Семенец О.Е., Панасьев А.Н. История перевода. Средневековая Азия, Восточная Европа XV-XVIII вв
Подождите немного. Документ загружается.
291
придерживался «арианской ереси», в поэме имеются отступления от
Священного Писания. Все «погрешности» были тщательно из перевода
устранены.
Начиная с 80-х годов, переводились и некоторые другие
произведения Мильтона, и за ним «упрочивается слава чувствительного и
возвышенного поэта» [187, 227].
Другим, довольно много переводившимся поэтом XVII в., был
Александр Поп, и первые переводы из него появились в печати ранее
переводов Мильтона. Одной из публикаций была его философско-
дидактическая поэма «Опыт о человеке». Ее в 1754 г. перевел с
французского прозаического перевода Н. Н. Поповский, но перевел не
прозой, как того можно было бы ожидать, а стихами! Эти стихи, конечно
же, почти никакого отношения к стихам Попа не имели, но задачей
переводчика было передать не «красоты», а содержание поэмы, главная
идея которой заключалась в том, что «все существующее справедливо», а
это привлекало к ней просветителей. Есть предположение, что перевести
поэму Поповскому советовал Ломоносов. Напечатан перевод был лишь
через три года после завершения работы над ним: Синод долго колебался,
разрешать ли ее издание. До конца века поэма переводилась еще два раза,
но уже в прозаическом виде.
Из наследия Попа в последней трети XVIII в. выбирались для
перевода те произведения, которые наиболее соответствовали духу
времени: стихотворения религиозные, лирические, меланхолические.
Упоминания о Попе и ссылки на его стихотворения становятся обычным
явлением в печати того времени.
Особо значительное воздействие на русскую литературу оказали
переводы трех английских поэтов XVIII в.: Эдварда Юнга, Джеймса
Томсона и Томаса Грея.
Из произведений Юнга наиболее известны были его «Ночные
мысли», которые переводились несколько раз разными переводчиками. Их
переводили прозой с французского, немецкого и даже с английского
языков. В переводе «с аглинского» («Плач или Нощныя мысли о жизни,
смерти и беземертии») поэт уже назван «Йонг», а это косвенно под-
тверждает, что перевод действительно делался с английского. Главным
источником для переводов из Юнга служили французские переводы
Летурнера. Юнг привлекал своей религиозной тематикой. Он переводился
на многие языки Европы и его творчество, несомненно, стояло у истоков
романтизма. Особо популярен был Юнг в российских масонских кругах.
292
Джеймс Томсон почитался как мастер описаний природы и о нем
восторженно отзывался Карамзин, который сделал также несколько
переводов стихотворений Томсона. Многие поэты подпадали под влияние
стихотворений Томсона, главная идея которых состояла в подходе к
природе как к божественному откровению.
Томас Грей, третий из английских поэтов-сентименталистов,
приобретших всеевропейскую славу в XVIII в., начал переводиться в
России позже Юнга и Томсона. Элегии Грея наполнены темами смерти и
природы. Как и двух других поэтов, Грея переводили в основном с
французского и часто прозой. И естественно возникает вопрос, который
мы уже задавали — можно ли говорить об английской поэзии в русских
переводах, если эти переводы делались с французского да еще и прозой, и
реже с немецкого, и уж совсем единично с английского? И не
преувеличивается ли значение перевода непосредственно с оригинала для
наиболее «адекватного» воссоздания оригинала? Как бы то ни было, в
XVIII в. такие переводы вполне удовлетворяли потребностям знакомства с
европейскими литературами.
Одним из главных достоинств перевода мы считаем то, оказывает
или не оказывает перевод влияние на принимающую культуру.
Английские поэты-сентименталисты оказали несомненное воздействие на
русскую литературу, чему в значительной степени способствовал перевод.
Переводческие связи Америки и России
Небезынтересным представляется проследить, как через переводы
происходило в России ознакомление с далекой Америкой, прежде всего с
ее северной частью. Вероятно, впервые на Руси об открытии Америки
стало известно благодаря сообщениям Максима Грека, который в одном из
своих сочинений 30-х годов XVI в. упоминал об открытии испанцами и
португальцами новых земель на Западе, при этом не называя их еще
Америкой.
В переводе 1584 г. польской «Хроники всего света» М. Вельского
рассказывается о плаваниях Колумба и Америго Веспуччи и упоминается
топоним «амьмерикус» «амьмерика». В 1637 г. при царе Михаиле и по его
распоряжению была переведена с латыни «Космография» Меркатора с
приложением главы об Америке из «Хроники».
Начиная с Петровских времен, сведения об Америке стали
распространяться более широко и не только уже через переводы. Однако
293
именно переводы оставались главным источником таких сведений. В 1710
г. по приказу Петра был переведен голландский географический трактат, в
котором сообщалось об открытии Америки и о том, как она получила
такое название. В 1719 г., опять же по распоряжению Петра, была
переведена с немецкого языка книга «Земноводного круга краткое
описание из старыя и новыя географии «Ягана Гибнера» (Иоганна
Гюбнера), одна из глав которой была посвящена описанию Америки.
В 1762 г. был опубликован перевод ( с латинского) «Диссертации о
вероятнейшем способе, каким образом в Северной Америке первые
жители поселились». Автор не известен, а переводчиком был граф
Артемий Воронцов. В 1765 г. увидел свет перевод книги «Описание
земель Северной Америки и тамошних природных жителей», которая
была переведена с немецкого языка А. Разумовым. Эти переводы, которые
были первыми книгами на русском языке, непосредственно
посвященными Северной Америке, знакомили читающую публику более
подробно с природными условиями, историей колонизации и нравами
обитателей Северной Америки [220, 26].
В 70-е — 90-е годы в журнальных и книжных публикациях получает
распространение «американская повесть», авторство и изначальный
источник которой точно не установлены. Эта чувствительная история о
старике-индейце, спасшем молодого английского офицера, печаталась под
разными заглавиями — то были разные переводы и с разных языков:
«Великодушие дикого человека» (перевод с немецкого), «Абенаки»
(перевод с французского), «Абенакизец. Нравоучительная повесть»
(перевод с немецкого Дм. Рыкачева), «Повесть о диком абенакизце»,
«Абенаки. Американская повесть» (перевод с французского) [220, 27].
Среди подобных публикаций можно также упомянуть перевод
пасторального рассказа И. Г. Кампе «Пример жестокости индейцев»,
выполненный поэтом А. Савиным; перевод, очевидно, с английского
сентиментальной драматической сценки «Разговор в царстве мертвых.
Меркурий, поединщик и дикий американец».
Н. И. Новиков отдал дань и американской тематике. Он публиковал
не только информационные сообщения о событиях в Северной Америке,
об Американской революции, но и переводы, связанные с американской
темой. В 1773 и 1779 г. Новиков опубликовал в Петербурге и Москве пе-
ревод мемуарного романа И. Г. Пфейля «Похождение дикого американца»,
осуществленный И. Богаевским с немецкого. В переводе с французского
Новиков опубликовал книгу Ж. Б. Боссю «Новые путешествия в
294
Западную Индию, содержащие в себе описание разных народов, живущих
в окружности большой реки Сент-Луи, обыкновенно называемой
Мисисипи».
Весьма информативной была книга из многотомного переводного
издания «Всемирный путешествователь, или Познание Стараго и Новаго
света... изданное господином аббатом делла Порт, а на российский язык
переведенное с французского» (Спб., 1780, т. 8). Издание продолжалось 15
лет; его переводчиком был Я. И. Булгаков (1743— 1809 гг.). Интересно,
что несколько томов Булгаков переводил в Турции, где он был русским
посланником и где ему пришлось провести некоторое время в заключении.
В восьмом томе «Всемирного путешествователя» «рассказывалось об
английских поселениях в Северной Америке и их культуре, о
просветительно-миссионерской деятельности проповедника Джона
Элиотта (1604—1690 гг.), прозванного «апостолом индейцев» за то, что он
первым стал обращаться к индейцам на их собственном языке, а затем
перевел несколько церковных книг на язык массачусетских индейцев.
Сообщалось и о культуре английских колоний в Северной Америке» [220,
32]. Этот том вышел в год, когда в Америке еще шла война за
независимость, и переводчик счел необходимым уведомить читателя о
том, что «аглинские колонии отложились» от Британии и собираются уста-
новить независимую республику; чем закончится война, еще не известно,
и поэтому не имеет смысла рассказывать о «нынешнем» состоянии дел.
В 1781 г. Новиков издал 22 части из «Истории о странствиях вообще
по всем краям земного круга» аббата Прево, которого часто переводили в
России XVIII в. Переводчиком этого незаконченного издания был М. И.
Веревкин, который выступал и как оригинальный автор: так, ему при-
надлежит пьеса «Точь в точь» — история из эпохи пугачевского
восстания. В этом сочинении Прево уже упоминается и Джордж
Вашингтон, который «произвел самую знаменитую политическую
перемену» века — французская революция была еще делом будущего, и Б.
Франклин — «другой великий муж». Рассказывалось и о смысле
американской революции, которая привела к глубочайшим «переменам
политическим» и появлению народного правительства, «коего чистее
никогда не существовало». Слово «демократия» переводчик передавал как
«народное правительство», а «революция» — как «наисильнейшее
потрясение». И все же удивительно, как такая фраза, как «народное
правительство, коего чистее никогда не существовало», прошла
295
цензуру. Так перевод становился распространителем смелых, даже
революционных идей.
В 80-е годы была переведена книга В. Робертсона «История о
Америке», а в конце 80-х годов вышел перевод «Открытия Америки» И.
Кампе, немецкого публициста и педагога, «для воспитания детей». В
России переводились и пользовались популярностью и другие книги И.
Кампе.
В 1795 г. был опубликован перевод выдержек из книги английского
путешественника Джонатана Карвера «Достопамятнейшие приключения,
взятые из Путешествий Иоганна Карвера по внутренним странам
Северной Америки». Книга Карвера (1778 г.) была очень популярна в
Европе и переводилась на французский, немецкий и другие языки.
Русский перевод делался, судя по тому, как передано имя автора, с
немецкого. Карвер описывает быт и нравы индейцев—слово «американец»
в России XVIII в. было практически синонимично со словом «индеец». Он
приводит примеры индейского фольклора, и, таким образом, через этот
перевод осуществлялось первое знакомство в России с индейским устным
народным творчеством.
Интерес к Америке, разбуженный переводами, был подхвачен
прессой, и с конца 70-х годов некоторые периодические издания
публиковали текущую информацию о событиях в Северной Америке.
Особенно этим характеризовались «Московские ведомости» (1779—1789
гг.), издававшиеся Новиковым.
Россия XVIII в. имела некоторые представления и о творчестве
американского ученого-энциклопедиста Бенджамина Франклина.
Сведения о деятельности и идеях Франклина, о его роли в установлении
«народного правительства» проникали в Россию того времени в основном
не через перевод. Первый же перевод из сочинений Франклина, который
был в XVIII в. единственным американским автором, переводившимся в
России, имел отношение не к политике или государственному устройству,
а к устройству громоотвода, и назывался «Рассуждение о средствах к
отвращению повреждения, производимого громовым ударом и молниею
домам и другим строениям» (1770 г.) —очевидно, перевод делался с
французского. С конца 70-х годов имя Франклина становится одним из
наиболее часто упоминаемых в российской периодической печати.
«Санкт-Петербургский вестник» в 1778 и в 1780 г. опубликовал
небольшие сочинения «О цветах платья» и «Надгробная надпись
Веньямина Франклина, кою он сам себе сочинил, будучи типографом в
Бостоне», переведенные с французского. В 1794 г, Каржавин
296
опубликовал новый перевод «Надгробия» и снова он был сделан с
французского.
Первый книжный перевод из Б. Франклина появился, однако, лишь в
1784 г. То было «Учение добродушного Рихарда». Этой книгой
открывается длинный список произведений американской литературы,
переводившихся и переводимых на русский язык. Это сочинение уже
ранее появлялось в периодической печати в сокращенном переводе с
французского языка—впрочем, и перевод 1784 г. тоже был сделан, по всей
видимости, с французского. Публикации выходили под псевдонимом
Франклина — Рихард Зондерс, что делалось, очевидно, по цензурным
соображениям. Переводчик в книжной публикации был обозначен лишь
инициалами М. В. Есть все основания полагать, что им был М. И.
Веревкин, который незадолго до того, опубликовал уже упоминавшийся
перевод книги Прево «История о странствиях вообще по всем краям
земного круга». Перевод небольшой книжки Франклина несколько раз
переиздавался. В «Предуведомлении» к изданию 1791 г. говорилось:
«Предмет издания в свет сея книжки есть тот, чтоб распространить вечные
начала для мудрого поведения себя во время течения жизни и внушить
вкус к гражданским и нравственным добродетелям тому драгоценному
классу людей, без которых бы мы почти во всем имели недостатки» [220,
92].
Уже на исходе века, в 1798 г., вышел журнальный перевод
сочинения Франклина под названием «Убогий Яков, у которого всего
довольно. Из светского философа Энгеля». Перевод делался с немецкого
языка и переводчик Г. Глинка по ошибке приписал это сочинение
Франклина немецкому переводчику И.Я. Энгелю. Этот курьезный случай
— и не такой уж уникальный в XVIII в.— говорит о том, что перевод
делался не столько из-за имени, сколько из-за идей.
Первый известный нам перевод из Франклина с языка оригинала, т.
е. с английского, принадлежит Андрею Тургеневу. Из письма Тургенева
явствует, что перевод давался ему с трудом. Сборник произведений
Франклина, который получил название «Отрывок из записок
Франклиновых с присовокуплением краткого описания его жизни и
некоторых его сочинений», вышел в свет в 1799 г. Главное место в
сборнике занимает его «Автобиография». «Неутомимое трудолюбие,
пламенная любовь к наукам, соединенная с прямодушием» — вот что
привлекало во Франклине и переводчика, и читателей. Мы, к сожалению,
не можем ничего определенного сказать ни о принципах перевода, ни о его
качестве. Автор одной из работ, где рассматриваются эти переводы,
297
пишет: «Что касается переводческого уровня этих и подобных им книг (об
Америке.— Авт.), то его кратко и выразительно охарактеризовал еще
Пушкин, сказавший, что мы узнаем судьбы земли «в переводах
одичалых»... Эти издания, отражавшие уровень «дохудожественного»
перевода, сыграли тем не менее немалую роль в знакомстве русских
читателей с историей и культурой Америки» [220, 36]. То, что
«географические переводы» были низкого качества, еще требует
конкретного филологического доказательства, но очень настораживает
фраза автора о «дохудожественном» переводе. Что, собственно, имеется в
виду? Что в XVIII в. не знали, что такое «художественный» перевод? Или
то, что переводы были в целом столь плохи, что не могли претендовать
называться «художественными», в смысле «верными»? В любом случае
мы усматриваем в этой неосторожной фразе отсутствие историзма в
подходе к переводам прошлого.
Дальнейшее знакомство с Франклином и вообще с американской
литературой и культурой происходило уже в XIX в. Завершая данный
раздел, нельзя не упомянуть о Федоре Каржавине — первом из достоверно
нам известных русских людей, проведших в новообразовавшемся государ-
стве Северной Америки — США — несколько лет, который был также и
переводчиком. Как ни странно, его главным и по существу единственным
значительным переводческим трудом были две книги (из десяти) трактата
древнеримского ученого Марка Витрувия Поллиона «Десять книг об
архитектуре» (1785 г.). Остальные восемь книг переводились другими
переводчиками. Но даже эти две книги, переведенные Ф. Каржавиным,
вышли без имени переводчика (Каржавин был тогда в Америке). Мы
сказали «странно», потому что он был редким для того времени знатоком
английского языка, который он выучил, пребывая за границей в Европе, а
затем этот язык стал для него чуть ли не родным за долгие годы
пребывания в США. После возвращения из США он служил в
Адмиралтействе и занимался переводами текущих бумаг и некоторых гео-
графических и других научных трудов с английского и других языков,
которых он знал множество. Но все эти переводы служили для
«внутреннего» пользования, в рукописях обнаружены и отрывки разных
иных переводов, Каржавин был человеком широких просветительских
взглядов, отменным филологом и можно только пожалеть, что он не в
полной мере реализовался как переводчик. Перевод из Витрувия он делал
с латыни, а комментарии помогал ему составлять его друг архитектор В.
Баженов. Вероятно, хлопотная жизнь — частые разъезды за границу,
финансовая неустроенность (он был сыном богатого купца, но с
отцом прервал всяческие отношения), подозрительное отношение к нему
298
как к человеку, наблюдавшему революцию воочию, не позволяли Ф.
Каржавину применять свои обширные языковые знания в переводе. О том,
что он не был равнодушен к переводческой деятельности (ведь и такое
возможно даже при знании языков, а Каржавин владел древнегреческим,
латинским, французским, английским, итальянским, испанским, немецким
и голландским языками), говорят его высказывания по поводу перевода,
который был сделан в виде записей на книге И. И. Голикова «Деяния
Петра Великого». Он согласен с мыслями Петра I о том, что «перевод на
русский язык должен быть дословным и внятным», что переводчики
«должны разуметь науки, о коих они переводить будут», что «легче
переводить с иностранного языка на родной, чем наоборот» [102, 109],
Любопытно, что Ф. Каржавин, очевидно, был первым филологом,
который в «Кратком историческом очерке о проникновении письменности
в Россию», помещенном в книге «Заметки о русском языке и алфавите»
(1791 г.), сообщал о вызове Василием III «книжного переводчика»
Максима Грека и рассказывал о причинах вызова и основных аспектах
деятельности Максима Грека. Сообщения Ф. Каржавина были весьма
точны — он ошибся лишь в точной дате приезда Максима на Русь.
Деятельность Ф. Каржавина — лишь небольшой штрих в общей
картине переводческой деятельности в России XVIII в., но и он сообщает
этой картине определенную живость и рельефность.
Переводы из испанской и итальянской литератур
Из предыдущих разделов ясно, что в России XVIII в. через перевод
происходило освоение преимущественно французской, а также в
определенной степени немецкой, английской и античной культур. Что
касается испанской и итальянской культур, то они имели для России в
значительной степени периферийный характер.
В конце XVII в. происходит знакомство русской читающей публики
со средневековым испано-иудейским мыслителем Петром Альфонси [273,
147—148]. Тогда же обращаются к переделкам из философа и богослова
XIII в. Раймунда Луллия. В начале XVIII в. в России дважды
переводится сочинение испанца XVI в. Диего де Сааведра Фахардо.
299
С Альфонсином и Луллием знакомились через латынь, а Фахардо же
переводился с немецкого и латинского. Переводчиками были некий
«иноземец Андрей Дикенсон» и Феофан Прокопович, который по
распоряжению Петра I осуществил перевод политического трактата
Фахардо «Изображение христианополитического властелина, символами
объясненное от Дидака Сааведры Факсарда, ныне же с латинского на
диалект русский переведенное».
Относительно регулярные дипломатические отношения Испании и
России начинаются лишь в первой четверти XVIII в. Некоторую
информацию об Испании в Россию приносили заезжие испанцы, да и
«испанская тема» во французской литературе давала определенное, пусть
и несколько искаженное, представление. На русский язык были
переведены некоторые французские романы «испанского содержания».
Произведения Лессажа, например, не просто строились на испанском
материале, но были переделками испанских романов. Особо популярен
был «Жиль Блаз», переводы которого издавались много раз и который
породил множество подражаний на русской почве. В этой связи невольно
вспоминается, что и во Франции переводы «Робинзона Крузо» Дефо в
1720 г. и Свифтова «Гулливера» в 1727 г. явились катализаторами для
развития новой формы романа.
Одним из грандиознейших творений мировой литературы, конечно,
является «Дон Кихот» Сервантеса. Полное осознание всей философской
мощи этого удивительного произведения происходило медленно не только
в России, но и в Западной Европе, включая и саму Испанию. Поначалу
роман воспринимался как веселая история о приключениях смешного,
чудаковатого мечтателя и сумасброда. Судьбой роману был уготован
огромный успех и его стали переводить на различные языки вскоре после
его выхода в свет. По этим переводам или по другим упоминаниям о Дон
Кихоте могли знать Тредиаковский и Сумароков. Последний включал
«Донкишота» (написание сразу выдает знакомство с романом через
французское посредничество) в число немногих «достойных» романов.
Известен был Дон Кихот и Ломоносову. «Дон Кихот» в немецком
переводе был приобретен им в Академической лавке и хранился в его
библиотеке (первый сокращенный перевод этого романа на немецкий язык
вышел еще в 1620 г., а полный появился много позже — в 1682 г.).
Полного перевода этого великого творения с испанского языка в
XVIII в. в России не было. Первый перевод появился в 1769 г. и был
сделан И. А. Тейльсом с очень сокращенного французского перевода Ф. де
300
Сен-Мартена. Помимо сокращения — в переводе представлена лишь
четвертая часть произведения — роман подвергся значительному
офранцуживанию. В предисловии переводчик отмечает, что несмотря на
приспособление книги ко французскому вкусу, «некоторые места могут
быть восприняты еще как испанские», так как «я полагал, что переводчик
должен все-таки сохранить некоторый аромат оригинала, совершенно
оторваться от переводного подлинника — значит слишком много брать на
себя» [4, 65].
Второй перевод «Дон Кихота» вышел в 1791 г. и на этот раз был
выполнен с другого французского перевода. Уже само название
показывает, насколько и второй русский перевод был далек от истинного
Дои Кихота: «Неслыханный чудодей, или необычайные и удивительные
подвиги и приключения храброго и знаменитого странствующего рыцаря
Дон Кишота, Сочинение славного Михаила Серванта Сааведры». В
«предуведомлении» переводчик Н. Осипов сообщал: «Книга сия была
сочинена славным гишпанским писателем Михаилом Сервантом
Сааведрою в начале седьмого надесять века; в гишпанском оригинале
состоит она в шести больших томах, из которых несколько лет назад некто
из лучших французских писателей собрал самые забавнейшие,
остроумнейшие и шутливейшие приключения и составил из сего
сочинения две части, которые я теперь и предлагаю на нашем языке в
пользу и удовольствие любителей российских романов» [4, 66].
Рассмотрение достоинств или недостатков этих переводов (по
отношению к французскому тексту) имеет для нас мало смысла, так как в
том виде, в каком «Дон Кихот» был представлен русскому читателю, он
имел очень отдаленное отношение к оригиналу. Но все же первое
знакомство состоялось. Интересно, что еще за шесть лет до появления
первого перевода Дон Кихота русские читатели смогли познакомиться
вообще с творчеством Сервантеса на русском языке. То была повесть «Две
любовницы» (Гишпанская повесть Мих. Цервантеса Сааведры, автора Дон
Кишота. Переведена с французского языка, вышедшая в Москве в 1765 г.).
В 1764 г. снова в Москве появилась «Сила родства, гишпанская повесть,
сочиненная г-жею де Гомец. Перевод с франц. Павел Фон Физин». Павел
Фонвизин был младшим братом знаменитого русского сатирика. Как
произошла ошибка, в результате которой авторство было приписано
французской писательнице М.-А. Пуассон де Гоме, сейчас сказать трудно,
однако повесть принадлежала перу Сервантеса. Ее еще раз переводили на