Семенец О.Е., Панасьев А.Н. История перевода. Средневековая Азия, Восточная Европа XV-XVIII вв

Подождите немного. Документ загружается.

Однако крупных центров образования не было. В этих условиях

неудивительно, что творческая деятельность осуществлялась

преимущественно при дворах больших и малых правителей. Именно здесь

и трудились переводчики, поощряемые своими патронами. Такое

поощрение вызывалось рядом причин: некоторые правители, подобно

Великому Моголу Акбару, были эстетами и литераторами, некоторые

радели о благе просвещения, но чаще всего, оказавшись у власти,

правитель обнаруживал, что ему недоступна культура его подданных,

особенно древняя, санскритская, в связи с незнанием языка, и он

обращался за помощью к переводчикам. По мере приближения к Новому

времени самостоятельность переводчиков в выборе произведений для

перевода несколько возрастает. Вторым по значению источником

переводов и переложений были проповедники индуизма в его разных

формах. Если при дворах переводили в основном то, что можно назвать

художественной литературой, и то, что можно назвать литературой

научной (труды по математике, медицине, астрономии и т. д.), то

проповедники, конечно же, прежде всего ориентировались на то, что

можно назвать литературой религиозной — пураны, джатаки, ведическую

литературу, «Бхагавадгиту» и т.д.

Судя по всему, в средневековой Индии перевод не мыслился как

некая вторичная литературная деятельность, переводы и переложения

воспринимались как оригинальные произведения, а их создатель — как

самостоятельный творец, тем более что не удалось обнаружить никаких

указаний на то, что существовали литераторы, работавшие в области

перевода — оригинальное творчество сопутствовало переводам. Переводы

религиозной литературы в большинстве случаев оставались анонимными,

очевидно, в связи с тем, что здесь ощущалась вторичность переводческой

деятельности. О чисто филологической стороне переводов, к сожалению,

нельзя сказать ничего существенного в связи с отсутствием таких

сведений в доступных источниках. До прихода европейцев в Индию здесь

не были фактически известны дву- или многоязычные словари, так что

переводчики полагались лишь на свои знания. В некоторых случаях при

переводе сложных религиозных текстов образовывались группы

переводчиков, и тогда, очевидно, имело место нечто вроде редакторской

деятельности.

Неизвестны нам и какие-либо развернутые высказывания,

касающиеся, как теперь сказали бы, теоретических аспектов перевода, а

ведь наблюдения за состоянием языка уходят в Индии в глубокую

древность: грамматика Паники является, пожалуй, самым древним из

известных нам систематически изложенных представлений о языке.

Поэтому отсутствие обобщающих высказываний о переводе можно

объяснить несколькими причинами: отсутствием необходимой

информации, слабым развитием того, что, по нашим представлениям,

можно было бы назвать «литературной критикой» или нечетко

осознанным представлением о специфике переводческой деятельности.

Теперь перейдем к рассмотрению переводов на некоторые языки

Индии.

Перевод на тамильский язык

Скудность источников не позволяет заглянуть глубоко в

историческое прошлое Южной Индии. «Ранняя история Индии

фактически неизвестна» [130, 97]. Более или менее достоверные сведения

относятся лишь приблизительно к III в. н. э. На протяжении многих

столетий, вплоть до образования державы Великих Моголов, Южная

Индия представляла собой конгломерат бесчисленных княжеств и более

или менее крупных государственных образований, постоянно менявших

свои границы. Но и после включения в империю Моголов Южная Индия

продолжала принадлежать всеиндийской культурной и религиозной

общности, сохраняя при этом достаточно прочные культурные связи с

другими религиями. В первые века новой эры Южная Индия вела

торговлю со странами Ближнего Востока и Римской империей, а позже в

основном с мусульманским миром. Связи со странами Юго-Восточной

Азии и Китаем были более или менее стабильными. Как мы упоминали,

всякие торговые связи необходимо требуют какой-то переводческой

деятельности. Но в отношении того, какой язык использовали торговые и

дипломатические посольства в Китае и в других регионах, ничего не

известно. Возможно, для этих целей использовался какой-либо язык-

посредник. И торговля, и состояние городов — все говорит о том, что

Южная Индия обладала достаточно развитой культурой, ведущим языком

которой был тамильский.

Тамильский язык по своей древности может соперничать с

санскритом, но принадлежит он к совсем иной языковой семье —

дравидийской, к которой относится ряд других языков Южной Индии.

«Тамильский — единственный язык мира, сохранившиеся неизменным на

протяжении более чем двадцати столетий; он и сейчас является живым

языком, на котором говорит около тридцати миллионов человек в

Индии, Цейлоне и Малайе» [131, 48]. Трудно представить, что на

протяжении более двух тысяч лет язык не изменился, но изменений этих,

по утверждениям филологов, действительно мало.

Первая из известных грамматик тамильского языка была создана

приблизительно в X в. Тамильская литература предположительно

начиналась во второй половине I тысячелетия до н. э., хотя существуют и

более поздние датировки. Было весьма развито поэтическое творчество

лирико-пейзажного направления, но создавались и эпические поэмы.

Качественно новый этап для тамильской литературы начинается

приблизительно в VI в., когда правители одной из тогдашних правящих

династий Паллавов, будучи покровителями санскритской литературы,

стали содействовать переводам на тамильский язык. Тамильский язык,

благодаря переводам, стал насыщаться санскритской лексикой, а

постоянное обращение к санскритской литературе расширяло круг тем и

жанров, осваиваемых тамильской культурой. Появляются и переводы-

переложения великих санскритских эпосов. В X (XII ?)в. поэт Камбан

создает свою версию «Рамаяны», которая была завершена Оттаккуттаром.

Попытки перевода «Рамаяны», очевидно, предпринимались и до Камбана,

косвенное свидетельство чему — очень высокое качество поэзии Камбана.

В своем переложении Камбан существенно смещает идейные акценты: его

Рама представлен не просто как герой, но и как обладатель некой

божественной сущности, воплощение Вишну. Помимо всего прочего,

переложение подвергалось существенной «тамилизации». Хотя

тамильская «Рамаяна» и не является собственно переводом поэмы

Вальмики, однако обращение к великому произведению оставило

глубокий след в тамильской культуре.

Начиная с XII в. джайнизм, имевший до того подавляющее влияние,

постепенно вытесняется индуизмом, и это стимулирует переводческую

деятельность. В период XIII— начала XVIII вв. крупных поэтов не было,

однако «некоторые из них дали хорошие переводы — адаптации сан-

скритских произведений» [131, 75]. В шиваитских монастырях

переводятся пураны. Некоторые были переведены в собственном смысле

этого слова, а некоторые адаптированы на тамильский лад. По следам

переводов создавались и новые пураны на тамильском языке.

В XIV в. Виллипуттурар (Виллипуттуральвар) осуществил перевод

«Махабхараты» на тамильский язык. Перевод не стал событием в развитии

тамильского языка и литературы, так как был перегружен санскритизмами

и местами темен. Известно, что попытки переводить «Махабхарату» или

ее части предпринимались и позднее — еще одна попытка перевести

великий эпос была сделана Налла Пилеем в XVIII в., но и этот перевод

был признан малоудачным. Обращались тамилы и к советской

санскритской литературе. Так, Арасакесарияр перевел на тамильский язык

«Рагхувамшу» Калидасы.

Объем создававшейся на тамильском языке литературы очень велик.

В основном то была поэтическая литература, причем в связи с

индуистским возрождением ведущее место в пей занимали темы и

сюжеты, связанные с индуистской мифологией. Оценить соотношение

переводов и переложений в оригинальной литературе не представляется

возможным в связи с ограниченностью данных, но можно утверждать, что

обращение к санскритской литературе оказало огромное влияние не

только на собственную литературу на тамильском языке, но и на идейно-

религиозное состояние народа.

В XVII—XVIII вв. на тамильскую культуру, и прежде всего язык и

литературу, стала оказывать благотворное влияние христианская

миссионерская деятельность. «Тамильские ученые с благодарностью как о

лучших друзьях национальной культуры отзываются о миссионерах де Но-

били, Вески, Персивале, Колдуэлле, Поупе» [49, 101]. В тамильскую

литературу внесли свой вклад и многие европейские ученые. Ими созданы

грамматики, словари, написаны разнообразные исследования и даже

поэтические произведения [131,80].

Иезуит Роберт де Нобили (1577—1656 гг.) досконально изучил

тамильский язык и писал на нем проповеди, которые были больше похожи

па индуистские гимны. Ему удалось в значительной мере поколебать

презрительное отношение индийцев к европейцам, к европейской

культуре, к христианству, которое воспринималось как религия

отверженных. Очевидно, им выполнялись и переводы христианской лите-

ратуры, но какие именно и в каком объеме — неизвестно.

Заметный след в тамильской культуре оставил итальянец

Констанцио Дж. Вески. Его знание тамильского языка было настолько

превосходным, что он написал поэму «Тембавани» в эпическом духе, в

которой пересказал ряд эпизодов из Ветхого и Нового Заветов. Его

прозаические произведения на тамильском языке являются, фактически,

первыми в истории тамильской литературы художественными

произведениями в прозе. Он выпустил в 1732 г. толковый словарь

тамильского языка, упростил алфавит, составил две научные грамматики

литературного и разговорного языка, причем одна из них была написана

по-латыни, а другая — по тамильски. Можно высказать предположение,

что он переводил па тамильский язык и христианскую литературу, но

фактами это не подтверждено.

Доктор Дж. У. Поуп перевел на английский язык несколько

произведений тамильской литературы, снабдив их ценными

вступительными статьями, словарями, сопоставлениями вариантов и

примечаниями. «Его страстная, не знающая устали и полная любви работа

по тамильской литературе навсегда останется в благородной памяти всех

тамилов» [131, 81].

Миссионерская деятельность принесла положительные результаты.

Хотя христианизации населения не произошло, но среди христиан

появились даже свои тамильские поэты, писавшие на христианские

сюжеты и осуществлявшие переделки-адаптации христианской

сакральной литературы.

Перевод на телугу

Язык телугу, известный также под названием андхра, принадлежит к

семье дравидийских языков Южной Индии. По некоторым косвенным

данным, выделение телугу из массы дравидийских языков, вероятно,

произошло в VII—VIII вв. [131, 90—91].

Самая ранняя надпись на телугу датируется серединой VI в.

Известна рукопись философского сочинения джайнского философа

Кумуденду-муни VII в. «О священном круге земном» на нескольких

языках — санскрите, каннада, тамильском и телугу, но неизвестно, можно

ли эти тексты датировать VII в., так как, вероятно, записаны они позднее.

К сожалению, остается неясным, представляют ли собой тексты

параллельные переводы. Если это так, то их изучение дало бы очень

интересные сведения, касающиеся принципов работы переводчиков того

времени, хотя бы по отношению к философским произведениям, которые

по нашему предположению, переводились близко к оригиналу.

Одним из первых достоверно известных памятников на языке телугу

является перевод «Махабхараты:», выполненный Наннайей Бхати (1022—

1053 гг.). Есть сведения, что еще в X в. Сарвадева перелагал на телугу

отрывки из «Махабхараты». Приблизительно тогда же джайнский

проповедник Атхарваначарья сделал перевод частей или даже всей

«Махабхараты». Возможно, в противовес этому джайнскому по духу

переводу Наннайя начал осуществлять свой перевод. Он характеризуется

совершенством языка и стиля, что наводит на мысль о том, что переводу

должна была предшествовать достаточно развитая поэтическая традиция,

от которой до нас ничего не дошло. Отсутствие ранних произведений на

телугу может объясняться тем, что созданная до X в. литература была в

основном джайнского толка и была уничтожена слишком рьяными

последователями брахманизма.

Поэт Эррана (XIV в.) высоко оценивал качество перевода Наннайи.

Он же, кстати, и завершал перевод, не оконченный его

предшественниками. В своем стихотворном введении к поэме

«Нарисинхапурана» Эррана писал: «Я отношусь с глубоким почтением к

Наннайе и Тиккане, которые подарили народу телугу индуистскую дхарму

в том виде, как она была изложена Вьясой» [131, 102].

Перевод «Махабхараты» был заказан правителем династии

Восточных Чалукьев Раджараджой Нарендра. «Царь находился тогда во

власти «бхаратасраванашакти» — страстного желания слушать историю

Махабхараты» [131, 103]. Царь не знал, конечно, сюжета поэмы, а так как

он считал себя потомком династии, которой принадлежали протагонисты

«Махабхараты», то ему хотелось читать поэму, которая воспринималась

как описание вполне реальных событий, на своем родном языке.

В ответ на страстный призыв перевести поэму, дабы царь смог

приобщиться к ее мудрости, Наннайя отвечал во введении к своему

переводу: «Силою человеческого ума переплыть глубочайшее море

труднопостигаемых слов «Махабхараты» — все равно, что сосчитать

мириады незапятнанно чистых звезд, или до конца изведать смысл Вед и

шастр. Доступно ли это самому Брахми, Зиждителю Мира? Однако я

создал эту поэму по твоему повелению, о господин мой, надеясь на

собственное разумение и на милосердие ученых людей» [цит. по: 92, 19].

Наннайя привлек к себе в помощники своего друга Нараяна Бхату,

но, к сожалению, он не сообщает, в чем эта помощь состояла. Перевод не

был доведен до конца — были переведены две первые парвы (главы),— и

то вторая лишь частично, так как со смертью царя в 1063 г. политическая

ситуация изменилась, наследник не испытывал, судя по всему, «страстного

желания» читать Махабхарату на телугу. Прошло около ста лет, прежде

чем перевод «Махабхараты» был возобновлен. Поэт Тиккана в XIII в.

перевел следующие пятнадцать парв, но не переведенную до конца вторую

так и оставил незавершенной. Высказывается предположение, что он

разделял «суеверное убеждение, что писателя, посвятившего свой труд

этой парве, должно обязательно постигнуть

несчастье» [131, 103]. Возобновление перевода стало возможным при

покровительстве местного царя в связи с очередным изменением

политической и религиозной обстановки.

Если Наннайя, «противореча своим переводом джайнизму

предыдущего периода, хотел популяризировать культ вед на основе

изложения Вьясы, то намерением Тикканы было противодействовать

агрессивному культу Вирашивы (одного из трех главных божеств

индуизма, олицетворявшего разрушительное начало), защищая единство

божества и пытаясь примирить шиваитов и вишнуитов» [131, 105].

Переводческая деятельность Наннайи и Тикканы, таким образом, являет

собой пример сознательного использования перевода для пропаганды

определенных идей. Интересно отметить, что в переводе Наннайи

санскритский текст оказал довлеющее влияние, что и не удивительно, если

вспомнить, что перевод Наннайи является первым дошедшим до нас

переводом на телугу. Перевод Тикканы уже ближе к пересказу, подчас с

весьма значительной переработкой оригинального текста. Язык перевода

Тикканы значительно более свободен от влияния санскрита, хотя в нем

встречаются отрывки, переведенные чуть ли не буквально. Уже в XIV в.

поэт Эррана (Эррапрагада), который был известен как фанатический

приверженец культа Шивы, завершил перевод «Махабхараты».

Из всех таких переводов, из которых было впоследствии составлено

единое целое, наибольшее влияние на развитие языка и литературы на

телугу оказал перевод Тикканы — и благодаря тому, что он был более

свободен от влияния санскрита и по своим литературным достоинствам, и

благодаря своему объему.

Перевод «Махабхараты» на телугу не составляет естественного

целого. В частности, Эррапрагада стремился более следовать установкам

Наннайи и его язык и стиль — это нечто среднее между стилем Наннайи и

Тикканы.

Неизвестно, переводилась ли «Махабхарата» целиком на телугу еще

раз, однако есть данные, что около 1570 г, поэт Поннеканти Телаганна

перевел-переложил на телугу одну из книг «Махабхараты», пытаясь

добиться при этом большой чистоты языка, т. е. освобождения его от

влияния санскрита. Судя по всему, эксперимент на «чистом» телугу не

удался, и перевод этот остался своего рода курьезом.

Переводы на телугу из санскрита не ограничивались лишь

обращением к эпической классике. В XIV—XV вв. переводятся иураны и

другая религиозная и околорелигиозная литература. Надо думать,

переводились и какие-то научные труды: так, имеется свидетельство о

том, что Елуганти Педдана (1400—1465 гг.) перевел трактат по высшей

математике «Лилавати». Вряд ли то был единственный перевод такого

рода. Обращались поэты-переводчики на телугу к сказочному наследию

Древней Индии: в XV в. Джаккая перевел сборник древнеиндийских

сказок «Рассказы Викрамарки», в Дубаганта Нараяпа перевел-переложил

«Панчатаптру».

Поэзия на телугу была склонна к формалистским изыскам, которые

достигли здесь воистину поразительного уровня. Такую поэзию ни на

какой другой язык переводить было попросту невозможно. Например, в

пределах одной строфы все имена существительные могли встречаться

только в одной падежной форме. В каждой последующей строфе

существительные употреблялись только в форме последующего падежа.

После того как в строфах разного размера все падежи повторялись

трижды, составлялась заключительная строфа, в которой должны были

быть употреблены все восемь падежных форм. И такая, пусть и несколько

выхолощенная виртуозность, отмечается у поэтов уже в XII—ХШ вв.,

например у Палькурики Соманатхи [92, 137—138]. В XVII—XVIII вв.

создавались поэмы не только «двойного», но и «тройного» и даже

«четвертного» смысла—в таких поэмах каждую строчку можно читать

двумя-тремя или четырьмя способами, в результате чего одна и та же

поэма может заключать в себе несколько различных сюжетов, в основном

почерпнутых из «Махабхараты», «Рамаяны» и некоторых пуран.

Представители орнаментальной поэзии располагали стихотворные строчки

в виде фигур змеи, колесницы, дерева и т. д. Из поэзии изгонялись те или

иные звуки, которые считались не подходящими для изящного стиля. Поэт

Марингаыти Сингарачарьяюлу (середина XVIII в.) прославился, например,

тем, что сумел написать поэму на темы из «Рамаяны», не употребив ни

единого слова, в котором бы присутствовал губной согласный.

Мусульманское влияние на телугу оказалось очень незначительным,

и сведения о возможных переводах с фарси отсутствуют. Как видим, на

телугу, как и в случае практически со всеми письменными литературами

Индии, переводились, в основном произведения классической санскрит-

ской литературы. К сожалению, оценить соотношение объемов

переводной и оригинальной литературы даже в самых общих чертах не

представляется возможным в связи с недостаточностью данных.

Предположение о том, что за исключением ранних этапов развития,

оригинальное творчество значительно

превосходило переводное, очевидно, близко к истине. Можно также

утверждать, что подавляющее большинство переводов были

стихотворными. Они выполнялись по заказу местных правителей, но

некоторые переводы, судя по всему, имели достаточно широкое распро-

странение и за пределами дворцов. О профессиональных переводчиках,

которые занимались бы только переводом, никаких сведений не

обнаружено. Если грамматики языка телугу существовали на весьма

ранних этапах, то о словарях телугу, которые появились бы до XIX в.,

также ничего не известно.

Перевод на малаялам

В настоящее время лица, говорящие на языке малаялам, встречаются

по всей Индии, но в основном малаяли сосредоточены в части страны под

названием Керала, которая простирается от Западных Гат до Аравийского

моря. Происхождение и первоначальное бытование языка малаялам

остаются до конца не выясненными. Одни исследователи возводят этот

язык к санскриту, другие — к тамильскому, третьи предполагают его

смешанное происхождение. XII веком датируется книга «Рамачаритам»,

построенная на одной из глав «Рамаяны» — в ней смешаны тамильский

язык и малаялам, причем не только на лексическом, но и на

грамматическом уровнях. Оформление языка малаялам, как предполагают,

происходило в период X—XIII вв. и, по мнению некоторых индологов, из

дравидийских языков именно малаялам подвергся наибольшему влиянию

санскрита.

Литература на языке малаялам, как поэтическая, так и .прозаическая,

весьма обширна, причем последняя сильно уступает и по объему, и по

значимости. Собственно художественная проза на малаялам — явление

позднее. Сильное воздействие санскрита необходимо предполагает

наличие большого количества переводов и переложений. Напомним, что

ко времени сложения языка малаялам в той форме, в которой он нам

известен, уже прошло несколько сот лет. С тех пор как санскрит стал

языком сугубо книжным, соответственно, его влияние могло

распространяться лишь через книжную литературу, т. е. через переводы и

переложения. Тот факт, что и разговорный язык насытился

санскритизмами, может говорить в пользу широкого распространения

переводов. К сожалению, такие, пусть и достаточно резонные

предположения, не могут быть подтверждены фактами, ибо в доступной

литературе упоминаний о переводческой деятельности на малаялам почти

нет.

Из того немногого, что удалось выяснить о собственно

переводческой деятельности, можно упомянуть переложение «Рамаяны»,

выполненное Рамом Панникара в XV(?) в. В его поэме сочетаются части,

переведенные близко к оригиналу и переданные весьма вольно. Поэт

Эжуттачан (время жизни точно не установлено — возможно, XVI в.) —

один из величайших поэтов, писавших на малаялам. Его помнят не только

как поэта, но и как философа и религиозного реформатора, который

способствовал возрождению индуизма. К самым известным его творениям

относятся переложения на малаялам «Рамаяны» и «Махабхараты».

Определенное культурное воздействие оказала и европейская

миссионерская деятельность. В конце XVI в. иезуиты открыли на

территории Керала три типографии, но никаких сведений о том,

печатались ли там книги на малаялам, нет. Первой известной книгой на

малаялам является «Самкшепа ведартхам», которая была опубликована в

Риме в 1772 г., но некоторые тексты, написанные голландским

миссионером па малаялам, были опубликованы наряду с латинскими

сочинениями того же автора в Риме еще в 1686 г. Несомненно, что

миссионеры, выучившие малаялам, занимались переводами христианской

литературы, но подтвердить это конкретными примерами не пред-

ставляется возможным. Лишь в XIX в. литература на малаялам

обогащается переводами как индийской классики, так и некоторыми

европейскими произведениями.

Перевод на каннада

Упоминания о переводах на язык каннада (каннара) не обнаружено.

Однако это вовсе не значит, что таковых вообще не существовало. Язык

каннада, на котором говорит народ каннада, проживающий в нескольких

южных штатах Индии, подвергся очень сильной санскритизации, но по

мнению специалистов, в основе своей является дравидийским языком.

Литературная санскритизация наводит на мысль о том, что и на каннада

осуществлялись переводы из санскрита, особенно если учесть, что

литература на каннада с XII по XVIII в., как и литература на телугу,

прошла джайнский, шиваитский и вишнуитский этапы, что, несомненно,

отражало изменения в религиозно-культурных установках общества

каннада. Воинствующий брахманизм, конечно же, обращался к

классическому санскритскому наследию, а для успешной проповеди