Симон Андре, Моруа Андре. О тех, кто предал Францию

Подождите немного. Документ загружается.

Для Даладье риторическая фраза Гитлера прозвучала

как приглашение. Она оказалась для него как нельзя бо-

лее кстати, чтобы преодолеть внутренние затруднения, гро-

зившие в любой момент опрокинуть его неустойчивый ка-

бинет. Если бы ему удалось достичь какого-либо соглаше-

ния с Германией, это неимоверно укрепило бы его поло-

жение, особенно среди правых партий.

Во Франции правые партии по традиции считали патрио-

тизм своей монополией. Теперь, впервые после 1918 го-

да, правая печать стала воздерживаться от нападок на

Германию. Правые никак не могли решить, как им быть

дальше. Их привлекала одна сторона программы национал-

социалистов — беспощадная борьба с коммунизмом. Прав-

да, вначале их пугала другая сторона этой программы:

тенденция к пангерманской экспансии, империалистские

замыслы, провозглашение борьбы против «диктата» Вер-

сальского мира. Однако колебания их длились недолго, и

это означало если не победу, то, по крайней мере, первый

успех германской пропаганды во Франции.

Известный немецкий военный теоретик Клаузевиц пи-

сал о походе Наполеона в Россию: «Великая европейская

цивилизованная страна может быть побеждена только при

отсутствии единства внутри нее».

Сомнения и разногласия, противопоставление и разгра-

ничение частного и национального — вот что раскалывает

единство.

Позиция французских правых особенно четко выяви-

лась в связи с пожаром в рейхстаге в феврале 1933 года.

Ряд французских реакционных газет с явным удовлетво-

рением перепечатал официальные германские сообщения

об обстоятельствах поджога рейхстага. Именно этот мо-

мент Даладье выбрал, чтобы послать в Берлин своего пер-

вого эмиссара. То был граф Фернан де Бринон. Он при-

надлежал к самому высшему кругу французского обще-

ства, был ловким журналистом, а также неофициальным

доверенным лицом крупного банка. Ему случалось уже

выполнять секретные миссии по поручению бывшего пре-

мьера, Пьера Лаваля. Графа рекомендовал Даладье его

министр финансов, Жорж Боннэ, который был тесно свя-

зан с тем самым банком, в чьих интересах осторожно,

окольными путями действовал де Бринон.

Даладье только что виделся с Макдональдом, остано-

вившимся в Париже по пути в Рим. В погоне за призра-

ком разоружения британский премьер-министр надеялся

соблазнить Италию новой формулой — пактом четырех

крупнейших держав: Великобритании, Германии, Франции

и Италии. После этой-то беседы с Макдональдом Даладье

отправил графа де Бринона в Берлин.

Когда слухи о проектируемом «пакте четырех» стали

просачиваться наружу, с решительным протестом выступил

бывший премьер Эдуард Эррио. Он был только что пере-

избран председателем радикал-социалистской партии, и в

случае его противодействия у Даладье почти не было шан-

сов осуществить свой проект. Поэтому Даладье поспешил

услать своего бывшего школьного учителя в Америку, по-

ручив ему выведать намерения президента Рузвельта и

смягчить недовольство, вызванное в Соединенных Штатах

отказом Франции сделать хотя бы символические взносы

в счет уплаты военных долгов. Даладье рассчитывал таким

образом сразу убить двух зайцев: он избавился от Эррио

на период, когда будет закладываться фундамент «пакта

четырех», и, кроме того, наградил его миссией, которая в

лучшем случае могла дать самые незначительные резуль-

таты. Вопреки советам своих ближайших друзей Эррио

попался в эту ловушку. Разумеется, он вернулся из США

ни с чем и после этого долгое время служил излюбленной

мишенью для французских карикатуристов и фельетони-

стов.

В первом варианте «пакта четырех» даже не упоминал-

ся ковенант Лиги наций. Пакт предусматривал «эффектив-

ную политику сотрудничества между Францией, Англией,

Германией и Италией с целью сохранить мир». Пакт так-

же предвидел возможный пересмотр Версальского дого-

вора.

Все это означало резкий отход Франции от ее тради-

ционной политики, проводимой ею через Лигу наций, ко-

торая одна в праве была пересмотреть Версальский дого-

вор. «Пакт четырех» игнорировал Советский Союз. Нако-

нец он грозил нарушить весьма неустойчивое равновесие

малых европейских государств, которые все еще видели в

Лиге наций гарантию своей национальной независимости.

Если четыре великих державы Европы, пренебрегая Лигой

наций и отвергая ее, могли образовать «континентальный

директорат», малые страны действительно должны были

опасаться самого худшего. Впоследствии Мюнхен пока-

зал, что эти страхи были вполне обоснованны.

Предварительные переговоры относительно заключений

«пакта четырех» потребовали больше времени, чем пред-

полагалось вначале, и Эррио вернулся из США как раз

во-время, чтобы повести яростную атаку против пакта.

В результате бурного разговора, продолжавшегося не-

сколько часов, Эррио заставил Даладье отступить. Если

Франция будет участвовать в пакте четырех держав, на-

правленном к пересмотру границ в Европе, утверждал

Эррио, за этим неизбежно последует война. Эррио сделал

также публичное заявление, в котором подчеркнул ту же

мысль. В результате было приступлено к составлению но-

вого проекта пакта. Законники и юристы плели сложную

сеть казуистических фраз и гибких формулировок. Пере-

смотр мирного договора и формула разоружения теперь

были поставлены в зависимость от ковенанта Лиги наций.

Пакт, о котором Эррио сказал, что он «либо бесполе-

зен и бессмыслен, либо опасен», был мертворожденным

с самого момента его подписания 7 июня 1933 года в

Риме. Но этот неудавшийся прототип мюнхенского сгово-

ра открывал новые пути для политики «умиротворения».

Хотя пакт в конце концов и был обезврежен, все же его

первоначальный проект оставил весьма неприятный при-

вкус. Впервые после Версаля французское правительство

дало принципиальное согласие на пересмотр договора вне

рамок Лиги наций. Подобный ущерб нельзя было легко

исправить.

Наиболее резко реагировала на заключение «пакта че-

тырех» Польша. В марте 1933 года диктатор Польши, мар-

шал Иосиф Пилсудский, информировал правительство Да-

ладье о секретных планах вооружения Германии. Герма-

ния уже давно вышла из стадии наметок и планов; она

бешено вооружалась, скрывая это за густой завесой

тайны.

Маршал Пилсудский предложил Франции «превентив-

ную войну» против Германии. Даладье долго тянул с от-

ветом, затем отклонил предложение Польши. В апреле

1933 года оно было повторено и на этот раз подкреплено

меморандумом польского посла в Париже с данными о

лихорадочных вооружениях, проводимых в Германии.

На этот меморандум даже не последовало ответа. Но

через несколько дней обнаружилось, что «пакт четырех»

постепенно начинает принимать реальные очертания.

Польский посол заявил протест французскому министер-

ству иностранных дел. Его заверили, что пакт ни в какой

степени не отразится на франко-польском союзе. Однако

этого было недостаточно, чтобы «умиротворить» Варшаву,

и тогда Пилсудский, как рассказывал мне один француз-

ский министр, созвал своих советников и поручил им зон-

дировать возможность германо-польского соглашения. Пе-

реговоры о «пакте четырех» затягивались. Предупрежден-

ный польским генералом Сикорским, что предприняты ша-

ги к заключению польско-германского союза, Эмиль Бюре,

редактор парижской газеты «Ордр», органа партии нацио-

налистов, забил тревогу: «Польша нам изменяет!»

Завершилось все это взрывом дипломатической бом-

бы — германо-польским договором о ненападении, обязы-

вавшим обе страны на протяжении ближайших десяти лет

«ни при каких обстоятельствах не прибегать к силе при

разрешении спорных вопросов между ними». Таков был

результат «четырехпактного» флирта Даладье в его на-

чальной стадии. Первая брешь в системе дипломатических

союзов Франции была пробита. Началась перебежка в ла-

герь национал-социалистов.

В октябре 1933 года делегаты конференции по разо-

ружению, собравшейся в Женеве, были извещены крат-

кой телеграммой германского министра иностранных дел

фон Нейрата, что Германия вынуждена уйти с конферен-

ции по разоружению, а также из Лиги наций. Склонный

к театральным жестам, Поль-Бонкур, министр иностранных

дел в кабинете Даладье, потребовал, чтобы Германии был

послан энергичный ответ. Конференция выделила подко-

миссию для составления проекта ответа. Представленный

комиссией проект ответа от заседания к заседанию все боль-

ше смягчался в формулировках. Когда же он, в конце кон-

цов, увидел свет, то явился ясным свидетельством того,

что Германии нечего опасаться. Впервые была подвергнута

серьезному испытанию коллективная воля демократий За-

пада к сопротивлению. Она оказалась дряблой, распыленной.

Другим последствием фиаско, которое Франция потер-

пела на конференции по разоружению, была тревога, охва-

тившая малые европейские государства. Предвидя политику

дальнейших уступок Германии со стороны Франции, неко-

торые из них стали серьезно задумываться о том, чтобы

самим войти в соглашение с Германией.

Пока конференция по разоружению медленно агонизи-

ровала, внутренняя ситуация Франции все ухудшалась.

Свирепствовала депрессия, казна была пуста. Уже в пер-

вые месяцы 1933 года министр финансов Жорж Боннэ

исхлопотал в Лондоне краткосрочный заем в 150 миллио-

нов долларов. Теперь он снова был занят безуспешными

поисками денежных средств. Наступление правого крыла

палаты депутатов на правительство шло с нарастающей

силой. Оппозиция уже предвкушала момент, когда ради¬

кал-социалистский кабинет «падет направо», то есть будет

свергнут при таких обстоятельствах, которые позволят

радикал-социалистам вступить в министерскую коалицию с

правыми партиями.

Фашистские и полуфашистские союзы и группы прояв-

ляли лихорадочную активность. Наиболее значительный из

этих союзов, «Боевые кресты», возглавляемый полковни-

ком Казимиром де ла Роком, рос, как растут грибы после

дождя. «Боевые кресты», первоначально аполитичный союз

бывших фронтовиков, теперь был организован на фашистский

лад. Члены его проходили военное обучение, устраивали

пробные мобилизации и секретные маневры, в которых

впоследствии участвовали даже самолеты. Связи де ла

Рока с армией делали «Боевые кресты» особенно опас-

ными, — уже давно поговаривали, что оружие и снаряже-

ние они получают из военных арсеналов.

Около середины октября в редакциях газет и в ку-

луарах палаты депутатов пронесся слух, что в ближайшие

дни должен разразиться какой-то новый финансовый скан-

дал. Я пытался разузнать подробности этого таинственно-

го дела, но безрезультатно.

После бурного заседания палаты, во время которого

резкая перебранка сменялась ораторским красноречием,

кабинет Даладье пал на рассвете 24 октября 1933 года.

Еще одно правительство споткнулось на попытке уре-

зать оклады государственных служащих.

В ту ночь парижская полиция находилась в боевой

готовности. Говорили, что государственные служащие и

шоферы такси готовятся к массовой демонстрации перед

парламентом. Префектом парижской полиции был в это

время корсиканец Жан Кьяпп, которого Клемансо как-то

назвал «самым ловким шпиком Франции». Левые его не-

навидели.

Стоя у главного входа в Пале-Бурбон, где помещается

палата депутатов, Кьяпп самолично руководил действиями

полиции.

— Что ты здесь делаешь, Жан? — спросил его прохо-

дивший мимо депутат-социалист.

— Охраняю жизнь Даладье, — с подчеркнутой много-

значительностью ответил Кьяпп.

В течение следующих трех месяцев еще три кабинета

были сформированы и так же быстро свергнуты. Все те

же лица, те же радикал-социалистские заправилы, все та

же тесная компания каждый раз возвращалась к власти,

с той разницей, что в каждом новом кабинете эти люди

занимали несколько иные посты.

Преемником Даладье был Альбер Сарро, один из гла-

варей радикал-социалистской партии — уроженец Юго-за-

падной Франции, эпикуреец и стареющий Казанова. Он

уже давно принимал активное участие во французской

политике, и жизнь его была богата приключениями. В мо-

лодости его чуть не убили на Дуэли, в тылу страстей,

разгоревшихся в связи с делом Дрейфуса. Впослед-

ствии он отправился в Индо-Китай в качестве губерна-

тора этой французской колонии. Там на него было со-

вершено несколько неудачных покушений. В дальнейшем,

крепко окопавшись в руководстве радикал-социалистской

партии, он стал партийным заправилой. И теперь, на за-

кате его жизни, все большую роль в ней играли жен-

щины.

Даладье сохранил пост военного министра в кабинете

Сарро и продолжал делать авансы Германии.

Однако планы Даладье о сближении с фюрером едва

не были пресечены в самом начале. Депутат партии нацио-

налистов, Жорж Мандель, бывший во время мировой

войны правой рукой Клемансо, в речи, произнесенной им

перед своими избирателями, разоблачил тайный рост во-

оружений национал-социалистской Германии. Примеру

Манделя последовала самая распространенная во Франции

утренняя газета «Пти паризьен», напечатавшая ряд

статей с данными об объеме вооружений в Германии.

(Впоследствии эта газета присоединилась к лагерю «уми-

ротворителей».) Даладье в спешном порядке отправил в

Берлин графа де Бринона. И вот в ноябре 1933 года граф

вернулся во Францию с посланием от рейхсканцлера Гит-

лера, дышащим «лаской и теплом». По просьбе Даладье,

газета «Матэн», влиятельный орган французского стально-

го треста, напечатала это послание. Эффект был потряса-

ющий.

Граф де Бринон предпослал своему интервью с Гитле-

ром следующие слова: «Я подозреваю, что честолюбивое

желание герра Гитлера — быть тем человеком, кото-

рый от лица Германии достигнет соглашения с Францией.

Если в его книге «Mein Kampf» и выражена ненависть к

Франции, следует помнить, что книга эта была написана

в то время, когда герр Гитлер страдал в тюрьме. С тех

пор он сильно изменился». Вот что Гитлер поведал гра-

фу: «Я убежден, что как только будет разрешен вопрос

о Саарской области, являющейся германской территорией,

не останется абсолютно ничего, что могло бы помешать

сближению Франции и Германии... Я много раз повторял,

что судьба Эльзас-Лотарингии окончательно определена и

что мы не претендуем на нее... Те, кто говорит, будто я

хочу войны, оскорбляют меня. Я не такой человек. Война!

Она ничего не разрешит. Она может только ухудшить по-

ложение вещей. Война означала бы уничтожение наших

рас — лучшего цвета человечества, и привела бы к торже-

ству коммунизма».

Де Бринон рассказал Гитлеру о беспокойстве, вызван-

ном во Франции быстрым ростом вооружений Германии.

Тогда фюрер дал свое честное слово, что он делал не раз

как до, так и после этого. Он торжественно заявил: «Я

один определяю политику Германии, и когда я даю свое

слово, я имею обыкновение держать его».

Эта беседа Гитлера с де Бриноном в ноябре 1933 года

обозначила важный поворот. Даладье сделался поручите-

лем Гитлера в искренности его слов. В такой же роли

выступила и газета «Матэн», чьи связи с мощными инду-

стриальными и банковскими трестами, а также с правыми

группами парламента были общеизвестны. Отныне каждый

раз, когда возникало сомнение в искренности Гитлера, те,

кто сочувствовал ему во Франции, могли возразить: «Вы

разве не читали интервью в «Матэн»? Разве вы не знаете,

что за него поручился сам Даладье?» Отныне обманчивая

мирная пропаганда Гитлера находилась под защитой во-

енного министра, то есть руководителей армии и стоящих

за ними реакционеров. Опубликование в печати этого ин-

тервью было первым выступлением «пятой колонны» на

политической сцене Франции.

За ним последовали другие выступления. Жак Шасте-

нэ, один из редакторов влиятельной французской газеты

«Тан», отправился в Берлин для встречи с Гитлером. Он

тоже вернулся «миротворцем». Внутренняя подрывная де-

ятельность, направленная к уничтожению Франции, значи-

тельно усилилась.

Левые не сумели понять всего значения этих маневров.

Окончательно запутавшиеся в парламентских комбинациях,

в мелких интригах и сделках с черного хода, радикал-

социалисты и социалисты не реагировали с достаточной

силой на это первое официальное установление контакта

между французской реакцией и Гитлером.

Кабинет Сарро пал через три недели. Новая перета-

совка привела на пост премьера Камиля Шотана. Даладье

снова сохранил за собой пост военного министра. И вот

тут-то публично разыгрался скандал, который, по слухам,

назревал уже давно. Наружу выплыла афера Ставиского,

кровавыми буквами вписанная в историю Франции.

Александр Ставиский, «красавец Александр», в течение

многих лет был хорошо известен как в полусвете и среди

подонков Парижа, так и в фешенебельных парижских кру-

гах. Однажды он уже был под следствием за подделку

векселей на сумму около 350 тысяч долларов; теперь он

подделал обязательства городского ломбарда в Байонне,

маленьком городе на юго-западе Франции, на сумму в 12

или 13 миллионов долларов. Выслеженный полицией, он,

как утверждало официальное полицейское сообщение, по-

кончил с собой в Шамониксе (Швейцария). Но, по мне-

нию многих парижских газет, особенно правой прессы,

его пристрелили, так как он слишком много знал.

Надо сказать, что главным в афере Ставиского были

не его финансовые комбинации. Такие истории случались

и прежде, и в более крупных масштабах. Но в этом скан-

дале оказались замешанными некоторые министры, в том

числе Жорж Боннэ, ряд депутатов, видные судебные чи-

новники, редакторы нескольких газет и сам префект па-

рижской полиции Кьяпп.

Дело Ставиского бросило тень на политических деяте-

лей как правого толка, так и левого, радикал-социалист¬

ского крыла. Но французские реакционные круги решили

использовать этот скандал, чтобы расчистить дорогу для

создания послушного им правительства, за которым по-

следовало бы «установление фашистского строя во Фран-

ции.

Началась атака против левых, беспримерная по своей

ярости. Застрельщиками кампании были: «Аксион фран-

сез», газета монархистско-фашистского направления,

«Жур» — орган крайне правого крыла, и брызжущий

злобой «Гренгуар» — еженедельник, издаваемый зятем

Кьяппа. Во время дела Ставиского тираж этих изданий

возрос в несколько раз.

В начале 1934 года, по случаю открытия сессии пала-

ты депутатов, в Париже произошли первые, организован-

ные фашистами, уличные беспорядки. Наиболее разнуз-

данно вели себя, так называемые «королевские молодчи-

ки», связанные с «Аксион франсез», организацией Шарля

Мораса и Леона Додэ. К ним вскоре присоединились

другие фашистские лиги. Демонстрации продолжались, на-

растая, до 26 и 27 января. К толпам демонстрантов, зали-

вавшим главные бульвары Парижа и улицы, прилегающие

к палате депутатов, стали присоединяться члены различ-

ных организаций бывших фронтовиков. С каждым днем

становилось все очевиднее, что эти демонстрации — ре-

зультат объединенных действий фашистских лиг и что ими

руководит общий штаб. Зараза распространялась. По всей

Франции были расклеены плакаты: «Гоните вон депута-

тов!» «К чертям депутатов!» Волнения достигли апогея.

Как впоследствии обнаружил Жорж Мандель, скан-

дальная информация, которой фашисты воспользовались

как поводом для выступления против парламента, была

получена ими от Жана Кьяппа, префекта полиции. Кьяпп

открыто симпатизировал правым. Используя свое положе-

ние хозяина парижской полиции, он собрал множество

компрометирующих сведений о ряде известных политиче-

ских деятелей парламентской левой. Он безо всякого

стеснения устраивал за ними слежку; его агентура подслу-

шивала их частные телефонные разговоры. В его архивах

был похоронен не один финансовый скандал Третьей

республики. Это составляло его силу.

Интимные отношения Сарро с женщинами сомнитель-

ной нравственности, финансовые фокусы и спекуляции

Боннэ, личные секреты Шотана — все это было среди со-

кровищ, собранных в секретных досье Кьяппа. Он пере-

дал газетам только часть своей коллекции. Другую часть

он держал прозапас. И, по мнению некоторых депутатов,

которым можно доверять, еще одна часть была отправле-

на в Берлин, в архивы национал-социалистов. Один быв-

ший министр по секрету сказал мне, что готовность Боннэ

и Шотана притти к соглашению с Гитлером отчасти объ-

яснялась тем, что германский канцлер слишком много знал

о них. Национал-социалистские агенты постоянно держали

их под угрозой опубликования компрометирующих сведе-

ний; эта угроза, словно дамоклов меч, висела над их го-

ловой.

Для французских правых дело Ставиского было счаст-

ливой находкой. Момент был как нельзя более подходя-

щий. Страна устала от бестолковой смены кабинетов, от

перетасовки все той же колоды засаленных карт, от мо-

нотонного повторения одного и того же предложения —

урезать оклады государственных служащих, — устала от

вечных обещаний, которые ни к чему не вели. Рабочие,

крестьяне и мелкая буржуазия были доведены до отчая-

ния экономическим кризисом. Правые считали момент

вполне подходящим для того, чтобы уничтожить парла-

ментскую систему Франции и перекроить государственный

строй по фашистскому образцу.

И тут, перед решающим сражением, Камиль Шотан

дезертировал со своего поста. Несмотря на то, что он по-

лучил вотум доверия значительным большинством голосов

палаты, он все же подал в отставку. Это создало опас-

ный прецедент. Впервые в истории Третьей республики

законно сформированный кабинет, поддерживаемый пала-

той депутатов, подал в отставку под нажимом фашист-

ских и околофашистских групп, хозяйничавших на улицах

Парижа.

Еще одна перетасовка все той же колоды карт — и

снова вынырнул Даладье. К концу января 1934 года он

сформировал свой второй кабинет. Еще до назначения

новых министров по аристократическим салонам Парижа

ходил список — в нем значились имена пяти человек, «ди-

ректората», которому предстояло «руководить судьбами

Франции». В списке стояли имена маршала Петэна, быв-

шего президента республики Гастона Думерга, Пьера Ла-

валя, Андре Тардье и Адриена Марке.

Новый кабинет не просуществовал и десяти дней. Он

пал под ударами первого открытого выступления «пятой

колонны» в Париже. 6 февраля 1934 года на площади

Согласия и вокруг здания парламента вновь собрались

фашистские толпы, чтобы «прогнать депутатов к чертям».

Все они выстроились тут — лиги и группы, которым