ВУСО, ВПСО, правительств генерала Е.К. Миллера с государствами-членами Антанты, с
адмиралом А.В. Колчаком, требующим полного подчинения местных властей, генералом
Н.Н. Юденичем, правительством Финляндии. В частности, описывались безуспешные кон-
такты представителей Е.К. Миллера с К. Маннергеймом и Н.Н. Юденичем по организации
совместного наступления на Петроград. Ценной выглядит также информация об организа-
ции государственного устройства и хозяйства на контролируемых антибольшевистскими
силами территориях, правового нормотворчества
.
Можно предположить, что и здесь не обошлось без конъюнктурных мотивов: деятели
белого движения в своих мемуарах стремились раскрыть причины своих поражений, само-
критично анализируя недавние события. Кроме того, белые генералы и политические дея-
тели охотно упоминали о фактах разложения военных частей под воздействием большеви-
стской пропаганды, писали о коррупции высших эшелонов власти края. Например,
В.В. Марушевский в своих мемуарах критиковал зависимость правительства генерала Мил-
лера от английских войск и материальных поставок, писал о том, что Великобритания фак-
тически превратила край в свою «полуколонию», занимаясь выкачиванием из региона мате-
риальных ресурсов. В исторических работах часто встречалась цитата из воспоминаний
В.В. Марушевского об «оккупационном характере» присутствия англичан в регионе
.
Также В.В. Марушевский подробно останавливался на описании многочисленных волнений
в белых частях, считая их возникновение следствием успешной агитации большевиков.
Подобные оценки зачастую вырывались советскими историками из общего контекста
и использовались для иллюстрации «антинародной» сущности белых режимов. Таким обра-
зом, труды белогвардейских авторов служили прекрасной иллюстрацией закономерных
причин победы большевиков в войне.
В 1930-х гг. в советской историографии возобладал схематичный взгляд на историю
гражданской войны, определяемый политическими целями советского руководства, не со-
ответствующими подлинным задачам исторической науки. Интерес к изучению граждан-
ской войны снизился, и издание очередных брошюр и сборников воспоминаний, как прави-
ло, было приурочено к очередным годовщинам революции и гражданской войны (статьи
М. Пирогова, А. Потылицына)
. Историческая литература подверглась догматизации и
чрезмерному упрощению. Возобладало мнение, что «врага нужно не изучать, а уничто-
жать». Ряд работ местных историков, ставших теперь «неудобными», белоэмигрантская
литература на долгие десятилетия изымалась в спецхран, значительно обедняя источнико-
вую базу для дальнейших исследований. Множество участников войны, историков оказа-
лись репрессированными, их книги оказывались под запретом.
Незадолго до начала Великой Отечественной войны, к двадцатилетию освобождения
Севера появились публикации в журналах «Красный Архив», в Архангельске и Мурманске
издавались сборники документов и воспоминаний. В то же время научный уровень изданий,
опубликованных историками (С.В. Борисов, К. Коничев, А. Ларионов, Г. Мымрин, Г. Рейх-
берг, Б.В. Тарасов) в 1930-х гг., серьёзно снизился: исторические работы напоминали крат-
кие очерки событий войны, перенасыщенные идеологическими штампами и однозначными
оценками
. Так, Л.Д. Троцкий практически во всех работах назывался «предателем», гене-
рал Е.К. Миллер почему-то назывался «царским опричником», хотя он не делал откровен-
ных выступлений в пользу восстановления монархии. Временное Правительство Северной
области (ВПСО) и вовсе занималось «восстановлением порядков Николая Кровавого и Сто-
лыпина-вешателя». Показательно, что последняя цитата взята не из агитационной брошюры
для бойцов-красноармейцев, а из сборника документов, опубликованного в Москве
.
«Популярной» среди советских историков стала резкая критика действий православного
духовенства в годы войны (Н.А. Корнатовский, Н. Блинов). Сведения об участии священников в
расстрелах красноармейцев, о слёзных просьбах духовенства, обращённых к уходящим англий-