Полосин В.С. Миф, религия, государство

Подождите немного. Документ загружается.

которые и являются ключом к этим писаниям. Это символизируется перекрещенными ключами на

папском кресте. Простая каббалистика первых веков христианской эры постепенно перешла в сложную

теологическую систему»

Диалектическая триада как органичная форма познания проецируется религиозным пантеистическим

сознанием не только на статический срез картины бытия, но и на эволюцию в целом, и на динамику

отдельных потусторонних персонажей. Так, например: Отеческое Божество, — (1) будучи

Универсумом, совершает акт самоограничения (2) через творение иного мира, — но затем (3)

объединяется с иным миром в новую универсальную райскую гармонию.

Отсюда вероучения (1) о вездеприсутствии Божества, (2) об уходе Бога из отпавшего по вине человека

мира и, наконец, (3) о конце этого света и втором окончательном пришествии Божества. Отсюда

философские, теологические и теософские построения о духовном Небе, противостоящей ему земле и

их синтезе в раю. Отсюда многочисленные, имеющиеся во всех религиях образы воплотившихся богов

или соединившихся с Божеством сверхчеловеков, чья судьба четко располагается по логической схеме:

пришествие в мир — мученическая смерть - воскресение. На этом базируются многочисленные учения

о Спасителе мира.

Так, например, за 6 веков до Христа в религии зороастризма было сформулировано учение о грядущем

Спасителе, который чудесным образом будет зачат девой, будет преемником великого пророка, на него

снизойдет благодать Ахура-Мазды, он будет сражаться со злом и окончательно победит его в конце

света. В иудейском гностицизме Бог Отец силою Духа-Матери рождает трехлетнего младенца

Мелхиседека со знаком первосвященства на плечах, затем наступает за грехи людей великий потоп, и

вечный первосвященник возносится на Небеса, откуда спускается лишь для встречи с пророком

Авраамом, чтобы побудить

Холл М. С. 416.

142

его признать над собой и,

значит, над самим Откровением, вечную власть жреческой касты (Быт. 14:

18; Евр. 7: 1—2).

В основе бытовых мифов также проглядывает архетипическая триада, хотя уже не так четко. С. и В.

Веташ считают, что «непту-нианская покорность мудрому течению жизни, которое порой оставляет

нам ущербную роль, наиболее проявлена в индоевропейском мифе о третьем брате. С этимологией

"третий" связаны индоиранский Трита, греческий морской божок Тритон, сын Посейдона, славянский

Триглав-Троян и в сказках — Иван Третьяк или Иван Водович. Образ третьего брата имеет прямое

отношение к воде и перекликается с идеей жертвенности или жертвы.

Согласно индо-иранской легенде о Трите и древней индоевропейской мифологеме о трех братьях,

младший брат был предан старшими, бросающими его в воду (в колодец) или убивающими как-то

иначе. Но он непременно воскресает, и в русских сказках обычно опять-таки благодаря живой и

мертвой воде. Изначальный смысл этого акта не в коварстве братьев, а в принесении жертвы,

осуществляющей связь жизни и вечности Младший брат, спускаясь в подземное царство ("третий

мир", если первые два - небесный и земной), достает там живую воду или иное средство бессмертия и

вместе с ним возвращается на землю (...).

Младший брат может отправиться просто за целебным средством, но так или иначе его путь лежит

через мир смерти, а братья или друзья-предатели помогают ему туда попасть. С этим связан мотив

последующего воскресения (хотя смерть героя может быть и символической) и живительного

снадобья.

Идею жертвы и возврата к изначальному единству разделенных в мире сил несет в себе образ

славянского Триглава, три головы которого охраняют Небо (небесные воды), землю и подземный мир.

Но преимущество он отдает непроявленному бытию, и потому идол Триглава изображался с повязкой

на глазах, закрывающей от него внешний мир. Уход от ясного света ради вечных тайн роднит образы

Триты и Триглава»

Таким образом, мы имеем диалектическую триаду как в статическом срезе религиозного

(пантеистического) представления о Божестве, так и в динамике земной миссии божественных

персонажей.

10.2. Религиозные архетипы и прототипы

Будучи по форме архетипами реальных жизненных ситуаций, религиозные мифы насыщаются

конкретным содержанием в зависимости от состояния и уровня культуры общественного сознания, ко-

торые в конечном счете и формируют конкретные религиозные системы и конфессии. Но независимо

от наименования и конкретных

Веташ С. и В. С. 197-198.

143

фольклорных и философских особенностей религиозных систем, архетипы ситуаций и прототипы их

действующих персонажей едины для всех идентичных ситуаций, как едино само человеческое созна-

ние, и обнаруживают себя во всех религиях и культах, как только затрагивается соответствующая

жизненная ситуация. Проще говоря, когда не профессиональный жрец-богослов, а обычный человек

отмечает религиозный праздник, то он радуется не теологическим особенностям этого события,

которые он может и не знать (а большинство их и не знает), а архетипу знакомой ему по жизни

ситуации: благого рождения, благословенной смерти, избавлению от опасностей дорогих ему людей и

т. п., то есть обобщенной типичной ситуации, но обязательно со счастливым концом, дающим и ему

лично надежду на обретение относительного комфорта, а затем и полной стабильности бытия.

Мать, потерявшая сына, по нескольку раз пересматривает индийскую мелодраму, в которой пропавший

30 лет назад сын чудесно нашелся, и плачет, поскольку находит психическое утешение: либо в надежде

на подобное же чудо в своей жизни, либо от сознания, что не все в жизни трагично и есть надежда на

будущую встречу на том свете. Аналогично этому события развиваются в религиозной мифологии -той

же драме, лишь соотнесенной с параллельным миром. Связующим две истории звеном является их

сюжетный архетип: мать, потерявшая сына, которого убили, внимает религиозному мифу, в котором

убитый сын воскрес, - это утешение если и не в магической вере в подобное воскресение ее

собственного сына уже в этой жизни, то хотя бы в условной надежде на его будущую вечную и

блаженную жизнь. Внешняя канва: имена потусторонних персонажей, их отдельные функции и т. п. -

второстепенны, но их посюсторонняя данность должна быть знакома и привычна (народна,

национальна), чтобы внушать доверие.

Дж. Хендерсон так описывает архетип, лежащий в основе сезонных религиозных праздников,

обнаруживающий себя, в частности, и в праздниках Рождества и Пасхи:

«В праздник Рождества наружу выплескиваются наши чувства по поводу мифологического рождения

ребенка-полубога, даже если мы и не верим в непорочное зачатие Христа или вообще не являемся

верующими. Сами того не подозревая, мы сталкиваемся с символикой возрождения. Это отзвук

безмерно более древнего празднества солнцестояния, несущего надежду обновления задержавшегося

жизненного пейзажа, обычного для северного полушария. Какие бы умудренные мы ни были, нам

нравится этот символический праздник, так же как и симпатичная пасхальная традиция красить яйца и

дарить подарки от имени кролика, в которой мы с удовольствием участвуем вместе с детьми.

...видим ли мы связь между историей рождения, смерти и воскрешения Христа и народной символикой

Пасхи?.. Распятие Христа... вписывается... в ту же схему символики плодородия, которая про-

144

слеживается в обрядах, связанных с Осирисом, Таммузом, Орфеем и Бальдром, то есть тоже

"спасителями" своего рода. Они также были божественного или полубожественного происхождения,

процветали, погибали и возрождались. Фактически они представляли циклические религии, в которых

смерть и возрождение Божества - верховного правителя - были вечно повторяющимся мифом» (Д.

Хендерсон)'.

«Крестьяне Европы понимали христианство как космическую литургию. "Вся природа воздыхает в

ожидании Воскрешения"... После Воплощения мир был восстановлен во всей своей первоначальной

славе. Именно поэтому Церковь и Христос приняли столько космических символов. Для крестьян

Восточной Европы это было вовсе не "оязычиванием" христианства, а напротив, "охристианиванием"

религии их предков», - отмечает М. Элиаде

«Как Илья-пророк сменил в народных поверьях и мифических сказаниях Перуна, так точно древнее

поклонение языческой богине весенних гроз и земного плодородия - Фрее или Ладе — было пере-

несено на пречистую Деву Марию. Поэтому сербы называют Богородицу Огненной Марией и в песнях

говорят о ней как о сестре Ильи Громовитого. (...) К отождествлению Богородицы с древней богиней-

гремницею... послужили, во-первых, сближение языческого мифа о возжжении Перуном солнца, вновь

нарождающегося при зимнем повороте, - с рождеством "праведного солнца" Христа от пресв. Девы

Марии... а во-вторых, христианское представление богородицы "Неопалимою купиною"», - пишет А.

Н. Афанасьев

Такое отождествление имен богов из различных мифологических систем основывается на тождестве

функций их архетипа, иносказательно выраженного в тех или иных ипостасях в зависимости от кон-

текста жизни. Представитель элиты всегда выявляет функции божественного персонажа, а затем ищет

аналог. Так, например, Геродот, описывая пантеон скифов, говорит: «Скифы почитают только сле-

дующих богов. Прежде всего — Гестию, затем Зевса и Гею (Гея у них считается супругой Зевса)... На

скифском языке Гестия называется Табити, Зевс... - Папей, Гея - Апи, Аполлон - Гойтосир, Афродита

Небесная - Аргимпаса, Посейдон - Фагимасад»

. Тем самым, античный историк установил по

функциям соответствие друг другу разноязычных имен одних и тех же божественных персонажей.

Однако если тождества не достигается и новое имя потустороннего персонажа отрицает предыдущее

как ложное, то персонаж, носящий это предыдущее имя, сохраняя свое реальное и буквальное бытие,

приобретает в антропоморфизированном восприятии имидж врага, злой силы. «В процессе

исторического развития... при подав-

Цит. по: Юнг К.-Г. Человек и его символы. С. 106—107. '' Элиаде М. Аспекты мифа. С. 172.

Афанасьев А. Н. Происхождение

мифа. С. 245. 'Геродот. С. 201.

145

лении какого-нибудь культа светской или церковной властью и утверждении новой религии древние

боги продолжали существовать в виде "демонов"», - констатирует Макс Вебер

Тем не менее для верующих, твердо убежденных в исключительной истинности предписаний своей

конфессии, даже самый архетип кажется уникальным и присущим только их религии. Явная схожесть с

другими религиозными культами объясняется ими обычно либо как «еретическо-сектантская» пародия

более поздних религий на их культ, либо как «предзрение», частичное постижение предшествующими

«ветхими» религиями Истины, во всей полноте открывшейся только им одним и только в их культе.

Яркой иллюстрацией такого отношения являются рассуждения протоиерея С. Булгакова на эту тему:

«Язычество имеет предчувствия о всех трех Божеских ипостасях. Бесспорно, оно знает Отчую

ипостась, которую чтит под разными ликами (Мардука, Амона-Ра, Зевса, Юпитера и др.). Вне всякого

сомнения, оно знает и ипостась Сына под образом страждущего, умирающего и воскресающего Бога

(Осирис, Аттис, Адонис - Таммуз, Эсмун, Дионис). Язычество предощущает - именно в силу своего

пантеистического натурализма - излияние в мир благодати Св. Духа... Отсюда понятно и вполне

естественно, если мы встречаем вне христианства - в разной степени приближения - также и учения о

троичности Божества, как это хорошо известно историкам религий. Мы можем назвать одну из тех

религиозных истин, явное предчувствие которых имелось в язычестве, именно почитание

божественного материнства... Если теперь искатели "религиозно-исторических параллелей" находят

соблазнительную близость между Исидой, плачущей над Осирисом, и Богоматерью, склоненной над

телом Спасителя, то нас исполняет удивлением, граничащим с благоговением, это языческое

предчувствие Богоматери» .

ГЛАВА 11. РЕЛИГИОЗНАЯ ЭЛИТА И РИТУАЛ

11.1. Харизматическая и жреческая элиты

Даже единократно совершенное харизматическое действо побуждает нехаризматиков, т. е.

подавляющее большинство людей, искать успеха в его повторении, а значит, устанавливать традицию

и порядок. Для этого необходим профессиональный институт, служители которого должны повторять

и развивать принесший успех ритуал. Это, в свою очередь, требует стабильности института жречества,

священства, хранящего, развивающего и воспроизводящего культ,

Вебер М. С. 98.

Булгаков С. Свет невечерний. С. 285—286.

теологию, религиозную философию. Кроме того, харизматические пророки, провидцы, блаженные,

юродивые, отшельники, пришельцы из прошлого или из будущего зависят только от того, в какой мере они

сами могут авторитетно для масс вещать от имени Небес. Одно ложное пророчество - и пророка побивают

камнями. Одно «Ватерлоо» - и политическое небытие. Их действия иррациональны и произвольны и потому

не могут быть встроены в систему стабильных государственных институтов, где каждое действие

соответствует должности с четко очерченными полномочиями. И потребность общества в абсолютной

стабильности в условиях отсутствия очевидных триумфов и личной харизмы побуждает искать «харизму по

должности».

В отличие от пророков и богословов, в стабильных жреческих институтах харизма всегда дается «по

должности», от имени всего жреческого института, но в этом случае весь церковный институт должен

подтверждать свою харизматичность в повседневной практике своих служителей в целом, «honoris causa»,

совокупностью заслуг, и как исключительный орган посредничества с параллельным, но «здесь и сейчас»

незримо присутствующим миром.

Как пишет Макс Вебер, «откровение и меч... вводили новые отношения. Однако... после смерти пророка или

военного предводителя возникал вопрос о преемнике. Решался ли этот вопрос посредством... избрания по

харизме, посредством... назначения наследника рукоположением... или по наследственной харизме, с этого

момента всегда начиналось в том или ином виде господство правил... Начинается процесс господства

традиционализма... Окружающие харизматического властителя... ученики, апостолы, последователи

становятся священниками, вассалами, прежде всего - должностными лицами»*.

В самом широком смысле институт щхмрессионального жречества регулирует социальное поведение всего

подвластного ему общества с точки зрения реальности присутствия в этом мире сил и персонажей того,

параллельного, мира и реальности взаимодействия с ними. Религиозный институт, как бы харизматически

облеченный тем миром полномочиями на все виды контактов с ним - т. е. на исключительное по-

средничество, — претендует и на исключительность в интерпретации целокупного социального опыта

(нравственного идеала) с точки зрения «встречи в нем двух миров: трансцендентного и имманентного», т. е.

и посюсторонности и потусторонности одновременно. Кстати говоря, на этом базировалось во все времена

корпоративное неприятие жреческой кастой рационального просвещения общества, ведущего к сомнению и

даже отрицанию иррационального, потустороннего компонента общего опыта и развитию чисто

рациональной науки. Запрет на развитие наук о душе - психологии, психоанализа, однозначно ведший

ослушников на

Вебер М. С. 69.

147

костер, закреплял незаменимость жреческой касты во всем, что касалось души человека, и светская власть,

заинтересованная в социальном смирении большинства неграмотного населения, вынужденно соглашалась с

этим.

В случае если жрецы и цари разделяют сферы своего влияния (конституция Итальянской республики в

статье 7 прямо оговаривает обоюдный суверенитет государства и Церкви: «Государство и католическая

Церковь независимы и суверенны в принадлежащей каждому из них сфере. Их отношения регулируются

Латеранскими соглашениями»), то возможен баланс интересов: «кесарю - кесарево, а Богу - Бого-во»; если

же нет - жреческий институт начинает простирать свой внутренний суверенитет на все сферы управления,

превращаясь, по сути, в квазигосударство, ведущее борьбу за верховную власть со светскими конкурентами.

Победа клерикалов приводит в государственной сфере к папоиезаризму, превращающему светских

правителей в завхозов клерикально-теократической империи; победа царя - к цезарепапизму, пре-

вращающему царя в верховного жреца («царя-первосвященника»), а остальных жрецов - в государственных

чиновников по контролю за массовым сознанием и по ритуальным услугам.

«Можно определять "священнослужителей'' и как функционеров регулярно действующего, организованного

предприятия по оказанию влияния на богов, в отличие от индивидуальных действий колдунов,

происходящих от случая к случаю. Между крайними типами этой противоположности существует

скользящая шкала переходов, но в своих "чистых" типах... признаком священства можно считать наличие

каких-либо постоянных мест культа в сочетании с определенным аппаратом культа. Решающим для понятия

священнослужителя можно считать то, что эти функционеры состоят... на службе обобществленного

социального объединения, следовательно, являются его служащими и действуют исключительно в

интересах его членов, а не как колдуны, свободные в своих действиях» (М. Вебер)

При ощущении полной индивидуальной харизмы богоизбранничест-ва или богоносности герой, пророк,

вождь, реформатор, сверхчеловек сам воплощает в своем имидже качества высшей религиозной элиты, и он

и выступает для общества посредником между Небесами и народом. Подтверждением либо опровержением

его богоизбранности является в каждом случае триумф, доказывающий его богоугодносгь, либо поражение,

демонстрирующее его отверженность Небесами. Какие-либо иные религиозные элиты и одиночки либо

вынуждены констатировать триумф и богоугодносгь, либо рискуют стать врагами народа.

Харизма, получаемая по должности, ассоциируется со всем жреческим институтом, и потому, облегчая

индивидуальную жизнь священнослужителям, не требуя от них постоянного личного подтвер-

Там же. С. 99.

148

ждения сверхъестественного действия Божества, нуждается в подтверждении авторитетом Церкви в

целом. Если же Церковь как институт не будет иметь такого авторитета, то либо этот институт будет

заменен обществом на некий другой институт при сохранении православного («правоверного»,

«правогласного» и т. п.) конфессионального учения о Божестве, либо и само учение о Божестве будет

признано обществом ложным, и последует полная реформаторско-револю-ционная смена как

конфессии, так и церковного института.

В эпоху расцвета рационализма, когда в общественном сознании доминирует интеллект,

профессиональная религиозная элита (церковная иерархия, клир, кланы жречества и духовенства,

богословские школы) остается единственным носителем целостного, универсалистского восприятия

мира в соотнесенности временного и вечного, ограниченного и бесконечного - разумеется, в

специфически религиозной интерпретации. Причина в том, что Церковь, как принципиальная антитеза

рационализму, сохраняет и воспроизводит в культе героико-священные образы и письмена, причем

духовенство выступает в качестве движущихся иероглифов: образов потусторонних, сверхвременных и

надпросгранственных персонажей мифа, плодотворно взаимодействует с этими персонажами, а для

магического сознания - и повелевает ими.

При желании «умилостивить» Фатум, Рок, Небеса, но при полном отсутствии для этого знаний и

личной харизмы, человек неизбежно возлагает все заботы по общению с потусторонним миром на

должностных лиц профессиональной религиозной элиты. - Так общественное сознание само

стимулирует вышеописанную трансформацию религиозного сознания в магическое, когда содействие

свыше зависит целиком и полностью от святости самой должности жреца и «правильности»

совершения им ранее установленного ритуала. «Тот, кто... способен применить правильные средства,

— сильнее Бога и может заставить Его подчиниться своей воле. Тогда религиозное действие

превращается из "служения Богу" в "принуждение Бога", а обращение к Богу превращается из молитвы

в формулу»

Соблазн быстрого, легкого, автоматического получения сверхъестественного результата быстро и

легко подтачивает профессиональную религиозную элиту изнутри, будучи усиливаем еще и меркан-

тильными целями. Пропадают стимулы к профессиональному самосовершенствованию, духовному

учительству, психоанализу, усиливаются стимулы лжечудотворства.

Будучи увлекаема простотой магии, элита сама оказывается в плену профанных, экзотерических

представлений о Божестве: «Антропоморфизация богов приводит к тому, - пишет М. Вебер, -что

возможность обрести милость могущественного земного власте-

' Вебер М. С. 96.

149

лина с помощью просьб, подарков, услуг, дани, лести, подкупа и, наконец, посредством угодного ему

поведения переносится на богов, которые, следуя такой аналогии, мыслятся также как могуществен-

ные, лишь обладающие большей силой существа. Тогда возникает необходимость "богослужения"»

В итоге элита теряет действительную харизму и в качестве ее иллюзорного восполнения старается

придать себе самой в глазах верующих магический - «автоматически харизматический» - имидж

носителя Божества, ибо иначе, говоря словами Ямвлиха, она не будет «отличаться от остальных

людей»

. В религиозно-магическом сознании герой или пророк превращается из посредника в живое

воплощение, наместника, живую «замену» Божества, орган Его посюстороннего реального

присутствия и воздействия на естественный ход событий. При этом для магического сознания

воздействие Божества во многом подчинено воле жреца.

Такая трансформация религиозной элиты порождает представление о «непогрешимой инстанции» на

земле - жреце, первосвященнике, инквизиторе, святейших отцах и владыках - «судиях и учителях

вселенной», Церкви в целом и т. п. При проецировании такового подхода за пределы религиозной

группы - на общество, народ и государство - мы получаем теократическое или иерократическое об-

щество, клерикальное папоцезаристское либо авторитарное цезаре-папистское государство (о чем речь

пойдет в следующем разделе). Одновременно политическая элита, «поверив в чудеса» или рассчитывая

обратить их себе на пользу, возводит магию в официоз, а затем, нарушив объективные законы

общественной жизни, естественно, терпит сокрушительные поражения.

Однако и без особых социальных потрясений по мере развития рационализма и интеллектуального

завоевания человечеством природы «сверхъестественные» сущности и потусторонние персонажи

изгоняются из природы: человечество перестает видеть в громе действие Перуна или Илии-пророка,

леса и горные пещеры перестают быть обителями демонов. И сфера социального охвата ритуала, со-

риентированного на магическое восприятие, суживается до самой отсталой части социума, не

имеющей существенного влияния на формирование общественного сознания в целом. Безрезультатные

магические ритуалы дискредитируют и сами себя, и религиозный институт в целом, и понятие харизмы

по должности, и привычную религиозно-мифологическую традицию.

Ответом общества на такую деградацию религии является развитие: 1) интеллектуального атеизма; 2)

множества «новых религий» в лице реформаторских объединений, харизматических или

футуристическо-

Там же.

' Ямвлих. С. 58.

150

утопических сект и коммун, молодежных свободно-харизматических общин, благословляющих и

культивирующих активное участие интеллекта в делах веры, религий со знаком «минус» - сатанистов и

пр.; 3) альтернативной магии харизматиков-одиночек — экстрасенсов, целителей, магов и т. п., не

скованных жесткими догмами и канонами официального ритуала и потому более свободных в своей

деятельности.

Только та Церковь, которая видит свое главное достоинство не в магии, а в хранении эзотерических

знаний, которая сохраняет свой культ как идеографическое воспоминательное действо, способна

выжить в апогей рационализма, ибо только в этом случае утерявшее целостность общественное

сознание будет поневоле видеть в ней действительную и незаменимую элиту и будет обращаться к ней

в поисках утраченной универсальности.

Что касается соотношения внутри религиозной элиты жрецов по должности и индивидуально

авторитетных харизматиков, то для здорового общества жизненно важно добиться некоего

гармоничного баланса между ними путем сохранения гибкой возможности неотторжимого включения

в структуру стабильных институтов профессионального жречества харизматиков: авторитетных

пастырей, учителей, богословов, реформаторов, пророков и пр.

Для этого религиозная элита не должна допускаться обществом ни до иррационального

народоводителъстпва - клерикализма, ни до коллективной деградации на уровне магизма - получения

харизмы лишь по должности, «в силу совершенного действия» («ex opere operate»). Для стабильности

общества, в котором религия есть существенный фактор социальной жизни, необходим стабильный

институт профессионального жречества, священства, но авторитет жреца, священника должен

основываться не на магическом представлении о его должности как таковой, а завоевываться

индивидуальными, хотя бы отдельными харизматическими заслугами, что возможно при условии

подотчетности должности священнослужителя обществу, народу.

11.2. Религиозный ритуал (культ)

Религиозный ритуал (культ) есть ритуал, совершаемый с целью реального общения с силами и

персонажами потустороннего мира, получения от них какой-либо помощи или утверждения ими участ-

ников ритуала в их социальном статусе.

Такое общение выражается прежде всего в желании участников культа вызвать реальное присутствие

персонажей параллельного мира и «упросить» их посредством «угождения» («умилостивления»,

«служения») сверхъестественно содействовать получению нужного результата. Таким образом

«действующие лица мифов становятся участниками сегодняшнего дня, современниками. Это означает

также, что человек живет уже не в хронологическом, а в изначальном

151

времени, когда событие случилось впервые» (М. Элиаде)

. «Ритуальная система имеет задачу

преодолеть и ликвидировать... противоречия между обратимым и необратимым... Ритуалы памяти и

похоронные обряды требуют, чтобы между прошлым и настоящим был возможен некий переход» (К.

Леви-Строс)

Через культ происходит актуализация архетипа, закодированного в мифе с целью его усвоения

участниками культа. Символические действия и устные формулы и проповеди в культе позволяют час-

тично раскодировать иносказание, чтобы каждый участник культа мог соотнести его со своим личным

опытом и перенести на свою жизнь. В этом состоит главная педагогическая и эмоциональная сила

религиозного ритуала. «Культ есть переживаемый миф - миф в действии» (С. Булгаков)

Последователи трансцендентного монотеизма не имеют собственно религиозного культа и совершают

чисто напоминательный ритуал, преследующий воспитательные и эмоциональные цели. В пантеизме,

не тяготеющем к магии, напоминательный ритуал воспроизводит изначальное время также лишь в

сознании участников, в их памяти. Таковы многие древние ритуалы и церемонии, некоторые мистерии

(напоминательного свойства), древнегреческие трагедии, имевшие характер психоаналитического

очищения. Так, Апулей показывает, что в Элевсинские мистерии входили в качестве их естественного

компонента драматические представления и поясняет следующим образом их символический смысл:

«Исида не хотела, чтобы борьба и бедствия, которые она перенесла, были преданы забвению и

молчанию. И она учредила пресвятые мистерии, бывшие картинами, драматическими представлениями

и мимическими сценами перенесенных ею страданий, дабы они служили уроком благочестия и

утешением мужчинам и женщинам, которые бы подверглись подобным испытаниям»

Собственным и исключительным признаком религиозного напоминательного ритуала можно назвать

его обращенность на как бы реально действующие потусторонние персонажи, имеющие в обычном,

нерелигиозном, мифе лишь иносказательное значение. «Самые священные празднования в

богослужениях всех народов - суть память и точное воспроизведение того, что в праисторическую

эпоху было совершено самими богами» (В. Ф. Отто)'

Однако наряду с таким ритуалом существует и магия, базирующаяся на желании подчинить себе

природу столь простым способом. Поэтому культ склоняется либо:

1) к мифологически-напоминательному воспроизведению про-

Цит. по: Хюбнер К. С. 182.

' Леви-Строс К. Первобытное мышление. Цит. по: Хюбнер К. С. 141, 238.

Булгаков С. Свет невечерний. С. 62.

МорэА. С. 148.

Цит. по: Хюбнер К. С. 183.

152

шлых событий в сознании участников действа, где и происходит искомый «катарсис» - внутреннее

переживание реального присутствия Божества и нравственное отождествление себя с героями мифа, очи-

щение души по «образу и подобию» Бога и его святых; либо

2) к магической вере в буквальную тождественность потусторонних персонажей с посюсторонними

людьми, объектами фауны и флоры и реальность явления потусторонних персонажей во плоти

тождественных им и замещающих их объектов, вследствие чего возможно общение с ними посредством

ритуала «теургии» («богоде-лания»), «мистерии» («тайнодейства») или шаманских заклинаний с заведомой

целью получения от них конкретного сверхприродного воздействия на повседневную жизнь, которое может

совсем не затрагивать личность, внутренний мир человека; либо

3) к футуристической вере в реализацию утопии - «будущего рая» - здесь и сейчас («нетеистическая

магия»).

Разумеется, религиозный культ на практике нередко несет в себе и иные, не свойственные собственно

религии, функции, если они исполняются иными, нежреческими элитами: функции национального

самосознания, функции государственного церемониала, функции психотерапевтического лечения. Всё это

неестественные явления, свидетельствующие о болезни общественного организма в целом, поскольку в

таких ситуациях реальна угроза придания жизненно важным сферам социальной жизни чуждых им, и при

этом иррациональных, свойств, ориентированных на достижение принципиально иных целей.

«[То,] что происходит в большинстве мистериальных культур, -это не голое представление, подражающее

событию, но это само событие и его непосредственное свершение, - пишет Э. Кассирер. -"Образ" не

представляет "предмет" - он есть предмет. ...существует момент, в котором происходит настоящая

транссубстанциация -превращение субъекта этого действия в бога или демона, которого он представляет...

Так понятные ритуалы имеют изначально не "аллегорический", "подражающий" или представляющий, но

непременно реальный смысл: они так вплетены в реальность действия, что образуют ее незаменимую

составную часть... Это есть всеобщая вера, что на правильном исполнении ритуала покоится дальнейшее

продолжение человеческой жизни и даже существование мира»'.

«Всемирно распространенный миф о герое, например, всегда описывает могучего человека или

богочеловека, побеждающего зло в любых его проявлениях: в виде драконов, змей, чудовищ, демонов и т.

д., и спасающего людей от разрушений и гибели. Произнесение или ритуальное повторение священных

текстов и церемоний, а также поклонение такому герою посредством танцев, музыки, гимнов, молитв, жерт-

' Хюбнер К. С. 179.

153

воприношений заставляют трепетать аудиторию (как будто силою магического заклинания) и способствуют

самоотождествлению зрителей с героем. ...Элевсинские мистерии, окончательно запрещенные в начале

седьмого века христианской эры... вместе с дельфийским оракулом выражали самую сущность и дух

Древней Греции. Если значительно увеличить масштаб, то сама христианская эра обязана своим именем и

значением древней мистерии о богочеловеке, корни которой уходят в архетипический миф ОсирисаТора

Древнего Египта» (К.-Г. Юнг)'.

В религии степень катарсиса, психоаналитического очищения, максимальна в монотеизме, где вся суть

человеческих усилий направлена на постижение воли трансцендентного абсолютного Творца и сверку своих

действий с этой волей. Минимальна она в магическом пантеизме, где человеческий интерес не простирается

дальше нарушения законов природы с помощью ритуала ради бытового результата. Так, богослужебные

гимны, написанные иероглифами на стенах пирамид наряду с изображениями соответствующих ритуалов,

имели не только общее напоминательное значение, но и использовались жрецами в бытовых, часто сугубо

магических целях - для совершения «треб». (Общий миф об Осирисе известен сегодня лишь по сумме

самостоятельных фрагментов, описывающих в подробностях отдельные сюжеты - например, рассказ об

исцелении Исиды или ее сына Гора от яда змеи, использовавшийся жрецами в качестве текста обряда

излечения умирающего от укуса змеи.) В последнем как раз и заложен механизм перехода от религиозно-

напоминательного культа к магическому.

Религиозная вера в Бога, основывающаяся исключительно на индивидуальном, без посредников, обращении

к нему («харизматическая»), не требует ни храма, ни культовых предметов, ни регламента совершения

ритуала, ни штатных совершителей. Зато в магическом ритуале все эти компоненты абсолютно необходимы,

но при этом может полностью отсутствовать личное обращение к Божеству. Хотя оба этих крайних варианта

на практике встречаются довольно часто, всё же обыкновенно и для большинства людей имеет место

религиозный ритуал, сочетающий и то, и другое в разных пропорциях.

Воспроизведение мифа в ритуале - это действие, совершаемое, как правило, с какими-либо практическими

целями, которые и определяют средства - форму и вид культа.

Мы группируем цели и, соответственно, виды культа в три основных блока:

1) религиозно-напоминательный - основанный на вере в буквальную реальность существования персонажей

мифа, но прикровенных, условно обозначенных внешним повествованием, и направленный на возможность

получения от этих персонажей потустороннего позитивного влияния на естественный ход событий;

' Юнг К.-Г. Человек и его символы. С. 76—77.

154

2) религиозно-магический - основанный на вере в буквальную реальность существования персонажей мифа

точно так, как они изображены, и изначально направленный на бытовые цели посредством нарушения

законов природы либо совершителем культа с помощью подчиненной ему сверхъестественной энергии,

либо самими потусторонними персонажами;

3) религиозно-футуристический - основанный на вере в буквальную реальность будущего рая на земле и

потому не имеющий устойчивой мифологии и соответствующего устойчивого культа. Параметры

грядущего рая отсутствуют, поэтому провозвестники будущего предстают как пришельцы из него, а культ

представляет собой свободную деятельность харизматиков и направляется на тотальное отрицание ценности

настоящего и всего, что не соответствует повелениям этих харизматиков. В жизни общества и государства

данный вид культа начинает играть существенную роль лишь при соединении со светским социал-

романтическим утопизмом.

Структура культа включает в себя следующие основные компоненты:

1) личную веру участников в религиозный миф;

2) полномочного совершителя ритуальных действий;

3) собственно ритуал - идеографические символические действия.

Религиозные мифы, как и все мифы, основываются на архетипе каких-либо жизненных ситуаций, но

специфически ориентированы на возможность реального возвращения частичной или полной первозданной

цельности человека, а значит, и постоянно желаемой стабильности его бытия: сегодня - психологического

«утешения» как элемента и залога будущего блаженного бессмертия, завтра - самого абсолютного

блаженства. Божественные персонажи как бы реально присутствуют в символах, носителями которых

являются участники культа, так что и сами участники освящаются, делаются «святыми», носителями залога

будущего бессмертия. И даже если ритуал не приносит желанной практической пользы, он все же

содействует чаще всего психоаналитическому очищению, утешению человека и этим привлекает его вновь к

себе даже без видимого бытового результата.

Апулей в «Метаморфозах» перечисляет основные этапы мистери-ального сюжета в Элевсинских мистериях,

мистериальной «драмы: "крещение, смерть, возрождение, нисхождение в ад, преображение в Солнце".

Новообращенный прежде всего получает крещение, которое смывает с его души и тела всякие скверны.

Святая вода Нила делает его тем, чем она делает всякого умершего египтянина, который подвергся этому

обряду, - равным Осирису: подобно богу, он умер для земных дел, но возрождается для загробной жизни»'.

Цит. по: МорзА. С. 148-149.

155

Христианство, нисколько не отвергая сам архетип этих мистерий и архетипические свойства

мифологизированной воды, становящейся чудотворной в результате воздействия на нее из параллельного

мира, настаивало лишь на иных именах и ином мифологическом происхождении как данной стихии, так и в

целом персонажей параллельного мира, объявляя все случаи удивительного сходства «происками дьявола»

и «мировым заговором». Так, христианские апологеты II века противопоставляют таинствам Исиды

христианское крещение: «Тщетно думаешь ты, что вода, которую ты чтишь, может спасти тебя. Иная вода

дает людям возрождение и обновление»

. Христианский святой и апологет Иустин-мученик по-своему

раскрыл причину внешней и внутренней схожести ритуалов: «...бесы, узнав через иудейских пророков о

скором пришествии Господа, поспешили изобрести басню о боге Дионисе, чтобы распространить ее среди

эллинов и других народов»

. (Не вполне понятно, от кого бесы могли узнать о воскресении Христа в

Древнем Египте, когда иудейские пророки еще не родились, а таинства Осириса и Исиды уже совершались

повсеместно? - Может быть, бесы, по мнению Иустина, еще более всеведущие, чем Бог?) Знаменитый

христианский апологет Тертуллиан заявил в свое время по поводу всенародного празднования в Риме

воскресения Атгиса: «Так-то подражает дьявол воскрешению Господа»

. Известно, что в древней

христианской Церкви наказывали несведущих верующих, которые воздавали поклонение образу Исиды с

богомладенцем на руках, принимая ее за иудейско-христианскую ипостась Богородицы.

Верующие любых религиозных традиций и культов имеют одни и те же религиозные чувства, но считают

единственно истинной только свою веру. Осирис именуется «правогласным», что, по сути, то же самое, что

и «православный», и «правоверный». «Для христиан всех конфессий, - отмечает М. Элиаде, - центром

религиозной жизни является драма Иисуса Христа. Имевшая место как историческое событие, эта драма

сделала возможным спасение. Следовательно, есть только один способ обрести спасение: ритуально

воспроизвести, повторить эту драму, высший ее образец, каковым является жизнь и учение Иисуса.

Подобное религиозное поведение характерно для подлинного мифологического мышления...»

Проиллюстрируем эту мысль выдержками из текста ритуального плача Исиды над телом ее мифического

брата-мужа Осириса, убитого врагами Египта:

Сливается небо с землею: Тень на земле сегодня,

Там же. С. 149.

* Цит. по: Торчинов Е. А. С. 129.

' Там же.

Элиаде М. Аспекты мифа. С. 169.

156

Пало небо на землю...

Мужчины и женщины в городе

Ищут Господа нашего...

О брат, приди, да увидим Тебя!

Руки мои простерты приветствовать Тебя,

Руки мои подъяты, чтоб защищать Тебя!..

Владыка, Владыка, вознесенный над его отцами,

Первенец тела Его Матери!

Да вернешься Ты к нам в прежнем образе Своем...

О Севера Царь, Господь вечности,

Взлети к жизни, о Князь бесконечности!..

Ты больше, чем боги...

Нил - истечение Твоего тела,

Оживляющий знать и народ,

Владыка пищи, Господь растений,

Великий, Древо жизни...

(Тексты пирамид)

Изображаемые в египетской иконографии и в ритуале по левую и правую сторону от тела умершего

Осириса две жены — приснодева-богоматерь Исида и «грешная» Нефтида — поют вечному Осирису:

Хотя Ты уходил, да придешь Ты!

Хотя Ты спал, да проснешься Ты!

Хотя Ты умер, да оживешь Ты!

Исида Тебя обмывает,

Несртида Тебя очищает...

Да пробудится Бог! Да восстанет Бог!

О Осирис! Восстань!...

О Осирис, Ты — Бог могучий,

И нет бога, подобного Тебе! (...)

Пробуждается Осирис,

Встает Бог, овладевает Бог Своим телом...

Восходит Осирис! Чист скипетр!

Высок Владыка истины!..

Слава Тебе, Осирис,

Владыка вечности, Царь богов!..

Владыка восхвалений в небе южном

И прославлений в небе северном.

Незаходящие звезды пред лицом Его...

В преисподней сущие целуют землю,

И жители некрополя склоняются.

Предки ликуют, когда видят Его,

И находящиеся там - в страхе пред Ним.

Обе Земли вместе восхваляют Его

При приближении Его Величества

Цит. по: Матъе М. С. 242-244.

Там же. С. 264.

157

В греко-римскую эпоху культ Осириса и Исиды вышел далеко за пределы Египта: и греки, и римляне

«при жизни участвовали в обе-тованиях будущей жизни при условии, что примут подобие смерти

Осириса: как истинный бог, этот жив навеки, так же истинно жив будет посвященный (в его культ)

после смерти своей. И подобно тому как в Египте каждый умерший, освященный ритуалом, носит и

принимает роль Осириса, посвященный в культ Исиды изображается в одежде и с атрибутами

Сераписа (эллинского аналога Осириса, включившего в себя и образ римского Аттиса). Переступив

порог смерти, неофит внезапно возрождался, и день его посвящения был первым днем его

"действительной жизни" Посвященный надевал облачение, сверкающее как день, подобное покрову

воскресшего Осириса: это прообраз его "славного" тела, исшедшего из земной оболочки»

Во фригийских мистериях, где популярнейший в Римской империи бог Атгис играл ту же роль, что и

Осирис в ритуале Исиды, перед днем весеннего равноденствия 25 марта статуэтку Аттиса хоронили в

земле и объявляли всеобщую скорбь и молчание. А 25 марта жрец возглашал: «"Жив Атгис, жив!

Радуйся, Жених, Свет Новый, радуйся!" Могила Аттиса отверзалась, и бог восставал из мертвых, а

жрец помазывал уста скорбящих миррой (или елеем). Этот день праздновался как день воскресения

бога, проходил как карнавал и назывался Праздником Радости»

. Певцы пели: «Исполнитесь доверия, о

новообращенные! Ибо спасен бог, и для вас так же из испытаний ваших произойдет спасение»'

. Не

менее впечатляюще выглядели ритуалы оплакивания умершего и воспевания воскресшего бога в

культе Адониса, распространенного в Элладе, Сирии и Финикии.

Плутарх выразил суть архетипа мифа и культа Осириса и Исиды - общего для всех мифов и культов

древности - в следующем изречении: «Исида изобрела средство, дающее бессмертие»*.

А вот текст молитвы Деве-Богоматери примерно того же периода:

О святейшая человеческого рода вечная заступница,

смертных постоянная охранительница,

что являешь себя несчастным в бедах нежной матерью...

На море и на суше ты людям покровительствуешь,

в жизненных бурях простираешь десницу спасительную...

И я, для воздания похвал тебе - нищий разумом,

для жертв благодарственных - бедный имуществом,

нет у меня слов, чтобы выразить,

что я в твоем величии чувствую.

Ведь тысячи уст не хватило бы для этого...

' МорэА. С. 72.

Терминов Е. А. С. 115.

МорэА. С. 151.

Там же. С. 72.

158

то единственное, что в состоянии сделать неимущий благочестивей,

то и сделаю:

лик твой небесный и божественность святейшую

в глубине моего сердца запечатлею на веки вечные'.

Современному человеку может показаться, что это отрывок из христианской молитвы Богородице,

историческим прототипом которой является праведная иудеянка Мариам, однако это приведенный в

«Метаморфозах» Апулея текст молитвы пресвятой Деве-Богоматери, которую миллионы людей в

течение нескольких тысячелетий называли Исидой. Примерно так же воспевалась и Богоматерь Кибела

- римский аналог Исиды, — весьма почитавшаяся императором Юлианом Отступником. Можно

сказать, что верующий воспевает обобщенные черты идеального, эталонного существа,

существующего в его (под)сознании как архетип совокупного религиозного опыта, называя это

существо в соответствии с фольклором и традициями.

Приведенные выше гимны наглядно показывают внутреннее (а во многом и внешнее) сходство

египетского ритуала с ритуалами иных религий. Структурой наиболее популярных в древних Афинах,

наиболее значимых Элевсинских мистерий был тот же самый цикл: ритуально проигрывалась ситуация

страдающего, умирающего, сходящего во ад и воскресающего божества - разумеется, с другими

именами, подробностями, фольклором, распределением функций по персонажам. (Сходящий в ад бог

Орфей сумел пройти через затворенные двери средневековой инквизиции и являет себя в наши дни

человечеству в мистериях театра.) Общим является сам архетип спасительной миссии Божества по

отношению к падшему человечеству, эмпирически насыщаемый национальными именами, географи-

ческими подробностями, вероучительными деталями, отображающими специфику момента и

социальную потребность, и проигрываемый в культовой мистерии.

«Зороастр предчувствовал, что конец мира неизбежен, и именно ему Ахура-Мазда поручил возвестить

Истину и поднять людей на решающее сражение... Зороастр учил, что после него придет Саошйант -

"праведный человек, благого происхождения"... Он и поведет людей в последний бой против зла.

Последователи Зороастра... верили, что Саошйант родится от семени пророка, чудесным образом

сохраняющегося в глубине вод одного озера... Когда приблизится конец времен, в нем искупается

девушка и зачнет от пророка. В назначенный срок она родит сына по имени Астват-Эрета

("Воплощающий праведность, истину")... Несмотря на свое чудесное зачатие, грядущий Спаситель

мира будет человеком, сыном людей... Саошйанту будет сопутствовать... Божественная благодать. (...)

Подобно тому как в представлении о грядущем Спасителе появляются элементы чуда, так же и

личность самого про-

РановичА. Б. С. 151-152.

159

рока с течением времени все более и более возвеличивалась. В текстах "Младшей Авесты" Зороастр

никогда не обожествлялся, но превозносится как "первый священнослужитель... владыка и судья мира"

(Яшт 13, 89, 91), как тот, при рождении которого "возрадовались воды и растения... и все существа

благого творения" (Япгг 13,99)»'.

Для верующих, у которых религиозное сознание доминирует над всем остальным, свой культ является

единственно истинным и спасительным, ибо они ощущают заложенный в нем жизненный архетип,

психологически «проигрывают» его в своем сознании, сопереживают воспроизведению всей

архетипической истории и отождествляют себя с позитивными персонажами, победившими зло,

болезни и самую смерть, обретшими вечное блаженство. Возникающее при этом положительное

религиозное чувство существенно усиливается и личностной мотивацией, когда человек, «проигрывая»

заново некую ситуацию, психоаналитически как бы «исправляет» свою жизнь, поступая, как святой

персонаж, герой или сверхчеловек, и в этом находит подсознательное очищение и утешение. Уже

только поэтому гибельно для общества смешивать религиозный иррациональный фактор со сферами,

требующими рационального подхода. «Не здраво рассуждает математик, если он хочет волю Божескую

циркулем измерить. Таков же и богословия учитель, если он хочет движению звезд по Псалтири

научиться», - остроумно заметил в свое время М. В. Ломоносов.

11.3. Магия и магический культ

Не проходящий внутренний страх перед неопределенностью завтрашнего дня, вызванный утерей

ощущения «божественного», отсутствие веры в Живого Личного и Всемогущего Бога, отсутствие

рациональных знаний, осознание собственного бессилия побуждают искать реальное, пусть хотя бы и

скрытое (мистическое), присутствие мифических персонажей в тех или иных вещах, предметах,

существах.

Магия - вид культа, базирующийся на убежденности в реальном буквальном посюстороннем

присутствии персонажей мифа (личном воплощении либо через посредство энергии) в людях,

представителях фауны и флоры, природных и рукотворных предметах, и совершаемый изначально с

верой в реальную возможность принуждения или повелевания этими персонажами или их

сверхъестественной энергией. Носители потусторонней энергии становятся объектами культового

почитания и поклонения («силы добра») или ритуального проклятия («силы зла»). Это знаки, амулеты,

священные либо заклятые изображения, ритуальная пища, предметы индивидуального и общест-

венного культа, тела птиц, животных, здравствующих либо усопших людей: «богоносных», «святых»

либо «бесноватых», «ведьм» и т. п.

Бойс М. С. 56-57.

160

Указанные носители воспринимаются как отображения параллельного мира, имеющие чудотворный ключ

или формулу открытия двери в Зазеркалье. При взаимодействии с такими объектами и начинаются «чудеса в

настоящем».

Таким образом, в отличие от религии, магия воспринимает и сам ритуал не как символическое,

воспоминающее действо, направленное на нравственный катарсис, и даже не как мистерию, в которой

сверхъестественные силы упрашиваются благодатно вмешаться в естественный ход событий, а как