Проблемы российской истории. Вып. 10

Подождите немного. Документ загружается.

ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

С.А. Козлов

Москва

РОССИЙСКИЙ АГРАРНЫЙ ПАТЕРНАЛИЗМ

ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII – ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВВ:

ИСТОРИЧЕСКИЙ И СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ОПЫТ

Ключевым элементом массового сознания большинства сельского населения Россий-

ской империи в дореформенную эпоху являлись устойчивые традиции патернализма, кото-

рые проявлялись как в крестьянской, так и в помещичьей среде. В советской историографии

патерналистская традиция, как правило, оценивалась негативно: в отношениях помещика с

принадлежавшими ему крестьянами на передний план выступали формы и методы эксплуа-

тации; при этом отмечались патриархальность и ограниченность массового крестьянского

сознания, отсутствие у дореволюционного российского крестьянства общественных по-

требностей, интересов и идеалов

. Несостоятельность последнего утверждения убедитель-

но доказана работами А.А. Преображенского

, М.М. Громыко

и А.В. Буганова

В современной российской историографии «патернализм» – это уже относительно

устоявшееся научное понятие. Кроме того, им широко оперируют представители целого

ряда социальных наук, политики и деятели культуры. Поэтому мы не будем подробно оста-

навливаться на самом определении патернализма

, тем более, что подавляющее большин-

ство специалистов-гуманитариев признает правомерность использования этого понятия при

анализе особенностей российского исторического процесса

Как убедительно доказано исследованиями последних лет, отношения патерналист-

ского типа были характерным явлением отечественной истории на протяжении целого ряда

столетий

; более того, – продолжают во многом определять социальное поведение россиян

(включая их «электоральные предпочтения»

) вплоть до конца ХХ – начала XXI вв.

. В до-

реформенную же эпоху «помещик считался <…> естественным покровителем и хозяйст-

венным опекуном своих крестьян»

, и именно на него и правительством, и обществом воз-

лагалась ответственность «позаботиться о заброшенном классе, крестьянстве»

. Как отме-

чал В.О. Ключевский, уже в годы екатерининских реформ российскому дворянству

«предстояло своим знанием и примером приучить этот класс к трезво-

сти, к правильному труду, производительному употреблению своих сил, к бе-

режливому пользованию дарами природы, умелому ведению хозяйства, к соз-

нанию своего гражданского долга, к пониманию своих прав и обязанностей»

Исключительная живучесть традиций деревенского и усадебного патернализма в

России была обусловлена рядом обстоятельств. Прежде всего, выделим характерные осо-

бенности российского исторического процесса, связанные с формированием авторитарной

системы власти и ее функционированием

. Эти особенности во многом сформировали та-

кие отличительные черты русского национального менталитета, как ориентация на сильную

государственную власть (европейский вариант патронимии)

, соборность – принятие ре-

шений на основе единогласия при единстве целей

, а также тесное переплетение мирской

и монархической традиций как в психологии русского крестьянина, так и в его хозяйствен-

ной, социальной и культурно-бытовой практике

. Как справедливо отмечал Б.Г. Литвак, в

понятие «мы» крестьяне дореформенной эпохи включали не только общинный «мир», но

также царя и Бога

Отмеченная тенденция, помимо своей исторической основы, объясняется также су-

ровой, а подчас и жестокой логикой естественного существования и физического выжива-

ния русского крестьянина.

В чем же это стремление выражалось и каковы его изначальные истоки?

Во-первых, крестьянство остро нуждалось в хозяйственной стабильности, госу-

дарственности и правопорядке, обеспечить которые в XVIII - XIX вв. могла лишь Импе-

рия – апогей централизованной государственной власти

. В этих условиях в массовом соз-

нании населения социальный порядок отождествлялся с принуждением и насилием, но не с

законом

. Поэтому именно в исполнении своих традиционных обязанностей и подчинении

власти (верховной в лице императора и местной в лице помещика) русский крестьянин об-

ретал правоту своего поведения и образа жизни, что органично заменяло ему присущее за-

падноевропейцам стремление к созданию и расширению узаконенных личных прав

Во-вторых, исключительная живучесть патерналистских традиций в русской кресть-

янской среде во многом обуславливалась православными идеями, сформированными в од-

ной из самых великих империй мира – Византийской, что в значительной степени предо-

пределило и православную концепцию всемирного предназначения самодержавного госу-

дарства

, и иерархичную структуру массового сознания сельского населения, отождеств-

ление им светской и церковной власти

Последняя тенденция объясняется самой логикой отечественной истории: мощь го-

сударства в массовом сознании подданных начиная с правления Ивана III в значительной

степени была основана на личностном статусе верховного правителя

. При этом для мен-

талитета населения еще допетровской Руси были характерны такие устойчивые модели

восприятия власти, как «Государи – Боги», «Государь – Христос», «Государь – блюститель

закона», а, главное, – «Государь – гарант стабильности»

. Не случайно русские цари-

самодержцы и императоры (включая и Екатерину II) на протяжении трех столетий изобра-

жались в официальной литературе в качестве патерналистских покровителей всех сосло-

вий

. Кроме того, православные общерусские традиции с выстроенной в течение многих

столетий системой духовных ценностей выступали одними из главных гарантов националь-

ной ментальной стабильности и «гармонии духа»

В-третьих, в сложных, а порою и неблагоприятных природно-климатических услови-

ях как европейской, так и азиатской части России, в обстановке государственного и поме-

щичьего гнета русские крестьяне (прежде всего, крепостные) были вынуждены опираться

на общинные коллективистские традиции, которые, при всей их архаике (отсталые формы и

методы природопользования, семейный гнет, униженное положение женщины и др.), явля-

лись подчас единственной гарантией выживания. Отсюда – и основная ориентация кресть-

янства на безопасность, на сохранение накопленного; на смирение и подчинение перед

лицом как стихийных сил Природы, так и деспотичной власти.

Русские крестьяне и помещики дореформенной эпохи были тесно связаны друг с

другом. При этом наблюдались две противоположные тенденции.

Первая тенденция основывалась на жестоких и антигуманных традициях крепостного

права, в которых доминировали стремления к угнетению крестьянства и получению поме-

щиками максимальной прибыли. Усиление помещичьего гнета, сопровождавшееся безза-

стенчивым использованием земле- и душевладельцами самых отвратительных традиций

крепостнической эпохи (включая изощренную систему наказаний и даже убийства крепост-

ных помещиками) нашло отражение во многих источниках этих лет, включая журналы вот-

чинного и домашнего управления, а также наказы и инструкции по управлению имениями.

В 60 - 90-е гг. XVIII в. ужесточается государственная политика по отношению к кре-

постным крестьянам. В условиях нарастания массового крестьянского недовольства, вы-

лившегося вскоре в мощную Крестьянскую войну 1773 - 1775 гг. под предводительством

Е.И. Пугачева, крепостническая империя была вынуждена апеллировать к силе традиции,

пытаясь использовать ее в качестве идейного оружия.

Тема противостояния крестьян и помещиков, с одной стороны, а также крестьян и

самодержавной верховной власти, с другой, нашла подробное отражение в работах отечест-

венных историков-аграрников

. Долгие годы именно она являлась доминирующей в ис-

следованиях, посвященных как русскому крестьянству, так и поместному дворянству екате-

рининской эпохи, что во многом было обусловлено идеализацией крестьянства со стороны

русской интеллигенции XIX - ХХ столетий

, а также пресловутым «классовым подходом»,

долгие десятилетия безраздельно господствовавшим в отечественной аграрной историогра-

фии ХХ в.

Однако, в реальной исторической практике существовала и иная тенденция, а имен-

но: отношения между крепостными крестьянами и помещиками, в основе которых лежали

многовековые традиции патернализма.

В чем же они проявлялись?

Несмотря на огромную социальную, имущественную и культурную дистанцию, разде-

лявшую помещиков и крестьян в рассматриваемый период, их, тем не менее, многое объеди-

няло: уровень сельского хозяйства, язык, православная вера, сельские обычаи и традиции, а

также осознание (зачастую интуитивное) общности исторической и национальной судьбы.

Несмотря на очевидную обособленность, культурно-хозяйственные миры дворянской

усадьбы и крестьянского двора были тесно связаны друг с другом. Экономический строй

помещичьих имений, если рассматривать его сквозь призму взаимодействия аграрных тра-

диций и новаций, в дореформенную эпоху лишь незначительно отличался от экономики

крестьянских хозяйств. Почти повсеместное господство трехполья, архаичная земледельче-

ская техника, стародавние методы экстенсивного хозяйствования – все эти явления были

типичны и для помещичьего земледелия Центральной России и других регионов империи.

Не лучше обстояли дела и в других аграрных отраслях. Разумеется, в помещичьих хозяйст-

вах уровень кормления скота был несколько выше, чем у крестьян, однако, серьезно повли-

ять на улучшение скотоводства этот фактор не мог.

Сближению помещиков с крестьянами способствовало также глубокое чувство соб-

ственного достоинства, которое даже в условиях крепостной эпохи было характерно для

многих русских крестьян и основывалось на патриархальных семейно-общинных традициях

трудолюбия, добросовестности в работе, честности, взаимопомощи, верности своей земле и

нелегкому земледельческому труду

. Традиционная крестьянская семья, как правило,

культивировала трудовой характер путем создания и поддержания на уровне индивидуаль-

ного сознания образа идеального трудолюбивого предка

. Эта же тенденция прослежива-

ется и в провинциальной дворянской среде

Отмеченная нами особенность не случайна: характерной чертой менталитета сель-

ского населения дореформенной России являлось понимание народа не как ныне живущего

поколения, а как череды сменяющих друг друга поколений, объединенных (несмотря на

сословные перегородки) общими природно-климатическими и хозяйственно-бытовыми ус-

ловиями деревенской жизни, национальными аграрно-культурными традициями труда и

быта; объединенных исторически и духовно

. В.О. Ключевский, характеризуя крепостное

хозяйство екатерининской эпохи, отмечал:

«Когда целый ряд поколений живет под действием известного житей-

ского порядка, люди привязываются к нему не одними привычками, не мате-

риальными только интересами, но и духовными сочувствиями, и если в нем

нет особенно возмутительных недостатков, вопиющих несправедливостей,

формируют по нему свою думу …»

На протяжении XVIII - первой половины XIX вв. русское дворянство все теснее сра-

сталось с провинциальным хозяйственным бытом. Отметим основные вехи на этом пути.

1725 г. – дворяне получают право на длительные отпуска для поездок в свои поместья.

1736 г. – указ Анны Иоанновны, по которому дворянским семьям, имевшим несколько де-

тей, разрешалось оставлять одного из них дома для ведения хозяйства. 1762 г. – Манифест

Петра III, освободивший русское дворянство «на вечные времена» от обязательной государ-

ственной службы. Дворянам разрешили продавать оптом и в розницу «домашние свои това-

ры, которые в собственных их деревнях и у крестьян родятся»

. 1765 г. – учреждение

Вольного экономического общества, а в 1818 г. – Московского общества сельского хозяйст-

ва, развернувшего уже в дореформенную эпоху активную хозяйственную и просветитель-

скую деятельность.

Как отмечал Ю.М. Лотман, по отношению к концу XVIII - началу XIX вв.

«бытовая оторванность нестоличного дворянина от народа не должна

преувеличиваться. В определенном смысле дворянин-помещик, родившийся в

деревне… постоянно сталкивавшийся с крестьянским бытом, был по своим

привычкам ближе к народу, чем разночинный интеллигент второй половины

XIX в….»

Разумеется, не все провинциальные помещики принимали личное участие в управле-

нии имением. Однако в этот период было уже немало энергичных и инициативных дворян,

хорошо знающих российский хозяйственный быт. Поэтому трудно согласиться с нередко

встречающейся в исторической литературе оценкой Манифеста о вольности дворянства

1762 г. как особого акта Петра III, установившего российским дворянам «вольность на без-

делье»

Основная масса провинциального дворянства была тесно связана с традиционным

деревенским укладом. Практически все помещики екатерининской эпохи, проживавшие

постоянно в своей вотчине, с уважением относились к общинным традициям, разделяя с

крестьянским «миром» административную и судебную власть

. В подобной позиции ясно

прослеживается, с одной стороны, желание перенять все лучшее из проверенного временем

крестьянского хозяйственного опыта, органично «вписать» новации в традиционный дере-

венский культурно-хозяйственный уклад; с другой стороны, налицо воздействие просвети-

тельских идей, все громче заявлявших о себе. Не случайно современники не раз отмечали

деятельность учебных заведений в помещичьих вотчинах второй половины XVIII в.: в под-

московном имении П.Б. Шереметева в с. Кусково, в имениях Н. Муравьева и А.Б. Куракина,

в пермских вотчинах Голицыных

Вначале подобных помещиков было немного. Однако, ситуация изменилась с орга-

низацией в 1775 г. «учреждений для управления губерний», в которых многие должности

замещались по выбору местных землевладельцев. Начинается переход дворян из армии, а

также из столичных и губернских центров в уезды, что обусловило заметное оживление как

хозяйственной, так и общественной жизни местного дворянства

, которое еще теснее со-

прикоснулось с деревенскими проблемами.

В результате русский помещик все глубже втягивался в хозяйственную жизнь не

только своего имения, но и уезда, и губернии. «Генеральное соображение по Тверской гу-

бернии» 1783 - 1784 гг. уже свидетельствует, что местные помещики «к хозяйству склонны,

а потому безвыездно живут в домах своих»

, как правило, лично вникая во все подробно-

сти управления имением. Подобная же ситуация была характерна и для ряда других губер-

ний Центральной России.

Среди помещиков появляется все больше сторонников идеи о возможности самореа-

лизации личности вне государственной службы, которую одним из первых сформулировал

А.Т. Болотов

, проявивший себя не только как выдающийся ученый-естествоиспытатель,

литератор, основоположник русской агрономии, но и как убежденный патерналист

Характерной чертой сближения помещичьего и крестьянского быта являлось исполь-

зование провинциальными дворянами многовековых традиций межсословных отношений и

общинного хозяйственного уклада для «рачительного» управления имениями. К таким тра-

дициям относились «старинные обыкновения» разверстки крестьянских душ по тяглам и

учета помещичьей пашни

, разнообразные способы и методы управления вотчинами

др. Примечательно, что наиболее распространенным вариантом отношений между община-

ми и помещиками в этот период являлось сочетание вотчинных и мирских органов

Именно так строилось управление огромными поместьями Юсуповых, Шереметевых и Па-

ниных.

При этом помещики стремились не только получить максимальный доход, но и со-

хранить основы существующей в империи социальной иерархии путем приведения крепо-

стных крестьян «к должному и необходимо надобному послушанию»

В сохранившихся наказах и инструкциях российских помещиков второй половины

XVIII в. содержатся подробные хозяйственные наставления управителям либо приказчикам,

нередко содержащие и «гуманные наставления» в отношении крестьян

. Вместе с тем,

представители местной вотчинной администрации очень часто творили беззакония, разоряя

сельских тружеников, что вынуждало земле- и душевладельцев «являться в грозном все-

оружии плетей, палок и штрафов»

, выступая в роли верховного судьи и одновременно –

защитника крестьян от произвола.

Несмотря на всю тяжесть крепостничества, образ справедливого общества в России

был неразрывно связан с ориентацией основной части населения на всестороннюю опеку и

патронат со стороны Империи и лиц, персонифицированных с нею: «государыни-

императрицы» и помещика. Даже многочисленные крестьянские бунты, как правило, опи-

рались на народные иллюзии о «царе-заступнике» (т. н. «царистское сознание» в рамках

феномена самозванчества

Особенно отчетливо патриархально-патерналистская связь между помещиками и кре-

стьянами проявлялась в области семейного быта дворян, который причудливо переплетался с

традициями крестьянской общины. Это ярко отразилось в хронологии брачного цикла: как

крестьянские, так и дворянские даты совершения брачных обрядов XVIII - начала XIX в. кон-

центрировались вокруг весенних и осенних праздников

. Кроме того, широко распростра-

ненные в крестьянской среде бытовые суеверия были характерны и для провинциальной дво-

рянской культуры, придавая ей своеобразный национальный колорит

Примечательно, что многие источники дореформенной эпохи (включая воспомина-

ния дворян) содержат примеры соблюдения помещиками и крепостными крестьянами со-

вместных сельских традиций и обычаев, имевших либо местные, либо общеправославные

корни

Власть помещика над крестьянами в пределах «микро-империи» своей вотчины но-

сила буквально всеобъемлющий характер. Как подчеркивал В.И. Семевский, это влияние

«обнимало все стороны жизни крестьян и непосредственно или при помощи вотчинных

властей и крестьянского мира подчиняло крестьян <…> установленным помещиком прави-

лам»

. При этом зачастую ограничивались и личные права крестьян.

В то же время, следует учитывать, что в ряде случаев подобные методы «тотального

контроля» были жизненно необходимы. Как известно, крестьяне сильно страдали от много-

численных пожаров, зачастую происходивших от их собственной халатности и беспечно-

сти. Не случайно в помещичьих инструкциях методам противопожарной безопасности уде-

лялось особое внимание

. Значительное место отводилось борьбе с крестьянским пьянст-

вом (А.В. Суворов даже запрещал своим крестьянам варить домашнее пиво!). Наконец, аде-

кватной жесткой реакции требовали и многочисленные преступления, связанные с разбоем

и воровством. На традиционную крестьянскую психологию эпохи феодализма реально по-

влиять можно было отнюдь не «увещеваниями» (воспринимавшимися крепостными как

признак слабости душевладельца

), а лишь угрозой неотвратимости наказания

Традиции патернализма определяли строй деревенской и усадебной жизни и вслед-

ствие постоянной помощи крестьянам со стороны многих помещиков в неурожайные годы

и в случаях стихийных бедствий, что для сельского населения имело особую значимость.

Характерно, что это была единственная обязанность помещика относительно подвластных

ему крестьян, официально установленная в тот период российским законодательством.

Владельцы имений принимали активное участие в разрешении земельно-имущественных

споров крестьян между собой, учитывая при этом традиционные нормы обычного права, а

также выступая в роли третейского судьи.

В помещичьих имениях учреждаются запасные магазины для оказания помощи зем-

ледельцам в неурожайные годы. В современной научной литературе можно встретить ут-

верждения, ставящие под сомнение создание сельских магазинов в этот период

. Однако в

распоряжении историков уже давно имеются сведения о наличии таких магазинов: в имени-

ях Р. Воронцова (с 1771 г.), нижегородских вотчинах кн. Голицыных (с 1770 г.), в тульском

имении М.П. Нарышкиной и др.

. С 1775 г. проводились мероприятия по организации за-

пасных хлебных магазинов «для ссуды крестьянам в случае нужды» и в дворцовых волос-

тях

. Некоторые помещики ссужали своих крестьян хлебом и скотом безвозвратно

Хорошо понимая, что доходы, получаемые от крестьян, напрямую зависят от их здо-

ровья, помещики заботились о «санитарном состоянии» сельских тружеников, организовав

в своих имениях больницы и аптеки

. Отметим также ряд школ и училищ в помещичьих

имениях (А.И. Коренева, Е.С. Карновича и др.), успешно действовавших в последние пред-

реформенные десятилетия.

Учитывая все эти обстоятельства, неудивительно, что помещичьи крестьяне в ряде

случаев (в вотчинах Шереметевых и др.) даже гордились своим положением

. Как спра-

ведливо отмечал Д.И. Раскин, известная народная пословица «Казенному просторнее, бар-

скому спокойнее» являлась отражением не только определенного стереотипа крестьянского

массового сознания, но и стоящей за ним действительности

. Некоторые крупные поме-

щики даже создавали собственные «мини-имперские» кодексы по аналогии с общегосудар-

ственным имперским правом – как уголовным, так и процессуальным

В первой половине XIX в. патерналистские отношения четко прослеживаются не

только в крестьянской, но также в рабочей среде

Традиции патернализма включали в себя и духовно-религиозные элементы. Прежде

всего, они были основаны как на многовековых православных традициях, так и на сакраль-

ном отношении к Власти на любом уровне (имперско-государственном, поместно-

вотчинном и семейно-бытовом)

. При этом возведенная в ранг высшей добродетели вер-

ноподданническая психология, а также идея служения царю (императору) как помазаннику

Божьему являлись характернейшей чертой менталитета не только дворянства, но и других

социальных групп Российской империи, включая подавляющую часть крестьянства

«У нас не Англия… – отмечал в 1811 г. Н.М. Карамзин. – В монархе российском со-

единяются все власти: наше правление есть отеческое патриархальное. Отец семейства су-

дит и наказывает без протокола…»

Вместе с тем, отмеченная тенденция не носила всеобъемлющего характера: так, са-

крализация императоров отрицалась старообрядцами

Помещики не только строго следили за соблюдением крестьянами православных

традиций, но и сурово наказывали их за отступление от канонов христианской морали; мно-

гие из них проявляли заботу и о «призрении стариков, старух и увечных людей»

Неудивительно, что, в основном, отношения помещиков и крестьян были весьма

«добрососедскими», что никак не вписывается в традиционную для отечественной аграрной

историографии конца XIX – ХХ вв. схему в рамках стандартно-схоластической антитезы

«эксплуататор – эксплуатируемые». При этом следует также учитывать и явление, о кото-

ром редко вспоминают современные исследователи: в ряде помещичьих вотчин крепост-

ные, по закону не имевшие никаких прав собственности на движимое и недвижимое иму-

щество, de facto не только пользовались и тем, и другим

, но даже имели (причем с XVII в.)

своих крепостных!

В 1730 г. крепостным крестьянам было запрещено приобретать своих

крепостных, а спустя 9 лет права покупать людей были лишены также монастырские и

дворцовые крестьяне

. Однако крепостные по-прежнему продолжали приобретать людей,

используя для этого немудреную уловку: покупка производилась на имя помещика и с его

разрешения

. Подобная практика, как отмечал В.И. Семевский, была отнюдь не единич-

ным явлением (хотя, разумеется, и не массовым)

. Объяснялось это явление, по-видимому,

отсутствием других возможностей хозяйственной и социальной самореализации для наибо-

лее инициативных, «капитáлистых» крестьян, которые начинают энергично проявлять себя

уже в екатерининскую эпоху

Невзирая на тяжесть государственного и частновладельческого гнета, крепостные мно-

гих помещиков (прежде всего, в оброчных вотчинах великорусских губерний), не только

пользовались «известным достатком» (чаще всего, благодаря промыслам и торговле

), но и

весьма высоким уровнем личной (семейно-бытовой) независимости от помещика. Некоторые

из крепостных имели даже «заводы» (по терминологии тех лет): кожевенные, мыловарен-

ные

. Неудивительно, что в этих вотчинах отношения патернализма являлись наиболее

прочными: крестьяне, добившиеся «значительного благосостояния», не были нацелены на

«русский бунт, решительный и беспощадный». Наиболее богатыми считались крепостные

крестьяне графов Шереметевых (что в значительной степени было обусловлено именно мест-

ными патерналистскими традициями крестьянской общины и системы самоуправления

), а

также крепостные ярославской вотчины гр. В.Г. Орлова с. Поречье (местные крестьяне само-

стоятельно построили каменную церковь стоимостью 50 тыс. р.

). Издавна славились богат-

ством и крестьяне с. Великого той же Ярославской губ., где традиционно выращивался и из-

готавливался лен. Этот перечень «зажиточных селений» можно продолжить.

В тех случаях, когда отношения патернализма, в основном, базировавшиеся в доре-

форменную эпоху на нормах обычного права, не выходили за границы допустимого, а тра-

диционные имущественные и личные права крестьян не нарушались, они воспринимались

современниками и потомками в качестве естественного гаранта стабильного существования

и крестьянства, и поместного дворянства

Вместе с тем, основная часть русских помещиков, как правило, ограничивалась ис-

ключительно «охранительной» стороной патерналистских отношений, направленной только

на поддержание существующего социально-экономического вотчинного устройства – сво-

его рода «мини-империй в супер-Империи»

. Не случайно помещики всячески поддержи-

вали отсталый крестьянский семейный уклад, в основе которого лежала деспотическая

власть «большака» –- главы патриархальной семьи. Эта власть, опирающаяся на «домо-

строевские» правила, была необходима крестьянам, выполняя важную стабилизирующую

роль, но при этом часто сопровождалась многочисленными злоупотреблениями: самодурст-

вом, избиениями членов семьи, «снохачеством» (общепринятым обычаем сексуального на-

силия главы семьи над своими невестками) и другими. Помещикам же подобная «властная

вертикаль» оказывалась наиболее выгодной: так было гораздо проще держать «в узде» не

только крестьянскую молодежь (наиболее бунтарскую часть общины), но и семью, и весь

крестьянский «мир», апеллируя при этом к могучей силе Традиции, которую разделяло по-

давляющее большинство сельских тружеников. Последнее неудивительно: в случае любых

«форсмажорных» обстоятельств крестьянин зачастую мог реально рассчитывать на помощь

не только общины, но и своего помещика.

Кроме того, дворяне-землевладельцы лишь в редчайших случаях разрешали крестья-

нам семейные разделы, однако, воспрепятствовать желанию молодых крестьян вырваться

из-под власти «большака» в полной мере так и не смогли, особенно в нечерноземной полосе

России с развитыми отхожими промыслами и оброком. Тем не менее, мелочная опека над

крестьянами, освященная традициями патриархального общинного уклада

, сковывала

волю, самостоятельность и инициативу как крепостной деревни, так и дворянской усадьбы.

Так, А.В. Суворов, вместо того, чтобы организовать в вотчине школу, «просто потешался

над неграмотностью своих крестьян», составив строгий циркуляр, детально регламенти-

рующий обсуждение любых дел на мирской сходке

. Даже выдающиеся деятели отечест-

венной культуры интересовались лишь своевременным получением доходов от крестьян

Имперский алгоритм поведения и мышления, опирающийся на убеждение в необхо-

димости твердой единоличной власти на любом уровне, разделяли в этот период представи-

тели всех сословий и всех народов России

. Едва ли уместно связывать его исключительно

с представителями правящего дворянского сословия, что долгие годы было характерно для

отечественной историографии. Напротив, имеются многочисленные свидетельства о глубо-

кой приверженности имперским традициям (в основе которых лежали патриархально-

изоляционистские жизненные установки) и крестьянских общин, и даже отдельных кресть-

ян. В жестких условиях выживания только государство (персонифицированное в собира-

тельном образе императора либо императрицы) и помещик-душевладелец являлись в глазах

крестьянина главными надеждами не только хозяйственных, но и (в меньшей степени) со-

циальных гарантий. Не случайно официальная патерналистско-имперская трактовка образа

Екатерины II в качестве «Матери Отечества» (ярко воплощенная Г.Р. Державиным в его оде

«Фелица»), практически, совпала с народным образом мудрой, могущественной, а, главное,

милосердной «Матушки-Императрицы»

, «собирательницы русских земель».

При этом имперская психология (об идеологии как системе взглядов здесь говорить

не приходится) у отдельных категорий крестьянства видоизменялась по-разному. Среди

малоимущих сельских тружеников и крестьян «среднего достатка» на передний план вы-

ступали такие ее элементы, как беспрекословное подчинение власть имущим и канонам

православной веры, вера в незыблемость социального мироустройства и приверженность

общинным традициям.

В то же время, у зажиточных крестьян отчетливо проявляются особенности импер-

ского мировосприятия, характерные отнюдь не для «униженного и оскорбленного» в своих

правах крестьянского сословия. Вот как описан в одном из научных трудов образ жизни

богатого крестьянина «заводского ведомства» из д. Березовой Верхотомской волости Нови-

кова (конца XVIII - первой четверти XIX в.):

«Он занимался в обширных размерах хлебопашеством и торговлею ско-

том. <…> Для полевых работ и ухода за скотом он содержал до 80-ти годо-

вых работников, для присмотра же за ними и разных торговых дел – более 40

приказчиков <…> Сам Новиков разрешал только значительные торговые

предприятия, с важностью выслушивая доклады и мнения… поверял торго-

вые книги, сводил счеты и вообще вел себя как крупный торговец. Дом его рез-

ко отличался от остальных, как величиною своею, так и красивым наружным

видом; богатое же убранство комнат делало его похожим на дом знатного

помещика. <…> Для выезда он имел лучших лошадей и много городских эки-

пажей <…> При поездке в город составлялся кортеж из четырех экипажей;

в главном сидел сам Новиков, а в остальных его приказчики <…> Такой образ

жизни сближал Новикова с должностными лицами; высшие власти, посещая

Томск и Барнаул, запросто принимали его у себя»

Местные крестьяне находились от него «в полной экономической зависимости».

«Крестьянский император» распоряжался всеми делами Верхотомской волости, а волостное

и сельское начальство (при попустительстве уездных чиновников) ему беспрекословно под-

чинялось

. Однако, этим дело не ограничивалось: Новиков полностью контролировал и

крестьянские мирские сходки

. В итоге местное волостное правление, по существу, пре-

вратилось в его личную канцелярию. Споры же между крестьянами разбирались следую-

щим образом:

«Дома он каждый день утром или после обеда выходил на крыльцо и, сидя

в креслах, выслушивал жалобы и просьбы собравшейся толпы крестьян,

спрашивал ответчиков и тут же произносил окончательное решение; при-

знанного им виновным подводили к столбу, врытому во дворе, привязывали

ремнями и наказывали плетьми до тех пор, пока угодно было Новикову, а он

был очень жесток…»

Даже отдача крестьян в рекруты проводилась согласно составленным Новиковым

спискам.

Итак, имперские нормы поведения и мышления, базировавшиеся в значительной степени

на культурно-бытовых традициях деревенско-усадебного патернализма и самодержавного дес-

потизма, были свойственны не только дворянской

, но и крестьянской среде

. Прежде всего,

это имперские основы мировосприятия (воплощенные в деспотической власти «большака» в

крестьянской семье и власти помещика над своими крепостными), которые давали о себе знать

даже в многочисленных народных выступлениях против «власть имущих»

Вместе с тем, не следует и преувеличивать удельный вес Архаики в структуре тра-

диционного крестьянского менталитета, что нередко имеет место в трудах зарубежных ис-

следователей

. Отмеченная тенденция, основанная на жестком противопоставлении «де-

мократичного Запада» и «авторитарного Востока», как правило, отражает стремление не

допустить усиления культурного влияния России в обстановке вновь обострившегося в на-

чале XXI в. глобального геополитического противостояния

. Между тем, элементы архаи-

ки были свойственны менталитету и хозяйствованию как русского, так и западноевропей-

ского крестьянства

Именно отношения патерналистского типа, уходящие корнями в общинный деревен-

ский быт, являлись одним из главных стержней не только глубокого традиционализма всего

аграрного строя дореформенной России, но и имперского массового сознания помещиков и

крестьян, – сознания, во многом определявшего культурно-хозяйственный быт, нормы и

стереотипы социального поведения основной массы сельского населения. Учитывая исклю-

чительную живучесть этих отношений, едва ли целесообразно рассматривать их исключи-

тельно в качестве архаичных пережитков эпохи «второго издания крепостничества». Имен-

но верность патерналистской традиции нередко помогала выжить малосильному крестьян-

скому хозяйству в случае неурожаев, стихийных бедствий и других невзгод. Не случайно

В.И. Семевский, наиболее глубоко из историков изучивший положение крестьянства в этот

период, признал, что «фактическое положение крестьян было благоприятнее, чем можно

было ожидать в виду их юридического бесправия»

. Что же касается помещиков, то патер-

налистская модель хозяйствования являлась для них наиболее оптимальной: без «крепко-

го» крестьянского хозяйства, опирающегося на помощь помещика, не могло быть и речи об

устойчивых доходах земле- и душевладельца. Не случайно именно патерналисты екатери-

нинской эпохи внесли заметный вклад в разработку аграрного вопроса в России

100

Но, главное, заключалось в том, что устойчивые доминанты сельского патернализма

второй половины XVIII - первой половины XIX вв. во многом сформировали отечествен-

ную хозяйственно-культурную среду, особенности национального менталитета и опорных

аксиологических ценностей, а также отношение к Природе, Власти, Обществу и Богу (бы-

товое, конкретно-историческое и метафизическое)

101

Многое зависело и от личных качеств душевладельцев, которые, понимая необходи-

мость поддержания порядка в своей отдельно взятой «мини-империи», рассматривали мо-

гучую силу народной Традиции в качестве хотя бы относительной стабилизации хозяй-

ственной и общественной жизни подвластных им сельских тружеников.

«Мы должны сказать, что самое крепостное право, при всей его несо-

вместительности с человеческими чувствами и с требованиями просвещения,

производило различное действие, смотря по той среде, на какую оно попада-

ло, – писал позже русский историк, юрист и философ Б.Н. Чичерин. – В одних

оно развивало барскую лень и беспечность, в других необузданный, а иногда и

зверский произвол, в третьих сознание своего достоинства, чувство долга и

ответственности <…> Уважать власть и никогда не гнуть перед нею спи-

ну; дорожить независимостью и презирать почести, стремиться к просве-

щению, а не искать карьеры – таков священный завет, который мы, рожден-

ные и воспитанные в среде русского провинциального дворянства, получили

от своих отцов и за который мы благословляем их память…»

102

Именно эта гуманистическая составляющая отечественного патернализма вызывала у

многих русских патриотов дореформенной эпохи чувство заслуженной гордости.

Патерналистско-имперское мировоззрение на протяжении нескольких столетий объ-

единяло население не только великорусских губерний, но и окраин огромной евразийской

страны

103

Со второй половины XVIII в. в Российской империи проводятся и государственные

мероприятия, направленные на создание развитой системы благотворительности

104

Учитывая значимость сохранения самой Российской державы (не имевшую в тот пе-

риод шансов уцелеть без твердой императорской власти

105

, наиболее эффективно в услови-

ях феодализма управлявшей как людскими, так и сырьевыми ресурсами огромных террито-

рий), сохранение ресурсов экстенсивного типа экономического развития

106

, а также глубо-

кую приверженность подавляющей части населения к традиционно-патерналистской моде-

ли поведения и мышления, следует признать, что именно имперские традиции создавали ту

устойчивость и стабильность, без которых дальнейшее историческое существование России

было невозможно. Таким образом, для большинства помещиков и крестьян империи импер-

ско-патерналистские жизненные установки превратились, наряду с православием, в важ-

нейший источник упорядочения жизни в границах семьи, поместья и государства в целом.

В итоге противоречие «между стабильностью и прогрессом» (О. Конт) решилось в екатери-

нинскую эпоху в пользу стабильности.

Имперские патерналистские традиции не только обеспечили сохранение аграрного

строя страны и всей ее экономики во второй половине XVIII в.

107

, но и содействовали ус-

тойчивости российского социума, усилили коллективную имперскую идентичность

108

став, в то же время, важной отправной вехой предстоящего в XIX столетии многолетнего

буржуазно-модернизационного проекта

109

и превратившись –- уже при жизни Екатерины

II – в опору государственности, ключевое системообразующее звено отечественной

культуры и быта.

На протяжении первой половины XIX в. в результате ужесточения крепостнической

эксплуатации, нарастания социальных противоречий, а также развития товарно-денежных

отношений (сопровождаемого коррозией общинных обычаев) эти традиции постепенно ос-

лабевают, однако, им по-прежнему удается сохранять весомую роль в сфере массового соз-

нания сельского населения.

Дальнейшее комплексное исследование истории аграрного патернализма в Россий-

ской империи XVIII – первой половины XIX вв. потребует от ученых не только привлече-

ния множества источников, характеризующих крестьянскую и помещичью среду, но и ис-

пользования современных междисциплинарных подходов, включая методы культурологии,

филологии и этнической психологии.