Спивак Д.Л. (отв. ред.) Фундаментальные проблемы культурологии : В 4 т. Том IV: Культурная политика

Подождите немного. Документ загружается.

Д. Р. Яворский 410

необходимо «остранение» этого концепта, который в «официальном», доминирующем ми-

ровоззрении современной культуры выступает как самодостоверный, не нуждающийся в до-

полнительных фундирующих усилиях.

Но цель такой редукции состоит не в том, чтобы пос-

тавить его под сомнение, вывести в дискуссионное поле, а в том, чтобы проблематизировать

скрытую от поверхностного взгляда его функциональную составляющую. Более того, вни-

мание исследователя должно привлечь уже то обстоятельство, что видовое единство чело-

вечества воспринимается как само собой разумеющееся. В соответствии с предлагаемым

здесь подходом, оно как раз и наводит на след скрытой социально-культурной функции, вы-

полняемой анализируемым концептом.

Хорошо известно, что уже самые ранние антропологические представления формирова-

лись вовсе не для того, чтобы удовлетворить якобы изначально присущее человеку любопытс-

тво. На самом деле они представляли и, как мы попытаемся показать, представляют собой

т. н. «орган культуры»3, т. е. особый, на неосознаваемом уровне действующий идеологический

«механизм», обеспечивающий воспроизводство социума. Можно сказать, что они размечают

социальное пространство, искусственным путем консолидируя сообщества (чье единство не

обеспечивается биологическими механизмами) и отграничивая их от других сообществ.

В свете рассматриваемой проблематики внимание исследователя не может не привлечь тот

факт, что наиболее древние антропологические мифы не содержат представлений о единст-

ве человечества. Напротив, не все морфологически сходные существа человеческого облика

достойны именоваться людьми. Тождество слова «человек» и названия племени широко рас-

пространено у многих народов и хорошо исследовано4. Кроме того, известны мифы, согласно

которым не все люди были сотворены «удачными»5, что, возможно, обособляло народ — но-

ситель данного мифа от других, «неудачно» созданных народов. Наиболее ранние тотемичес-

кие мифы вообще не отграничивают человека от животного мира, но зато четко различают

тотемные группы по происхождению от разных животных-первопредков6.

Обособление человека от животных в мифологии позднепервобытного общества вовсе не

порождает каких-либо представлений о единстве человеческого рода. Напротив, каждый род

ведет собственную генеалогию, что и обеспечивает «идеологическую» поддержку, с одной сто-

роны, чувства солидарности сородичей и, с другой стороны, столь же необходимого в тех со-

циально-культурных условиях чувства более или менее сильного отчуждения от инородцев.

Большинство развитых антропогонических мифов либо напрямую отрицает единство

человеческого рода, либо игнорирует сам вопрос. Что неудивительно, ведь древний мир —

время преимущественно партикулярных («локальных») культур. Тем более впечатляющим

3 Содержание понятия «орган культуры» раскрыто в упомянутых монографиях А. И. Пигалева. (При-

меч. автора).

4 Иванов В. В. Антропогонические мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х тт. М., 1998. Т. 1.

С. 87.

5 Там же.

6 Там же. С. 88.

Видовое единство человечества в структуре ценностей модерна

411

предстает исключение, каковым является древнееврейская мифология, вплотную подхо-

дящая к идее единства человечества. Впрочем, имеющийся в распоряжении культурологов

материал позволяет утверждать, что сходные сюжеты имеют место и в других мифологиях.

Однако едва ли можно усомниться, что в древнееврейской культуре идея общности проис-

хождения всех людей разработана наиболее полно.

Эта идея заявляет о себе сразу в нескольких библейских сюжетах. Во-первых, в повество-

вании о сотворении человека, имя которого — Адам (евр. ’adam, «человек»), дает широкий

простор для универсалистских трактовок. Во-вторых, в разграничении родоначальника че-

ловечества и родоначальника народа — носителя этой мифологии, Адама и Авраама (сю-

жет, едва ли не уникальный в массиве мифов народов мира). Внимания заслуживает также

повествование о Вавилонском столпотворении, где раскол единого человечества на отде-

льные народы рассматривается как отклонение от первозданного порядка, как болезненное

расщепление, требующее исцеления. С универсалистскими тенденциями библейской тради-

ции сближается античная философия. Однако ни Платон, ни Аристотель, авторитет которых

не иссяк доныне, не решились, да, видимо, и не собирались отказаться от партикулярист-

ской концепции человека, сохранив в неприкосновенности обыденное представление о ка-

чественной несхожести эллинов и варваров. Уникальный прорыв за рамки партикуляризма

удалось совершить, по всей видимости, только воспитаннику Аристотеля царю Александру

Македонскому. Впрочем, о его убеждениях мы можем судить только по косвенным источни-

кам — сообщениям античных историков.

Универсалистский потенциал библейского антропогонического мифа был во всей мо-

щи раскрыт в христианской антропологии, где единство человеческой природы закреплено

догматом о боговоплощении. Вочеловечившийся Бог-Сын вобрал в себя всеобщую человеч-

ность, к которой причастен каждый, вне зависимости от родовой, племенной, националь-

ной или расовой принадлежности. Этот аспект христианской доктрины (вкупе с другими)

позволяет без сомнения характеризовать христианство как мировую, универсальную рели-

гию.

Таким же убеждением в единстве человечество пронизана и мусульманская доктрина.

Именно поэтому ислам стал единственным равновесным христианству соперником в деле

глобальной интеграции человечества.

Впрочем, следует признать, что сомнения в «субстанциальном» единстве человеческого рода

подспудно беспокоили и мировые религии. В христианском мире на заре эпохи колонизации

со всей серьезностью ставился вопрос о том, следует ли рассматривать туземцев как людей, или

они могут быть причислены только к внечеловеческому животному миру и, соответственно, к

ним следует относиться как к рабочему скоту. К чести христиан следует сказать, что возоблада-

ла универсалистская точка зрения — временный паморок был развеян: в 1512 году Папа Юлий

II издал буллу, в которой все американские индейцы признавались потомками Адама.7

Кризис религиозных моделей единства, явно обозначившийся в эпоху Реформации, по-

будил европейский интеллектуалов приступись к поиску иного символического ря-

да, обладающего большим интеграционным потенциалом, чем отграничившие себя друг

7 Крюков М. В. Истоки расистских идей в древности и средневековье // Расы и общество. М., 1982.

С. 19.

Д. Р. Яворский 412

от друга символические миры религий (ислама и христианства, католицизма и протестан-

тизма и проч.).

Такой символический ряд был обнаружен в натурфилософии. А базовым символом это-

го ряда стало понятие природы. Обозначим эту идеологическую модель единства (и соот-

ветствующий ему мировоззренческий комплекс) как «натурализм». Согласно натурализ-

му, природа, в отличие от религиозных установлений, едина для всех. Будучи католиками и

протестантами, христианами и мусульманами и т. д. люди не имеют шансов создать единое

человечество. Но все они причастны единой природе (кстати, «единство природы» — это ос-

новополагающее убеждение натурализма, формирование и обоснование которого достойны

отдельного исследования) и, следовательно, едины хотя бы в этом. Причем это обстоятельс-

тво не мешает им, сохраняя единство, оставаться приверженцами своих религий.

Такой взгляд на человечество открывал поистине головокружительные перспективы. Эй-

форией наполнены труды наиболее последовательных и философичных защитников кон-

цепции «естественного человека» — просветителей.

По существу, вся классическая новоевропейская философия принимает единство челове-

ческого рода как «априорную» истину, не подлежащую обсуждению, тем более критике. Блес-

тящий феноменолог культуры О. Шпенглер подметил эту особенность у Канта, противопоста-

вив ее столь же «априорному» убеждению Платона в неединосущности эллина и варвара8.

Эта интеллектуальная тенденция (среди прочего) и вызывает к жизни естественнонаучную

концепцию человечества как единого биологического вида. Таким образом, весьма бедная со-

держательно интенция новоевропейской философии и Просвещения наполнялась конкрет-

ным естественнонаучным содержанием и в условиях почти безраздельного мировоззренчес-

кого господства науки закрепилась как «догмат» универсалистской цивилизации Запада.

Внешняя история формирования и закрепления в науке этого концепта в целом извест-

на. Хотя следует заметить, что в историконаучной литературе эта тема явно обделена вни-

манием, что также побуждает придирчивого исследователя подозревать наличие «умысла»

скрыть некоторые обстоятельства этой истории. Впрочем, в данном методологическом русле

этот «умысел» не является поводом для критики самого концепта видового единства челове-

чества, но укрепляет исследователя в правоте избранного пути.

Итак, создателем термина «homo sapiens», как известно, был Карл Линней, предложивший

первую научную классификацию биологических видов в книге «Система природы», вышед-

шей в свет в 1735 году. Эта небольшая по объему работа (14 страниц, содержавших преимуще-

ственно таблицы), постоянно обновляясь и расширяясь, выдержала еще одиннадцать прижиз-

ненных изданий, а тринадцатое, посмертное издание уже состояло из трех увесистых томов.9

Основой своей классификации Линней избрал понятие вида (греч. eidos, лат. species), ис-

пользующееся натуралистами еще с эпохи античности. Создателем термина «вид» был

8 Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. 1. Гештальт и действительность.

М., 1993. С. 153.

9 Бобров Е. Г. Карл Линней. Л., 1970. С. 50–52.

Видовое единство человечества в структуре ценностей модерна

413

Аристотель, который перенес его из логики в зоологию и в книге «О возникновении живот-

ных» описал около пятисот видов животных. Ученик Аристотеля Теофраст применил тер-

мин «вид» к описанию растительного мира.10

Однако вплоть до конца XVII века слово «вид» не обрело статуса научного термина и не от-

вечало критериям строгости и четкой определенности. Впервые четкое понятие вида попы-

тался сформулировать Джон Рей в конце XVII — начале XVIII века. Он определял вид как

совокупность организмов, морфологически тождественных, скрещивающихся и дающих

потомство, сохраняющее морфологические признаки родителей.11 Именно этим понятием

вида и пользовался Линней при составлении своей классификации.

Примечательно то, что не всех людей он относил к одному виду. Наряду с homo sapiens, он

выделял вид homo monstrous, к которому относил «малорослых» горцев, «крупных» и «лени-

вых» патогонцев, готтентотов, «безбородых» американцев, китайцев «с конической головой»

и канадцев «со сплющенной головой»12. Значит, на этом этапе концепция человечества как

единого вида находилась в процессе становления. В более поздних классификациях видовой

термин «homo sapiens» распространяется учеными на всех людей. Уже современник Линнея,

знаменитый французский натуралист Жорж Бюффон не сомневался в видовом единстве че-

ловечества: «Человек, белый в Европе, черный в Африке, желтый в Азии и красный в Амери-

ке — все тот же человек, лишь окрашенный в цвет своего климата». Главным аргументом в

пользу этой точки зрения Бюффон считал факт браков между представителями разных рас,

дающих репродуктивное потомство.13 Правда, французский натуралист сокрушался по по-

воду линнеевских трудов: «Надо иметь манию делать классы, чтобы соединить вместе суще-

ства столь разные, как человек и ленивец или обезьяна и чешуйчатая ящерица».14

Линнеевская классификация позволила перевести в русло академической полемики извес-

тный к тому времени спор между полигенистами и моногенистами, имевший первоначально

религиозный подтекст. Моногенисты XVIII века отстаивали библейскую «концепцию» ант-

ропогенеза, согласно которой (как уже говорилось) все человечество возникло от одной па-

ры и, следовательно, если рассуждать в терминах линнеевской классификации, представля-

ет собой единый вид. Полигенисты опирались на высказанную еще в 1655 году гипотезу И. Де

Перейре о «преадамитах», то есть доисторических человекоподобных существах, от кото-

рых могли вести свою родословную различные расы. В переводе на язык академической на-

уки это означало отрицание видового единства человечества. По существу, был возобновлен

спор, разрешенный Папой Юлием II.15 В XVIII веке подавляющее большинство натуралис-

тов склонялось к моногенизму, возможно, из соображений скорее благочестия, чем научной

10 Завадский К. М. Вид и видообразование. Л., 1967. С. 25.

11 Там же. С. 28.

12 Коул М. Культурно-историческая психология: наука будущего. М., 1997. С. 24–25.

13 Канаев И. И. Основные черты эволюционной концепции Ж. Бюффона // Он же. Избранные труды по

истории науки. СПб., 2000. С. 108.

14 Цит. по: Бобров Е. Г. Указ. соч. С. 217.

15 См.: Крюков М. В. Истоки расистских идей в древности и средневековье // Расы и общество. М., 1982.

С. 19.

Д. Р. Яворский 414

обоснованности этой позиции.16 Однако крушение идеологических устоев Французской мо-

нархии в конце XVIII века высвободило загнанные в подполье идеи полигенистов, которые,

кстати сказать, явно противоречили не только церковной доктрине, но и просвещенчес-

кой идеологии «свободы, равенства и братства». Начало XIX века стало во Франции време-

нем расцвета полигенизма, связанного с такими именами как Вирей, Демулен, Бори де Сен-

Венсан. Все они отрицали видовое единство человечества, привлекая в качестве аргументов

морфологические различия рас, сведения о бесплодном потомстве межрасовых браков и т. п.

Правда, при попытке уточнить количественные и качественные аспекты видовой дифферен-

циации людей, полигенисты наталкивались на разногласия в собственном «лагере», и коли-

чество видов, на которые они подразделяли человечество, колебалось в интервале от двух

(Вирей) до шестидесяти трех (Бурке).17 Впрочем, позиции моногенизма были укреплены та-

ким авторитетом в естествознании того времени как Жорж Кювье.18

Мощный импульс спорам между полигенистами и моногенистами придало движение або-

лиционистов, выступавших за освобождение чернокожих рабов в южных штатах Америки.

Противники аболиционистов предприняли попытку подвести научный фундамент под инс-

титут рабства. В Англии лидерами полигенистов стали Роберт Нокс, выпустивший в 1850 го-

ду в свет книгу «Человеческие расы» (Races of Man) и Джеймс Гент, в США позиции полиге-

низма отстаивали Мортон, Нотт и Глиддон, Агассиц.19

Накал научной полемики и сила аргументов были таковы, что Ч. Дарвину пришлось уделить

в своей книге «Происхождение человека и половой отбор» целую главу (главу VII «О челове-

ческих расах») разбору этого спора. Причем, основоположник эволюционизма не находит до-

статочных оснований для того, чтобы ассоциировать себя с одной из противоборствующих

сторон. Более того, подводя итог рассмотрению аргументов моногенистов и полигенистов,

он заявляет: «Итак, мы видим, что естествоиспытатель может с полным убеждением в спра-

ведливости своего воззрения, принимать человеческие расы за отдельные виды»20. Впрочем,

находя достаточно основательными аргументы тех, кто указывает на факты смешения рас,

Дарвин смягчает свою позицию и предлагает относить расы к подвидам в рамках одного ви-

да.21 Он был убежден, что в свете эволюционной теории происхождения видов спор полиге-

нистов и моногенистов лишается смысла («умрет тихой и незаметной смертью»), поскольку

независимо от того, можно или нельзя трактовать расы как виды или подвиды, человечество

произошло от одного корня.22 Прогноз Дарвина оказался неверным, поскольку на карту бы-

ла поставлена не отвлеченная научная истина, а способ организации ойкумены. Торжество

дарвинизма во второй половине XIX века только изменило теоретические и терминологичес-

кие рамки полемики. В самом деле, даже если все человечество, в конечном счете, может быть

16 Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Антропология. М., 1978. С. 343.

17 См.: Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор // Сочинения. Т. 5. М., 1953. С. 282.

18 Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Антропология. М., 1978. С. 343.

19 Там же.

20 Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор // Сочинения. Т. 5. М., 1953. С. 281.

21 Там же. С. 283.

22 Там же. С. 288.

Видовое единство человечества в структуре ценностей модерна

415

сведено к одному корню, принципиальное значение имеет вопрос о том, в какой точке ант-

ропогенеза началась дивергенция рас. В таком случае моногенизм превращается в монофе-

лизм, то есть в теорию, согласно которой человечество произошло от одного вида животных,

иными словами, дивергенция рас началась по завершении процесса антропогенеза; а поли-

генизм в полифилизм, приверженцы которого считают, что дивергенция началась еще в ходе

антропогенеза, и расы происходят от разных таксонов внутри рода homo.23 Последний стал

теоретической основой для расизма, который во второй половине XIX века вышел на интел-

лектуальную арену Европы.

Родоначальником расистской идеологии стал, как хорошо известно, французский мысли-

тель и литератор Жозеф Артюр де Гобино. В 1853 и 1855 годах он выпустил в свет четыре тома

своей книги «Опыты о неравенстве человеческих рас». Гобино постулировал качественные

различия человеческих рас, что неявно ставило под сомнение убеждение в биологическом

единстве человечества.24 Его идеи нашли последователей в Великобритании (Д. Хайкрафт,

Б. Кидд), во Франции (В. де Ляпуж), в Германии (Л. Вольтман, Х. Чемберлен, О. Аммон) и в

США (М. Грант).25 В литературе, посвященной становлению и эволюции расизма, это, как

правило, объясняется необходимостью подведения идеологической базы под колониальную

политику западноевропейских государств и США.

Вокруг расистских теорий вспыхнула горячая полемика, причем ее содержание не удер-

живалось в сугубо научных рамках. Все участники ощущали или осознавали важный соци-

ально-культурный подтекст вопроса. По существу, речь шла не о чистой науке, а о типе орга-

низации мирового сообщества. Правда, сторонники расизма зачастую этого и не скрывали,

они сами эксплицировали социально-политические следствия своих теорий.

Полемическая стратегия их оппонентов заключалась в том, чтобы показать ненаучность

расизма, его несоответствие эмпирическим данным и принципам научности. Однако, идео-

логический «привкус» без труда можно обнаружить и у них. В результате, каковы бы ни бы-

ли мотивы или стратегии участников полемики вокруг расизма, расистские теории были вы-

теснены за пределы респектабельного научного сообщества, соединившись в обыденном

сознании с образом псевдоученого сумасброда или злодея. Немаловажную роль в пораже-

нии расизма сыграло то, что он был взят на вооружение нацистами в качестве идеологичес-

кого фундамента Третьего Рейха. Вопиющие антигуманные результаты фашистского соци-

ально-культурного эксперимента и его поражение предопределили судьбы концепций, не

признающих биологическое единство человеческого рода. Еще на заре своей деятельности

ООН поставила задачу разработать «программу распространения научных фактов с целью

преодоления того, что принято называть расовыми предрассудками»26. Решение этой зада-

чи было возложено на ЮНЕСКО, при котором был создан Комитет антропологов, психологов

23 См.: Рогинский Я. Я., Левин М. Г. Антропология. М., 1978. С. 344.

24 См.: Biddis M. D. Father of Raci Ideology: e Social and Political ought of Count Gobineau. L., 1970;

Гофман А. Б. Элитизм и расизм: (Критика философско-исторических воззрений А. де Гобино) // Расы и

народы: Современные этнические и расовые проблемы: Ежегодник. Вып. 7, 1977. М., 1977. С. 128–142.

25 Токарев С. А. Расистские теории XIX — начала ХХ в. // Расы и общество. М., 1982. С. 21–33.

26 Расовая проблема и общество. М., 1957. С. 5.

Д. Р. Яворский 416

и социологов. В 1950 году был опубликован первый вариант Декларации этого Комитета.

В нем говорилось: «Ученые пришли к общему согласию в том, что человечество едино, то есть

все люди принадлежат к одному и тому же виду homo sapiens»27. Однако эта редакция доку-

мента подверглась критике рядом авторитетных исследователей за «наивный гуманизм», то

есть стремление выдать ценности за научные факты. И, тем не менее, во второй редакции ба-

зовые идеи Декларации были сохранены, но выражены некоторые из них были менее катего-

рично: «Ученые, как правило, признают, что все современные люди принадлежат к одному и

тому же виду homo sapiens и что они происходят от одного и того же предка»28.

Но если расизм давно утратил научную респектабельность, то теория полицентризма (со-

временная версия полигенизма) до сих пор обсуждается в научных кругах.29

Все вышеизложенное наводит на мысль, что всякое обсуждение темы видового единства

человечества прямо или косвенно имеет отношение не только к внутренним академическим

вопросам научного цеха, но и к фундаментальной социально-культурной проблематике со-

временной эпохи — проблематике универсализма и партикуляризма. Этим можно объяс-

нить и накал полемики, и участие в ней людей, напрямую не связанных с физической антро-

пологией, и вмешательство в нее общественных и политических организаций.

D. R. Yavorsky

e Unity of Humankind as the Species in Modern’s Struure of Values

 e task of this research is to explicate hidden social and cultural senses of the concept “homo sa-

piens”. We regard this concept as a “symbol of unity” (beside biological notion), which supports e-

cic type of social body — the humankind. We proceed from methodological principals of “sociol-

ogy of symbols”, and r of all from the idea, that unity of each human society unlike an animal

colleive mu be represented in a mind as “symbols of unity”, like “relationship”, “fellowship”, “na-

tionality”, “humankind”, etc. Local society needs local symbols of unity and universal society needs

universal symbols. e European culture based on Chriianity — one of the world religions — cre-

ates universal symbols of unity. In the Middle Ages these symbols was religious (“Church”, etc.). But

crisis of Chriianity in the epoch of Reformation and clash with Islamic world posed a problem to

nd new symbols of unity. “Nature” became a main symbol of symbolical syem of the Modern.

 e supremacy of natural sciences causes a naturaliic charaer of symbols of unity. Inead of the

religious dogma of human nature’s unity “in Chri”, biologis “oer” new conception: humankind

is united as “the ecies” — “homo sapiens”. One can see, that well-known discussions about this

conception (for example, between monogenism and polygenism) have been not only scientic, but

either ideological charaer.

27 Там же. С. 301.

28 Там же. С. 313.

29 См.: Вишняцкий Л. Б. Происхождение homo sapiens. Новые факты и некоторые традиционные пред-

ставления // Советская археология. 1990, № 2. С. 104–108.

от редаКции

Первый Российский культурологический конгресс был подготовлен и проведен в 1986 го-

ду на базе Санкт-Петербургского отделения Российского института культурологии, совме-

стно с рядом авторитетных отечественных научно-исследовательских и научно-педагоги-

ческих учреждений — философским факультетом Санкт-Петербургского государственного

университета, кафедрой теории и истории культуры Российского государственного педаго-

гического университета им. А. И. Герцена, кафедрой теории и истории культуры Санкт-Пе-

тербургского государственного университета культуры и искусств, Музеем антропологии и

этнографии им. Петра Великого Российской академии наук, Международной ассоциацией

«Русская культура» и кафедрой ЮНЕСКО по компаративным исследованиям духовных тра-

диций, специфики их культур и межрелигиозного диалога. Конгресс стал представительным

научным форумом, для участия в работе которого в Большом зале Санкт-Петербургского на-

учного центра Российской академии наук на Университетской набережной собралось более

500 ведущих представителей академической и вузовской науки из большинства регионов

Российской Федерации и стран СНГ, а также стран дальнего зарубежья, включая ЕС и США,

исламский мир и КНР.

В ходе выступлений и дискуссий конгресса нашел себе убедительное подтверждение тот

факт, что в нашей стране к настоящему времени сложилось многочисленное и разветвлен-

ное профессиональное сообщество культурологов, активно занимающихся как внутренней

разработкой, так и делимитацией внешних границ нового, междисциплинарного предмет-

ного поля теоретической культурологии, сложившегося на стыке целого ряда гуманитарных

общественных наук, при всемерном учете концептуальных положений и наиболее конструк-

тивных результатов многочисленных дисциплин биосоциального цикла, от биополитики —

до социальной антропологии. Как следствие, одной из фокальных точек конгресса стало со-

гласование представлений о предмете и методе культурологии, о наиболее конструктивных

исследовательских стратегиях и дискурсивных тактиках, разработанных или адаптирован-

ных в рамках ведущих научных школ и направлений.

Как можно судить на основе анализа представленных текстов, большинству ведущих экс-

пертов представляется существенно важным последовательное сочетание при разработке

указанного предметного поля синхронического, системно-структурного подхода с подходом

От редакции418

диахроническим, сравнительно-сопоставительным. В последнем аспекте, в силу сложив-

шейся традиции относимом к области исторической культурологии, находит себе приме-

нение как продолжение дескриптивной разработки мировой художественной культуры во

всей полноте ее исторических типов, видов и жанров, так и реконструкция универсальных

факторов историко-культурного процесса, по линии прежде всего антиномий традиции и

инновации, культуры и цивилизации, линейности и цикличности, взятых каждая в своем

противоречивом единстве, по сути обеспечивающем поступательное движение культуры че-

ловечества в целом.

С должным вниманием отнеслись участники конгресса и к проблематике генезиса и ди-

намики культурных форм, следующих собственным закономерностям, и в то же время сущ-

ностно связанных с субстратными для них культурно-психологическими типами — в пер-

вую очередь, через посредство семантики, синтактики и прагматики обеспечивающих их

функционирование «картин мира». В характере разработки и применения ряда представ-

ленных здесь концепций и направлений просматривается тенденция к следованию принци-

пам полидисциплинарности и трансметодологичности, приобретающим в последнее время

все большее значение в структуре научного поиска.

Достойное место было уделено и рассмотрению теоретических оснований современной

культурной политики. Первоочередное внимание исследователей было направлено на ос-

мысление фундаментальных основ государственной культурной политики РФ, нашедших

себе отражение в ряде принятых в последние годы директивных документов, прежде всего

«Основных направлениях государственной политики по развитию сферы культуры и массо-

вых коммуникаций в Российской Федерации до 2015 года», а также «Федеральной целевой

программе «Культура России» (2006–2010 годы)». Соответственно, теоретическая мысль бы-

ла сосредоточена в первую очередь на последовательной разработке таких направлений, как

обеспечение сохранности историко-культурного наследия, поддержание единого культурно-

го пространства, а также всемерное развитие культурного потенциала нации, установление

равного доступа различных групп граждан к культурным ценностям и информационным

ресурсам, налаживание всемерной адаптации сферы культуры к рыночным условиям и, ра-

зумеется, ее интеграция в мировой культурный процесс.

В соответствии с современными тенденциями в позиционировании государственных

культурных программ, особое внимание было уделено их стыковке с деятельностью целого

ряда культурных агентов на других уровнях, от негосударственных организаций до масс-ме-

диа, а также с программами и стратегиями ключевых международных организаций — в пер-

вую очередь, ЮНЕСКО, выработавшей и успешно проводящей жизнь целую сеть концепту-

альных инноваций, направленных на достижение основной цели — сохранения культурного

многообразия перед лицом многообразных вызовов со стороны как современного «дикого

глобализма», так и многообразных противостоящих ему радикальных изоляционистских

течений. В данном аспекте было подчеркнуто базовое значение и необходимость широкого

применения и дальнейшего углубления таких основополагающих принципов современного

культурологического дискурса, как толерантность, диалогичность и гуманистичность.

В поддержку конгресса была организована и проведена первая Петербургская биеннале

современного искусства «Форум кураторских инициатив», программа которой включала

От редакции 419

несколько десятков авторских проектов в области визуальных искусств и синтетических

форм художественного высказывания (живопись, графика, скульптура, арт-дизайн, хеппе-

нинг, перформанс, инсталляция, искусство объекта, лэнд-, видео- и медиа-арт), а также про-

ведение научно-практического круглого стола «Экспертиза современного искусства: взгляд

куратора, художника, ученого». Соответственно, проблематика актуального искусства так-

же нашла себе должное место в научной программе конгресса.

Следуя неоднократно высказывавшейся как в ходе рабочих дискуссий первого Российско-

го культурологического конгресса, так и в тексте его заключительных документов, рекомен-

дации скорейшего издания корпуса его избранных трудов, на базе организационного коми-

тета конгресса была сформирована редакционная коллегия, в задачу которой входил отбор

текстов ключевых докладов, представленных на конгрессе, и инициирование в нужных слу-

чаях их дополнения, доработки или переработки, направленных на вычленение наиболее

фундаментальной проблематики на поле современной культурологии. Сгруппированные в

соответствии с четырьмя коротко очерченными в предшествующем изложении частными

предметными областями, эти тексты и составили основное содержание четырехтомного из-

дания, публикация которого завершается настоящей книгой.

Пересматривая многосложные материалы четырех томов, представляющие собой подлин-

ную панораму отечественной культурологической мысли, ставшую в настоящее время до-

ступной обозрению и новому обсуждению в рамках широкой читательской аудитории, мы

видим науку в состоянии не столько «заключительной кодификации», сколько «начально-

го взрыва» — или, если угодно, «бури и натиска». Как не раз отмечалось в дискуссиях куль-

турологов, именно последнее обстоятельство представляет собою свидетельство жизненной

силы, безусловной востребованности культурологии; в то же время оно заключает в себе ла-

тентную опасность остановиться на пути превращения в подлинную, строгую науку, задер-

жавшись на уровне многообещающих метафор и смелых гипотез. В этих условиях, принци-

пиально важным представляется продолжать подведение промежуточных итогов освоения

этой новой междисциплинарной области, последовательно фиксируя как успехи, так и не-

удачи — sine ira et studio, следуя рекомендации классика.

Как следствие, редакционная коллегия пришла к выводу о целесообразности и плодо-

творности расширения замысла настоящего четырехтомника, состоящем в его преобразо-

вании в периодическое издание, сосредоточенное на оперативном отслеживании как наи-

более конструктивных промежуточных результатов разработки фундаментальных проблем

культурологии, так и выявляющихся по мере ее разработки эвристических ходов и вновь от-

крывающихся перспектив. В этом плане, нам представляется необходимым м плодотвор-

ным опираться на уже сформировавшуюся в отечественной науке, влиятельную традицию

периодических изданий этого рода, от уже завершившихся — по крайней мере, в первона-

чально задуманной форме: мы говорим о таких изданиях, как лотмановские «Труды по зна-

ковым системам» — до начатых и активно продолжаемых на наших глазах таких сериях,

как «Энциклопедия культурологии», разрабатываемая и издаваемая Российским институ-

том культурологии, «Academia XXI. Учебники и учебные пособия по культуре и искусству»,

публикуемая Государственным институтом искусствознания совместно с другими науч-

ными центрами, «Системные исследования культуры», задуманная и издаваемая трудами