Симон Андре, Моруа Андре. О тех, кто предал Францию

Подождите немного. Документ загружается.

многие видные политические деятели Франции и Англии

всячески добивались согласия французского и английско-

го правительств да такое разрешение вопроса. Один из

членов комиссии Лиги наций сказал мне в Саарбрюкене в

конце ноября 1934 года, что в принципе соглашение уже

достигнуто. В первых числах января 1935 года будет опу-

бликована декларация о том, что через десять лет состоит-

ся дополнительный саарский плебисцит.

Этой декларации не пришлось появиться на свет. При

посещении его Риббентропом Лаваль дал торжественное

обещание, что ничего подобного Лига наций не сделает.

Взамен он получил повторные заверения в том, что после

урегулирования саарского вопроса у Гитлера не останется

никаких территориальных притязаний к Франции. Лаваль

привлек на свою сторону маршала Петэна. Маршал резко

высказался против какого бы то ни было повторения пле-

бисцита. Он заявил, что не допустит, чтобы Саарская об-

ласть сделалась второй Эльзас-Лотарингией. Когда Лаваль

сообщил кабинету о своих переговорах с Риббентропом,

против него высказались только два министра: Жорж

Мандель и Эдуард Эррио.

На заседании кабинета Лаваль выступил с подробней-

шей характеристикой международного положения. Он

предстал перед своими коллегами в роли министра-опти-

миста. В частности, он огласил донесение французского

посла в Риме, сообщавшего, что Муссолини с нетерпеньем

ждет встречи с Лавалем. По словам посла, Муссолини хо-

чет обсудить «со всей прямотой» все существующие разно-

гласия и считает, что их возможно уладить.

Донесение изобиловало цитатами, приводящими язви-

тельные замечания Муссолини по адресу Гитлера. Из

Берлина французский посол Франсуа Понсе сообщал, что,

когда он был в последний раз у Гитлера, тот снова

подчеркнул свое желание добиться соглашения с Франци-

ей. К этому Франсуа Понсе добавлял: «Разумеется, я не

совсем доверяю искренности Гитлера; но вполне возмож-

но допустить, что Германия, изнемогающая под тяжким

бременем вооружений, нуждается в передышке. Есть ос-

нование полагать, что она не в состоянии выдержать еще

один год такого экономического напряжения».

Лаваль предложил кабинету следующий план соглаше-

ния с Муссолини: Франция уступит Италии часть своей

территории в Сомали и на юге Ливии, передаст Италии

некоторое количество акций железной дороги между Ад-

дис-Абебой и Джибути и продлит льготы для итальянских

поселенцев в Тунисе до 1960 года. Взамен Франция потре-

бует от Муссолини соглашения о взаимной консультации

в случае, если окажутся под угрозой независимость Ав-

стрии или status quo в придунайских и балканских странах.

Кроме того, Италия должна участвовать в консультациях с

Францией о мероприятиях, необходимых для того, чтобы

предупредить дальнейший рост германских вооружений.

Тут один из министров спросил Лаваля, имеются ли у

него какие-либо новые сведения о замыслах Муссолини

насчет Абиссинии и о возобновившихся переговорах между

Италией и Германией. Лаваль ответил, что, согласно полу-

ченным им донесениям, переговоры между Берлином и

Римом вовсе не имеют такого значения и такого масшта-

ба, какой им приписывают. Что же касается итальянских

планов в Абиссинии, продолжал Лаваль, то сведения, ко-

торыми он располагает, убеждают его в том, что Муссо-

лини имеет в виду добиться от Хайле Селассие незначи-

тельных территориальных уступок. И, по его мнению,

Франции не стоит волноваться, если Муссолини приобретет

еще несколько квадратных километров пустыни.

После заседания кабинета я разговаривал с одним из

министров. Он был в удрученном настроении. «Мы оказа-

лись,— жаловался он,— лицом к лицу с двумя диктато-

рами, каждый из них напрягает все силы, чтобы построить

могущественную империю. А Лаваль думает приручить их,

предложив одному полоску пустыни и несколько железно-

дорожных акций, а другому Саарскую область. Он подхо-

дит к вопросам внешней политики так, как будто речь

идет о дополнительных выборах в его округе. Боюсь, не

нажить бы нам хлопот».

Хотя Муссолини согласился только на часть француз-

ских предложений, в начале января 1935 года Лаваль от-

правился в Рим. Прощаясь с дипломатами, провожавшими

его на вокзале, он ликовал: «Я имею большие основания

надеяться, что наступает новая эра во франко-итальянских

взаимоотношениях».

Лаваль настоял на том, чтобы «Боевые кресты» инсце-

нировали «восторженную встречу» при его возвращении

из Рима в Париж. Как выяснилось из позднейших разо-

блачений, он заплатил из секретных фондов за каждого

демонстранта — «с головы»,

Палата депутатов и сенат тоже встретили его шумны-

ми овациями. Римское соглашение было одобрено подав-

ляющим большинством голосов. Против голосовали толь-

ко депутаты-коммунисты. Вопреки своему обыкновению,

Лаваль сам составил коммюнике о заседании обеих палат.

Прием, оказанный Лавалю в Риме, сначала не оправ-

дал его ожиданий. Не было ни толп, ни знамен, ни при-

ветственных манифестаций. В течение двух дней Рим был

вежлив, но холоден и сдержан.

Откровенно намекая на то, что он ожидал от Франции

большего, чем предлагает Лаваль, Муссолини сказал в

своем тосте на официальном банкете: «Этот многознача-

щий визит знаменует первую точку соприкосновения в

политике двух великих латинских держав».

Ответный тост Лаваля был гораздо более пылким.

«Муссолини, — сказал он, — вписал самую блестящую

страницу в историю современной Италии. Он возбудил ве-

ликие надежды. Все, кого воодушевляет идеал мира, об-

ращают сейчас свои взоры к Риму». Но римский лед не

растаял даже после этого горячего объяснения в любви.

Перемена произошла внезапно, но только после бесе-

ды с глазу на глаз между Лавалем и Муссолини, состояв-

шейся во время блестящего приема, устроенного француз-

ским посольством. Обоих государственных деятелей оста-

вили наедине в одном из покоев огромного палаццо Фар¬

незе, где с богато отделанных лепных потолков на собе-

седников смотрели только фрески Караччо. Tete-a-tete

продолжался около получаса. И этих коротких тридцати

минут оказалось достаточно, чтобы решить судьбу Абисси-

нии, независимого государства, полноправного члена

Лиги наций. Оба — и Муссолини, и Лаваль — сияли от

удовольствия, когда вышли к остальным гостям. Атмосфе-

ра тотчас же изменилась. Сухая вежливость уступила ме-

сто сердечной теплоте. Всех обошла фраза, брошенная

Муссолини французскому послу: «Лаваль — единственный

государственный человек, который понимает фашизм».

Не успел Лаваль покинуть Рим, как собрался фашист-

ский Большой совет, объявивший, что на случай возмож-

ных событий приняты все необходимые военные меры.

Девять месяцев спустя, в октябре 1935 года, итальян-

ские войска вторглись в Абиссинию.

В январе 1935 года, через несколько дней после воз-

вращения Лаваля в Париж, состоялся плебисцит в Саар-

ской области.

По официальным данным, свыше 90 процентов саарцев

голосовали за воссоединение с Германией. Правда, за гра-

ницей знали, что, невзирая на международный контроль,

саарское население было терроризовано. Штурмовики гро-

зили, что после голосования жестоко расправятся с теми,

кто будет голосовать против. Но как бы там ни было,

плебисцит создавал повсюду иллюзию, что германский на-

род идет за национал-социалистским лидером. Успех Гит-

лера помог ему преодолеть серьезные затруднения внутри

национал-социалистской партии. Национал-социалистская

диктатура крепко держала теперь в своих руках бразды

правления. Результаты плебисцита дали также новые силы

национал-социалистскому движению в Австрии, Чехослова-

кии и других странах с более или менее значительным

немецким меньшинством. Но важнее всего то, что плебис-

цит еще раз показал Гитлеру (и притом весьма убедитель-

ным образом) всю слабость и близорукость государствен-

ных деятелей, представляющих демократические страны.

Он видел, как упорно хозяева Франции добивались согла-

шения с ним. И он прекрасно учел то, о чем говорят

многочисленные донесения его негласных агентов: во

Франции все смелее раздаются голоса, требующие, чтобы

Французская республика повернулась спиной к Великобри-

тании и действовала рука об руку с авторитарными дер-

жавами. Когда Риббентроп совершал обход парижских

гостиных, ему всюду говорили, что Франция не будет воз-

ражать против введения всеобщей воинской повинности в

Германии. Риббентроп доложил об этом Гитлеру. После

саарского плебисцита Гитлер долго совещался со своими

соратниками. Он утверждал, что настал момент, когда

можно рискнуть и пойти на первое открытое нарушение

Версальского договора. И, вопреки мнению и уговорам

многих из его осторожных советников, он снова оказался

прав.

Через два месяца после саарского плебисцита Гитлер

нарушил часть пятую Версальского договора. В марте

1935 года он издал декрет о всеобщей воинской повинно-

сти в Германии.

В богатом событиями январе 1935 года генерал Вей¬

ган, начальник генерального штаба и вице-председатель

Верховного совета 'национальной обороны, достиг предель-

ного возраста и вышел в отставку. Его преемником был

назначен генерал Морис-Гюстав Гамелен. Это назначение

было чревато тягчайшими последствиями для Франции.

Для беспристрастных и прозорливых наблюдателей

римский пакт и саарский плебисцит были вехами на пути,

ведущем Францию к гибели. Для Лаваля, наоборот, они

служили доказательством, что он избрал верный путь. В

ближайшие месяцы он обрушил на Францию целый ливень

соглашений, пактов, деклараций, обещаний и проектов —

«бумажный дождь», как говорили в те дни. Клевреты

Лаваля прозвали его «комми-вояжером мира»: он переса-

живался с поезда на поезд и с самолета на самолет, разъ-

езжая по разным странам. Но почти каждая из этих по-

ездок вела к дальнейшему ослаблению дипломатических

позиций Франции.

В Женеве он произнес речь, прокламирующую «веру в

лигу», пытаясь рассеять опасения, вызванные в странах

Малой Антанты его поездкой в Рим. Ему пришлось выдер-

жать неприятный разговор с румынским министром ино-

странных дел Титулеску. Во время горячего спора румын-

ский политик бросил ему обвинение в том, что он предал

друзей Франции. Югославский дипломат, присутствовав-

ший при этом разговоре, говорил потом, что на месте Ла-

валя он не потерпел бы тех оскорблений, какими осыпал

его Титулеску. Но Лаваль преспокойно проглотил все и

только скалил зубы.

В феврале 1935 года он вместе с премьером Фланде-

ном поехал в Лондон.

Лавалевские впечатления от лондонской поездки луч-

ше всего выразил сенатор Анри де Жувенель, который

был одно время французским послом в Риме. «Я не

знаю, — сказал он, — как у нас обстоят дела с Англией,

но я питаю глубокое доверие к Муссолини».

Лондонский мыльный пузырь лопнул через месяц, ко-

гда в Германии была введена всеобщая воинская повин-

ность. Бледные и неподвижные сидели в палате депутатов

Лаваль и Фланден, когда депутат-националист Франклен-

Буйон бичевал их за «попустительство германским воору-

жениям». Когда Франклен-Буйон окончил свою речь, он

обвел взглядом правые скамьи палаты, ожидая, повиди-

мому, бурных аплодисментов. Но хлопали лишь немногие

из его коллег. Франклен-Буйон, весь багровый, выскочил

в кулуары. Столкнувшись там с журналистом-ветераном,

своим старым приятелем, он отчаянным голосом завопил:

«Франция погибла!» А в зале заседаний Лаваль спокойно

сидел в ложе правительства и скалил зубы.

Но что-то надо было сделать. Французское правитель-

ство обратилось в Лигу наций с ходатайством о немед-

ленном созыве Совета лиги. Твердо уповая на Муссолини,

оно предложило тройственную конференцию в составе

представителей Франции, Англии и Италии.

Встреча французских и английских министров с Муссо-

лини состоялась в северной Италии, в Стрезе.

На сказочном острове Изола Белла, за плотной стеной

чернорубашечников, Муссолини чувствовал себя укрытым

от бурных проявлений народной любви и от назойливого

любопытства иностранных журналистов. На фоне палаццо

Борромео, где остановился глава итальянского правитель-

ства, пять актеров — разыгрывали странную пьесу. Они не

говорили того, что думали; они не думали того, что гово-

рили. Муссолини уносился мыслью в знойную Африку,

где маршал де Боно подготовлял войска и амуницию для

вторжения в Абиссинию. Лаваль думал о предстоящей

ассамблее Лиги наций, для которой надо было загото-

вить формулу, удовлетворяющую тех, кто хотел занять

твердую позицию по отношению к Гитлеру, и в то же

время приемлемую для тех, кто, подобно ему, хотел

притти к соглашению с национал-социалистским рейхскан-

цлером.

Плодами стрезской конференции были несколько бу-

мажных деклараций. Одна из них выражала сожаление по

поводу нарушения Германией Версальского договора, но

вместе с тем и благочестивую надежду, что можно будет

договориться с Гитлером об ограничении вооружений. Ита-

лия и Англия вновь подтвердили свои обязательства га-

рантов Локарнского пакта. И, наконец, три державы —

Англия, Франция и Италия — торжественно заявили, что

они воспротивятся всякому одностороннему отказу от

договора, могущему поставить под угрозу мир в Европе.

Этот документ получил громкое имя «Стрезского фронта».

Один наблюдательный комментатор назвал его гораздо луч-

ше: «Бумажная стена, которая не выдержит малейшего

дуновения ветра».

Из Стрезы Лаваль возвращался через Женеву. Там он

приобщил к своей коллекции еще один клочок бумаги:

единогласно принятую декларацию Лиги наций, осуждав-

шую односторонний акт Германии, выразившийся во вве-

дении всеобщей воинской повинности.

При голосовании этой декларации воздержалась толь-

ко одна Дания. Ровно через пять лет, почти день в день,

в Данию вступили германские войска.

В следующий раз поезд помчал Пьера Лаваля через

всю Европу в Москву. Эррио и Барту подготовили почву

для пакта о взаимной помощи между Францией и СССР.

Лаваль считал полезным продолжать начатые Барту пере-

говоры. Он был уверен, что этот пакт ничуть не помешает

ему сторговаться с Гитлером и Муссолини. Как и все во-

обще внешнеполитические шаги Лаваля, поездка в Мо-

скву была тесно связана с его маневрами в области

внутренней политики. Дело в том, что соглашение между

левыми элементами во Франции приобретало все более

широкий размах. Коммунисты, социалисты и радикал-

социалисты требовали заключения пакта с СССР, чтобы

создать противовес германским и итальянским планам экс-

пансии. Французский генеральный штаб тоже был настро-

ен тогда в пользу франко-советского пакта; высказывалась

за него и часть правых политических деятелей. Лаваль

рассчитывал, что, подписав пакт, он вырвет почву из-под

ног у левых, в частности, у коммунистов, влияние кото-

рых, как инициаторов Народного фронта, быстро росло в

стране. Он задумал один фокус и не сомневался, что нане-

сет сокрушительный удар коммунистам. Лаваль собирался

выпросить в Москве декларацию, одобряющую усиление

французских вооружений. С помощью такой декларации

он надеялся разгромить коммунистов на предстоящих му-

ниципальных выборах, в частности в его собственном

округе Обервилье, где он был мэром и где растущая вол-

на коммунизма ставила его позиции под угрозу. Но Ла-

валь перемудрил; его план оказался бумерангом, ударив-

шим впоследствии его самого.

Перед отъездом из Парижа Лаваль постарался всяче-

ски заверить Гитлера, что соглашение с СССР ни в коем

случае не исключает франко-германского сближения. Он

самым недвусмысленным образом дал понять германскому

послу в Париже, что в любой момент готов будет отка-

заться от пакта с СССР ради широкого и окончательного

соглашения с Германией.

Подготовив проект пакта совместно с советским по-

слом в Париже Потемкиным, Лаваль поехал для подписа-

ния его в Москву, сопровождаемый целым легионом жур-

налистов.

В то самое время, как Лаваль в беседе с журнали-

стами, составлявшими его свиту, уверял, что Франция

искренно стремится поддерживать дружественные отно-

шения с СССР в духе франко-советского пакта, француз-

ский посол в Берлине, Франсуа Понсе, имел очередную

беседу с Гитлером. Он довольно часто посещал рейхскан-

цлера, но на сей раз, во время московских переговоров,

он особенно добивался приема, чтобы повторить Гитлеру

то, что Лаваль доверительно сообщил германскому послу в

Париже перед тем, как отправиться в советскую столицу.

На обратном пути из Москвы Лаваль официально

представлял французское правительство на похоронах мар-

шала Пилсудского. Здесь он встретился с командующим

германским воздушным флотом Герингом. В течение

двух часов Лаваль и Геринг беседовали, запершись в но-

мере гостиницы «Европа» в Варшаве.

Геринг встретился еще с одним деятелем во время

своего пребывания в Польше. За гробом Пилсудского

он шел рядом с маршалом Петэном. Геринг и Петэн

встречались уже раз — на похоронах югославского короля

Александра. Печать подчеркивала тогда сердечность, с ка-

кой отнеслись друг к другу оба участника первой мировой

войны. На сей раз после похорон между ними состоялась

конфиденциальная беседа. Маршал Петэн вернулся во

Францию с убеждением, что франко-советский пакт надо

сделать беспредметным.

Вскоре же после возвращения во Францию Лаваль

увидел, как его внутриполитические расчеты разлетаются в

прах. Муниципальные выборы в Париже дали блистатель-

ную победу левым партиям. Особенно большого успеха

добились коммунисты, завоевавшие большинство в окру-

жающих Париж пригородах, в индустриальном «красном

поясе» столицы. В Обервилье — округе, где Лаваль был

мэром, — коммунисты нанесли поражение его сторонни-

кам, несмотря на энергичную предвыборную кампанию,

которой лично руководил сам министр.

Лаваль тотчас же начал воздвигать всяческие препят-

ствия на пути к ратификации франко-советского пакта.

Хотя по французской конституции не требуется ратифика-

ции таких договоров парламентом, Лаваль настоял, чтобы

в данном случае была применена парламентская процеду-

ра. В результате окончательная ратификация затянулась

до тех пор, пока не ушел сам Лаваль. Он изобретал все-

возможные придирки и отговорки, чтобы отложить перего-

воры между французским и советским генеральными шта-

бами, которые на основании подписанного в Москве согла-

шения должны были начаться в июне 1935 года. Всякому

политическому наблюдателю было совершенно ясно, что

французский министр иностранных дел не имеет ни малей-

шего желания воплощать в жизнь пакт с СССР. Он решил

просто приобщить его к своей коллекции клочков бумаги.

В июне 1936 года, после падения кабинета Фландена,

Пьер Лаваль возглавил новое правительство, оставив за

собой портфель министра иностранных дел. Приблизитель-

но в это же время полковник де ла Рок объявил от име-

ни «Боевых крестов»: «Близок, очень близок день, когда

мы возьмем власть в свои руки. Наши самолеты не будут

показываться до тех пор, пока не наступит время нане-

сти удар. Этот миг приближается». Через несколько дней

после того, как Лаваль вступил в должность премьера,

«Боевые кресты» в широком масштабе возобновили свои

демонстрации в Париже и в провинции. В Алжире, во

французской Северной Африке, в демонстрации участвова-

ли тысячи, а над головами демонстрантов кружили и гу-

дели тридцать самолетов «Боевых крестов».

Левые тоже мобилизовали свои силы. В Париже со-

стоялся первый официальный митинг Народного фронта.

Главными ораторами были социалистический лидер Леон

Блюм, коммунистический лидер Морис Торез и вновь по-

явившийся на горизонте лидер радикал-социалистов Эду-

ард Даладье. По своему значению митинг был событием

из ряда вон выходящим — он официально освящал согла-

шение между мелкой буржуазией и рабочим классом о

совместных действиях. Обращаясь к переполнившим зал

слушателям, Даладье выразил свою благодарность за то,

что он имеет возможность говорить перед рабочими — со-

циалистами и коммунистами. «Как представитель мелкой

буржуазии, — восклицал он, — я утверждаю, что средние

классы и рабочий класс — естественные союзники». Громо-

вым эхо отозвался по всей стране парижский митинг. По

всей Франции были созданы комитеты Народного фронта,

взявшиеся за подготовку объединенных демонстраций ле-

вых элементов в день национального праздника 14 июля.

В день 14 июля — годовщину взятия Бастилии — Па-

риж увидел самую величественную, воодушевленную и

красочную демонстрацию, какую знает новейшая история

Франции. Полмиллиона людей шествовали сомкнутыми ря-

дами. Во главе бесконечных колонн шли Даладье, Блюм

и Торез. На исторической площади Бастилии лидеры дали

торжественную клятву бороться против фашизма и войны

за свободу, равенство и братство.

На Елисейских полях демонстрировали тысяч тридцать

из организации «Боевых крестов» под охраной плотной

стены полицейских, отгораживавших их от колонн Народ-

ного фронта. Было ясно: в Париже легионам полковника

де ла Рока будет, во всяком случае, мудрено осуществить

свои угрозы.

Вскоре после того как Лаваль встал во главе прави-

тельства, Муссолини дал ему знать, что он стоит за во-

зобновление пакта четырех держав. Лаваль тотчас же вы-

разил согласие и начал переговоры с германским послом

в Париже. Но переговоры были внезапно прерваны поли-

тической сенсацией. В июле 1935 года было опубликова-

но англо-германское морское соглашение.

Это соглашение подорвало престиж Лаваля. Он сделал

попытку укрепиться при помощи ряда чрезвычайных де-

кретов. Железнодорожникам, докерам и государственным

служащим преподнесли новую урезку заработной платы.

В портовых городах Тулоне и Бресте вспыхнули забастов-

ки, которые были подавлены с помощью колониальных

войск.

В результате — шестеро убитых и десятка два ране-

ных. Атмосфера, и без того насыщенная электричеством в

результате постоянных провокаций со стороны фашист-

ских лиг, сгущалась с каждым днем. Генерал Вейган был

восстановлен на действительной службе.