Симон Андре, Моруа Андре. О тех, кто предал Францию

Подождите немного. Документ загружается.

Лаона. Жорж Мандель, наш энергичный министр колоний,

имел такие же сведения. Он позвонил Гамелену и сказал,

что у него сидит сейчас Рейно. Сначала премьер не хо-

тел сам разговаривать с главнокомандующим — тем са-

мым, которого всего лишь неделю назад Даладье отка-

зался сместить. Но когда Гамелен подтвердил, что немцы

могут в тот же вечер достичь Парижа, Рейно почувствовал

прилив энергии. Правительство решено было перевести в

Тур, архивы министерства иностранных дел приказано

было уничтожить. Но хотя германские колонны стояли в

полной готовности и авиация могла защитить их от фран-

цузской артиллерии, немцы не торопились к Парижу. Свою

первую задачу они уже выполнили: разорвали коммуника-

ции за линией французского фронта. Теперь они собира-

лись повернуть к Ламаншу. В середине дня Рейно успо-

коился, и министры остались в Париже.

На шестой день боев Гамелен, этот невозмутимый

Будда в генеральском мундире, признал, что он потерпел

поражение. Неисправимо косная военная система, кото-

рую он унаследовал от своих предшественников и которой

он сам придал законченную форму, бесповоротно осуж-

денная, была повергнута во прах.

Словно освещенная вспышкой молнии, предстала перед

ним вся картина. Строители линии Мажино, пожертвовав

глубиной и гибкостью ради оцепенелой мощи, просчита-

лись. Устоять или пасть линия могла только вся целиком;

ее нельзя было заштопать, передвинуть или соорудить за-

ново в другом районе. Разве только в Северной Африке

можно было еще создать ее стратегическое подобие. Пла-

ны некоторых генералов, предлагавших отступить и органи-

зовать новые опорные пункты в Бретани или в Морване,

между Верхней Луарой и Саоном, растаяли через не-

сколько дней, как дым.

Значит ли это, что вся оборонительная доктрина была

колоссальной ошибкой? Не обязательно. Многого ли до-

стигли бы немцы, если бы у Франции было достаточно со-

временных противотанковых пушек, если бы Гамелен до-

бился ускоренного производства всех видов оружия? Но

чем больше мы будем соглашаться со стратегическими те-

ориями Гамелена, тем суровее мы должны осудить бес-

толковщину в применении их на практике.

Вечером 15 мая Гамелен разговаривал с Даладье, а

на следующее утро с Манделем и Рейно. Он говорил

341

вполне откровенно, не пытаясь скрывать своей тревоги.

Но он не сомневался, что Рейно его сместит, и хотел уйти

с видом человека, который знает больше, чем говорит, и

верит в успех. С одобрения Даладье, но не посоветовав-

шись с Рейно, он издал 17 мая свой знаменитый приказ

«Победить или умереть». Этот приказ напоминает обра-

щение Жоффра к войскам накануне битвы на Марне, кото-

рое, весьма возможно, сочинял тот же Гамелен. Некото-

рые авторы попадают в плен к своему словарю. Но то,

что могло произвести впечатление 25 лет тому назад, те-

перь звучало фальшиво. Действительно ли к Гамелену

вернулась надежда? Или он боялся позора больше, чем

поражения?

Как впоследствии выяснилось, на заседании кабинета

17 мая Рейно не удалось добиться замены Гамелена Вей¬

ганом. На следующий день главнокомандующий доказы-

вал свою правоту Даладье и Петэну, который только что

был назначен заместителем премьера и главным военным

советником французского правительства. Оба они были

склонны согласиться с доводами Гамелена. Даладье был

не очень расположен к Вейгану, так как знал, что Вейган

его недолюбливает, а Петэн, правда, не возражал в

1928 году против назначения Вейгана на должность на-

чальника генерального штаба, a потом, в 1931 году —

против присвоения ему звания главнокомандующего, но

все же не забыл, как Фош и вся группа Фоша, к которой

принадлежал и Вейган, резко критиковала его, Петэна.

Но Рейно нельзя было запугать, и 19 мая в 3 часа дня

он назначил Вейгана главнокомандующим французской

армией. За день до этого Вейган имел краткую беседу с

Гамеленом и попросил разрешения просмотреть его папку

с приказами. Рейно и Бодуэн рассказывали потом, что Га-

мелен не мог показать Вейгану ни одного приказа, так

как он всегда разрешал своим подчиненным действовать

по собственному разумению и не вмешивался в их страте-

гию. Возможно, что на это свидетельское показание

нельзя вполне положиться. И Рейно, и Бодуэна тревожил

вопрос, как отнесется общественное мнение к смене глав-

нокомандующего, и они были непрочь сваливать все ошиб-

ки на Гамелена. Но и Вейган тоже говорил друзьям, что

Гамелен не мог указать ему расположения наших войск

и, чтобы отыскать французские позиции, Вейгану пришлось

самому производить наблюдения с самолета. Будем, одна-

342

ко, справедливы к Гамелену и добавим от себя, что гене-

рал Жорж, преданный сторонник Вейгана, мог дать ему

не больше сведений, чем Гамелен. Так или иначе, история

эта доказывает не беззаботность Гамелена, а только то,

что всякая связь между ставкой главнокомандующего и

командирами действующей армии просто-напросто прекра-

тилась.

После отставки Гамелена по всей Франции распростра-

нился слух, что он покончил самоубийством. Но один из

его друзей 23 мая посетил его, и оказалось, что Гамелен

чувствует себя хорошо и готов отстаивать свою политику.

Он признавал, что Франция в большой опасности, но ве-

рил, что еще не поздно ее спасти. Друзья Гамелена впо-

следствии настойчиво указывали, что 19 мая в 10 часов

утра, то есть за пять часов до своего отстранения,

Гамелен послал генералу Бийотту, командовавшему

французскими, английскими и бельгийскими дивизиями,

приказ о контратаке. Вейган начал свою деятельность с

того, что отсрочил эту контратаку. Защитники Гамелена

приводили еще и такой пример: если бы Жоффра отстра-

нили от командования после Шарлеруа, если бы тогдаш-

нее правительство не дало ему возможности перегруппи-

ровать свои силы и снова повести армию в бой, то Фран-

ция не одержала бы победы на Марне.

Конечно, людей, стоявших у власти в 1940 году, нель-

зя сравнивать с людьми 1914 года — Пуанкаре и Миль-

ераном. Но если бы Гамелен в самом деле так верил в

возможность успешной контратаки, то он бы мог еще в

последний день настоять на своем в совете министров, не-

смотря на оппозицию Рейно. Дошло до того, что англий-

ский генеральный штаб потерял всякое доверие к француз-

скому и составлял свои собственные оперативные планы

Согласимся на минуту с основной доктриной Гамелена.

Забудем, что французский генеральный штаб недооценил

германскую стратегию, хотя давно уже было известно, что

Вейган потом утверждал, что английский штаб не соглашался

с его приказами о наступлении. Англичане упорно отрицали это. По

сведениям из достоверных источников, Вейган с самого начала счи-

тал, что армии, отрезанные на севере, там и должны оставаться, что-

бы отвлекать как можно больше германских сил.

343

немцы рассчитывают прорваться и предполагают пустить

вперед авиацию и танки, пользуясь авиацией как особым

видом артиллерии; забудем и о том, что генеральный штаб

игнорировал политические и психологические средства.

Германии. Все же трудно объяснить, почему генеральный

штаб опрометчиво отказался от обороны и очертя голову

бросился в контратаку? Почему пренебрегли обороной

Мааса — этих исторических «ворот во Францию»? Почему

во время передышки между сентябрем 1939 года и маем

1940 года укрепления типа линии Мажино не были про-

должены от Монмеди до Северного моря? И почему там

не расположили постоянные, специально обученные для

этой службы войска? Почему армии, прикрывавшие пре-

жде французский левый фланг, не были оттянуты из Бель-

гии до 15 или 16 мая, чтобы закрыть брешь, зияющую у

них в тылу? Почему не оказалось общих армейских резер-

вов, которые можно было бы послать им на помощь? По-

чему делались такие недостаточные попытки для освобож-

дения французской и английской армий от многотысячной

волны беженцев, которые, в конце концов, парализовали

военные передвижения, подобно тому как лилипуты пара-

лизовали гиганта, сковав его мириадами крохотных це-

пей?

Даже самые выдающиеся военные авторитеты едва ли

рискнут полностью ответить на такие вопросы.

ЖюльРомэн

Тайна Гамелена

Если, как утверждают иногда, опыт лишь в том случае

представляет собой известную ценность, когда он являет-

ся ступенью к дальнейшему совершенствованию, то мой

опыт с генералами мало чего стоит. Ибо ему как раз недо-

стает постепенного развития.

На протяжении многих лет я не добавил ничего к то-

му, что я узнал еще будучи рядовым, в то время когда

пехотный сержант представляет собой для человека его

обычный горизонт, на который он осмеливается взирать без

особого смущения, хотя и не без страха. Офицер — это

уж далекая вершина, что же касается генерала, то это не-

что вроде Гауризанкара, укрытого облаками и совершенно

фантастического.

И вот все сложилось так, что после моего знакомства

с пехотными сержантами первым офицером, с которым мне

пришлось столкнуться, был Вейган. Он в то время был ге-

нерал-инспектором армии, то есть был облечен полномочия-

ми генералиссимуса на случай войны. Случилось это около

семи лет тому назад.

Подумав, я прихожу к заключению, что все это, разу-

меется, звучит несколько проще, чем было на самом деле.

Конечно, во время моих путешествий по Европе мне слу-

чалось встречаться в посольствах не с одним генералом,

однако в посольствах эта порода необычайно выдрессиро-

вана и безобидна. Мне не приходило в голову делать ка-

кие-нибудь выводы на основании этих встреч, так же как

мне не пришло бы в голову хвастать, что я прекрасно

знаю первобытную жизнь индейских племен только пото-

му, что в Большом каньоне я видел, как отельные служа-

щие, наспех переодетые в сиукских воинов, исполняли во-

инственный танец на террасе отеля.

345

Итак, я познакомился с Вейганом на одном завтраке,

который был устроен моими друзьями. Хозяин предусмот-

рительно предупредил нас обоих. Генерал Вейган высказал

некоторые опасения. «Я слышал, — сказал он, — что этот

ваш Ромэн такой левый...» — «Нет, нет, вот погодите, вы

увидите. Это человек широких взглядов, и он интересует-

ся всем на свете».

После завтрака нас оставили вдвоем в саду, так что

мы могли побеседовать с глазу на глаз. К счастью, я не-

медленно обнаружил в нем некоторые черты, свойственные

генералам вообще, черты, которые проявляются в них все

более и более отчетливо, чем выше вы поднимаетесь по

лестнице военной иерархии, — подкупающую учтивость,

приветливость, внимание к собеседнику, то общее впечат-

ление непритязательной скромности, какая присуща разве

лишь совсем молоденькой девушке; хотя должен признать-

ся, что теперь редко приходится встречать молоденьких

девушек, которые были бы столь же скромны.

Едва успели мы с Вейганом обменяться несколькими

фразами, как в памяти моей выплыла из прошлого фигура

одного сержанта, с которым я чувствовал себя далеко не

так непринужденно, и я подумал, что если бы здесь был

сержант Гамонэ, нам обоим было бы здорово не по себе,

и мне, и Вейгану.

Я припоминаю, что я почти тут же спросил его, какую

роль, по его мнению, будет играть авиация в будущей вой-

не? Не следует думать, что это свидетельствует о какой-то

моей исключительной прозорливости; просто я читал по

этому вопросу в журналах статьи специалистов. Авторы их

утверждали, что успехи, достигнутые авиацией, должны до

такой степени изменить условия войны, что теперь уже

будет неразумно возлагать надежды на большую числен-

ность войск. В частности, было немало разговоров о тео-

риях некоего итальянского генерала Дуэ. Во Франции не-

которые государственные деятели из левых, и даже — что

следует отметить — из крайних левых, утверждали, что де-

нежные средства, потребные для того, чтобы продлить

срок воинской повинности, могли бы с большей пользой

пойти на создание мощного воздушного флота. Другие в

то же время предостерегали, утверждая, что если Герма-

ния и не имеет права строить военные самолеты, то она

строит крупные коммерческие воздушные корабли, которые

легко превратить в бомбардировщики.

346

Он отвечал мне, тщательно взвешивая интонацию каж-

дой фразы: «Конечно, такими соображениями пренебре-

гать нельзя. Однако авиация не может довести дело до

решительного конца. Чтобы решить дело, вы должны за-

владеть полем битвы, а воздушные силы никогда этого

сделать не могут».

Он говорил и еще кое-что, и все это было вполне прав-

доподобно. Так, например, он сказал, как важно было бы

для воздушного флота располагать базами на определен-

ном расстоянии от фронта и о тех трудностях, которые при

этом возникают. Он не утверждал, что пехота всегда

останется «царицей боя», он ее повторял таких избитых

фраз. Но у меня создалось впечатление, что он не верит

в то, что современные механизированные боевые средства

могут произвести переворот в тактике и стратегии.

В тот же день я узнал (хотя он говорил это и не мне,

а кому-то другому), что он скоро достигнет предельного

для военного возраста, но не собирается ничего делать

для того, чтобы удержаться на своем посту, так как он

убежден, что устав, предусматривающий повышение в чи-

нах молодых офицеров, по существу разумен.

Это его отношение к уставу следует поставить ему в

заслугу, так как у него сохранились еще прекрасная вы-

правка и те крепкие, гибкие мускулы, которые большинст-

во мужчин обычно теряет к тридцати годам. Легко можно

было себе представить, как он совершает верхом свой объ-

езд — в тридцать миль в окружности.

И вот поэтому, когда мы распрощались, я сказал: «Ка-

кой обаятельный человек — полная гармония. Невозможно

обнаружить в нем ни единой черты «полковника Блимпа»...

И все же (прибавил я про себя) будем надеяться, что в

нем нет также ничего и от психологии кавалериста». Это на

моем языке было намеком на тех генералов, которые в

четырнадцатом году были убеждены, что решительная ка-

валерийская атака сметет «хваленую тяжелую артиллерию

гуннов».

Мне припоминается еще одно свидание, которое про-

изошло несколько позже. Я часто задумывался над ним

в течение этих последних месяцев, ибо события придали

ему совершенно особое значение. Это произошло, если не

ошибаюсь, во второй половине 1934 года.

В это время я, хотя инициатива исходила и не от ме-

ня, оказался во главе «Движения 9 июля», того движения,

347

которое объединяло все «молодые» группировки в поли-

тике.

Многие — с основаниями или без оснований — возлага-

ли большие надежды на это движение или, во всяком слу-

чае, полагали, что с ним следует считаться.

И вот случилось так, что лейтенант-полковник Дидло,

начальник штаба генерала Вейгана, явился ко мне с визи-

том. Он принес мне свою статью, которая только что по-

явилась в «Ревю Эбдомадэр». Он заявил мне, что он был

бы очень счастлив, если бы я нашел время подумать над

этим вопросом, «потому что, может быть, когда-нибудь вам

случится высказать свое мнение по этому поводу». Статья

эта касалась «новой армии». Она была очень хорошо на-

писана и, на первый взгляд, весьма тщательно продумана.

Только недавно я догадался, что именно она имела в

виду. Как раз в 1934 году вышла в свет ныне знаменитая

книга Шарля де Голля. Тогда я, как и почти все в то вре-

мя, о пей еще не слышал. Однако ее заметили в

военных кругах. Статья, написанная лейтенант-полковни-

ком Дидло, ближайшим сотрудником Вейгана, была цели-

ком посвящена, как я впоследствии понял, разбору книги

де Голля и направлена против идей де Голля. Целью

статьи было показать общественному мнению, насколько

опасно было бы создавать профессиональную армию, со-

стоящую, главным образом, из специалистов, которые сра-

жались бы независимыми объединениями, располагая при

этом мощным усовершенствованным вооружением.

ИСТОРИЯ С РЕЙНСКОЙ ОБЛАСТЬЮ

Когда познакомился я с Гамеленом? Точно ответить на

этот вопрос я затрудняюсь. Вероятно, на каком-нибудь офи-

циальном завтраке или обеде. И в течение некоторого вре-

мени я продолжал встречаться с ним только на такого ро-

да раутах.

По мере того как угроза войны все возрастала вокруг,

всякий, кто горячо принимал к сердцу вопросы войны и

мира, не мог не смотреть без жадного любопытства на

этого человека, от которого когда-нибудь, в один неожи-

данный миг, будут зависеть все наши отдельные судьбы.

А кроме того я слыхал от кое-кого из своих друзей, кото-

рые к этому времени стали государственными деятелями,

348

какой вес приобретает в критические минуты мнение началь-

ника генерального штаба для решений правительства. Так,

например, в 1936 году, когда Гитлер двинул войска, чтобы

занять Рейнскую область, мнения во французском кабине-

те по вопросу о той позиции, которую должна занять

Франция, разделились. Следует ли действовать, или сле-

дует выжидать? И тогда простой технический аргумент на-

чальника штаба сделал то, что весы склонились в сторону

бездействия. «Если вы хотите, чтобы я двинулся в Рейн-

скую область, нужно объявить всеобщую мобилизацию,

ибо в моем распоряжении нет мобильных войск и нет

возможности создать их в единый миг». Французский ка-

бинет не решился мобилизовать пять миллионов человек

для такой чисто полицейской операции.

Постоянный мобильный корпус — это было имен-

но то, на чем настаивал де Голль в своей книге два года

назад, доказывая с бесспорной ясностью, как из-за отсут-

ствия такого рода оружия Франция всегда будет обречена

выбирать бездействие и смотреть на то, как снова и снова

нарушается мир, пока сама она не окажется втянутой во

всеобщую войну в самых неблагоприятных для нее усло-

виях. Но генеральный штаб не обратил никакого внимания

на его доводы, и урок инцидента в Рейнской области про-

шел для этих людей безо всякой пользы. Ибо, когда опас-

ность войны миновала, никто больше не слыхал о том, что

они срочно предпринимают какие-нибудь меры для созда-

ния подобного корпуса, или что они собираются пред-

ставить такого рода проект на рассмотрение парламента,

который, по всей вероятности, не отклонил бы его.

И вот поэтому, всякий раз когда я видел Гамелена, я

всегда старался немножко поговорить с ним или до, или

после обеда.

Трудно представить себе человека более приветливого

и в котором было бы так мало надменности. Так как он

всегда держал себя совершенно непринужденно, то и вы

невольно чувствовали себя с первых же слов вполне не-

принужденно. Если вы потом никак не могли вспомнить,

когда же вы собственно познакомились с ним, то это толь-

ко потому, что он всегда держал себя с людьми так, точ-

но это были его давнишние знакомые. Когда вы встреча-

лись с ним после долгого перерыва, после того, как не ви-

дели его несколько месяцев, у вас всегда было такое впе-

чатление, словно вы просто вернулись к прерванному раз-

349

говору. Если вам случалось выходить из комнаты вместе

с ним, то всегда приходилось настаивать, чтобы он прошел

в дверь первым. И тогда его улыбка ясно говорила: «Ну

что ж, хорошо, старикам первое место». Физически—пред-

ставьте себе человека среднего роста и телосложения, со

светлой розоватой кожей в тонких прожилках; глаза свет-

лые, чуточку слишком настороженные, но добрые; шелко-

вистые, довольно светлые волосы с рыжеватым отливом,

маленькие усики. Морщин мало, они почти незаметны.

Впечатление прекрасно сохранившегося, спокойного, но во

всяком случае не пышащего здоровья. У него был

приятный голос, и он говорил размеренным и убе-

дительным тоном и к своему собственному голосу не при-

слушивался. Он был превосходный слушатель, никогда не

прерывал и ухитрялся никогда не противоречить. И вы не-

медленно чувствовали, что вам хочется согласиться с этим

человеком, чей авторитет заключал в себе так мало при-

нудительности. Но в этом скрывалось точно какое-то вол-

шебство, и, в конце концов, вы не могли решить, удалось

ли вам убедить его, или каким-то неуловимым путем он

сумел убедить вас.

Однажды я спросил его, в каком положении находятся

приготовления германской армии.

— Они делают громадные усилия, — ответил он, — и

эти усилия, конечно, дают свои результаты. Но есть один

пробел, который им заполнить будет довольно трудно, —

у них недостаточно подготовлены те классы, призыв-

ные года которых падают на период между ликвида-

цией прежней армии и восстановлением воинской повин-

ности.

Он говорил еще о недостатке подготовленных офице-

ров, в особенности низших командиров и офицеров млад-

ших чинов, и о невозможности создать эти кадры из ни-

чего. Он считал, кроме того, что в высшем командном со-

ставе и генеральном штабе у немцев есть как бы разрыв

традиции и что сдвиги, происшедшие в армии благодаря

политическим событиям, еще усилили это.

— Я вижу у них теперь на ответственных постах очень

мало тех генералов, которые воевали в 1918 году. У нас

почти все дивизионные — это генералы 1914 года, а заме-

нить чем-нибудь равноценным людей такого опыта весьма

трудно.

Когда разговор коснулся авиации, он ограничился не-

350