Проблемы российской истории. Вып. 10

Подождите немного. Документ загружается.

ваться и сокращение промышленности (рост притока кадров обгонял рост

промышленности в два раза). На Урале проведено значительное сокращение

штатов на металлозаводах, предполагается также сокращение на Ижевских

заводах. К началу мая сего года на Челябкопях уже уволено 900 рабочих. Тен-

денция роста безработицы будет сохраняться и далее»

Анализ архивных материалов и сведений периодических изданий показал, что в

1921 – 1925 гг. сокращение штатов стало основной причиной безработицы в отдельных ре-

гионах страны.

Суммируя вышеуказанное, можно сделать следующие выводы. Безработица стала за-

кономерным явлением в развитии советской экономики в 1920-е годы, ее предпосылки бы-

ли заложены еще в годы «военного коммунизма», когда государство активно использовало

внеэкономические методы в отношении труднаселения.

Кроме выявления причин безработицы, также необходимо выявить и охарактеризо-

вать структуру резервной армии труда. Это возможно сделать, применяя контент-анализ

при работе с архивными материалами и данными из периодической печати. В результате

такого анализа было выявлено следующее. Наиболее устойчивыми группами безработных

были женщины и подростки. Согласно данным по 65-ти губерниям, на 1-е января 1923 г. из

общего числа состоящих на учете безработных на долю мужчин приходилось 43 процента,

женщин – 48 процентов и подростков – 9 процентов. Перевес числа безработных женщин и

подростков над числом мужчин являлся весьма характерным для состояния рынка труда

того времени. На Биржах Труда в Уральском регионе на 1 апреля 1923 года женщины со-

ставляли 40,2 процента безработных и 29,3 процентов – подростки

. Эти цифры объясня-

ются достаточно просто. В условиях экономического кризиса, прежде всего, вытесняются

лица с наименьшей квалификацией. А их слабая профессиональная подготовка определяет

застойный характер безработицы, как среди данных категорий населения, так и в стране в

целом.

К следующей достаточно многочисленной группе безработных можно отнести слу-

жащих. В первые годы советской власти, когда интенсивно шел процесс формирования но-

вых управленческих структур, произошло чрезмерное увеличение штата управленцев. Так,

например, к лету 1921 года штат сотрудников Уралпромбюро увеличился более чем в два

раза по сравнению с 1920 годом

. В целом ряде округов количество служащих превышало

количество рабочих. Такую картину можно было видеть в Ирбитском, Ишимском, Кунгур-

ском, Курганском и Шадринском округах. Например, в Ишимском округе служащих было в

2,5 раза больше, чем рабочих. На одного рабочего приходились в среднем больше двух

служащих. Данная пропорция свидетельствовала о потребительских затратах. В Ирбите на

4.023 чел. самодеятельного населения приходилось 1 165 служащих, в Кунгуре – на 5 413

чел. –1 328 служащих, Шадринске – на 6 944 – 1 475 служащих, Свердловске – на 35 535

человек – 12 462 служащих. Таким образом, в ряде городов на 3 человека самодеятельного

населения приходился 1 служащий, т.е. производство не успевало воспроизводить матери-

альные ресурсы, которые необходимы для стабильного развития государства.

Системный кризис вызвал необходимость проведения в первой половине 1920-х гг.

политики по сокращению штатов, прежде всего, чрезмерно разросшегося управленческого

аппарата. Важность этой меры указывалась в выступлениях видных партийных и государ-

ственных деятелей. Так, А.И. Рыков на IV съезде СНХ поставил задачу сокращения управ-

ленческих штатов на 50 процентов

. Следствием этого стало существенное сокращение

штатов. За первое полугодие 1925 года на Урале число служащих по действующим пред-

приятиям в абсолютной цифре сократилось. Сокращение составило 317 человек или 4,4

процента

, количество управленцев сократилось на 23 процента по сравнению с предыду-

щим годом. Это оценивается как положительное явление.

Еще одной достаточно многочисленной группой безработных были совработники:

врачи, учителя или лица «интеллигентного труда». Они составляли фактически 1/3 резерв-

ной армии. Объясняется это тем, что в условиях нэпа наметилась тенденция уменьшения

спроса на интеллигентный труд. В условиях восстановления народного хозяйства была по-

требность в других – индустриальных кадрах.

Квалифицированные промышленные рабочие среди безработных составляли менее

25 процентов от общего числа зарегистрированных. По данным бирж труда видно, что из

общей безработной массы в стране – 1 100 000 человек – на индустриальную группу про-

фессий падает 316 000

. Наряду с ростом безработицы, понижения количества рабочих,

занятых в крупной промышленности Уральского региона не наблюдалось. В трестирован-

ной промышленности на 1 октября 1923 года было занято 108,1 тыс. человек, а на 1 марта

1924 года эта цифра уже составляла 108,3 тыс. человек, на 1 апреля 1925 года – 110 775 че-

ловек. Вопрос решался не только количеством, но и уровнем квалификации. По имеющимся

данным, на 1 января 1923 года средний разряд взрослых рабочих по региону составлял 5,2,

подростков – 2,3. Средний тарифный разряд промышленного рабочего на 1 марта 1924 года

равнялся 5,35. Тенденция к отбору наиболее квалифицированных рабочих налицо. Основ-

ное сокращение было в отношении вспомогательных рабочих, среди них без работы оста-

лось 4170 человек или 14,2 процента

Профессиональный состав безработных на местах в подавляющем большинстве был

таков – это рабочие преобладающей в данной местности отрасли промышленности. По ар-

хивным материалам на Урале к началу 1925 года картина выглядела следующим образом:

деревообработчиков – 26,7 процента, строителей – 22,9 процента, транспортников – 22,8

процента, металлистов – 4,2 процента

Безработица оказалась затяжной. По официальным данным к 1926 году она выросла

в 14 раз. Длительность была обусловлена ее причинами и социальной структурой. Большая

часть безработных долгое время оставалась невостребованной на рынке труда из-за своей

профессиональной неподготовленности. Средняя длительность безработицы по стране уве-

личивалась. Если в 1922 г. в среднем она составляла 3,3 месяца. Данная цифра складыва-

лась из следующих показателей. Менее одного месяца без работы находилось 23 процента

общего числа безработных, от одного до трех месяцев – 34 процента, от трех до шести ме-

сяцев – 27 процентов

, то в 1923 году она уже равнялась примерно 4,5 месяцам, а 1926 го-

ду она увеличилась до 9,1 месяца

. Динамика роста связана с тем, что в первую очередь

работу получали квалифицированные рабочие. В некоторых регионах, например, на Урале,

несмотря на общие неблагоприятные условия, стал ощущаться недостаток квалифициро-

ванных рабочих по некоторым производствам, а для лиц с недостаточной квалификацией

или неквалифицированных лиц безработица стала приобретать застойный характер. Конъ-

юнктура рынка труда была следующей. В годы нэпа на 100 безработных приходилось 62,2

места и 50,1 посылок

, при этом более половина посылаемых по запросам предприятий

безработных не устраивала работодателей. В результате возник неудовлетворенный спрос.

Таким образом, безработица как следствие восстановления народного хозяйства не

могла быть разрешена военно-принудительными методами. Она требовала мер экономиче-

ского порядка. С другой стороны, очень пестрый состав идущих работу и источников по-

полнения рынка труда, большая доля структурной безработицы требовали социальных мер.

Правительство решилось на методы государственного регулирования рынка труда.

Постановление СТО от 21 октября 1921 г., приостановившее ряд трудовых мобили-

заций, по сути, провозгласило принцип добровольности в деле найма рабочей силы. Поста-

новление ВЦИК от 3 марта 1922 г. устанавливало принцип добровольности в деле посылки

безработных на работу и вводило обязательность найма через Отделы Труда, причем найм с

последующей регистрацией разрешался лишь в случаях отсутствия необходимых работни-

ков на учете при вербовке рабочей силы в других районах. Этим Постановлением обеспе-

чивался приоритет при найме местным рабочим. Анализ нормативно-правовых актов сви-

детельствует о том, что в 1922 - 1924 годах Биржи Труда были монополистом, осуществ-

лявшим посреднические операции на рынке труда. За хозорганами сохранялась некоторая

самостоятельность в подборе специалистов, но она обязательно сопровождалась после-

дующей регистрацией трудовой сделки. Несмотря на ограничения, на рынке труда появи-

лось некоторое оживление, но его было недостаточно для улучшения ситуации на рынке

труда в целом. Нужен был еще один шаг в этом направлении, и он был сделан.

Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 4 мая 1925 г. «О порядке найма рабочей си-

лы» отменило обязательный найм через биржи труда. За хозорганами было закреплено пра-

во самостоятельного найма рабочих необходимой квалификации с последующей регистра-

цией сделок в органах труда. А безработные получили право на индивидуальный поиск ра-

бочего места. Эта мера активизировала советский рынок труда, ввела свободную конкурен-

цию при осуществлении трудовых операций. Число сделок по найму рабочей силы увели-

чивалось, а количество зарегистрированных безработных снижалось. Наниматели получили

возможность самостоятельно подбирать работников нужной квалификации. Но этот про-

цесс был краткосрочным. Уже во второй половине 1920-х годов осуществляется политика

по свертыванию нэпа и формированию основ административно-командной системы в эко-

номике. Эти процессы немедленно отразились и на государственной политике на рынке

труда. ЦИК и СНК СССР приняли Постановление от 4 марта 1927 г. «О мерах по урегули-

рованию рынка труда». В нем говорилось, что прием на работу должен производиться толь-

ко через Биржи Труда. Это фактически стало первым шагом по пути усиления государст-

венного контроля над рынком труда. Таким образом, политика на рынке труда стала зер-

кальным отражением тех процессов, которые происходили во власти.

Помимо нормативно-правового обеспечения, были необходимы конкретные меры по

борьбе с безработицей. От их успеха зависел и авторитет власти. В качестве основных мер

по ликвидации безработицы и улучшении положения безработных выделялись посредниче-

ская деятельность по трудоустройству Бирж Труда, выплата пособий, создание различных

коллективов безработных, привлечение их на общественные работы. Очень большое вни-

мание уделялось подготовке и переподготовке квалифицированных кадров. Для этого ис-

пользовались специально создаваемые краткосрочные курсы, создавались новые учебные и

производственные артели, в фабзавучах сокращали сроки обучения и удешевляли это обу-

чение

. Практиковались передвижки в пределах производства работников из низших ква-

лификаций в высшие, осуществлялись переброски рабочих внутри предприятий.

Для борьбы с безработицей Уралбюро ВКП(б) разработало и осуществляло ряд ме-

роприятий. Во-первых, было увеличено количество предприятий I категории, что должно

было привести к увеличению рабочих мест как для категории производственных рабочих,

так и вспомогательных. Во-вторых, был расширен круг категорий безработных, получаю-

щих пособие по безработице. Однако обеспеченность пособиями была незначительной: в

сентябре 1924 г. их получали только 18,5 процента всех безработных, в октябре 1925 г. 4,9

процента, в июле 1926 г. - 9,5 процента, в январе 1927 г. - 9,3 процента. В-третьих, были

увеличены средства, направленные на организацию общественных работ. В-четвертых, ста-

рались увеличить долю массовых трудоемких работ, что позволяло автоматически увеличи-

вать количество рабочих мест. В-пятых, местные власти должны были жестко контролиро-

вать процесс вербовки рабочей силы. В основном, вербовка должны была осуществляться в

пределах области. Исключения делались для высококвалифицированных специалистов,

которых в регионе найти было фактически не возможно

. Устанавливались связи с сосед-

ними регионами для направления безработных на другие предприятия по их квалификации.

Особое внимание уделялось женщинам и подросткам. Для них были разработаны специаль-

ные программы по привлечению к выполнению сезонных сельскохозяйственных работ,

женщин старались вовлечь в партийную и общественную работу, «передать» их под кон-

троль женотделов.

Несмотря на все принимаемые меры, безработица в годы нэпа не была ликвидирова-

на. Объясняется это тем, что в данный период отмечались негативные моменты, которые

мешали эффективному осуществлению государственной политики по борьбе с безработи-

цей. Так, например, предоставление льгот усилило поток мнимых безработных. Многие

безработные, пользуясь правом отказа от предлагаемой работы (если по каким-то парамет-

рам она их не устраивала), затрудняли работу Бирж Труда, делали невозможным точный

подсчет масштабов безработицы, мешали сотрудникам Биржи проверить квалификацию и

отсутствие дополнительного заработка у соискателя. Все это заставляло власти прибегать к

использованию административных мер. Так, в 1922-1923 гг. были предприняты «чистки» по

спискам безработных, зарегистрированных на Биржах Труда. Это позволило снять с учета

от 30 до 60 процентов граждан, в зависимости от региона

. Но эта мера оказалась неэф-

фективной, так как ситуация повторилась и на Биржах Труда вновь появились «мнимые»

безработные. Для искоренения этой практики необходимо было изменить принцип регист-

рации. И это произошло после второй волны «чисток». В 1924 г. был введен новый принцип

регистрации – по признаку стажа и квалификации. Данное нововведение принципиально не

изменило ситуации. Во-первых, квалифицированные рабочие долго на Бирже Труда не за-

держивались, их устраивали на работу в первую очередь, остальные регистрировались как

«ищущие работу». Во-вторых, не все квалифицированные рабочие регистрировались на

Бирже, многие из них самостоятельно искали работу, это способствовало развитию под-

польного рынка труда. В-третьих, активную позицию по защите прав рабочих занимали

профсоюзы. Они стали практиковать следующее: требовали увольнять или снимать с рабо-

ты не члена профсоюза и передавать его место членам профсоюза. В тот период стать чле-

ном профсоюза не предоставляло труда, чтобы вступить в профсоюз, было достаточно про-

работать на каком-нибудь предприятии один месяц по найму и стать «пролетарским эле-

ментом», пользующимся защитой профсоюза. По данным статистики в 1924 г. на Биржах

Труда числилось 42,1. процента членов профсоюзов, которые требовали внеочередного

трудоустройства. Все это вносило неразбериху на рынок труда и мешало реально бороться с

безработицей. Таким образом, анализируя государственную политику по борьбе с безрабо-

тицей, необходимо отметить, что она имела как достоинства, так и недостатки. К недостат-

кам можно отнести ее четкую социально-классовую направленность, так как она предостав-

ляла преимущество в основном тем категориям населения, которые в основе своей являлись

политической опорой власти. Достоинством можно назвать приоритетность этой политики

для власти и ее многоплановый характер.

Суммируя все вышеуказанное, необходимо отметить, что система трудовых отноше-

ний в своем развитии в рассматриваемый нами период, прошла несколько этапов и стала

индикатором политических процессов, происходящих в стране. Мобилизационный тип эко-

номики стал базой для укрепления власти советов, но политика принуждения, используемая

в годы «военного коммунизма» породила массовую безработицу в 1920-е годы и предопре-

делила характер рынка труда в стране: вначале – частичная демонополизация, сопровож-

даемая использованием свободного найма, затем – введение государственного контроля над

рынком труда и монопольной деятельности бирж труда. Также необходимо отметить, что

выработанная в годы нэпа система регулирования труда, несмотря на ряд недостатков, ста-

ла базовой для ликвидации массовой безработицы к 1930 г. Что касается Уральского регио-

на, нужно отметить, что становление и развитие трудовых отношений происходило в русле

общегосударственной политики.

ПРИМЕЧАНИЯ

СУ. 1917. №1. Ст.7.

СУ. 1918. №21. Ст.319.

СУ. 1918. №87-88. Ст.905.

Буряк Е.М. Трудовые отношения в первые годы советской власти (на материалах промышлен-

ных районов Урала). Автореф. ... канд. ист. наук. Ижевск, 2009.

СУ. 1920. №8. Ст.49.

СУ. 1920. №3. Ст.15.

ГАРФ. Ф.7274. Оп.1. Д.278. Л.15, 29,87.

Дмитриев Н.И., Дмитриева Т.В. Обеспечение крупной промышленности Урала рабочей силой

во второй половине 1919-1920 гг. / Экономика и социально-политическое развитие Урала в переход-

ный период. Екатеринбург, 2001. С.79.

Нарский И.В. Уральская промышленность в 1917-1922 гг.: социалистический эксперимент или

консервация «оригинального строя»? / Промышленность Урала в XIX-XX веках. Сборник научных

трудов / Под ред. В.П. Чернобровина. М., 2002. С.169.

ЦДООСО. Ф. 1494. Оп.1. Д.14. Л.24об.

Голубцов В.С. Черная металлургия Урала в первые годы Советской власти (1917-1923).

М.,1975. С. 90.

Дмитриев Н.И., Дмитриева Т.В. Указ. соч. С.80.

Голубцов В.С. Указ. соч. С.88.

Ардов П.А. Основные проблемы Уральской промышленности // Хозяйство Урала. 1925. №1. С.27.

ЦДООСО. Ф.4. Оп.2. Д. 282. Л. 41.

Исаев А. Безработица в СССР и борьба с нею (за период 1917-1924гг.). М., 1924. С. 11.

Рашин А. Перспективы безработицы в России // Вестник труда. 1922. №7; Гаусман А. Состоя-

ние и перспективы безработицы // Вестник труда. 1923. №6-7; Минц Л. Е. Аграрное перенаселение и

рынок труда в СССР. М.-Л.,1929 и др.

Аникст А. Современная безработица в России и борьба с нею // Вестник труда. 1922. №2.

Шустов С.Г. Ликвидация безработицы на Урале (1917 – 1930гг.): Дис. … канд. ист. наук.

Пермь, 1977;

Орлов И.Б. Новая экономическая политике: Государственное управление и социально-

экономические проблемы (1921-1927). Дис. … доктора ист. наук. М.,1999. С.79.

ЦДООСО. Ф.4. Оп.2. Д. 282. Л. 64.

ЦДООСО. Ф.4. оп.2. Д.282. Л.40-41.

ГАСО. Ф.Р-95. Оп.1. Д.501. Л. 81; ЦДООСО. Ф. 1494. Оп.1. Д.105. Л.2.

Рыков А.И. Избранные произведения. М.,1990. С.206.

ЦДООСО. Ф.4. Оп.2. Д. 282. Л. 41.

Бахутов А. Очередные задачи в области труда. Снабжение промышленности рабочей силой //

Вопросы труда. 1925. №10. С.4

ЦДООСО. Ф.4. Оп.2. Д. 282. Л. 41.

Там же. Ф.4. Оп.2. Д.278. Л.15.

Исаев А. Безработица в 1922 году. // Вестник труда. 1923. №2-3.

ГАРФ. Ф. 382. Оп. 4. Д. 1196. Л. 90. (расчеты автора)

Исаев А. Безработица в СССР и борьба с нею (За период 1917-1924 гг.). М., 1924. С.9.

Я.Гиндин. Наш хозяйственный подъем и рост потребности в рабсиле. // Вопросы труда. 1925.

№11. С. 9.

ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 2. Д.27. Л.42.

Гиндин Я.И. Новые формы работы бирж труда (с приложением постановлений и распоряже-

ний Наркомтруда СССР о реорганизации Бирж труда). М., 1924. С.11.

V.M. Gafurova (Magnitogorsk)

EMPLOYMENT RELATIONS AND LABOUR-MARKET IN THE FIRST DECADE

OF SOVIET RULE: THE PECULIARITIES OF FORMATION AND DEVELOPMENT

(IN THE URAL REGION)

The first years of the Soviet rule are the period of formation of the Soviet model of econ-

omy of the mobilization type. The government took drastic measures to organize the available

workforce in the most effective way employing compulsion. All those efforts resulted in a further

entrenchment of Soviet power, economic crisis and the necessity to change economic policy.

Adoption of a new economic policy brought about the revival of hired labour market and unem-

ployment. It was at this point that employment policy of the state was formed.

В.И. Исаев, Д.Ю. Михеев

Новосибирск

НЕГАТИВНЫЕ СТОРОНЫ ПОВСЕДНЕВНОСТИ НАСЕЛЕНИЯ СИБИРИ

В 1920 - 1930 ГГ. (ПО МАТЕРИАЛАМ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ

И ОРГАНОВ УПРАВЛЕНИЯ РЕГИОНОМ)

В настоящее время исследования истории повседневности заняли прочное место в

числе других направлений исторической науки. В то же время в нашей стране изучение

данной проблематики на материалах истории советского периода, а особенно первых деся-

тилетий существования советского государства, осложняется тем, что ее источниковая база

в той части, которая относится к личной частной жизни населения, довольно бедна. В отли-

чие от стран Западной Европы, где население оставило достаточно много разнообразных

сведений о частной повседневной жизни, у нас большая часть источников показывает, пре-

жде всего, деятельность государства, правившей партии или других общественных органи-

заций. Причины такого положения многообразны, но главной можно считать уровень куль-

туры и, в первую очередь, элементарной грамотности населения, отсутствие традиций опи-

сания личной жизни, а также, далеко не в последнюю очередь, традиционный приоритет

ценностей и интересов государства, складывавшееся веками пренебрежение заботами и ин-

тересами отдельного маленького человека.

Поэтому для историков повседневности использование и интерпретация традицион-

ных источников может оказаться хорошей возможностью для расширения источниковой

базы. Одним из таких (еще не полностью оцененных исследователями) источников, на наш

взгляд, может стать совокупность сведений о негативных сторонах повседневной жизни

населения, представленная в материалах правоохранительных органов: судов, прокуратуры,

милиции и органов госбезопасности.

Разумеется, данный вид источников, как и большинство источников советского пе-

риода, характеризует, прежде всего, деятельность самой организации-фондообразователя.

При описании общественных явлений правоохранительные органы аккумулировали в ос-

новном статистические и иные сведения о преступности, проявления которой по разному

влияли на повседневную жизнь, а также показывали направления и формы собственной

борьбы с нею.

Статья подготовлена в рамках Программы фундаментальных исследований Президиума РАН, проект

№ 25.3.3: «Социокультурные трансформации населения Сибири в ХХ в.»

В той части преступных деяний, которая правоохранительными органами определялась

как бытовая преступность, можно выделить в наибольшей степени распространенные в по-

вседневной жизни населения виды девиантного поведения. Их можно рассматривать как не-

посредственную характеристику повседневности. В частности, наиболее распространенными

видами массовых социальных девиаций в 1920-е – 1930-е гг. являлись самогоноварение вкупе

с тесно взаимосвязанным с ним пьянством, а также хулиганство в его различных формах.

В данной статье мы попытаемся показать основные характеристики этих социальных

аномалий (таким термином принято было обозначать данные негативные явления в иссле-

дуемый период) на основе материалов органов власти и управления сибирским регионом;

прежде всего, правоохранительных, а также партийных, советских и профсоюзных органов.

При этом стоит подчеркнуть, что первоначально сведения о самогоноварении, пьянстве и

хулиганстве собирали, обобщали и анализировали правоохранительные органы, затем они

представляли сводки и записки в местные и вышестоящие органы управления. Поэтому, как

правило, если в качестве источника для характеристики названных негативных явлений

используются фонды партийных, советских и иных органов, то в большинстве случаев на

самом деле мы имеем дело все с теми же материалами правоохранительных органов.

Нам представляется, что использование материалов правоохранительных органов для

характеристики повседневной жизни населения вполне оправдано и имеет свои преимуще-

ства. Характеризуя проявления массовых социальных аномалий и бытовой преступности,

подобные материалы позволяют более объемно представить формы и содержание повсе-

дневной жизни людей, определенные, прежде всего, негативные ее стороны.

Повседневная жизнь населения Сибири в первые десятилетия советской власти была

сложной и противоречивой, насыщенной трудностями и негативными проявлениями. В хо-

де революции 1917 г. и последовавшей затем гражданской войны была сломана прежняя

система регулирования социальных отношений. Радикальное изменение системы ценностей

и норм, разрушение традиционных и государственных институтов имело серьезные послед-

ствия. Следствием этого стало распространение девиантных и деликвентных форм поведе-

ния, возрастание таких массовых социальных аномалий как хулиганство, пьянство и само-

гоноварение, бродяжничество и беспризорность, проституция. Кризисное состояние рос-

сийского общества отражало явно обозначившуюся социальную дезорганизацию, которая

сопровождалась резким ростом преступности.

В этих условиях стремление советского государства создать новый образ жизни, вне-

дрить в сознание граждан новую систему ценностей и норм наталкивалось на пассивное

неприятие, а иногда и активное сопротивление значительных слоев населения. Особенно

трудно поддавалась изменениям повседневная жизнь крестьянства, доля которого в Сибири

в 20-х годах ХХ в. достигала примерно 85%. Конфликт между системой норм, предлагае-

мых населению советским государством, и реальным поведением граждан, порождал рост

преступности и находил отражение, в частности, в материалах криминальной и судебной

статистики, ведущейся правоохранительными органами Сибири.

В 1920-х гг. в Сибири наблюдался довольно высокий уровень преступности, тяжелые

условия существования людей создавали благоприятную почву для криминализации повсе-

дневной жизни. Вместе с тем в первой половине 1920-х гг. Сибирь по уровню преступности

занимала примерно только 10-11 место среди других регионов России. По данным ЦСУ

РСФСР в 1923 г. в Сибири совершалось 10,5 преступлений на тысячу человек населения,

тогда как в целом по России этот показатель составлял 14,4

. Лидерами по уровню пре-

ступности являлись более урбанизированные центральные и южные районы России с цен-

трами преступности в Москве, Ленинграде, Одессе, Ростове.

Однако отставание от общероссийских показателей возникало только благодаря об-

ширности территории Сибири и преобладанию сельского населения. Города Сибири, как и

в центре страны, в это время представляли собой очаги повышенной преступности. Напри-

мер, по данным за 1924 г. на тысячу жителей городского населения приходилось 17,13 осу-

жденных за различные преступления, в то время как в сельской местности Сибири этот по-

казатель составил только 6,12. При этом более половины всех уголовных дел, возбуждав-

шихся правоохранительными органами Сибири в двадцатых годах, составляли так называе-

мые бытовые преступления, связанные с хулиганством и самогоноварением

Одной из самых острых социальных болезней российского общества в рассматри-

ваемый период являлось пьянство, сопровождавшееся незаконным производством суррога-

та алкогольных напитков - самогона. После революции 1917 г., руководствуясь радикаль-

ной позицией Ленина по этому вопросу, советское государство пошло на такую решитель-

ную меру как прекращение производства и продажи крепких спиртных напитков. Сохраня-

лась лишь продажа вина, вначале крепостью до 14 %, а с 1922 г. – до 20 %. Однако жизнь

показала, что пьянство подобными мерами искоренить невозможно. В широких масштабах

развернулось самогоноварение, огромные массы зерна, сахара, других продуктов переводи-

лись на самогон. Усталость от войны и экономических трудностей, неясные тревожные

перспективы порождали стремление людей к снятию психологической напряженности с

помощью алкоголя.

Деревни и города Сибири в начале 1920-х гг захлестнула волна пьянства. Население,

невзирая на антиалкогольную политику государства и наличие в УК РСФСР 1922 г. ст.140,

предусматривавшей уголовное наказание за нелегальное изготовление алкогольных напит-

ков, в массовом порядке взялось за изготовление самогона. Самогонный аппарат стал. очень

распространенным в домашнем хозяйстве сибиряков бытовым прибором.

Самогоноварение в первой половине 1920-х гг. прочно заняло лидирующее место

среди всех видов преступлений в Сибирском крае, составляя, примерно, от 1/3 до 1/2 всей

преступности. Только в 1923 г. милиция Сибири раскрыла 30064 преступления, связанных с

тайным винокурением, что составляло свыше половины зарегистрированных в регионе пре-

ступлений. По количеству выявленных преступлений данного вида Сибирь занимала в рес-

публике пятое место после Московского промышленного района (76 760), Центрально-

земледельческого района (66 293), Волжского края (36 206), Уральской области (33 454)

. В

судах Сибири наблюдался огромный наплыв дел, связанных с самогоном, составлявших в

1923 и 1924 гг. до 60 % всех рассматривавшихся уголовных дел

Масштабы пьянства и самогоноварения в регионе в некоторой степени показывали

специальные обследования, проводившиеся в Сибири. Анкетные опросы населения по дан-

ной теме в Сибири систематически стали проводиться с 1923 г.: сначала в Омской и Алтай-

ской губерниях, а затем в Иркутской и в остальных губерниях. Опубликованные результаты

опросов позволяли сделать некоторые объективные выводы

. Так, по данным анкетирова-

ния в Алтайской и Омской губерниях в 1923 г. 16 % опрошенных признавали, что гонят

самогон, в Иркутской губернии в 1924 г. – подобные ответы дали 36,6 % респодентов. Та-

ким образом, в среднем примерно пятая часть населения Сибири не отрицала свою прича-

стность к производству незаконного алкоголя. Однако нужно учитывать, что при наличии

уголовного наказания за сам факт самогоноварения значительная часть анкетируемых

предпочитала умалчивать о своем реальном поведении. Реальный уровень вовлеченности

населения в самогоноварение был значительно выше; о чем, в частности, говорят другие

более объективные оценки.

Важным вопросом, постоянно находившимся в поле внимания властей, был социаль-

ный состав самогонщиков. По материалам обследований в Омской губернии главным про-

изводителем незаконного алкоголя выступало зажиточное («кулацкое») население, по-

скольку именно оно располагало запасами хлеба, и постоянно наращивало выгонку самого-

на. Доля указанной социальной группы среди самогонщиков составляла в губернии прибли-

зительно 25–30 %

Сведения о составе крестьянского населения, участвующего в производстве самогона

дают материалы обследований, проведенных в 1923\24 г., в Алтайской и Иркутской губер-

ниях (см. табл. 1).

Таблица 1

Социальный состав сельского населения, занимавшегося тайным винокурением

Губерния Год обследов. Бедняки Середняки Зажиточные

Алтайская 1923 34,9 30,2 34,9

Иркутская 1924 30,5 35,5 34,0

Несколько иные оценки по данному вопросу давала комиссия Сибревкома, состав-

ленная из представителей Сибирского краевого отдела здравоохранения, судебных органов

и Сибревкома. Состав самогонщиков-крестьян по данным комиссии выглядел так: бедняков

– 60 %, середняков – 20 % и кулаков – 20 %

. Данные разночтения можно объяснить нечет-

костью критериев выделения социальных групп. Но в целом можно смело утверждать, что

все слои сельского населения участвовали в производстве самогона. В городах в составе

тайных винокуров выделялись следующие группы: торговцы – 35 %, мелкие обыватели –

60 %, рабочие и служащие составляли только около 5 %

Интересны также мнения опрошенных в 192 - 1924 гг. в Алтайской и Иркутской губер-

ниях респондентов о целях изготовления самогона. Утверждали, что гнали самогон для собст-

венного употребления, 57,6% опрошенных в Алтайской губернии, 35 % - в Иркутской, гнали

для себя и на продажу - соответственно 33,6 и 62,9%, а только на продажу – 8,8 и 2,1 %

На самом же деле в условиях уголовного преследования за продажу самогона ответы

в анкетах не могли быть правдивы, приведенные данные нуждаются в коррекции. По дру-

гим данным из общего количества произведенного алкоголя в Иркутской губернии только

6,7 % пошло на собственное потребление, для себя и на продажу – 39,4 %, только на прода-

жу – 53,9 %

. Очевидно, что в значительной мере тайное винокурение преследовало цель

извлечения прибыли.

Это подтверждается и тем, что довольно часто производство самогона велось на ар-

тельных началах. Так, в 1923 г. в Алтайской губернии из 4,7 тыс. выявленных самогонных

установок 3,16 тыс. (65 %) эксплуатировались совместно «объединениями» тайных виноку-

ров с разделением функций, в том числе, по организации сбыта продукции

В анкетах также задавались вопросы, выяснявшие отношение сельского населения к

тайному винокурению. В своих ответах только 18,7 % опрошенных в Иркутской губернии и

31,9 % в Алтайской выразили отрицательное отношение к самогонокурению; 37,5 % в Ир-

кутской и 30,9 % в Алтайской считали, что это традиция, против которой бессмысленно

бороться, а 43,8 % в Иркутской и 37,2 % в Алтайской заявили о своем положительном от-

ношении к самогонокурению

. Приведенные цифры свидетельствуют, что примерно от

70 % (Алтай) до 80 % (Иркутская губерния) населения не только не стремилось бороться с

производством самогона, но и готово было принять участие в нем.

На пьянство уходили огромные средства. Так, жители Алтая в 1923 г. израсходовали

на производство спиртного 2,75 млн. руб., а жители Иркутской губернии в 1924 г. – 4,2 млн.

На душу населения в рабочем возрасте на Алтае выпивалось 0,6 литра самогона в неделю, в

Иркутской – около 2 л. На изготовление самогона на Алтае было затрачено 15,2 тыс. тонн

пшеничной муки, а в Иркутской губернии – 27,7 тыс. тонн ржаной муки

. В 1924 г. по че-

тырем губерниям Сибири (Алтайской, Енисейской, Новониколаевской и Омской) было из-

расходовано на тайное винокурение примерно 65,2 тыс. тонн пшеницы

Печальная картина наблюдалась в целом по стране. По оценке союзных органов фи-

нансов и торговли жители советской деревни в 1924/25 г. выпили от 320 до 480 млн. литров

самогона

100

Проводившиеся обследования пытались выявить причины самогонокурения и массо-

вого пьянства в деревне. По мнению участников обследований главными причинами были,

во–первых, следование традициям, во–вторых, стремление к наживе. Все свои праздники и

ритуалы: свадьбы, рождения, похороны крестьянство проводило с самогоном. После окон-

чания полевых работ начиналось усиленное тайное винокурение, связанное с религиозными

праздниками и семейными торжествами. Обследователи и корреспонденты с мест утвер-

ждали, что в это время деревня гонит самогон почти поголовно. При этом наметившийся с

введением нэпа рост благосостояния деревни приводил к усилению производства и потреб-

ления спиртного.

На тайное винокурение крестьян толкала и экономическая прибыльность этого заня-

тия. Продажа одного ведра (12,3 л) самогона давала в среднем прибыль в 33 руб. В Алтай-

ской, Енисейской, Ново–Николаевской и Омской губерниях крестьянство в 1924 г. затрати-

ло на изготовление самогона хлеба на сумму 4 млн. 858,9 тыс. руб., а получило чистой при-

были 23 млн. 281,7 тыс. руб., т.е. больше в 4,7 раза

В силу указанных причин население Сибири не желало расставаться с пьянством и

тайным винокурением, о чем свидетельствовали материалы обследования сибирской дерев-

ни в двенадцати уездах региона, проведенные в 1924 г. комиссиями крайкома РКП (б), в

которые включались представители правоохранительных и партийно-советских органов во

главе с ведущими руководителями региона.

Вот как характеризовал положение с тайным винокурением в Бийском уезде началь-

ник полномочного представительства ОГПУ по Сибири К.П. Павлуновский:

«Крупное недовольство крестьян вызывает борьба с самогоном. Кресть-

янин хочет пить, пьет и будет пить. В деревне в настоящее время какой-то

самогонный подъем. Самогон варит почти каждый крестьянин. Репрессии

же раздражают крестьян <…> Борьба с самогоном, как она сейчас развер-

тывается, начинает походить на то, что мы сцепились с деревней… Нет

смысла в скрытом виде драться с мужиком из-за того, что он хочет пить.

Если он хочет пить, то пусть пьет… Надо прекратить раздражать мужика

бесцельной борьбой с самогоном. Надо открыть свободную продажу водки в

деревне. Мужик за свободную продажу водки, бабы – тоже. Интеллигенция –

против…»

Точку зрения Павлуновского разделяли многие представители других комиссий.

Мнение о необходимости введения свободной продажи водки поддерживал крайком

РКП (б), а также советское руководство Сибири. При этом большинство настаивало на том,

что стоимость пол-литровой бутылки водки не должна превышать 50 коп. т.е. таким обра-

зом, она примерно была бы равна цене самогона.

28 августа 1925 г. ВЦИК и СНК РСФСР приняли постановление «О производстве

спирта и спиртных напитков и торговле ими»

. На прилавках магазинов появилась знаме-

нитая «рыковка» (названная так по фамилии председателя СНК СССР Рыкова.), относи-

тельно дешевая, примерно равная по цене самогону водка крепостью 40°.

Разрешение торговли водкой повлекло бурный рост теперь уже легального потребле-

ния алкогольных напитков. Но в противоборстве легальной водки и нелегального самогона

преимущество оказалось за последним. Цена на бутылку водки стремительно возросла до 1

руб. Взгляд крестьянина вновь обратился к самогонному аппарату, поскольку изготовлять и

потреблять самогон снова стало дешевле, чем покупать казенную водку. Были и другие

причины, в том числе, не спадающий спрос на самогон.

Дело в том, что большая часть водки потреблялась в городе, деревня оставалась по

преимуществу потребителем самогона. Государственные винокуренные заводы в 1925/26 г.

выпустили 9,2 млн. л водки. Из них было продано 7,1 млн. л, в том числе, через городскую