Семенец О.Е., Панасьев А.Н. История перевода. Средневековая Азия, Восточная Европа XV-XVIII вв
Подождите немного. Документ загружается.
151
стихе» [197, 273]. Любопытно, что в наше время такой принцип
утвердился и при переводе китайской поэзии на русский язык.
Говоря о влиянии переводов китайских романов на монгольскую
культуру, любопытно отметить и такую деталь: многочисленные переводы
с китайского стимулировали развитие монгольской книжной
иллюстрации.
Переводы с монгольского языка на китайский были очень
незначительными. Они, очевидно, ограничились эпохой монгольской
династии Юань, когда было переведено «Сокровенное сказание
монголов». Переводились некоторые летописи и сказания. Никакого
ощутимого следа в китайской культуре эти переводы не оставили.
Благодаря же монгольским переводам с китайского, «монгольская
литература, всегда сохранявшая свою национальную самобытность, ока-
залась включенной в орбиту общедальневосточных, а отчасти и юго-
восточноазиатских литературных взаимосвязей» [197,277].
Упомянем и о переводе у других монгольских народов. Известно,
что там, где распространялся буддизм (ламаизм), по не было своей
письменности, существовала практика устных пересказов буддийской
литературы с тибетских книг или с имеющихся переводов на монгольский.
У одного из монгольских народов, ойратов, появилась письменность,
созданная Зая-пандитой. Ойраты — предки нынешних калмыков— до XV
в. находились в составе монгольской империи, а потом стали
откочевывать на запад. К середине XVII в. они достигли Нижнего
Поволжья. В настоящее время потомки ойратов живут на огромных терри-
ториях в СССР, Монголии и Китае.
Зая-пандита (Раджамба Зая-пандита-хутухту, а также Окторгукин-
Далай и Намхайджамцо) родился в знатной семье в 1599 г., учился в
Тибете; по возвращению в родные края проповедовал реформированный
ламаизм. Его переводческая деятельность была подчинена этой задаче.
Для более успешного ее осуществления он и создал новую письменность
(«ясное письмо»), хотя многие его переводы записаны монгольским
шрифтом. Известно, что он перевел около 170 произведений, куда входили
как религиозно-философские ученые произведения, так и сборники
популярных легенд и сказаний, т. е. размах его переводческой деятель-
ности простирался от эзотерической до общедоступной литературы.
Переводил он с тибетского, сам же составлял комментарии. Некоторые
переводы Зая-пандиты печатались ксилографическим способом в Китае.
Особого развития ни новая письменность, пи переводческая деятельность
у ойратов не получила.
152
У третьей большой группы монгольских народов — бурят, мы также
находим следы переводческой деятельности. Поначалу в XVII—XVIII в.
для местных нужд приспосабливались монгольские переводы, а
предположительно в конце XVIII — начале XIX вв. осуществлялись и
самостоятельные переводы с использованием монгольской письменности
— известны переводы некоторых произведений с тибетского, в частности
«Субхашиты». Дальнейшее развитие перевода у бурят полностью выходит
за временные рамки данной части истории перевода.
Центрами учености в монгольской культуре были буддийские
монастыри. Они поддерживали традицию и создавали задел для
дальнейшего развития культуры. Самыми обширными и стойкими были
монгольские связи с тибетской культурой, и языком учености был
тибетский. Не удивительно поэтому, что подавляющее количество
философско-религиозной, житийной, притчевой и другой подобной
литературы делалось с тибетского. Почти все переводчики с тибетского
были буддийскими монахами.
Достаточно рано стали составляться словари, не только двуязычные,
но и многоязычные; уйгурско-монгольские, китайско-монгольские,
тибетско-монгольские, маньчжуро-тибетско-китайские и т. д. Такое
разнообразие, несомненно, свидетельствует о достаточно высоком
развитии филологической учености и одновременно — о широком
развитии переводческой деятельности.
Светские произведения переводили с уйгурского, китайского,
возможно, с санскрита, с тибетского; имелись переводы и с других языков,
например, с персидского в краткий период присутствия монголов в Иране.
Несмотря на то, что монголам через тибетское и китайское
посредство были известны книгопечатание ксилографическим способом и
бумага, печатались, в основном, переводы сакральных книг, а переводы
популярных китайских романов вообще не допускались к печати.
Очевидно, определенную долю в переводах с монгольского языка и
на монгольский занимали переводы указов, распоряжений, посланий,
осуществлявшихся в монгольских канцеляриях. Как уже отмечалось,
монгольский канцелярский стиль оказал воздействие на русский
канцелярский стиль именно через переводы.
О степени распространенности переводов говорить трудно, но
относительно большое число как рукописных, так и переводных печатных
произведений говорит о достаточно обширном круге читателей. В
духовно-религиозной сфере переводы, конечно же, способствовали
153
распространению буддизма, а точнее были той основой, на которой такое
распространение зиждилось.
Монгольский язык испытал серьезное воздействие сначала
уйгурского языка, а затем тибетского. В связи с тем, что с тибетского
сакральная литература переводилась очень близко к оригиналу,
отмечается не только лексическое, но и синтактико-грамматическое
влияние.
Переводы на монгольский были и весьма вольные (светские,
индийско-тибетского происхождения и др.) и очень близкие к оригиналу,
по существу, дословные (многое из буддийской литературы).
Существовали и разные формы переложений и пересказов. Устные
сказители были и интерпретаторами, и своего рода переводчиками. В
целом же монгольская культура обладала опытом «огромной по своим
масштабам, уникальной по профессиональному мастерству переводческой
деятельности» [197, 9].
Перевод в Тибете
Некоторые аспекты переводческой деятельности тибетцев уже
затрагивались при рассмотрении перевода у монгольских народов. То, что
тибетский язык был в Монголии языком учености, и то, что с тибетского
на монгольский было переведено большое количество произведений,
свидетельствует как о высоком уровне развития культуры вообще, так и о
переводческой деятельности в частности.
Тибет часто называли загадочной страной. Прагматичный двадцатый
век в значительной степени снял этот налет таинственности, но все же о
Тибете продолжают говорить как о чем-то очень необычном и
своеобразном.
Тибет — самая высокогорная страна в мире. Большинство населения
проживает на высоте три-четыре тыс. метров над уровнем моря, так что в
изоляционизме Тибета присутствует и чисто географический фактор.
«Посреди великих снежных гор находится великое тибетское царство,
прохладная страна, ставшая полем, которое просветил великий
милосердец (Будда.— Авт.), Она гораздо выше других граничащих с ней
стран. Температура летом и зимой умеренная. Здесь пет таких бедствий
холодных и жарких земель, каковыми являются голод, опасные дикие
звери, ядовитые змеи и насекомые. Подобно монументам из чистейшего
хрусталя возвышаются великие снежные горы. Кроме того, Тибет
наполнен бесчисленным множеством черных гор, покрытых
лекарственными растениями. Повсюду разбросаны светлые и прозрачные
великие озера, текут во все стороны многие реки»,— так описывал свою
154
страну средневековый тибетский географ [цит по: 183, 10]. Такая среда
обитания не могла не наложить особого отпечатка на культуру народа.
Происхождение тибетцев, их этногенез пока остаются скорее в сфере
предположений, чем достоверных научных представлений. В
археологическом отношении Тибет практически не исследован. Согласно
одной из тибетских легенд, тибетцы ведут свое происхождение от царя
обезьян и горной ведьмы. Антропологи относят тибетцев к монголоидам,
близким к южным китайцам и малайцам, но в их облике отмечаются и
другие черты, что позволяет предположить участие в этногенезе тибетцев
разных народов. Тибетский язык обычно относят к группе тибето-
бирманских, в свою очередь принадлежащих к тибето-китайским языкам.
Сам по себе тибетский язык имеет различные формы — кроме Тибета, на
них говорят в некоторых районах Китая, Индии, Непала.
Трудно сказать точно, когда на территории нынешнего Тибета
возникли первые государственные образования, но ясно, что к началу XII
в. они уже существовали. Объединение тибетских племен в единое
государство произошло при цэнпо (царе) Сонгцэн Гампо (613—649 гг.).
Расцвет тибетского государства относят к VIII в. Его территория зна-
чительно расширилась, что стало вызывать беспокойство соседей, прежде
всего Китая. В конце VII в. буддизм становится государственной религией,
однако в середине следующего века появились аптибуддийские
настроения, которые исходили от центральной власти.
Уже в VII в., а возможно и раньше, в Тибет начинают проникать
культурные достижения других стран. Через Восточный Туркестан в
Тибет попадают некоторые фольклорные мотивы и традиции греческой
медицины. При царе Сонгцэн Гампо были приглашены врачи из Индии,
Китая и далекой Византии. Известно даже имя одного из них — это
греческий врач Галенос. Однако остается открытым вопрос — на каком
языке общались пришельцы с тибетцами — выучивали ли они тибетский
язык или полагались на помощь переводчиков. Ведь если контакт Тибета с
Китаем и Индией был постоянным и длительным и поэтому знание
китайского и индийских языков местными учеными мужами не вызывало
удивления, то единичные контакты с Византией никак не могли создать
нужных условий для распространения знаний греческого языка.
В VIII в. Тибет вступил в контакт с арабами и даже воевал с Китаем,
привлекая на свою сторону арабов. Как происходило общение в этом
случае, никем не установлено.
155
О ранних контактах Тибета с Китаем известно следующее: «Во
времена Танской династии (618—907 гг.) из Китая в Тибет проникли
светские науки (астрономия, медицина, основы права и законности, этика),
а также учение китайской созерцательной школы буддизма, так называе-
мый Чань, получивший в эпоху Тан исключительное распространение.
Многое из этого культурного наследия стало достоянием Тибета благодаря
молодым тибетцам, которые ездили в Китай пополнять образование» [255,
29]. Характерно, что ученый не пишет о переводах с китайского языка в
ранний период, хотя много говорит о переводах буддийской литературы
па санскрите.
В середине VIII в. Тибет распался на самостоятельные княжества,
часто попадавшие в зависимость от могущественного соседа — Китая.
Буддизм снова укрепил свои позиции в XI—XII вв. Буддийские секты
Тибета настолько окрепли, что монастыри становились центрами
теократических государств. В XIII в. Тибет попал в зависимость от
монголов, от которой освободился в XIV в. после падения династии Юань.
Однако объединения страны не произошло, хотя тот или иной род
претендовал в те или иные периоды на гегемонию в Тибете. Секта гелугпа
«желтошапочники», основанная в конце XV — начале XVI вв., глава
которой начиная с XVI в. стал называться Далай-ламой, в XVII в. стала
господствующей в Тибете, а Далай-лама стал фактически светским и
духовным главой страны. Однако уже в XVIII в. маньчжурский Китай
захватывает практически всю территорию Тибета, оставив номинальную
власть в руках местных правителей— далай-лам. В начале XX в. благодаря
содействию и прямому вмешательству Великобритании Тибет получил
фактическую независимость, которую пришлось не раз отстаивать
вооруженным путем от попыток Китая вновь подчинить себе страну. В
1950 г. Китай начал военные действия против Тибета, и в 1951 г. Тибет
был включен на правах автономии в состав Китая.
Буддизм нелегко приходил в Тибет. В 781 г. указом цэнпо он был
объявлен государственной религией. Жены царя и триста сановников были
обращены в новую веру. В борьбе за доминирующее положение буддизму
пришлось оттеснять местную религию бон и китайское конфуцианство.
Но, как уже было сказано, наступление буддизма развернулось еще в
начале VII в., и, надо думать, в немалой степени его успеху
способствовали ранние переводы буддийских текстов.
Появление письменности в Тибете связано с распространением
буддизма и датируется VII в. Вот что по этому поводу рассказывается в
156
тибетской исторической хронике «Голубые анналы»: «В начале Учения (т.
с. в начале распространения буддизма.— Авт.) в царствование Тхотхонь-
ягцэна, хотя религиозные книги и стали доступны в Тибете, никто не умел
писать их, читать или объяснять их значение (так как они были написаны
на санскрите.— Авт.). В царствование Сонгцэн Гампо министр Тхонми
Самбхота был послан в Индию. У пандита Дэвавитсимха он досконально
изучил алфавит и санскритский язык. По возвращении в Тибет он создал
тридцать букв тибетского алфавита из пятидесяти букв индийского...
Тхонми перевел Ратнамегху-сутру. Затем король, выступая в качестве
защитника Учения, проповедовал многие тексты» [цит. по: 256, 316—317;
95, 6—7].
Древнейшим письменным свидетельством на тибетском языке,
дошедшим до нас, является надпись в монастыре Самья (VIII в.). «К IX—
X вв. относятся довольно многочисленные надписи на обелисках, в том
числе знаменитая надпись с текстом китайско-тибетского договора 822 г.
н. э., являющаяся одним из древнейших и замечательных памятников
дипломатической истории мира. К этому раннему периоду... можно
отнести и тибетский перевод, донесения уйгурского посла своему хану»
[255, 28]. Как видим, подтверждения о том, что тибетцы уже на самых
ранних этапах развития их письменности занимались переводами, мы на-
ходим в дошедших до нас древних письменных памятниках.
Из тибетской «Ладикской хроники» узнаем, что упоминавшийся
.выше создатель тибетского алфавита Тхонми перевел на тибетский язык
весьма крупное произведение махаянского буддизма — сутру «Детальное
описание корзины достоинств Авалокитешвары» («Авалокитешвара-гуна-
каранда-вьюха-сутра»). Так говорит тибетская историческая традиция, с
которой согласно и большинство тибетологов. Исследователь, однако,
выражает сомнение в том, что одному человеку было под силу создать
новое письмо, написать грамматику, да еще перевести большое произве-
дение [95, 7]. Сомнение это, которое к тому же идет вразрез с мнением
«большинства тибетологов», представляется нам совершенно
беспочвенным.
Переводческое дело развивалось в Тибете стремительно: за двадцать
лет, последовавших за созданием письменности, на тибетский язык были
переведены все основополагающие сочинения буддийского канона.
«Способность к переводу сложной и тонкой системы идей предполагает
равновеликий уровень состояния письменности и культурного
состояния», — писал тибетолог X. Гюнтер [цит. по: 95, 7].
157
Соответственно, следует предположить достаточно высокий уровень
развития тибетского языка и культуры, обеспеченный, очевидно, их
предшествующим развитием, о котором просто мало известно.
Влияние переводов буддийской литературы на тибетский язык,
литературу и культуру вообще было столь значительным, что возникает
соблазн назвать период с VII по приблизительно XIV в. «эпохой
переводческой культуры». Вот, например, как описываются этапы
развития письменного тибетского языка:
1. VII—IX вв. Создание тибетского письма и первые переводы
буддийских сочинений с санскрита.
2. X—XIV вв. Период создания «классического» языка
литературы. Переводы с санскрита оказывают существенное влияние на
грамматику и лексику тибетского языка.
3. XV—XVIII вв. Окончательное установление форм языка
письменности в отличие от разговорного» и т. д. [183, 241].
Несомненно, что письменный язык, не говоря уже об устном,
развивался и дальше; в XX в., особенно после 1951 г., тибетский язык стал
подвергаться усиленному воздействию китайского, причем даже через
административное вмешательство.
Влияние переводной буддийской литературы было столь велико, что
она оттеснила на задний план практически все остальные литературные
проявления тибетцев. Даже поэзия, которая в большинстве литератур на
определенном этапе развития являлась доминантным жанром, была ма-
лоизвестна тибетцам. Лирическая поэзия VI-го Далай-ламы, Цаньян
Джамцо (конец XVII —нач. XVIII вв.) оказалась явлением фактически
уникальным, не имевшим ни предшественников, пи последователей.
Сказанное вовсе не означает, что переводилась только буддийская
литература, но она доминировала абсолютно.
У некоторых авторов, однако, встречаем весьма противоречивые,
подчас взаимоисключающие оценки деятельности по переводу на
тибетский язык буддийских текстов [95, 7, 11, 12]. Такая
противоречивость отнюдь не способствует осмыслению разыскиваемых
фактов переводческой деятельности и требует верификации, которая, увы,
не всегда возможна. Тем не менее, обилие переводов, выполнявшихся уже
в VII—VIII вв., потребовало выработки некоего унифицированного
подхода к переводам, а сакральность переводимых текстов требовала
высокой квалификации переводчиков и осознания ими значимости
выполняемого дела. Поначалу к работе активно привлекались
158
индийские пандиты, но, накопив достаточный опыт и знание санскрита,
тибетцы переводили уже самостоятельно. Тибетские переводчики,
занимавшиеся переводом священных текстов, назывались лоцзава.
Переводчики отправлялись на долгое учение в монастыри Непала и
Индии. Непал в силу своего географического положения оказался главным
посредником в деле распространения буддизма и соответствующей ли-
тературы в Тибете. «В результате долговременного совместного труда
тибетских лоцзава и индийских пандитов над переводами буддийских
(книг)... насыщенных специальной терминологией, был выработан...
(нужный) язык и стиль перевода, позволявшие адекватно воспроизводить
на тибетском языке санскритские тексты... в ходе работы над переводами
была заложена основа тибетского литературного языка на базе диалекта
центральной провинции Тибета» [95, 12]. Именно благодаря тибетским
переводам у современной науки сеть представление о многих буддийских
текстах, санскритские версии которых были утрачены.
Тибетские лоцзава образовывали своего рода корпорацию, однако их
труд был весьма жестко регламентирован. В начале IX в. была создана
специальная коллегия по делам перевода буддийских текстов. Эта
коллегия составила свод правил перевода, обнародованный царем
Рэльпаченом, которым предписывалось следовать неукоснительно, и
также составила большой санскритско-тибетский словарь
унифицированной буддийской терминологии «Махавьютпатти». Первым
предписанием было то, что перевод буддийских текстов мог
предприниматься лишь с разрешения царя. Это установление
продержалось не очень долго в связи с распадом целостности Тибета. В
переводческих правилах предписывалось строго соблюдать порядок слов и
при переводе стихотворных вставок. Отступление от порядка слов ориги-
нала допускалось лишь в случае крайней необходимости. Если переводчик
испытывал непреодолимые трудности, особенно в связи с переводом
буддийской терминологии, ему возбранялось вводить новые, свои
термины — он должен был обратиться с письменным посланием в
коллегию по переводам при дворе царя за разъяснениями и указаниями
[255].
Из-за недостатка данных, неизвестно какая именно буддийская
литература переводилась. Можно лишь упомянуть такие важные
сочинения, как «Сутра золотого блеска», «Кармашатака» («Книга
легенд»), жизнеописание Будды Шакьямуни. Не можем мы назвать и
общее число переведенных в ранний период сочинений. Очевидно,
большинство буддийских сочинений переводилось с санскрита, но
159
встречались упоминания и о переводах с китайского, однако без
конкретных указаний.
В IX в. имело место снижение влияния буддизма и даже гонения на
буддистов. Однако в следующем веке поднимается новая волна
распространения буддизма. В это время редактируются и унифицируются
или же выполняются заново имеющиеся переводы. Снова ученых мужей
приглашают из Индии и Непала. Великий пандита из Кашмира
Субхутишришанти (958—1055 гг.), прибыв в Тибет и изучив тибетский
язык, перевел ряд сложных буддийских текстов (нач. XI в.). Бенгальский
пандита Атиша провел некоторое время в Западном и Центральном
Тибете, проповедуя «истинный буддизм». Атиша писал краткие трактаты
и занимался переводами, а также помогал тибетским лоцзава переводить
на тибетский язык как свои, так и другие буддийские сочинения. Одним из
самых знаменитых лоцзава тем времен был тибетец Ринчен-Санпо,
который повстречался с Атиша в возрасте 85 лет и стал его учеником и
ближайшим последователем. Атиша и Ринчен-Санпо совместно
выполняли некоторые переводы уже переводившихся ранее буддийских
текстов.
Большой популярностью пользовались переводы «Нитишастры».
«Нитишастра» — это произведения на санскрите, носившие этико-
дидактический характер. Они «оказали большое влияние на тибетскую
литературу, поскольку этическое учение буддизма в них подавалось в
форме, доступной для восприятия народных масс» [46, 83]. Подлинники
большинства «Нитишастр» не сохранились, но они известны в переводах
на тибетский, Эти сочинения были включены в тибетский буддийский
канон Данжуур. Первые их переводы относятся в VIII—IX вв. Переводили
эти. сочинения лоцзавы Палцэг и Ешей-де. Палцэг известен также как
составитель первого каталога буддийских текстов, хранившихся во
дворце. Среди переводчиков «Нитишастр» известны уже упоминавшийся
выше Ринчен-Санпо, а также Шакья-лода, Балчжи-лхун-поде, Чойчжи-
шейраб. Помощь в переводах им оказывали индийские пандиты
Шилендрабодха, Джнянашанти, Камалагупта, Прабхакарашримитра,
Джармашрибхадра. «Нитишастра» оказала особо заметное влияние на
творчество Сакья-пандиты, автора «Субхашиты».
Буддизм в Тибете имел множество школ и направлений. Возможно,
такое разнообразие духовных исканий, пусть и в рамках буддизма,
которые, кстати, были весьма широки, позволяло обращаться к
разнообразнейшей буддийской литературе. Благодаря огромному
духовному спектру буддизма, Тибет получил возможность приобщиться к
160
значительной части индийского культурного наследия. На тибетский были
переведены некоторые древнеиндийские сочинения по медицине, поэтике,
астрологии (астрономии), драме. Многие из этих вполне светских
сочинений были интерпретированы в буддийском духе и даже включены в
тибетский буддийский канон.
Обычно основатели той или иной школы буддизма в Тибете
выступали как активные проповедники своих течений. Они отправлялись
на учение в Индию или в Непал; возвращаясь в Тибет, они основывали
новую буддийскую секту (школу), писали буддийские сочинения,
переводили. Так, например, основатель школы Каджупа Марпа-лоцзава
(1012—1098 гг.) перевел с санскрита на тибетский язык около пятидесяти
различных буддийских сочинений. Марпа встречался и с упоминавшимся
выше Атишой.
Жизнеописание Марпа и путь его духовного становления описан в
восьмой книге так называемых «Голубых анналов» (полное название —
«Голубые Анналы: этапы появления Учения и его проповедники в земле
тибетской»), которые были написаны в конце XV в. (1476 г.). Уже сам
факт того, что сведения о лоцзава — проповеднике — оказались
включенными в исторические хроники, описывающие становление
буддизма в Тибете, свидетельствует о том, что проповедники играли
весьма заметную роль в духовной жизни Тибета.
Помимо чисто буддийских сочинений или сочинений, в той или
иной степени связанных с буддизмом, в Тибете, начиная с XI в. и
приблизительно по XIII в. переводили и перелагали такие индийские
памятники, как «Облако — вестник» Калидасы, «Рамаяну» Вальмики,
«Двадцать пять рассказов Веталы», «Панчатантру», «Хитопадеша» и др. И
«Рамаяна», и «Панчатантра» были выборочно пересказаны; по крайней
мере, переводы полных сводов этих произведений неизвестны [255, 31,
34].
Крупным переводческим свершением был перевод «Жития
восьмидесяти сиддхов», выполненный лоцзавой Менчуп Шерэпом в
начале XII в. (Сиддха — человек, наделенный различными
парапсихическими способностями; считалось, что сиддха может
проходить сквозь твердые тела, левитировать, мгновенно перемещаться
на огромные расстояния и т. д.)
В первой половине XIV в. ученый тибетец Бутон (1290— 1364 гг.)
провел систематизацию всей массы текстов, переведенных с санскрита,
тем самым заложив основы многотомного сборника Тибетского канона.
Он был напечатан в Пекине в 1410 г. ксилографическим способом (в
XVIII в. его уже печатали в Тибете). «Тибетский буддийский канон