. д.

(1, с. 41—50).

Происхождение и развитие кочевых ираноязычных савро-

мато-сармат связано с территорией Поволжья и Приуралья

(VII—IV

вв. до н. э.). В III в. до н. э. они появляются в евра-

зийских степях, представляя собой угрозу Скифии, и на

^дол-

гие века становятся активными участниками всех крупнейших

событий современной им международной жизни от Средней

Азии до Центральной и Западной Европы (2, 3, 4, 5). Ана-

лизируя письменные источники, мы получаем представление об

отдельных племенах, их этнонимах (сарматы,

аорсы,

сираки,

роксоланы,

языги,

аланы), расселении, передвижениях, взаимо-

отношениях, роли в военной истории. Огромный археологиче-

ский материал (сотни и тысячи раскопанных курганов на на-

шей территории, тысячи разнотипных вещей) позволяет клас-

сифицировать найденные памятники, относя их к определен-

ной археологической культуре, ее этапу или локальному вариан-

ту, соотнося с определенной долей убедительности с исторически

известным народом.

С рубежа н. э.

сармато-аланы

распространяются на об-

ширные пространства Евразии — до Закавказья и Ирана на

юг и до Атлантики — на

запад.

Для первых веков н.

э.,

пользуясь данными многочислен-

ных авторов (Сенека, Флакк, Марциал Плиний, Флавий, Лу-

кан, Светоний, Арриан, Птолемей, Лукиан, Антоний, Дион Кас-

сий, Аммиан Марцеллин, Иордан, Констанс Лионский, Прос-

пер Тиро, Паулин из

Пелы,

Сидоний, Виктор и т. д.). мы

можем по годам определить путь их проникновения на запад,

участие в военных действиях Римской империи, взаимоотноше-

ния с гуннами, готами и рядом других германских племен

(6, с.

74—88;

7, с.

9—49).

Мы получаем некоторые, часто преувеличенные, данные о

количестве сармато-алан. Так, например,

Я-

Харматта подчер-

кивал, что в римских провинциях было поселено около 300000

сармат (8, р.

50).

После 175 г. император Марк Аврелий от-

правил в Британию на Адрианову стену, на самую северную

оконечность Римской империи, 5500 сарматских всадников,

дальнейшие упоминания о которых в Британии для IV в. мы

имеем в Noticia

Dignitatum.

Толчок сарматским передвижениям в Западной Европе да-

ли сначала готы (III в.), затем гунны (IV в.), а «великое пере-

селение» силой многочисленных варваров опрокинуло Рим и

сыграло важную роль в сложении первых варварских госу-

дарств на территории Западной Европы. Лучше всего писал

об этом более 150 лет тому назад Н. В. Гоголь: «Все нации

перемешались между собоой так, что уже невозможно было

отыскать совершенно цельный и только впоследствии постоян-

ный образ правления или занятий, сообщил главным из них

некоторую особенность и некоторые признаки отличия» (9,

с.

106).

Эпоху «великого переселения народов» в Западной и Цент-

ральной Европе характеризует постоянно меняющийся харак-

тер отношений Римской Империи с разноязычным и разнокуль-

турным воинственным миром «варваров», который накатывал

постоянными волнами на римское пограничье. Ожесточенные

сражения сменялись массовым переселением на территорию Им-

перии на различных условиях несения военной службы (gen-

tiles,

laeti,

federati,

hospitalitas) происходили перекидывания

военных подразделений из одной части Империи в другую, на

римскую службу переходили варварские отряды германцев, сар-

мато-алан, гуннов и т. д.

Наша задача — вычленить из этого обширного моря со-

бытий одну лишь струю сармато-аланских передвижений, но

рассмотреть их возможно дробно во времени и в пространстве.

Особое внимание в связи с последующим рассмотрением

сармато-аланских этнотопонимов в Галлии следует обратить на

принятые у древних авторов этнонимы сармато-алан в разные

моменты их пребывания в Европе, чтобы постараться отде-

лить две волны ираноязычных передвижений на рассматривае-

мой территории, в частности, попытаться отделить события

последней четверти IV в. от первой половины V в. Начнем с

анализа событий IV века в Западной Европе.

Сарматские

пле-

мена появились в устье Дуная в начале нашей эры и на про-

тяжении первых веков мы знаем целый ряд военных кампаний

римских императоров против них

(Максимин

в 235 г., Диокле-

тиан в 283 и 293 гг., Константин в 332 г., Констанс в конце

50-х гг. IV

в.),

причем после заключения мира с готами импе-

ратором Константином в 332 г. сарматы в количесттве 300

тысяч, как мы уже сказали, были поселены на территории

Римской империи на разных условиях несения сторожевой служ-

бы. Известные ранее под многими племенными именами

(язы-

ги, роксоланы,

аорсы,

саи—они

же царские сарматы и т. д.)

с III в. н. э. у большинства древних авторов они носят назва-

ние сармат, что отражает «сарматский массив в расширитель-

ном понимании» (2, с. 121).

Особую важность представляет анализ источника конца

IV в. об организации римской армии Noticia Dignitatum (10,

109—116),

на основании которого мы можем картографи-

ровать-

расположение по важнейшим римским стратегическим

артериям военных постов, в которых располагались praefectus

Sarmatorum gentilium. Относительно статуса gentiles мы зна-

ем, что это посаженные на землю на условиях несения воен-

ной службы средние или мелкие земледельцы (или скотоводы).

В Noticia дается список в 15 наименований для

Италии

6 для Галлии

(11,

с. 412; 12, р. 175). Конфигурации и пло-

щади, как мы можем их представить, различны, они могут

занимать провинцию или ее часть, участок вдоль военной до-

роги (например, Реймс-Амьен, район Пуату,

Лангр-Дижон),

го-

род (например, в Северной Италии, Ивреа, Тортона и т.

д.).—

являя собой некоторую аналогию (по функциям, расположению

и расстоянию между ними) с расположением фортов вдоль сте-

ны Адриана в Британии

(12).

Картографирование топонимов, восходящих к этнониму

«Sarmat»

(в настоящее время их собрано более 50) позволя-

ет проверить их корреляцию с другими видами источников

(данными Noticia Dignitatum и свидетельствами

древних

авто-

ров, археологией, антропологией, фольклористикой и т. д.).

Имя «сармат» настолько резко отличается от латинских,

галльских или более ранних до-индоевропейских названий, что

этимологизация его не представляла никакой

сложности

ни в

раннем средневековье, ни сегодня. Так, историк X в. Павел

Диакон отмечал, что топонимы сарматского происхождения

продолжают существовать в Северной Италии (13, р. 41) в его

время, а

Ж-

Дюмезиль писал, что сарматы, прошли по всей

Европе, оставив свой след и как бы свою подпись даже во

Франции в наших различных «Сермез» —

«Сарматикум»

(14,

с. 9). Э. Фурниаль убедительно

показывает,

что разные фор-

мы топонимов восходят к различным основам. От этнонима

Sarmatae форма Sermiers с помощью суффикса ia

—

Sermaise,

Sermoise,

а с помощью суффикса ica из Sarmatica происхо-

дит Sermage. Уменьшительная форма (особенно, когда это ка-

сается небольших рек)

Sarmisolia-^Sermizelle

(11, с. 417). При

перестановке букв и замене S на G

мы

получаем

через фор-

му Garmatia в X в. для названия горы в Лангедоке (доба-

вим, что в кантоне Алэнь) в дальнейшем сохранившей имя

Gramazie.

Для

того,

чтобы читатель мог проверить справедливость

дальнейших

выводов, приводим таблицу рассмотрения всех эт-

нотопонимов

по хронологическим группам (ем. табл.

1).

Даже

не будучи лингвистом, легко заметить, что ранние формы

сохраняют первоначальное латинское написание (Sarmacia,

Sarmazia, Sarmace, Sarmasia, Garmatia), далее, подчиняясь

законам изменения французского языка, происходят некоторые

изменения, но и в окончательном виде топонимы сохраняют

легко читающуюся форму.

Для

X—XIV

вв. сохранилось 28 топонимов, в которых не-

изменными звуками основы среди

согласньщ

остается S

(28),

(28), мало меняется второй согласный (г — 24, 1 — 3),

сильно меняется последний согласный, в котором абсолютно

преобладает S (16) и параллельно единично он меняется на

(2),

t, z, ss (по одному случаю при 5 случаях

«g»

и двух

«ng»).

Окончания варьируют, повторяя как ранние латинизиро-

ванные формы ia (6), так и типичные окончания единствен-

ного

(1—2)

и множественного (14) числа. Гласные основы

варьируют более заметно — реже безударное

«а»

(21)

при е (7) и чаще сильно ударное, при преобладании звуча-

ния «а»

(13).

В позднесредневековое и новое время этот процесс продол-

жается, причем некоторые вариации закрепляются. Если в ран-

несредневековых

топонимах безударное первое «а» не имеет

вариантов, а в

XI—XIII

вв. составляет

то в эпоху

поздне-

го средневековья оно составляет 54%, а в современной нам

форме спускается до 13%. Этот пример постепенного перехо-

да от «а» к «е» наглядно связывает современное произноше-

-ние различных

«Сермуаз»,

«Сермьер»,

«Серм^зелл»

и т. д. с

этнонимом «Сармат».

Указанные наблюдения мы сводим в табл. 2, чтобы на ее

основании предложить удобную для сравнения в диахронии

(по этапам) и в синхронии (с другими топонимами) меру

ана-

лиза разнообразия через количество информации.

Покажем на примере — если фонема «т» в топониме

Хронологический ряд изменений топонима «Сармат»

табл. 1.

До X в.

Sarmacia

Villa

Samarcia

(961)

Sarmazia (IV В.)

Sarmase (985)

Sarmasia (903)

Garmatia

(931

)

XI — XIII

Sarmace (XIV в.)

Sarmatii

Castrum (1010)

Saumaise (1255)

Sermaisia (1318)

Sermauses (1310)

Sarmesia

(1272)

Sarmaises (1369)

Sarmasias (1060)

Sermeisses (1239)

Sermayses

(1376)

Sermasia (1093)

Salmasia

(1211

1265)

Sarmaises (1203)

Sarmesia (1180)

Sarmaises (1203)

Sarmangis (1120)

Sarma-ges

(XII

—

XV)

Sermages,

Sermaiges

Salmanges

Sarmaigues (1287)

Salmages

Sarmages (1302)

Sarmazo (1077)

Sermoises (1353)

Sarmeses (1286)

Sarmesius

Sarmisola (XII)

Sarmasia (1223)

XIV

—

XIX

Sarmases

( 1516)

Sarmasas

Salmaise (1881)

Sarmaise

Jarmeize (XIX)

Sermageis

(1576)

Sermage (XIX)

Sermaises

(1597)

Sernesses

(1406)

Sarmaises (XIX)

Sermoise (1490)

La Sermoix

XIX

Sarmaises

(XIX)

Современный

Charmasse

Salmaise

Sarmazes

Sermaise

—

Sermaise

Sermaises

Scnuaize

Scrmaizc

Sermaize

Sermange

Sermages

Sermage

Sermazzo

Sermelk'

Sermesse

Sermiers

Sermizeiles

Sermoise

(I.

Sermoisi'

Sermoise

Sermoises

(Les)

Gramazie