Серебрянников В.В., Дерюгин Ю.И. Социология армии

Подождите немного. Документ загружается.

реальная потенциальная возможность, но и в отдаленной перспективе будут еще более

политизированными.

Подводя итог приведенным размышлениям, нельзя не прийти к выводу о том,

что складывающаяся геополитическая ситуация, по крайней мере в первой половине

предстоящего столетия, несет в себе немало потенциальных военных угроз для России

и требует от нее радикального пересмотра всей

своей оборонной политики и

направлений военного строительства, сложившихся в период ложных так называемых

демократических стереотипов политического мышления. Если Россия хочет остаться

независимой великой державой, стержнем устойчивого мирового развития и не

сползти на обочину социального прогресса, она должна во что бы то ни стало

воссоздать мощные Вооруженные силы, сориентированные на эффективное

противоборство с противником, который по своему военно-техническому

организационному и духовному потенциалу отличается наивысшими критериями по

сравнению с другими силовыми структурами в мире.

В совокупности приоритетов общественного развития эта задача становится

первостепенной для судеб России. Отсюда несоизмеримо возрастает роль средств

ядерного сдерживания и ракетных войск стратегического назначения, которые

призваны обеспечить безопасность

страны от потенциальных угроз, дать возможность

провести весь объем коренных преобразований в российской армии, а также в военной

сфере в целом. Речь идет, в первую очередь, о создании политических, социально-

экономических и военно-технических предпосылках для проведения реальной,

глубокой и всесторонней военной реформы. Первостепенное значение при этом имеет

выход России

из тех поспешно заключенных договоров (особенно СНВ-1, СНВ-2),

которые вряд ли дадут возможность сформировать такие предпосылки.

Становление армии XXI века окажется практически невозможным без разумной

реанимации военно-промышленного комплекса. Если, по заключению экспертов, к

409

2005 г. лишь 5-7% вооружений России будут отвечать требованиям времени, то кому

нужна армия, оснащенная дряхлеющими средствами? Есть еще один весомый

дестабилизирующий фактор, резко ухудшающий стартовые позиции новой армии. Это

разрушение инфраструктуры бывшего могучего военного организма. Поспешное

сворачивание сил ПВО, уже состоявшееся и грядущие потери на флотах, ослабление

РВСН, могут очень дорого

обойтись государству российскому. Его вооруженные силы,

которые предстоит построить, окажутся на рыхлом, расползающемся фундаменте.

Разрыв некогда прочной связи армии и общества породил индифферентное отношение

последнего к обеспечению собственной безопасности. Если так будет продолжаться,

Россия не обретет покоя в предстоящем столетии.

2. Новая парадигма развития армии России в XXI столетии

Конец XX века

поставил под сомнение многие, казавшиеся почти незыблемыми

истины. В мире начался процесс усиления фрагментарности и децентрализации

обществ и их институтов, диффузия политических и социокультурных ценностей.

Максимально развившиеся вооруженные силы ныне оказались в условиях

неопределенности и размытости военных угроз.

Большинство крупных армий лишилось многих традиционных

основополагающих понятий таких, например, как “вероятный противник

”, которое

концентрировало вокруг себя целую совокупность политических, идеологических,

экономических и собственно военных факторов. Образовавшийся вакуум до сих пор

держит в смятении многие генеральные штабы и сознание самих военнослужащих.

Растаявший “образ врага” не только повлек за собой определенные идеологические

издержки, проявившиеся в резком ослаблении морального духа войск, но и негативно

сказался

на всей системе профессиональной подготовки военнослужащих. Наиболее

410

остро осознали возникшие трудности преподаватели военных академий и училищ.

Лишившись конкретной привязки стратегической, оперативно-тактической обстановки

к адресным группировкам сил, видам вооружения, многим другим характеристикам, из

чего складывался “вероятный противник”, они оказались незадачливыми учителями,

вынужденными сотрясать воздух. За ними в подобное положение попали и войсковые

офицеры. Словом, уже сейчас нужна новая

военная идеология, не говоря уже о

кардинальной перестройке боевой подготовки, организации войск и т.д.

Терминологическая утряска, начавшаяся в преддверии нового столетия, безусловно, не

самоцель и не пустое занятие. Закономерная смена военных идеологем требует нового

понятийного аппарата.

Однако это ни в коей мере не означает искусственного придумывания новых

терминов, ради

оригинальности типа “эвентуальный противник”. Сам факт

существования НАТО, например, демонстрирует, что Россия по-прежнему считается на

Западе вероятным противником. Любой военный блок, по определению, не может не

иметь противника, соизмеримого с ним по военному потенциалу. История войн

свидетельствует, что военные союзы, альянсы, коалиции создаются и существуют либо

для совместного противостояния военной

угрозе со стороны какого-либо третьего

государства, либо для осуществления военной агрессии против кого-либо. Если ни

одна из этих причин не действует, то существование военного блока становится

бессмысленным.

Функционирование армии в многополярном мире значительно расширит круг ее

задач. Добавятся действия в составе многофункциональных сил, участие в

миротворческих акциях, восстановительных

работах после стихийных бедствий. Более

того, вооруженным силам, как видно, придется взять на себя инициативу в

осуществлении космических и антарктических экспедиций, борьбу с

крупномасштабным наркобизнесом и мафиозными корпорациями. Уже только одно

411

перечисление этих дополнительных функций и задач приводит к выводу о

необходимости кардинальных изменений самих принципов внутренней организации

войск. К наиболее важным из них относятся: мобильность, надежность, живучесть,

гибкость, стандартизация вооружений, их стоимостная эффективность в течение всего

жизненного цикла и т.д.

XXI век предполагает наличие следующих видов войн: абсолютной (т.е.

ракетно-ядерной); обычной (с применением обычных средств вооруженной борьбы);

технотронно-компьютерной (пример последний дает нам вооруженный конфликт в

Персидском заливе). При этом создание Вооруженных сил в предстоящем столетии

невозможно без учета следующих наметившихся моментов, касающихся характера

вооруженных столкновений в будущем. Итак, во-первых, важно исходить из

тенденции уменьшения вероятности возникновения глобальной

абсолютной войны,

связанной с резким возрастанием ее разрушительности и истребительности,

бессмысленности ведения из-за невозможности достичь поставленных политических

целей; во-вторых, необходимо учитывать процесс “дробления” войн, трансформации,

распадения большой (мировой) войны на средние и малые. (Достаточно сказать о том,

что за 50 лет после второй мировой войны на нашей планете произошло 30

средних и

400 малых войн); в-третьих, нельзя не замечать закономерности сближения

возможностей ракетно-ядерного и обычных вооружений; в-четвертых, развитие

Вооруженных сил в будущем, скорее всего будет обусловлено логикой поэтапного

отмирания абсолютной войны и перехода от нее к войне с применением обычных

средств борьбы, затем к технотронно-компьютерным и, наконец,

к информационным

войнам. В более далекой перспективе, как видно, можно будет говорить о постядерном

этапе развития вооружений.

“Человека можно убить словом”. Именно так уже в древности оценивалась сила

информационного оружия, способная уничтожить физически, психологически, как

412

ныне живущих людей, так и будущие поколения. Оно является наиболее опасным из

всех видов оружия, так как под его воздействием запускаются обширные вещественно-

энергетические процессы и изменяется поведение больших социальных групп людей.

Воздействует этот вид оружия, как правило, на человека незаметно и проявляется

изнутри. Усиление роли оружия, о котором идет речь

, закономерно ставит проблему

компьютеризации Вооруженных сил.

Новая парадигма развития современных вооруженных сил в первую очередь,

несомненно, проявится в тенденции ослабления легитимности военного призыва,

переходе от массовых вооруженных сил к кадровым, профессиональным образованием.

Отсюда стирание граней между резервом и активным, реально действующим

компонентом армии. Однако неизбежное следствие этих процессов - ослабление

взаимосвязи

армии и общества в российских условиях может обернуться болезненными

проявлениями в связи с ментальными особенностями России. В отличии от западных

армий, где в основе взаимоотношений всегда лежали правовые нормы - договор между

государством и воином (чаще всего наем последнего), в российском военном социуме

испокон веков действовали и закон морали, идея артельности. Длительная

опека

общества над армией, значительная милитаризованность сознания населения, особая

роль военной службы в судьбах многих миллионов людей - вот далеко не полный

перечень факторов, которые должны быть учтены в военном строительстве.

Триада Клаузевица: “государство - армия - народ”, скорее всего, будет

продолжать сохранять свое непреходящее значение для России, как видно, и в XXI

веке.

Абсолютизация же современных западных рецептов во многих случаях может

оказаться неплодотворной. Поэтому одним из главных направлений создания новой

российской армии является поиск оптимальной модели взаимодействия общества с

вооруженными силами, их социумом. С другой стороны, особая актуальность этой

проблемы станет еще более ясной, если принять во внимание: резкое снижение

413

социального престижа военных за последние десятилетия; участие армии в

карательных акциях против народа и высшего органа народовластия - Верховного

Совета РФ, войне (Чечня), криминализацию армейских отношений и т.д.

Для новой российской армии архиважно уже сейчас заложить механизмы

парламентского гражданского контроля над нею, обеспечивающие безусловное

равенство существующего законодательства над приказом любого военачальника

. При

этом крайне необходимо, чтобы в армии утвердились следующие принципы: во-

первых, личная реально ощутимая ответственность каждого командира за издаваемые

приказы; во-вторых, законодательно защищенное право неисполнения приказа,

предполагающего уголовные действия; в-третьих, то же самое в отношении приказа,

который не связан с выполнением военных задач, т.е. действий, направленных

на

защиту своего народа от агрессии. Таким образом, возникает понятие преступного

приказа, другими словами, такого устного или письменного предписания, что содержит

в себе общественно-опасные преступные действия, способные нанести значительный

урон безопасности граждан, государству, ее законным органам и т.д.

Если мы осмеливаемся декларировать, что новая российская армия будет

инструментом именно

демократического и никакого другого государства, то все

сказанное должно стать первым и неотложным шагом в реформировании российских

вооруженных сил. Второго чеченского кризиса Россия не переживет. Новое вовлечение

армии в политические игры, связанное с подавлением оппозиционных сил или народа,

приведет к возникновению такой мощной силы социального отчуждения военного

социума от общества,

что процесс возникновения дееспособных вооруженных сил

будет поставлен под сокрушительный удар.

Одним из важнейших механизмов предупреждения негативных моментов, о

которых идет речь, является снижение интенсивности участия военных в качестве

объекта политики. Военные профессионалы российской армии должны быть

414

исключены из реальной, действующей политической иерархии на высшем уровне, а их

роль сведена к консультационным функциям для гражданских лидеров. Главное

заключается в создании организационной и правовой систем, способных блокировать

все возможности принятия военными самостоятельных важнейших политических

решений, связанных с судьбами страны. Это отнюдь не означает лишения

военнослужащих прав участия в политическом

процессе вообще. Общество должно

гарантировать их участие в нем как граждан. Демократизация новой российской армии,

как видно, должно развиваться по двум органически переплетенным направлениям. Во-

первых, это демократизация самих внутриармейских межличностных отношений на

разных уровнях армейской иерархии. Во-вторых - осуществление демократических

преобразований на институциональном уровне. Этот процесс получит ускорение лишь

в том случае, если личный состав глубоко осознает сущность и социальную значимость

демократических ценностей.

Говоря о проблемах, появляющихся на оси координат “армия и общество”,

нельзя не отметить нарастания предстоящих сложностей формирования военного

бюджета. В условиях глобального снижения социального рейтинга вооруженных сил

как таковых, безадресности традиционных угроз, военные расходы будут и в

дальнейшем восприниматься в общественном сознании как помеха экономическому

развитию и социальным программам государства, в первую очередь, здравоохранению

и образованию. Это заставит армию XXI века освободиться от раздутого военно-

чиновничьего аппарата, наконец-то снизит традиционное для России число генералов,

активизирует поиск принципиально новых материально-моральных стимулов воинской

службы.

По мере развития новых

вооруженных сил будет меняться и социология

военных отношений. Что касается правящих элитарных слоев армейского социума, то

здесь следует ожидать трансформации стереотипа боевого лидера (бытующего в

415

период постоянной готовности в войне) к техническому руководителю и далее к

разносторонне профессиональной личности, сочетающей в себе умение обращаться со

СМИ и ориентирующейся в хитросплетениях международной дипломатии. Эта

тенденция, как видно, проявится и на нижних иерархических ступенях. Офицерский

корпус, сохранив прежний боевой коллективистский дух, скорее всего, станет

носителем прогрессивных военно-технических

ценностей и зеркально отразит новые

качества военной элиты. Кардинальные изменения в систему военных отношений

внесет функционирование профессионального младшего командного состава. Старый

тяжелый багаж “дедовщины”, закрепленной в сознании как непобедимая традиция,

может привнести в армию элемент ярко выраженной корпоративности сержантского

состава, крайне жесткие меры подавления личности, воспроизвести прежний

казарменный психологический прессинг.

Как видно, и в новой армии предстоит

длительный процесс борьбы с этим негативным явлением.

Российская армия обречена и на трудности становления профессионального

личного состава. Идея создания армии, комплектуемой добровольцами, в России всегда

вызывала если не отрицательную, то весьма скептическую реакцию общества. Однако

уже к концу 1990 г. около 90% офицеров, по данным социологических

исследований,

голосовало за профессиональную армию. С другой стороны, призывная генерация

стала резко терять установку на срочную службу по призыву. Вместе с тем, казалось

бы, вполне очевидное решение ныне наталкивается не только на экономический, но и

на социально-политический фактор. Создание профессиональной армии (да еще

оснащенной ракетно-ядерным оружием) в условиях

крайней политической

нестабильности оказалось чреватым ее превращением в антинародную, жандармско-

полицейскую силу, наиболее удобную для разыгрывания политической карты теми или

иными власть предержащими структурами. Хотим мы этого или не хотим, но в бурные

дебаты военных реформаторов жизнь внесла коррективы: без создания гарантий

416

полного исключения выполнения армией внутренних политических функций переход к

профессиональной армии практически невозможен. В противном случае вооруженные

силы превратятся в реальную угрозу безопасности общества.

Таким образом, к своей профессиональной модели XXI века российской армии,

как видно, придется пройти через путь политических коллизий, явных недокомплектов,

деформаций, связанных с пополнением, которые будут отличаться серьезными

негативными характеристиками: низкими физическими качествами,

психофизиологическими и чисто психическими отклонениями. Между тем, по мере

ослабления призыва армия все же начнет искать для себя личный состав на всеобщем

рынке труда, что заставит создавать совершенно новые инфраструктуры в гражданском

обществе. Понадобятся целые системы: вербовки, найма, информационного

обеспечения и т.д. Потребуется создание

принципиально новой социально-

психологической инфраструктуры в вооруженных силах, способной сформировать

систему мощных морально-материальных стимулов и социальных ценностей. Однако

до этого при неминуемой фазе смешанного комплектования, как видно, необходимо

ввести реальную альтернативную службу, которая потребует значительных усилий в

создании ее организационных и правовых основ.

В армии значительные изменения претерпит гражданский компонент

истеблишмента. Скорее всего, созреют все необходимые условия для создания

гражданского министерства обороны (при относительной трактовке этого понятия),

главными функциями которого, наконец, станут: разработка и осуществление

оборонной политики государства в целом, координация взаимоотношений армии и

общества, решение военно-экологических задач, развитие средств вооруженной борьбы

и осуществления НИОКР. Военно-административные проблемы, стратегические

задачи, организационно-штатные вопросы, организация обучения и применения войск

отойдут к собственно военным органам, таким как Генеральный штаб. Опыт

417

современных армий подтверждает, что гражданские лица будут более широко

вовлекаться в военную сферу, частично через управление административными

системами, а также для выполнения техническо-обслуживающих функций.

Изменится роль женщин. Они все более интегрируются во все элементы войск, в

том числе боевые. Сопутствующим фактором в этом отношении является более

высокая степень установки, чем

у мужчин, на воинскую службу у лиц прекрасного

пола, отмечаемая военными социологами России.

Высокий моральный дух войск всегда составлял главную доминанту, стержень

российской армии на всех исторических этапах ее развития. Совсем иную картину мы

наблюдает в преддверии XXI века. Вряд ли кто будет оспаривать тот факт, что

тяжелейший общенациональный кризис, охвативший

Россию, привел прежде всего к

разрушению социодуховных ценностей, которые создавались не одним поколением.

Особенно пагубно это сказалось на военной общности. Уже сегодня вооруженные

силы столкнулись с исключительно опасными явлениями, которые разлагающе

воздействуют на все ступени армейской структуры.

Заметим, что властолюбцы и тираны всегда делали ставку на непросвещенность

людских сообществ. Таких людей

легче держать в узде для достижения своих

эгоистических целей. Девизом полководцев было: солдат должен бояться своего

начальника во сто крат больше, чем врага. Тогда он победит. Младший лейтенант

Бонапарте в предреволюционные годы вступал убежденным сторонником идеи

равенства. Художественная литература была предметом его острого интереса, он радел

за просветительство. Император Наполеон

был уже другим: “народы стали слишком

просвещенными”, - сетовал он. Суворов и Кутузов допускали известную степень

демократичности в межличностных отношениях между офицерами и солдатами. На

разработанных ими принципах во многом строилась воспитательная система Советской

Армии и было бы глупо полностью отбрасывать ее по мотивам новой революционной

418