Симон Андре, Моруа Андре. О тех, кто предал Францию

Подождите немного. Документ загружается.

дал мне возможность понять, что такое его метод «работы

изнутри». С одной стороны, он старался наладить отно-

шения между молодежью Франции и Германии, что было

вдвойне интересно, это было полезное дело, и лично для

него было полезно тем, что он приобретал таким образом

некоторый вес. С другой стороны, он пытался добиться,

чтобы этому делу было оказано некоторое содействие пра-

вительственных кругов Германии, для чего следовало за-

ручиться доверием одного из влиятельных лиц нового ре-

жима. Это было до того близко к моей мысли о «личном

воздействии на жизненно важные проблемы», что я не-

вольно удивился. Лицо, которое он выбрал для этого,

был фон Риббентроп.

Риббентроп тогда еще не занимал официального поста.

Он еще только возглавлял «Бюро Риббентропа», своего

рода опытно-исследовательскую лабораторию в вопросах

иностранной политики. Но его влияние уже было весьма

значительно, и его целью, которую он совершенно не скры-

вал от своих близких сотрудников, было стать во главе

министерства на Вильгельмштрассе.

— Его еще очень мало знают здесь, — сказал мне

Абетц, — у него нет настоящего официального положения.

Но это — восходящая звезда. Вы увидите. Предрассудков

у него никаких нет. Он примерно такой же наци, как и я.

Прекрасно знает Францию, жил здесь и, в сущности, ника-

кой вражды к Франции у него нет. Наоборот, Словом — я

ставлю на него. Он согласился, чтобы я с ним работал,

Надеюсь, что мало-помалу я сумею стать незаменимым.

Во время нашего последнего свидания Абетц предло-

жил мне приехать в Берлин, прочесть лекцию.

— Вы сделаете доброе дело, — сказал он. Его предло-

жение привлекало меня самым риском всего этого пред-

приятия. Мы стали с ним подыскивать тему. Она должна

была быть и не слишком рискованной и не слишком за-

урядной.

— Вы ведь могли бы, — посоветовал мне Абетц, — при-

влечь их внимание к идее Запада и к вопросу об объеди-

нении Европы вокруг западной культуры. Мысль эта до-

рога нам обоим. Постарайтесь объяснить им, что им

никогда не выйти на широкий путь, если они будут

сторониться латинского мира, в особенности Франции, как

многие это им советуют.

— Хорошо, — ответил я ему полушутливо, — я буду

391

им говорить о Шарлемане

. Потому что в конце концов

Шарлемань был человек, который понимал, что такое За-

пад, и нашел решение этой задачи. Вашим соотечественни-

кам нравятся такие широкие исторические перспективы —

вот я и предложу им такую. Я объясню им, что все их

беды вытекают не из Версальского договора, как это им

кажется, а из Верденского договора, того, что был подпи-

сан в 843-м году. Того, что подтвердил разделение Запад-

ной империи и окончательно отделил друг от друга нем-

цев и французов.

ВОСКРЕШЕНИЕ ШАРЛЕМАНЯ

— Чудесно! — весело воскликнул Абетц. — Вы и пред-

ставить себе не можете, как вы точно попали в самую

цель. Как раз сейчас у нас Шарлемань отнюдь не в чести

у целой клики, и ее-то влияние и надо подавить. Да.

Вот как раз сейчас самый подходящий момент реаби-

литировать Шарлеманя. Это как раз то, что требуется. В

Германии, знаете ли, можно завоевать людей широкими

идеями, если понадобится, можно вернуться хоть к самому

потопу. Так вот, давайте оправдаем Шарлеманя!

На этом вполне разумном предложении, сдобренном

вкрадчивым юмором, мы и расстались.

Как-то — я был как раз в Берлине, — мы, если не

ошибаюсь, сидели тогда в уголке одной из гостиных оте-

ля «Адлон» в первом этаже, — Абетц говорил со мной,

понизив голос, об убийствах 30 июня.

— Да, это была ужасная расправа, — говорил он, — в

таких случаях Гитлер реагирует молниеносно. Он не ко-

лебался ни одной секунды. Он прилетел на своем самолете

и уничтожил весь этот заговор одним ударом, отрубив

ему самую голову.

Я осторожно намекнул, что, может быть, это действи-

тельно было в высшей степени удачно для Гитлера и для

тех, кто связал свою судьбу с ним, но что меня лично

немного удивляет, как это он, Абетц, который не является

наци, говорит об этом с таким восхищением. Допустим,

что заговор Рема и его приспешников удался бы — разве

это не было бы началом междоусобной войны между са-

Карл Великий.

392

мими наци? А это открыло бы путь к освобождению Гер-

мании...

Абетц покачал головой.

— Нет, — сказал он, не обнаруживая никакого жела-

ния пускаться в дальнейшие объяснения, — это могло бы

только привести к самым ужасным последствиям. Сторон-

ники Рема — это был самый отчаянный и самый опасный

народ.

И, подавив смешок, он добавил:

— Жаль, что Гитлер всех их не перебил.

Мне было очень трудно добиться от него более пол¬

ного пояснения, которое меня бы удовлетворило. Он явно

предпочитал изъясняться туманными обиняками. Мне не

хотелось, чтобы у него создалось впечатление, что я его

допрашиваю; однако мало-помалу мне все-таки удалось

составить некоторое представление о том, как понимал он

эту тайну наци, имея возможность глядеть на нее изнутри.

И это можно изложить так.

В этом все еще бушующем водовороте, полном» самых

темных возможностей, в партии наци существовали две

основных тенденции. Одна привлекала к себе фанатиков,

самых отъявленных авантюристов, кровожадных зверей,

которые были способны на все и которым не было ника-

кого дела ни до Германии, ни до западной цивилизации.

Другая, по мнению Абетца, влекла к себе людей, которые

видели в национал-социализме способ восстановить место

Германии в Европе. Эти люди якобы стремились к тому,

чтобы постепенно сгладить крайности режима и найти спо-

соб мирного сожительства с западными державами.

— Для людей, преданных делу мира и примирения, как

мы с вами, — убедительным тоном говорил Абетц, — сомне-

ний быть не может. Первая из этих тенденций — это ка-

тастрофа, вторая — верный путь для мирного сотрудниче-

ства. И ее олицетворяет фон Риббентроп.

— А Альфред Розенберг? Куда следует отнести его?—

Абетц ответил неопределенной гримасой. Может быть,

Розенберг был и не самым худшим из них, но он зани-

мался тем», что снабжал партию наци кое-какими из этих

мифов, наиболее опасных и наиболее способных разжигать

их фанатизм, мифами о расе, крови и прочей абракадабре.

Кроме того, занимая высокое положение в министерстве

иностранных дел, он был главным препятствием на пути

Риббентропа.

393

А Геббельс, этот темный, всегда лихорадочно возбуж-

денный маленький человек? На это Абетц отвечал улыб-

кой. Хотя он и не говорил этого, но получалось такое

впечатление, что он рассматривает Геббельса, как маклера

в какой-то маленькой игре, насчет которого никому не

приходит в голову осведомляться, чем он интересуется

или что он думает. С ним все обойдется гладко.

— Ну, а сам фюрер? — спросил я.

Абетц стал говорить вдвойне осторожно. Но намекнул,

что казнь Рема может в данном случае служить извест-

ным указанием.

Гитлер был загадкой для наблюдателя, ибо он был

загадкой для самого' себя. О нем больше чем о ком-нибудь

другом можно было сказать, что он будет стремиться

именно к тому, к чему заставляют его стремиться обстоя-

тельства или такт (либо отсутствие такта) тех, кто его

окружает. Поэтому-то и было так важно окружить его

непрерывной сетью влияний. Риббентроп уже завоевал

его доверие, но еще. не в такой исключительной мере,

которая позволила бы ему войти в непосредственный кон-

такт с дипломатическим миром.

ЖЕНЩИНА ИЗ ЛИЛЛЯ

Абетц дал мне еще одно доказательство своего дру-

жеского расположения, пригласив меня к себе домой. Он

занимал один этаж маленького домика на новом участке

в предместьи Берлина, окруженном садами. Госпожа

Абетц, француженка из Лилля, была хрупкой, скорее

бледной женщиной, и в ее лице, глазах, голосе было что-

то смиренное и в то же время мужественное, страстное и

нежное. Вместе они производили впечатление очень друж-

ной пары. Они в этой их маленькой квартирке напомина-

ли мне чету юных художников или ученых, которые жи-

вут на Монпарнасе или в окрестностях парка Монсури,

воодушевляемые своей верой. Они показали мне своего

мальчика. Среди разговора Абетца позвали к телефону.

Он вернулся и сказал:

— Меня требуют туда («туда» это было какое-то бюро

иностранных связей, в котором он работал, и которое, по

моим предположениям, подчинялось Риббентропу), но это

займет всего лишь несколько минут. Вы можете подо-

ждать меня. А моя жена составит вам компанию,

394

СПУСТЯ ШЕСТЬ ЛЕТ

Госпожа Абетц осталась наедине со мною и с ребенком.

Она говорила о своем супруге с нежным восхищением:

— Он весь отдался этому делу, делу соединения наших

двух стран. Я очень стараюсь помогать ему. Он такой

великодушный и увлекающийся по натуре. Он бросил свою

скромную службу, чтобы целиком отдаться этому делу.

Потому что у него все его время должно быть свобод-

ным — ему приходится видеться с людьми, путешество-

вать. И вот мы остались совершенно безо всяких средств.

Он категорически отказывается брать деньги за эту ра-

боту, чтобы у кого-нибудь не возникло подозрения, что

он делает это из-за каких-то своекорыстных интересов.

И мне пришлось занять денег у моих родных во Франции.

Так вот мы и живем, очень скромно, как видите.

И это говорила мне молодая француженка, на моем

родном языке. Нужно было обладать чудовищной подозри-

тельностью, чтобы не растрогаться и не поверить тому,

что она говорила.

По правде сказать, я бы ничуть не удивился, если бы

кто-нибудь сказал мне, что ровно через четыре года я

снова встречусь с Абетцом в Париже на официальном

рауте, которым ознаменуется франко-германское соглаше-

ние, — с Абетцом в элегантном фраке дипломата, Абетцом,

явно процветающим на своем посту в штабе министра

иностранных дел фон Риббентропа. Ведь в конце концов

мой Абетц 1934 года и не думал налагать на себя обет

смирения и бедности. Но я бы удивился, если бы кто-

нибудь сказал мне, что спустя несколько месяцев после

того, как мы с ним встретимся в Париже, я узнаю, что

его выгнали из Франции, ибо он возглавлял у нас в стране

организацию, именуемую «пятой колонной». И если бы

кто-нибудь показал мне в волшебном зеркале Абетца

1940 года, назначенного послом в Париже,—в покоренном

и раздавленном Париже, — Абетца в его посольском мун-

дире Третьей империи, в дальнейшем облеченного званием

Верховного правителя оккупированной Франции, я бы

принял это виденье за дьявольскую шутку.

С начала 1935 года я встречался с ним разве что два

или три раза, и встречался в таких обстоятельствах, что

нам было трудно поговорить запросто. Он мог попросить

395

меня принять его у себя, но он не пытался делать это.

Он был хитер и понимал, что я буду задавать ему непри-

ятные вопросы, — например, о том курсе, который взяла

германская политика, о посягательствах Германии на мир

Европы и на независимость ее соседей, о тех злодеяниях,

которые она с таким постоянством, исключавшим всякую

надежду на улучшение, совершала против своих передовых

умов, против евреев, против религиозных и моральных

свобод всякого рода.

Он знал также, что я не упускал случая публично

осуждать поведение Германии и громко заявлял о той

опасности, которой национал-социалистская зараза под-

вергла мир.

И если бы в 1936 или 1937 году у Абетца возникло

желание заявить мне с укоризненным видом: «Как жаль,

что вы больше не работаете с вашим прежним пылом во

имя франко-германского сближения, — вы, повидимому,

немного охладели», — он мог бы заранее представить себе

довольно ясно, что я ему отвечу: «Что вы, смеетесь надо

мной, Абетц, друг мой? Вы думаете, я круглый дурак?

Я счастлив был бы увидеть, как эту национал-социалист-

скую заразу сметут с лица земли. Вы всегда найдете во

мне готовность поддержать все, что только может умень-

шить или отвратить опасность войны. Но не ждите от

меня, чтобы я верил людям вашего режима».

ПРИМЕЧАНИЯ

Андре Симон, „Я обвиняю".

Книга вышла на английском языке

в 1940 году в Нью-Йорке в изда-

тельстве „Dial Press" под загла-

вием „J'accuse! The men, who

betrayed France". По предположе-

ниям иностранной прессы, автор

ее — видный французский журна-

лист, который не счел возможным

выступить под своим именем. В

настоящем издании книга печатает-

ся с некоторыми сокращениями.

Гордон Уотерфилд, „Что про-

изошло во Франции". Книга выш-

ла в 1940 году в Англии под наз-

ванием „What happened to France".

Автор ее состоял корреспонден-

том агенства „Рейтер" при фран-

цузской армии. Настоящий перевод

сделан по извлечению из книги,

напечатанному в некоторых но-

мерах англо-египетской газеты

„Egyptian Gazette" в октябре 1940

года. В настоящем издании печа-

тается в сокращенном виде.

АндреМоруа, „Трагедия Фран-

ции". Книга видного французского

писателя А. Моруа вышла на

английском языке в 1940 году

в Нью-Йорке в издательстве Har-

per and Brothers, под заглавием

„Tragedy in France, An eye-witness

account". Так как книга еще не

получена в СССР, настоящий пе-

ревод сделан по немецкому пере-

воду, напечатанному в нескольких

номерах газеты „Neue Zuricher

Zeitung" за октябрь 1940 года.

Андре Жеро (Пертинакс), „Га-

мелен". Статья видного француз-

ского журналиста Пертинакса на-

печатана в американском журнале

„Foreign affairs", в номере за

январь — март 1941 года.

Жюль Ромэн, „ Тайна Гамеле-

на", „Кто спас фашизм?", „Тайна

наци". Здесь даны три из семи ста-

тей видного французского писателя

Ж. Романа, которые печатались

в американском журнале „Saturday

Evening Post" в номерах за сен-

тябрь — ноябрь 1940 года под об-

щим названием „Seven mysteries

of Europe" (Семь тайн Европы).

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие 3

Андре Симон. Я обвиняю

(Правда о тех, кто предал Францию) . 9

Гордон Уотерфилд. Что произошло во

Франции 197

Андре Моруа. Трагедия Франции .... 264

Андре Жеро (Пертинакс). Гамелен .... 321

Жюль Ромэн. Тайна Гамелена 345

Кто спас фашизм 368

Тайна наци 387

Примечания 397

Редактор Р. Гальперина

* * *

Тираж 50 000

Подписано к печати 29/VIII 194] г.

А 41170.25 печ. л. 25 авт. л.

В печ. листе 37840 зн.

Цена 6 руб.

17-я ф-ка национальной книги Огиза

РСФСР треста «Полиграфкнига,

Москва, Шлюзовая наб., д. 10.