Семенец О.Е., Панасьев А.Н. История перевода. Средневековая Азия, Восточная Европа XV-XVIII вв
Подождите немного. Документ загружается.
121
буддийской агиографии. Скорее всего, переводы выполнялись
буддийскими монахами, но не для внутреннего, монастырского
пользования, а для «широкой публики» и для проповеднических нужд.
Ресурсы уйгурского языка для осуществления переводов оказались
вполне достаточными; были «найдены способы передачи не только
сложных идей и понятий, но и семантики иных уровней текста, включая
сверхфразовый, что, в свою очередь, не могло не оказать влияния на
развитие литературного языка, способствуя включению его в сферу новых
языковых пластов и приводя к перестройке языка. В итоге был создан
язык, который длительное время служил эталоном и оказал существенное
влияние на формирование тюркских литературных языков в последующие
эпохи» [262, 372—373].
Перевод в Корее
Корни корейской культуры очень глубоки. По своей древности в
рассматриваемом регионе корейская культура уступает разве что
китайской. Пожалуй, нигде более влияние китайской цивилизации не
сказывалось столь сильно, как в Корее. Уже то обстоятельство, что вся
научная, философская и серьезная художественная литература, как проза
так и поэзия, вплоть до Нового времени создавалась в Корее лишь на
китайском литературном языке — ханмуне,—говорит само за себя. И это
при том, что Корея имеет свою собственную славную многовековую
историю. Сразу выделим весьма необычный переводческий аспект,
прецедента которому в таких масштабах мы пока в истории перевода не
обнаруживали: в Корее на китайский переводили произведения корейской
литературы и главной мотивацией таких переводов было желание сделать
произведения корейской литературы известными и доступными за
пределами Кореи, и прежде всего — в Китае, т. е. мотив можно
определить как патриотический. Нечто подобное наблюдалось после за-
воевания Персии арабами: персидские переводчики переводили на
арабский язык произведения персидской литературы, демонстрируя тем
самым превосходство и значительно большую древность персидской
культуры. Но при некоторой схожести патриотических мотивов имеются и
глубокие различия: китайская культура была и древнее и богаче
тогдашней корейской, и в политическом смысле Китай никогда не
растворял в себе Корею, хотя на некоторых этапах исторического развития
и присоединял к себе на определенное время значительные корейские
122
территории или ставил Корею в вассальное положение.
Корея являет нам еще один феномен, на который уже давно
обращали внимание историки культуры: периоды расцвета культуры часто
не совпадают с периодами экономического расцвета и политической
стабильности, один из ярчайших примеров тому — возрожденческая
Италия. В условиях, казалось бы, крайне неблагоприятных для развития
культуры,— междоусобицы, политическая нестабильность, искусственная
оторванность от внешнего мира, иноземные вторжения — корейская
культура развивалась вполне успешно и как бы независимо от политико-
экономической ситуации.
Возникновение первых государственных образований в Корее (т. е.
на территории нынешних Северной и Южной Кореи) датируют началом I
тыс. н. э. Три крупных царства Когуре, Пэкче и Силла боролись, с одной
стороны, за гегемонию, а с другой — против политического давления
Китая, особенно ощутимого на Севере страны, и против набегов японцев
на Юге. В X в. здесь сформировалось централизованное государство. В
XIII в. Корея подверглась нашествию монголов, от присутствия которых
удалось избавиться лишь в конце XIV в. XVI в. прошел в междоусобных
распрях, а в конце века страна пережила японское вторжение. Война,
продолжавшаяся несколько лет и на море, и на суше и отнявшая много
сил, закончилась победой Кореи. В 30-е годы XVII в. на Корею
обрушиваются маньчжуры, и она попадает в вассальную зависимость от
Цинской династии Китая. Конец XVII и XVIII в. — время
продолжающихся усобиц и борьбы за власть различных группировок. В
XIX в. страна вступает экономически истощенной, жаждущей перемен.
Европейские христианские миссионеры стали появляться в Корее
уже в XVII в., но против них предпринимались всяческие репрессивные
меры и их деятельность иногда сурово ограничивалась.
Как уже было сказано, корейская культура находилась под
мощнейшим воздействием китайской цивилизации. Буддизм сюда проник
около VI в. из Китая, а не непосредственно из Индии. В определенные
периоды конфуцианство становилось доминирующей идеологией,
достаточно широко был распространен и даосизм. Системы образования,
государственного устройства следовали китайским образцам. Уровень
придворной, в основном аристократической, культуры был очень высок, и
понадобилось не одно столетие, прежде чем в дело созидания и
123
поддержания культуры включились и другие слои общества. Огромное
значение для поддержки на высоком уровне книжной культуры имело
раннее и широкое распространение бумаги и книжного дела, поначалу
рукописного, а затем и печатного. Уже в 991 г. в г. Сэген (Пхеньян) было
создано государственное учреждение по изданию книг —пока рукописных
и, в основном, буддийских. Первые попытки книгопечатания относятся к
началу XI в. (традиционная дата — 1022 г.). В 30-е годы XIII в. в
книгопечатании уже использовался металлический шрифт.
«Высокая литература» в Корее создавалась на ханмуне, т. е. на
несколько кореизированном китайском литературном языке, и
записывалась китайскими иероглифами. Кроме, естественно, бытовой
сферы, корейский язык использовался также при создании литературы
«среднего уровня» (поэзия, буддийские сочинения, переводы) и «низовой»
литературы (то, что условно называют корейской повестью). Корейские
тексты первоначально записывались на иду— китайскими иероглифами в
их фонетическом звучании. Лишь в XV в. была создана национальная
письменность, что, кстати, имеет отношение к новому подъему
переводческой деятельности — переводились произведения буддийского и
конфуцианского канонов.
Первые упоминания о переводческой деятельности в Корее
относятся к VII в. и связаны с именем Соль Чхона, который переводил на
корейский язык конфуцианские классические книги. Переводы не
сохранились, но по другим источникам известно, что Соль Чхон
использовал в своих переложениях иду. Отмечалось также, что он «прочел
при помощи родного языка» китайские тексты [219, 10]. Если мы
правильно интерпретируем приведенную цитату, надо думать,
предложенную в дословном переводе, то складывается впечатление, что
понятие «перевод» корейской культуре еще не было известно.
Можно предположить, что переводы выполнялись и раньше, прежде
всего, в связи с распространением буддизма. Из более поздних буддийских
текстов явствует, что «буддийская терминология не переводилась на
корейский, а заимствовалась в ее китайском виде, лишь, соответственно, с
изменением чтения иероглифики на корейский лад» [219,111].
Судя по тому, что в корейских повестях присутствуют некоторые
сюжеты явно индийского происхождения, можно предположить, что
какая-то часть буддийской литературы пришла непосредственно из Индии
[308, 100—106]. Более того, это предположение вполне подтверждается
сообщениями о паломничестве корейских монахов не только в Китай, но и
в Индию, а также тем, что буддийский церемониал был многоязычен и
содержал санскритские, китайские и корейские элементы. Поэт и
переводчик X—XI в. Чхве Хэнгви сообщает о том, что санскритские
124
элементы тоже были в ходу, однако язык этот «тяжело уразуметь» [219,
69].
Судя по тому, что самыми ранними письменными памятниками
Кореи были историографические прозаические сочинения (IV в.), можно
предположить, что и ранние переводы были также прозаическими. К XI в.
поэзия выходит па первый план и становится, как это отмечают
исследователи, национальной гордостью Кореи. Но вся «высокая поэзия»
создавалась на ханмуне. Фактически, вплоть до Нового времени престиж
такой поэзии был очень высок. В XVII— XVIII вв., например, Корея,
имевшая тогда культурные и дипломатические контакты с очень
ограниченным числом стран — в основном с Китаем, Вьетнамом,
Японией,—экспортировала свою поэтическую продукцию по дипломати-
ческим каналам: во время встреч в посольствах в Пекине,
дипломатических визитов в Японию, Вьетнам; дипломаты обменивались
стихами, беседовали с помощью «кисти и бумаги». Дипломатическая
миссия в Японию в середине XVIII в. подарила японцам несколько тысяч
стихотворений, сочиненных экспромтом во время посещения этой страны
корейскими дипломатами. Языком-посредником при этом был китайский.
Однако поскольку корейская поэзия создавалась и на корейском
языке, то довольно рано возникло желание у поэтов-переводчиков
познакомить с ее достижениями читающую публику и за пределами
Кореи. Опять-таки языком-посредником для обширных регионов являлся
китайский, поэтому не удивительно, что корейская поэзия переводилась на
китайский самими корейцами.
Поэт Чхве Хэнгви занимался переводами корейской поэзии на
китайский язык, а также составлением своего рода антологии этой поэзии.
В предисловии к такой антологии он сообщает, что когда-то «двумя
известными поэтами Силла (одного из государств древней Кореи) были
переведены на китайский язык светские поэтические памятники «Мелкий
жемчуг и целая черепица» и «Ясная луна и свежий ветер» [219, 15]. Далее
поэт сетует на то, что за пределами Кореи «не понимают песен нашей
страны», в то время как корейские ученые мужи хорошо понимают
танские стихи (китайские). Поэтому он предпринял перевод корейских
стихов на китайский с тем, чтобы с ними познакомились за рубежами
Кореи. При этом тексты представлялись параллельно: корейский
оригинал, записанный на иду, и китайский перевод на ханмуне. «Песню за
песней я все перевел, перемежая, связал в ряд (т. е. за текстом на иду
125
следовал текст на китайском.— Авт.). Я надеюсь, что распространятся они
повсюду на Востоке (т. е. в Корее) и на Западе (т. е. в Китае)
беспрепятственно» [219, 15].
Хотя светские произведения тоже переводились, но в большинстве
случаев то были переводы на китайский язык с корейского, так как
основная масса литературы толковательной, философской, научной,
прежде всего филологической, бытовала в Корее на китайском и перевода
для «ученых мужей» не требовалось. Другое дело — буддийские
проповеди, молитвы, конфуцианские моралистические сочинения. Скорее
всего, они переводились в основном устно, «с листа», подвергаясь
соответствующим адаптациям и переделкам.
И все же несмотря на достаточно широкое распространение знаний
китайского языка, переводы осуществлялись как в патриотических целях
на китайский, так и с чисто познавательными целями на корейский для
тех, кто не мог все-таки читать по-китайски. «Надо сказать, что, несмотря
на разделение литературы по языковому принципу (на ханмуне— для
«образованных», на корейском — для «необразованных») , нет строгой
границы между этими двумя типами произведений. Многое из
художественной прозы переводилось с китайского на корейский и
наоборот. Некоторые повести, например «Полководец Лим», были
созданы сначала на ханмуне (в самой Корее.— Авт.), а потом уже
переведены па корейский язык и получили широкую известность именно в
корейском варианте. А известный роман Ким Манджуна (1637—1692 гг.)
«Облачный сон девяти», написанный по-корейски, в XVIII в. был
переложен на ханмун» [308, 4]..
Следует признать, что описываемая ситуация достаточно уникальна
для рассмотренного отрезка истории перевода: стабильно, в течение ряда
столетий, создаются произведения па родном языке, которые затем
переводятся на иностранный литературный язык, и наоборот, пишутся
произведения на живом иностранном языке, которые затем, очевидно,
самими же авторами переводятся на родной язык.
Отметим еще одну не совсем обычную деталь: переводами
занимались и женщины придворного круга, и даже царской фамилии! Ими
переводилась на корейский язык не только беллетристика, но и
философская и толковательная литература. Женщины-переводчицы уже
появлялись в истории перевода, но все-таки в средневековом обществе
такое явление встречается крайне редко.
В Корее перевод, как видим, играл весьма специфическую роль:
126
корейский изоляционизм и ориентированность на Китай привели к тому,
что абсолютное большинство переводов делалось с китайского и на
китайский язык. Переводы на китайский поднимали статус переводимого
произведения и давали ему возможность распространяться за пределами
Кореи. Несмотря на широкое распространение китайского языка в Корее,
все-таки находилось достаточно грамотных корейцев, не знавших
китайского в той степени, чтобы читать литературу на нем, и переводы на
корейский язык делались в расчете на таких читателей. Весьма большой
популярностью пользовалась «низовая» литература, и переводы на
корейский пополняли и ее. Характерной особенностью переводов в Корее
было то, что переводы эти выполнялись самими авторами произведений. В
связи с этим переводческий труд скорее всего воспринимался как ориги-
нальная творческая деятельность.
Перевод во Вьетнаме
Несмотря на то, что географически Вьетнам не относится к ряду
стран, рассматриваемых в настоящем разделе, с точки зрения культурных
и религиозных влияний эта страна, безусловно, попадает в сферу
китайской цивилизации.
Между Кореей и Вьетнамом в культурно-историческом
Средневековье удивительно много общего, но по размеру и значимости
переводческая деятельность во Вьетнаме существенно уступает
корейской. И это при том, что Вьетнам обладал богатой литературой,
причем не только на ханване — несколько вьетнамизированиом китайском
литературном языке (в Корее такой язык назывался ханмун, а в Японии—
камбун), но и на вьетнамском языке. Следует сразу же добавить, что
вплоть до Нового времени литература на вьетнамском языке
воспринималась многими как «второсортная».
Исторические судьбы средневековых Вьетнама и Кореи, как уже
было сказано, весьма схожи. Первые государственные образования во
Вьетнаме датируются приблизительно III в. до н. э.; некоторые
исследователи указывают на возможность существования в глубокой
древности взаимосвязи предков корейцев и вьетнамцев, и даже возможно
общее происхождение [221, 13]. До X в. н. э. Вьетнам находился под
китайским владычеством. Добившись политической самостоятельности,
Вьетнам, тем не менее, оставался в сфере могучего влияния китайской
цивилизации: литература, философия, религия, государственные
институты — это и многое другое было прямыми копиями с китайских
127
образцов или же испытало глубокое китайское влияние.
В своем историческом развитии страна прошла через периоды
централизованной власти и междоусобиц и разобщения. С конца XVIII в.
здесь стало заметно ощущаться французское присутствие, в результате
чего в XIX в. Вьетнам превратился в полуколониальное государство.
Буддизм проникал во Вьетнам в основном из Китая, но, судя по
тому, что во Вьетнаме долго ощущались и какие-то отголоски индуизма,
буддийское проникновение и непосредственно из Индии или через
Камбоджу также имело место. «Рамаяна» на вьетнамском известна в
кратком изложении XV в., но вполне можно допустить существование
устной традиции ее пересказа многовековой давности. Именно в XV в. и
была создана письменность для нужд вьетнамского языка на основе
китайских иероглифов; тогда и стали записывать вьетнамскую литературу,
существовавшую до того лишь в устной форме на вьетнамском языке. В X
в. во Вьетнаме стало распространяться конфуцианство, которое сильно
потеснило буддизм. Ни та, ни другая религии, как это ни странно, не
активизировали перевод: и проповедь и агиография имели устное
бытование. Письменная литература, обслуживавшая эти религии,
составлялась на китайском языке. Не менее странно и то, что контакты с
другими странами Индокитая в переводческой деятельности не про-
слеживаются.
Лишь в XVIII в. появляются переводы-переложения на вьетнамский
язык вьетнамской же поэзии на ханване: так, высокообразованная знатная
поэтесса Доан Тхи Дьем переложила на вьетнамский язык произведение
Данг Чан Кона «Жена воина, ушедшего в дальний поход». Этот перевод
считался превосходящим оригинал по своим поэтическим достоинствам.
Та же поэма в XVIII в. еще два раза переводилась на вьетнамский язык.
Пожалуй, самый заметный след в переводческой деятельности во
Вьетнаме оставили миссионеры, которые стали появляться здесь с конца
XVI в. Уже в XVI в. во Вьетнаме было достаточно развито
книгопечатание, осуществлявшееся, в основном, ксилографическим
способом. Надо думать, что переводы христианской литературы
распространялись именно таким образом. Одним из главных вкладов
миссионеров в развитие вьетнамской культуры было приспособление
латинского алфавита для вьетнамского языка. «Осознание огромного
значения латиницы для вьетнамской культуры позднее было выражено и в
доныне бытующем ее наименовании — куокгны («национальная
письменность»). Куогны открывала перспективу отказа от китайской
иероглифики» [221, 256—257]. Это не означало отказа от китайской
культуры, но позволяло изменить ориентацию.
128
В XVII в. был издан указ, результатом которого было уничтожение
большого количества книг на тьыноме (вьетнамском языке, записанном
китайскими иероглифами). Указ предписывал собирать и уничтожать как
книги на вьетнамском, оставляя лишь такие, которые помогают
«наставлять людей в жизни», так и печатные доски. Вероятно, наши
представления о переводах на вьетнамский сильно изменились бы, если бы
не повальное уничтожение литературы на вьетнамском языке.
Главная заслуга в создании куокгны принадлежит Александру де
Роду (XVII в.). Его называют «отцом вьетнамской католической церкви»,
и за свою деятельность он был позже причислен к лику святых. Де Род
выучил вьетнамский язык, писал по-вьетнамски и переводил на этот язык
христианскую литературу. Его «Катехизис для восьмидневного чтения»
читают и поныне. Миссионер настолько овладел вьетнамским языком, что
полностью сумел «приноровиться к вьетнамскому читателю и
заинтересовать его, прибегая к речениям, примерам из мира, знакомого
ему, а также подражая юмору вьетнамцев» [221, 256—257]. Отметим, что
приспособление к юмору чужого народа — задача архисложная.
Используя материал, собранный его предшественниками, и проведя
огромную собирательскую работу, де Род издал в 1651 г. в Риме
вьетнамско-латянско-португальский словарь. Это первый известный нам
вьетнамский словарь. Первоначально миссионерами во Вьетнаме в
основном были португальские иезуиты, поэтому в словаре де Рода имеется
и португальская часть. Де Род также оставил ценные труды по Вьетнаму
общего характера. Его необычайно активная деятельность обратила в
христианство многих вьетнамцев, среди которых была и сестра повелителя
Северного Вьетнама. При крещении ей было дано имя Екатерина. По
воспоминаниям де Рода, Екатерина переложила в стихах на вьетнамский
язык всю библейскую историю, начиная от сотворения мира и до
пришествия Христа; поэма также сообщала о появлении во Вьетнаме
миссионеров. Поэму Екатерины никак нельзя назвать переводом, но
молено считать первым переложением, выполненным во Вьетнаме с
европейского языка. Поэма возымела большое действие, и многие
вьетнамцы приняли христианскую веру.
Широкую литературную и переводческую деятельность вел
миссионер Джироламо Майорика (1599—1656 гг.). Он прожил более
129
30 лет во Вьетнаме, где и умер. Досконально освоив вьетнамский язык, он
писал жития христианских святых и сам же переводил их на вьетнамский
язык в стихах — ведущим жанром во вьетнамской словесности была
поэзия, и, как обладавшая большей престижностью, она оказывала и
большее воздействие. Майорика собрал вокруг себя группу, в которую,
вероятно, входили и вьетнамцы, члены которой написали и перевели как в
стихах, так и в прозе более 40 сочинений христианского религиозного и
богословского характера.
Был сделан и единственный известный в XVIII в. перевод
произведения европейской литературы с французского на вьетнамский —
«Приключения Телемака» Фенелона. Несколько странно, что стало
известно лишь об одном таком переводе — ведь к этому времени во
Вьетнаме появился и довольно широко культивировался интерес к
европейской культуре и к европейской науке. Перевод был выполнен
епископом Ж. де Бееном и посвящен его воспитаннику — наследному
принцу Каня.
Несмотря на широкое распространение во Вьетнаме христианства,
не удалось обнаружить упоминаний о переводе Библии, что также не
может не вызвать удивления.
Слабую развитость перевода в рассматриваемый период во Вьетнаме
можно частично объяснить ориентацией культуры на китайскую
цивилизацию и оттеснением на второй план литературы на вьетнамском
языке литературой на китайском. Лишь в результате все более
ощущавшегося политического и культурного присутствия Франции
произошла существенная переориентация вьетнамской культуры. Если
сравнивать переводческую ситуацию во Вьетнаме и Корее, то можно
предположить также, что относительно более низкая переводческая
активность во Вьетнаме обуславливалась меньшей значимостью в
литературном процессе, вьетнамского языка по сравнению с корейским.
Богатство вьетнамской литературы на ханване и ее аристократичность
также тормозили развитие переводческой деятельности.
Перевод в Монголии
Писать о Монголии в период Средневековья приходится с большой
долей условности. Далеко не ясен даже сам этногенез монголов. Нельзя
вести речь и об этническом единстве «монголов»: под этнонимом
«монголы» по признакам языковой и культурной общности объединяется
весьма обширная группа народов. В широком историческом смысле
130
«монголы» включают народы, жившие и живущие на обширных
территориях нынешних Монголии, Китая, Афганистана и СССР —
собственно монголы, баоань, дунеян, дауры, моголы, буряты, калмыки и
многие другие.
Первые известные упоминания о монголах — мэн-гу, мэн-ва и
другие — известны из китайских хроник и относятся к эпохе Тан (VII—X
вв.). Первое объединение монголов в широком понимании имело место
лишь в XIII в.— ранее существовали многочисленные ханства и
княжества. Объединение многочисленных монгольских племен, ханств и
княжеств произошло под властью Тимучина, который получил титул
Великого Хана — Чингисхана. Невиданная в истории экспансия монголов,
которая не нашла пока своего полного и адекватного объяснения, охватила
огромные территории: Китай, Корею, Индокитай, Бирму, частично Индию,
всю Среднюю и Ближнюю Азию, Русь и сопредельные земли, ряд
восточноевропейских стран. Монгольская волна остановилась лишь у
самых границ Италии. Монгольское завоевание можно сравнить лишь с
завоевательными походами гуннов, которые, предположительно, были
также монгольского происхождения, арабов и Тимура, но все они усту-
пают монголам по обширности географических рамок. Такая огромная
держава, конечно, не могла быть стабильным образованием. К тому же в
некоторых местах монгольское присутствие было краткосрочным. К концу
XIV в. громада распалась.
Исследователями установлено, что все современные монгольские
народы формировались после ХШ—XIV вв. Их предки были составной
частью единого этнополитического объединения монголов,
существовавшего в период империи чингизидов и переставшего
существовать после ее распада. На основе обособившихся групп
впоследствии сформировались современные монгольские народы.
Поэтому общий термин «монголы» до сих пор употребляется по
отношению ко всем монголоязычным народам [60, 21].
В XVII в, собственно Монголия подпала под власть маньчжуров и с
XVIII в. находилась в составе китайской империи. Самостоятельное
развитие Монголии начинается уже в XX в. Проследить историческую
судьбу других монгольских народов нет никакой возможности; скажем
лишь, что за пределами собственно Монголии своего прочного
государственного образования они не создали. Многочисленные каганаты
и княжества объединялись и распадались или попадали в зависимость от
других народов и сходили с исторической арены.
Во второй половине XIX и первой половине XX в. исследователи