Симон Андре, Моруа Андре. О тех, кто предал Францию

Подождите немного. Документ загружается.

Его перебил пожилой человек в сером костюме. «Гос-

подин Лаваль?»—спросил он и, прежде чем Лаваль успел

ответить, дал ему пощечину. Воспользовавшись переполо-

хом, старик скрылся в толпе. Впоследствии я узнал, что

его сын, летчик, погиб в бою.

Такова была атмосфера в Туре, когда прибыл Уинстон

Черчилль в сопровождении лорда Галифакса и лорда Би¬

вербрука. Они направились в здание мэрии, где их ожи-

дали французские министры.

Это была драматическая встреча. В любой момент

чаша весов могла склониться в пользу капитуляции Фран-

ции. Обе стороны знали, что, быть может, в последний

раз разговаривают как союзники. Они знали, что кампа-

ния во Франции проиграна. Они уже не в силах были

остановить ход событий на континенте, они обсуждали

лишь вопрос о том, будет ли правительство Рейно продол-

жать вести войну на территории огромной французской

империи с ее семидесятимиллионным населением; может

ли быть эвакуирована часть французской армии; и жиз-

ненно важный для британцев вопрос — будет ли француз-

ский флот продолжать сражаться на стороне Англии.

В эти дни получить точную информацию было особен-

но трудно. Я слышал различные версии об этих историче-

ских переговорах. Один рассказывал о бурной сцене меж-

ду Вейганом и Черчиллем. Другой описывал маневры Шо-

тана, имевшие целью склонить французских министров на

перемирие с немцами. В конце концов французские и ан-

глийские министры сошлись на том, что Рейно еще раз об-

ратится за помощью к Соединенным Штатам.

Когда Рейно вышел после заседания кабинета, его об-

ступили журналисты. «Будете ли вы продолжать войну?» —

спросили они. «Разумеется», — поспешно, как-то слишком

поспешно ответил премьер-министр. Я как сейчас слышу

звук его голоса.

Затем произошло нечто странное: внезапно был опуб-

ликован текст призыва о помощи, с которым Рейно не-

сколько дней назад обратился к Рузвельту. Рейно писал в

этом обращении, что, если потребуется, Франция будет про-

должать сражаться в Африке.

— Мы напечатали это обращение,—объяснил нам один

из высших чиновников министерства информации, — чтобы

усилить давление на Соединенные Штаты.

— А что, если ответ будет неблагоприятный? — спро-

сил один из моих коллег-журналистов. — Ведь это произ-

ведет угнетающее действие.

Чиновник только пожал плечами.

Все это выглядело подозрительно. Нельзя было уста-

новить, кто ответственен за публикацию обращения —

премьер Рейно или министр информации Жан Пруво, сто-

ронник перемирия.

Распространялись все новые слухи. Наши английские

коллеги говорили, что их посольство весьма мрачно смот-

рит на создавшееся положение. Рассказывали, что у Чер-

чилля после совещания не осталось сомнения в том, что

капитуляция Франции — вопрос ближайших дней.

Мучительная неуверенность и нервное напряжение дли-

лись весь следующий день. И вот мы снова в пути. Теперь

мы двигались в Бордо, где уже однажды, в 1914 году,

французское правительство искало убежища от герман-

ских войск. Но в 1914 году им не удалось дойти до Па-

рижа. Сейчас они вступили во французскую столицу.

Когда в Тур пришло известие, что Париж пал, никто

из нас не произнес ни слова. Мы сели в машину и дви-

нулись в путь. Призрак побежденного Парижа следовал

за нами. Париж, прекрасный, жизнерадостный город мир-

ного времени, Париж, разрушаемый снарядами, печаль-

ная, траурная столица дней войны, поруганный символ

воли народа, его стремления к свободе, — теперь он был в

руках врага.

В Бордо слухов было еще больше. С каждым часом

все возрастало влияние группы Петэна — Вейгана.

Мэр города Бордо, Адриен Марке, успевший за время

своей политической карьеры превратиться из социалиста в

фашиста, теперь провозглашал, что «новая Франция» долж-

на сотрудничать с Германией, дабы покончить с комму-

низмом, демократией и, конечно, с евреями. Его друг

Пьер Лаваль, вокруг которого толпа политиканов стала

еще гуще, твердил, как попугай, одно и то же: «Муссоли-

ни свой человек, он не даст Германии слишком сурово

обойтись с Францией».

Сторонники Петэна усердно трубили по всему городу,

что престарелый маршал — единственный человек, который

может добиться от немцев почетных условий мира. Он,

«герой Вердена», на развалинах поверженной Франции по-

строит новую Францию — по образу и подобию католиче-

ской Испании Франко.

Приспешники Петэна, Марке и Лаваль, сходились на

том, что в поражении Франции виновны Народный фронт,

Советская Россия и Англия.

Британский консул рекомендовал английским журнали-

стам готовиться к отъезду.

Опубликовано было еще одно обращение Рейно к Со-

единенным Штатам. В нем проскальзывали чрезвычайно

пессимистические нотки. Премьер просил «самолетов и

самолетов» и тут же добавлял: «Существование Франции

поставлено на карту. Наша борьба, с каждым днем все

более мучительная, теряет всякий смысл, если, продолжая

ее, мы не видим перед собой хотя бы проблеска надежды

на общую победу».

Предвестие капитуляции? Два-три министра усиленно

отрицали это. «Завтра, — заявил один из них, — будет ре-

шено, куда переедет правительство, чтобы продолжать ве-

сти войну».

Это завтра было то самое воскресенье, о котором я

уже говорил. Мое последнее воскресенье во Франции...

Почти никто не спал в ту ночь. Все знали, что ближай-

шие 24 часа решают все.

Совет министров заседал три раза. Главной темой спо-

ров был ответ Рузвельта. На первом заседании сторонники

сопротивления ссылались на одну фразу его ответа:

«С каждой неделей все больше американского снаряже-

ния будет направляться союзникам». После заседания стало

известно, что тринадцать министров все еще стояли за

продолжение войны, одиннадцать высказались против.

На дневном заседании совета министров обсуждалось

английское предложение создать единое франко-британ-

ское правительство с объединенным франко-британским

парламентом. К концу заседания большинство кабинета

попрежнему высказывалось за продолжение войны. Голо-

са снова разделились: тринадцать — за и одиннадцать —

против. Один из министров сказал мне, что решено пере-

нести совет министров в Перпиньян — город на франко-

испанской границе. Оттуда можно было легко перебраться

воздушным путем в северо-африканские владения Фран-

ции.

Что произошло в течение следующих двух часов, до

сих пор остается тайной. Известно лишь, что за это время

состоялось несколько бесед большого значения. Рейно

заперся с генералом Вейганом и графиней Элен де Порт,

своей подругой. Известно было, что она стоит за капиту-

ляцию.

Министр авиации Лоран-Эйнак, голосовавший за про-

должение войны, имел длительный разговор с маршалом

Петэном.

Камиль Шотан обрабатывал министра снабжения, Анри

Кэйля. Оба они виделись с президентом Лебреном.

Третье заседание кабинета началось около 10 часов ве-

чера. Длилось оно недолго. Заместитель премьера, Шотан,

не теряя времени, потребовал немедленного обращения к

немцам с предложением о перемирии. Если условия ока-

жутся неприемлемыми, рассуждал Шотан, французский на-

род с тем большей энергией будет продолжать войну. Ему

возражал Жорж Мандель: как только Франция заговорит о

перемирии, ни одного французского солдата нельзя будет

снова заставить сражаться.

Шарль Помарэ, министр труда, поддержал Шотана

своим резким выступлением против Великобритании. Ему

вторил Ибарнегарэ, весьма прозрачно намекнувший на

еврейское происхождение Манделя. Нет ничего удиви-

тельного, заявил он, что евреи — за войну, любой ценой.

Маршал Петэн и генерал Вейган снова извлекли на

свет старое пугало — коммунистическую опасность. Прези-

дент Лебрен был на их стороне.

Рейно выступил за принятие английского предложения.

Но некоторым министрам показалось, что он говорит без

внутренней твердости. Тогда Шотан повторил свое пред-

ложение. И вот тут-то произошел перелом. Два министра,

Лоран-Эйнак и Кэйль, до сих пор стоявшие за сопротив-

ление, перешли на сторону Шотана. Соотношение сил изме-

нилось. Министр-социалист, входивший в кабинет, тут же

поспешно переметнулся на сторону петэновского большин-

ства. Вопрос был поставлен на голосование. Четырнадцать

голосов было подано за капитуляцию, десять — против.

Кабинет Рейно перестал существовать. Восьмидесяти-

четырехлетний старец Петэн сделался премьер-министром

Франции.

Мы выслушали это решение в полном молчании. Через

некоторое время кто-то заметил: «Видно, такова уж судь-

ба старых маршалов — вручать свою родину Гитлеру. Гин¬

денбург — в Германии, Петэн — во Франции...».

Если такова судьба престарелых маршалов, то Анри-

Филипп Петэн, несомненно, много потрудился, чтобы ее

удостоиться.

Он родился в той части Франции, которая дает людей

несокрушимого упрямства и физического здоровья. Обра-

зование он получил в Сен-Сире, учебном заведении, гото-

вившем высший состав французского офицерства. К на-

чалу войны 1914 года Петэн, пятидесятидевятилетний пол-

ковник, командовал пехотной бригадой. В картотеке лич-

ного состава армии на его карточке значилось: «Не про-

двигать выше бригадного генерала». Он не блистал ника-

кими талантами, которые могли бы привлечь к нему вни-

мание высшего командования.

Как и Гинденбурга в Германии до 1914 года, его счи-

тали ничем не выдающимся, обыкновенным обер-офицером.

Но после окончания мировой войны предание на долгие

годы связало его имя с защитой Вердена. Впрочем, авгуры

так до сих пор и не установили, был ли Петэн подлинным

«героем Вердена».

Суровый генерал с ясными голубыми глазами и харак-

терными французскими усами оказался в 1917 году на

посту главнокомандующего французской армией. Еще в

«Эколь де гepp»

он проповедывал идею непрерывного на-

ступления, «проводимого без всяких колебаний».

И вот ему представилась возможность на практике и

в гигантских масштабах осуществить свою теорию. Петэн

несет ответственность за ряд неудачных атак, когда круп-

ные соединения французской пехоты были брошены без

необходимой артиллерийской поддержки прямо на пуле-

меты кайзера.

Эти атаки, дорого стоившие армии, а также общая не-

состоятельность высшего военного командования довели

французскую армию до отчаяния. Вспыхнули бунты. Петэн

их подавил. По его приказу, в восставших полках был

расстрелян каждый десятый. С тех пор — по крайней мере

для многих французов — его имя стало символом скорее

этих трагических событий, чем обороны Вердена.

По окончании войны Петэн вышел в отставку.

Он опять появился на сцене в 1925 году, когда ему по-

ручили подавить восстание риффов в Марокко. В эту

Высшее военное учебное заведение, соответствующее Академии

генерального штаба.

кампанию одним из офицеров его штаба был полковник

де ла Рок.

Маршал и полковник снова встретились через несколь-

ко лет, на этот раз в Париже. Теперь де ла Рок был уже

вожаком «Боевых крестов», организации бывших фронто-

виков, превратившейся в фашистскую лигу. Имя маршала

Петэна, по своему воспитанию и убеждениям принадле-

жавшего к лагерю реакции, было пущено в ход для под-

нятия престижа «Боевых крестов».

Петэн стал их героем. После февральского путча

1934 года, когда он занял пост военного министра в

кабинете Думерга, он помог закрепить дружбу между

«Боевыми крестами» и высшим военным командова-

нием.

Именно тогда он сблизился с людьми, которым в

1940 году предстояло играть руководящую роль в прави-

тельстве, сформированном Петэном после поражения

Франции. То были Пьер Лаваль, Адриен Марке, Франсуа

Пьетри и Анри Лемери.

Кратковременное пребывание на посту военного мини-

стра, очевидно, пробудило в Петэне интерес к политике.

С тех пор он постоянно — в самой гуще повседневной по-

литической жизни Франции.

Петэн — пламенный католик. Мышление его ограничено

рамками воинского устава. С юношеских лет в Сен-Сире

он был сторонником монархии.

Страх перед коммунизмом заставил его вступить на

путь, по которому шли уже многие высокопоставленные

политические деятели Франции. Петэн, этот человек, про¬

поведывавший непрерывное наступление, на восьмом де-

сятке жизни сделался одним из самых ярых сторонников

сближения с Германией, решительным противником фран-

ко-британского союза и, разумеется, ожесточенным вра-

гом СССР.

Когда в Испании объявился генерал Франко, маршал

Петэн стал одним из влиятельнейших его ходатаев перед

французским правительством. Франко был прилежным

учеником Петэна в «Эколь милитер». Они вместе участво-

вали в войне с риффами. Теперь им довелось совместно

действовать против Франции.

Петэн был первым французским послом в Испании

Франко. Однажды, когда он раздавал хлеб голодным

на улицах Бургоса, толпа фалангистов приветствова-

ла его криками: «Долой Францию! Да здравствует Пе-

тэн!»

В Испании он встречался с германским послом Эбер¬

гардом фон Шторером. Они стали большими друзьями.

В политических кругах Франции многие были ошеломле-

ны, когда в конце сентября 1939 года, то есть через ме-

сяц после вступления Франции в войну с Германией, Петэн,

встретившись с Шторером у входа в историческую часов-

ню испанского монастыря Реаль де Лас Хуэльгас, горячо

пожал ему руку.

Эта встреча с германским послом была не единствен-

ной. В продолжение всей войны Петэн поддерживал с ним

контакт. Престарелый маршал не менее трех раз переда-

вал из Испании в Париж предложения Германии о сепа-

ратном мире, причем Петэн присоединял к ним самые бла-

гожелательные комментарии, написанные его собственной

рукой.

Таков был человек, которому Поль Рейно в мае

1940 года, после прорыва немцами французского фронта

у Седана, предоставил пост вице-премьера. Вместе с Пе-

тэном в кабинет Рейно вошли и другие министры, «бояв-

шиеся поражения Германии больше, чем ее победы». Тро-

янский конь очутился внутри самого правительства.

Как только Петэн стал премьер-министром, он дважды

вызвал из Бордо по телефону Мадрид. Один раз он гово-

рил с испанским министром иностранных дел, полковником

Хуаном Байгбедером, другой раз — с германским послом

фон Шторером. Таким образом, в первые же 24 часа по-

сле прихода Петэна к власти в Германии стало известно,

что битва за Францию прекращена.

В первые же сутки петэновского правления был аре-

стован Жорж Мандель. В одном из кафе Бордо, где он

сидел с знакомым генералом и дамой, к нему подошел

офицер со словами: «На меня возложена прискорбная

обязанность арестовать вас». Через несколько часов Ман-

дель был освобожден. Когда Петэн, вызвавший его к

себе, стал извиняться перед ним, Мандель отказался по-

жать протянутую руку маршала...

Петэн послал своих эмиссаров к германскому коман-

дованию за условиями перемирия.

22 июня Третья республика была официально похоро-

нена в старом вагоне в Компьенском лесу. Перемирие с

национал-социалистами было подписано.

Для Франции началась эра «отечества, труда и семьи» —

гитлеро-петэновская эра.

Я покинул Бордо через два дня после прихода Петэна

к власти. Пароход медленно рассекал волны. В голове у

меня, как и у многих других, сверлил вопрос: что же ста-

ло с Францией и как это могло произойти?

Я непоколебимо верю в народ Франции. Все, что было

совершено до войны, во время войны и после нее, было

совершено без его ведома. Французский народ держали в

ослеплении его правители, имевшие все основания боять-

ся света. Французский народ предали люди, для которых

предательство — вторая натура. Он был принесен в жерт-

ву интересам кучки людей, заботившихся лишь о том, как

бы сохранить свои привилегии и свою власть. Но я верю,

что настанет час расплаты.

Французский народ можно ввести в заблуждение, об-

мануть, предать, но его нельзя поработить. Это не удаст-

ся ни его собственным, ни чужестранным правителям.

Для того чтобы понять, что же действительно произо-

шло во Франции, надо вернуться назад, к тому дню, когда

Гитлер пришел к власти в Германии. Итак, мой рассказ на-

чинается с 30 января 1933 года.

ПАРЛАМЕНТСКАЯ КАРУСЕЛЬ

В тот роковой день, 30 января 1933 года, когда Адольф

Гитлер стал канцлером Германской империи, Франция не

имела правительства: за двое суток до того подал в от-

ставку 91-й министерский кабинет Третьей французской

республики, возглавляемый Жозефом Поль-Бонкуром. Пы-

таясь преодолеть бюджетные затруднения, премьер внес в

палату депутатов проект снижения окладов государствен-

ных служащих на пять-шесть процентов. После бурных де-

батов, длившихся почти всю ночь, кабинет Поль-Бонкура

постигла судьба многих его предшественников — он был

«гильотинирован на рассвете».

Известие о приходе Гитлера к власти Париж богачей

принял с внешним спокойствием.

В этот холодный зимний день парижане занимались

своими обычными делами. В «час аперитива» кафе на фе-

шенебельных бульварах были полны; гул разговоров, спо-

ры. Главной темой, заслонявшей все остальные, были

«дела». Времена были тяжелые, и становились все тяжелее.

Ни Германия, ни министерский кризис во Франции не зани-

мали большого места в разговорах.

Парижская биржа почти не реагировала на приход на-

ционал-социалистов к власти в Германии. С настороженной

сдержанностью она ждала известий о формировании но-

вого французского кабинета. Дневные выпуски газет пы-

тались умалить значение стремительного взлета Гитлера к

власти. Они замалчивали или по-своему истолковывали тот

факт, что национал-социалистский фюрер проповедывал в

«Mein Kampf» изоляцию и уничтожение Франции, называя

ее «наследственным, смертельным врагом» Германии.

Французские газеты спешили объяснить, что в германском

совете министров Гитлер и его двое коллег по национал-

социалистской партии в действительности были пленника-

ми большинства, состоявшего из «хороших», консерватив-

ных министров.

«Весьма вероятно, что новый канцлер, получив власть,

скоро выдохнется, и тогда исчезнет его репутация чело-

века, творящего чудеса», — успокаивал полуофициальный

«Тан», рупор финансовой олигархии и тяжелой промыш-

ленности Франции.

В кулуарах палаты депутатов царило оживление. Депу-

таты не теряли времени на разговоры о Германии. Их го-

раздо больше занимали домашние дела: парламентские

интриги и происки в погоне за теплым местечком.

Премьер, назначенный французским президентом, по

освященному временем обычаю, объезжал влиятельных

политических деятелей, которые, в свою очередь, весьма

красноречиво заверяли его, что будут с удовольствием

служить под его началом. В кулуарах палаты толпа благо-

желателей, просителей и просто любопытных окружала де-

путатов и сенаторов, имена которых назывались при об-

суждении состава нового правительства. Каждый усердно

продвигал своего протеже на место начальника канцеля-

рии или секретаря при министре. Влиятельные политиче-

ские деятели наперебой расхваливали достоинства своих

кандидатов—сыновей, племянников, приятелей. Ожесточен-

ная борьба шла даже вокруг незначительных должностей.

Вспоминаю, что я видел в тот день премьера одного из

прежних кабинетов, Андре Тардье, — он стоял в углу, ок-

руженный горсточкой друзей, и сардонически улыбался.

Он был лидером оппозиции, и поэтому ни у него, ни у его

политических оруженосцев не было шансов занять какой-

либо государственный пост. А посему они уже обсуждали

тактику борьбы против будущего кабинета.

Один из журналистов принес известие, что Гитлер воз-

главил германское правительство.

— Что вы скажете об этом? — спросил он Тардье.

— Я ожидал этого, — категорическим тоном заявил

тот. — Несколько недель тому назад я прочел предсказа-

ние Леона Блюма, что судьба Гитлера и национал-социа-

листов предрешена, что их дни сочтены. Всякий раз, как

Блюм что-нибудь предсказывает, непременно жди обрат-

ного. Это верный способ никогда не ошибиться.

Так расценивал Тардье событие, явившееся поворот-

ным пунктом в истории Европы.

В другом углу радикал-социалист Анри Кэйль, в про-

шлом и будущем — министр земледелия, следующим обра-

зом выразил свое мудрое суждение о событиях: «Гитлер

у власти? Не все ли равно? Он ведь не заставит немцев

пить больше вина».

Для Кэйля, как и для многих его коллег из сельско-

хозяйственных округов, вся Франция заключалась в пше-

нице и вине. Потребление вина для них было мерилом по-

литического и социального благополучия Европы.

На следующий день был сформирован новый совет ми-

нистров с Эдуардом Даладье в качестве премьера. Вокруг

Елисейского дворца, куда президент пригласил членов

нового кабинета, шныряли расторопные репортеры и фото-

графы. На известие об образовании кабинета Даладье

биржа реагировала повышением. Она выражала свое

удовлетворение, что ни один социалист не вошел в спи-

сок министров.

Особенно довольна она была выбором нового мини-

стра финансов, Жоржа Боннэ.

В вечерних газетах появились портреты нового премь-

ера. С фотографии смотрело широкое обрюзгшее лицо с

нахмуренными бровями. Газеты с некоторой грустью наме-

кали на известное сходство французского премьера с Бе¬

нито Муссолини.

Эдуард Даладье вступил на международную арену на

день позже, чем Адольф Гитлер.