Полосин В.С. Миф, религия, государство

Подождите немного. Документ загружается.

рез действия посвященных людей - посредников - культ, либо через пассионарного сверхчеловека из

будущего, так что персонажи того мира могут реально нарушать законы природы и общества этого

мира, а люди этого мира могут привлекать к себе сверхъестественную силу того мира.

Мы не исследуем здесь мировоззрение с точки зрения истинности или ложности его иррациональных, а

тем более - трансцендентных представлений, оставляя это по принадлежности богословию. Однако

необходимость воспроизведения в социуме полученной действительно или мнимо, но извне, Истины

делает эту Истину воплощенной: начинается процесс социализации того, что может быть без слов,

созерцательно понятно отдельно взятому индивиду; деятельность социальных субъектов в этом случае

становится в обеих системах действительно религиозно мотивированной. И тогда закономерно

вступает в действие механизм, описанный нами выше - в отношении необходимости и объективности

мифа и мифологического познания.

Следует отметить при этом, что в трансцендентном монотеизме социальная мотивация идет

преимущественно через нравственность, и потому общественное сознание менее ориентировано на

культ и более на правила поведения и нормы человеческих взаимоотношений, оно более рационально,

посюсторонний человек - его главная ценность, и потому его мифология более иносказательна и

обращена на социальные, национальные и государственные цели. В проекции на политику

трансцендентный монотеизм (иудаизм, новозаветное христианство, ислам) - идейная основа

народоправства, поскольку воля Бога познаваема лишь через свое непосредственное отображение в

народном волеизъявлении. Налицо прямая и без посредников связь «Бог - народ», и именно народ

осознает себя в качестве нации -Матери-Родины, рождающей национального сверхчеловека, т. е.

уполномочивает кого-либо из своей среды быть ответственным руководителем. Монотеизм

благоприятствует развитию науки, поскольку ничто земное не содержит ни малейшей части существа

Бога и потому может и должно быть рационально изучено. Когда средневековая Европа утопала в

дикости и магии, именно исламская монотеистическая культура в IX-XIII веках принесла в нее свет

образования и науки: первые университеты, ученые степени, интерпретации античной философии,

логику, химию, медицину, первые опыты с созданием прообраза компьютера - «искусственного

интеллекта». Собственно европейская цивилизация началась по мере освобождения от пут

средневековой пантеистической религии, главным образом через Ренессанс и религиозную

Реформацию.

В пантеизме же очевидна преимущественная направленность на бытовые цели, как бы достигаемые

через культ; поэтому пантеистическое сознание более обрядово-религиозно и иррационально, его

123

мифология более склонна к магии, человек для него - недостойный раб, червь, винтик, ценность

которого возрастает лишь в меру присутствия в нем потусторонней энергии (благодати,

пассионарности из прошлого или из будущего) и в меру соответствия его имиджа глобальным планам

потустороннего мира (возвращенного «золотого века», параллельно-симметричного Царствия

Божия или светлого будущего рая). Место Родины-Матери занимает глобальный посредник между

этим и тем мирами: магический человекобог или жреческая корпорация - одна или в союзе с какой-

либо иной правящей политической элитой (военно-аристократической, олигархической или бю-

рократической). В отношении науки пантеизм, населяющий этот мир богами, противится

проникновению разума в те сферы, где может быть высвечено отсутствие проповедуемой им

потусторонней силы. Так, представитель воинствующего пантеизма «ангельский доктор» Фома

Аквинат, автор теории об одержимости людей бесами, преодолеваемой только через ритуальное

сожжение на костре, стал символом такого отношения к науке: согласно преданию, когда в XIII веке

Альберт Больштедский создал первого в Европе робота - человекоподобную говорящую и ходящую

куклу, то «ангельский доктор» усмотрел в ней «деяние диавола» и разбил ее своим недюжинным

кулаком'.

При рациональном подходе к магии, характерном для элитарных групп и для современной западной

цивилизации в целом (пример тому — бестселлер Д. Карнеги «Как приобрести друзей и оказывать

влияние на людей»), «вера в Бога и молитва рекомендуются в качестве средства, которое поможет

повысить способность человека добиваться успеха. Подобно тому как современные психиатры

рекомендуют служащему быть счастливым, чтобы лучше привлекать клиентов, некоторые священники

рекомендуют любить Бога, чтобы добиться большего успеха. "Сделай Бога своим товарищем"

означает: "сделай Бога компаньоном в бизнесе", а не "соединись с Ним в любви, справедливости и

правде". Так же как братскую любовь заменила безликая деловая честность, Господь Бог превратился в

далекого от нас Генерального Директора фирмы "Вселенная, Инкорпорэйтэд". Вы знаете, что Он есть,

что Он - режиссер спектакля (хотя, наверное, можно было бы обойтись и без Него), вы никогда не

видите Его, но признаете Его руководство, когда "играете свою роль" (Э. Фромм)'

В проекции на политику пантеизм от условной и не органичной ему демократии (типа эллинской, с

выборами по жребию и наличием полностью бесправных рабов) тяготеет более всего к представитель-

ной монархии, а в случае дискредитации последней - к абсолютной

' Петрунин Ю. Ю. С. 46-47.

Фромм Э. Душа человека. С. 165.

124

монархии, самодержавию (автократии), когда глава государства -воплощенный бог на земле,

богочеловек, или же носитель божества, человекобог, получивший от него (т. е. от божества)

непосредственно, т. е. неподконтрольно и безотчетно перед народом, абсолютную власть над людьми.

В соответствии с делением мифически абсолютного времени на три периода, пантеизм может

постулировать потустороннее царство в прошлом, в параллельном настоящем или в будущем.

С учетом этого мы обособляем в системе пантеизма естественно сложившиеся природные религии и

эклектические, синкретические религии, искусственно созданные жреческой элитой на основе ком-

пиляции различных компонентов природных религий и философии с целью легитимизации массовым

полифоническим сознанием единого социально-политического строя во главе с «наместником Бога» на

земле. К последним относятся и футуристические религии, которые в силу обращенности в еще

неведомое будущее не имеют устоявшихся традиций и ритуала и потому носят как бы нетеистический

характер, абсолютизируя взамен личность своего вождя-пророка.

Тем самым, в социальном измерении мы получаем четыре типа религии:

1) народные религии с природной мифологией;

2) синкретические, наднациональные религии, искусственно созданные жреческой элитой;

3) футуристические социал-утопические религии;

4) религии Откровения (трансцендентный монотеизм).

Данная классификация исходит не из оценки религий как исторически сложившихся целостных систем

верований, культа, иерархии и т. п. или же как типов иррационального мировоззрения. Нас интересует,

какие мировоззренческие компоненты и каким конкретно образом влияют на решение о признании

легитимности того или иного монарха, вождя, правящей элиты и т. д. Индивид при совершении того

или иного политического действия не думает, мировая или не мировая религия повлияла на его

решение и может вообще не помнить о религии так таковой. В его сознании и подсознании сфор-

мировалась некая система ценностей, выступающая критерием при принятии им политических

решений. Поэтому критерием данной классификации выступает социальное волеполагание субъекта

политической деятельности.

Говоря о четырех видах религии, мы рассматриваем их с точки зрения фактической мотивации

социально-политической деятельности индивида.

Первый вид - это так называемые «языческие» религии.

Второй - синкретические, искусственно созданные элитами надэтни-ческие религиозные системы,

возникающие, как правило, при желании создать или укрепить многоэтническую империю. Для этого

нужно

125

выйти за рамки этнической ограниченности «народных» религий и создать универсальную систему,

пирамиду, вершина которой - монарх, божественный цезарь август, уходящий головой в небеса. Он

наднационален, неподотчетен и неподконтролен отдельным народам империи. Макс Вебер

убедительно показал, что монархия, желающая укрепиться и перерасти в самодержавие, всегда

стремится к религиозному монизму, к универсализации пантеона, чтобы монарх был единым

посредником с божеством для всех народов. В качестве примера М. Вебер приводит фараона-

реформатора Эхнатона.

К третьему виду относятся религии футуристические - те, которые всю шкалу земных ценностей

переносят не в прошлый «золотой век» и даже не в параллельный, «горний» мир, а в будущее, так что

настоящее обесценивается, становясь лишь сырым материалом для грядущего рая.

И наконец, четвертый вид образуют религии Откровения - это религии, основанные на традиции

пророков, начиная с Авраама и заканчивая Мухаммадом. Здесь монизм отрывается от земли и по-

стулирует, что Бог не только един, но и трансцендентен. Данная мировоззренческая ориентация

противится сакрализации любой земной власти, поскольку власть дается Богом непосредственно

народу как совокупности всех верующих, и никто, кроме пророков, не вправе говорить от имени Бога.

Верховный правитель оказывается подконтрольным народу, по меньшей мере, в части соблюдения им

самим религиозных предписаний об общественной справедливости. Религии Откровения в

максимальной степени благоприятствуют утверждению реального народовластия.

Человек, принадлежащий к одной конфессиональной системе и даже к одному церковному институту,

может руководствоваться в одной ситуации народными, «языческими» представлениями, в другой -

трансцендентно-монотеистическими, в третьей - футуристическими и т. д. Поэтому наша задача

сводится к тому, чтобы выявить посредством анализа мифологии фактически господствующее в дан-

ном обществе мировоззрение, его доминанты при принятии политических решений, что позволит не

только дать объективную оценку прошлому, но и получить возможность прогнозировать развитие

политического процесса.

Цель настоящей работы - выявление реальной, фактической мотивации субъектов политического

процесса.

9.2. Вера в буквальность мифа

Вера в буквальное реальное существование персонажей мифических (и мифологизированных) историй

и в возможность самостоятельного влияния этих персонажей на естественные события, а равно и

знание их функциональной символики, является кодом, по которо-

126

му реальный опыт трансформируется в религиозный миф. Без учета данного обстоятельства

невозможно не только раскодировать - демифологизировать реальный социальный опыт, но и вообще

трудно понять описываемые события, в которых сверхъестественные («нуминозные») существа

выступают реально действующими субъектами истории - как, например, активное вмешательство

богов в ход Троянской войны у Гомера, когда боги, сочувствовавшие противоборствовавшим

сторонам, склоняли чашу весов то в одну, то в другую сторону.

Функциональная символика каждого из этих сверхъестественных существ отображает вполне

естественный социальный опыт, например, особенности психологического настроя на битву:

вхождение в имидж Героя, устрашение противника, хитрость в тактике боя и т. д. «Где зреет зерно, там

Деметра. Где гремит битва, там место Ареса, где люди сгорают от любви друг к другу, там царствует

Афродита, где действует практический ум или высказывается мудрый совет... там правит Афина... Все

идеальное содержание души здесь одновременно принимает материальную форму, превращается в

субстанциональную, конкретную сущность и образует с материальным содержанием природы целост-

ность, которая несет в себе при этом идеальные черты нуминозного существа, бога. Это приводит к

тому, что и раздор (Эрис), мир (Ирина), справедливость (Дике), порядок (Евномия), устав (Темис), сон

(Гипнос), память (Мнемозина) представляются персонифицированно. ...присутствие Гермеса заметно и

в том случае, если во время званого обеда внезапно возникает тишина (которую сегодня в шутку

объясняют тем, что через комнату пролетел ангел)... Боги суть зафиксированные формы сложного

опыта, которые для человеческого мира имеют значение пра-образов» (К. Хюбнер) .

Для коллективного восприятия древними греками этого опыта поэт-мифолог Гомер типизировал,

обобщил конкретные свойства и качества человека до уровня героического архетипа - Героя как та-

кового (лишь с отдельными индивидуальными отличиями) и иносказательно нарисовал этот образ в его

соотнесенности с Фатумом, «волей Небес» - как «угодника богов». Античный историк Геродот

говорит: «Гесиод и Гомер... установили для эллинов генеалогическое древо богов, дали имена и

прозвища, разделили между ними почести и круг деятельности и описали их образы»

. Так, через

иносказание, средствами религиозной символики, родились образы человекобогов, состоящих в

персональных отношениях со своими родичами на Небе, которые не замедлили принять участие в

борьбе своих земных «вочеловеченных сыновей» с их врагами.

Хюбнер К. С. 113-114. '* Геродот. С. 97.

127

У Гомера это тем не менее религиозно-напоминательная мифология, поскольку при анализе действий

героев «Илиады» не выявляется никакой иной мотивации поступков героев, кроме земных, то есть при

анализе функций богов и человекобогов открывается, что сами они суть иносказание о вещах вполне

естественных. Однако религиозные греки, верившие в буквальное бытие изображенных богов, не

соотнесли бы описанную Гомером войну (социальный опыт) с вечностью, с общим порядком космоса,

с исторической Традицией, если бы Гомер не сделал ссылки на абсолютное; для религиозного сознания

ссылка на Небеса, на освященносгь свыше - это привычный и единственный знак достоверности,

позитивности и всеобщности. «Боги служили грекам алфавитом, который, говоря словами И. Канта,

позволял им проговаривать их опыт. ...боги внесли во все вещи порядок и каждой определили свое

место. Поэтому В. Буркерт называет миф «комплексом повествований, в котором очевидные людям

схемы... составляются в многослойную систему знаков, которая по-разному применяется для

просветления реальности»

(К. Хюбнер)

Демифологизация той же «Илиады» открывает естественную логику событий, доступную

рациональному восприятию: хитрость греков в части сооружения троянского коня может называться

«божественной», «данной свыше», однако источник этой хитрости -все же в их сознании. Напротив,

для магического сознания «Илиада» и особенно «Одиссея» стали источником составления ритуала

многих мистерий.

9.3. Религиозная традиция и футуризм

Чтобы достичь желаемого, человек ориентируется в окружающей среде, где явственно выступают три

реальности: «прошлое», «настоящее» и «будущее». «Прошлое» - традиция, хранящая совокупный опыт

многих поколений. «Настоящее» - это оценка сиюминутной ситуации, быстрый расчет, риск, но

опирающийся на опыт «прошлого». «Будущее» - это харизма в чистом виде при полном отрицании

«прошлого»: каждая новая истина добывается из «будущего» и утверждается победой, триумфом в

«настоящем».

1) Если человек в большей мере полагается на проверенный мистический опыт «прошлого» -

Традицию, то для призывания сверхъестественных существ он уже необходимым образом должен

прибегать к опыту посредников, религиозных специалистов, государственных и общекультурных

церемониймейстеров, т. е. профессиональной жреческой элиты. Собственные представления такого

человека о Божестве лишены личного опыта, а потому неведомое Божество, Фатум, Рок, Высший

Разум выступает для него в каком-либо опытно

Цит. по: Хюбнер К. С. 120.

128

ведомом, привычном образе: персонифицированных стихий, предметов, растений, в зооморсрном или

антропоморфном виде.

Такая церковная вера предполагает наличие в собственно религиозной сфере как священных

должностей для совершения ритуала, так и относительно стабильных институтов жречества,

священства, хранящих, развивающих и воспроизводящих теологию и религиозную философию.

Харизма свыше дается строго «по должности», но как раз поэтому она должна подтверждаться всем

церковным институтом как коллективным посредником с Небесами.

2) Если человек в большей мере ориентируется на «настоящее», то налицо сочетание вышеописанной

модели с отдельными проявлениями личной харизмы, предполагающей в самом человеке достаточно

личного дерзновения для прямого и непосредственного общения с потусторонним,

сверхъестественным миром. Это вера харизматическая, но харизма все же зависит от прошлого опыта,

от его канонов, хотя и способна вносить в него некоторую корректировку.

Яркой иллюстрацией такой веры являются упомянутые повествования Гомера: героям,

сверхчеловекам, народоводителям не нужна культовая регламентация, не нужны жрецы-посредники с

потусторонним миром. Они сами себе элита, из «настоящего» они сразу пытаются шагать в

«будущее» по собственной интерпретации «прошлого-» - по внутреннему наитию: «Я пришел

не нарушить, но исполнить» (Мф. 5: 17), «Не заботьтесь о завтрашнем дне» (Мф. 6: 34). Если они и

призывают на разовую помощь какую-то иную религиозную элиту, то опять-таки харизматических

одиночек: персонально авторитетных провидцев, пророков, странствующих проповедников или

мудрецов, экстрасенсов. Как отмечает К.-Г. Юнг, «именно ощущение глубокого смысла существования

на Земле возвышает человека над банальным потребительством... Если бы святой Павел, например,

считал, что он лишь странствующий ковровщик, он не стал бы тем, кем стал. Его подлинная и полная

смысла жизнь опиралась на внутреннюю убежденность в том, что он - посланник Господа... Миф,

овладевший им, выделил его из простых ремесленников»

. 3) Если человек в большей мере

ориентируется на «будущее», царство которого совершенно не определено, не ясно, не может иметь

четких параметров и даже контуров, канонов его достижения, а его персонажи тем более не известны,

то «прошлое» теряет всякую ценность, и единственным критерием правильности выступают ведущие в

завтрашний день очевидные победы, триумфы, сверхъестественные чудеса. Отсюда теряет

самоценность и «настоящее», поскольку в нем ценны только указанные победы, спроецированные в

«будущее». Человек как таковой теряет ценность как личность и становится лишь грубым материалом,

из которого путем отсечения

' Юнг К.-Г. Человек и его символы. С. 85—87.

129

ненужной плоти родится богоизбранный житель будущего рая, или винтиком в машине, создающей

технократический рай, или удобрением для светлого земледельческого рая.

Яркий пример тому - Моисей, уведший народ иудейский из сытого Египта в пустыню ради будущего

рая в земле обетованной. Когда Моисей совершал очевидные чудеса, его почитали вождем, когда

начинался голод, народ бунтовал. Харизма Моисея - единственный критерий правильности веры в

«будущее». Однако подобные случаи крайне редки и вызываются к жизни скорее экстремальными

условиями, нежели кем-то придуманными учениями, поэтому подобная футуристическая вера в

собственно религиозном виде имеет место, как правило, в замкнутых «тоталитарных» сектах и

общинах-коммунах с подчеркнуто утопической и эсхатологической направленностью. Вера в реальную

буквальность иносказания при футуризме принимает форму веры в очень близкий конец света, за

которым последует реализация их утопии. Знаменитая фраза апостола Павла: «Если кто не хочет

трудиться, тот и не ешь» (2 Фес. 3: 10) обращена как раз к тем христианам-утопистам, которые в

ожидании конца света продали имущество, сдав деньги в общину, и не хотели работать.

Поэтому в реальной социальной жизни футуристическая религия сама по себе не имеет существенного

влияния и не может трансформироваться в какую-то социальную доктрину, в идеологию, ограни-

чиваясь лишь узкими группами радикалов или окончательно отчаявшихся людей. Однако в форс-

мажорных обстоятельствах, при утрате веры народа в официальную религию и харизматичность ее

служителей и носителей-политиков футуристическая вера может стать иррациональным фундаментом

для светской социал-романтической утопии, средством материализации какого-нибудь бродячего

призрака абсолютного пассионарного величия одной социальной группы или одного избранного

народа. Материализация такой тотальной светско-религиозной утопии всегда тотальна и принудитель-

на: в отсутствие религиозных чудес колеблющаяся вера в светлое будущее может быть укреплена

исключительно внушаемым правящей элитой всеобъемлющим страхом перед неизбежной утратой

вслед за верой в светлое будущее и всего бытия.

Подавляющее большинство людей живет между этими полюсами религиозной, веры, прибегая в

случаях индивидуальных трудностей к услугам харизматиков-одиночек (колдунов = экстрасенсов,

целителей, предсказателей и т. п.), а в целом предпочитая во избежание непредвиденных

неприятностей «умилостивлять» Фатум, Рок, Небеса, где «что-то есть», оплатой труда

профессиональной жреческой элиты и участием в ее официальном ритуале. Таким образом, мы имеем

в качестве одной крайней точки индивидуальную профетиче-скую веру и ощущение своей

богоизбранности (по канонам прошлого либо по зову будущего), в качестве другой - предельную

социализа-

130

цию религиозной веры, почти полностью исключающую момент личного участия в общении с

потусторонним миром и оставляющую лишь некое желание повлиять на потустороннюю сферу,

реализуемое с помощью других лиц.

ГЛАВА 10. ОБЩЕРЕЛИГИОЗНЫЕ АРХЕТИПЫ 10.1. Триада как верховный

архетип

Я семь День Вчерашний, День Сегодняшний и День Завтрашний; Я — Божественная сокрытая Душа, создающая богов и

дающая небесную пищу;

Я — Владелец двух Божественных ликов;

Я — Властелин тех, кто воскрешен из мертвых'.

Таково начало одной из древнейших молитв Осирису «О восхождении к свету в Загробном Царстве»,

начертанной лазурными иероглифами на железной плите под иконой Осириса. На иконе усопший

поклоняется солнечному диску, восходящему над вершиной Древа жизни.

В религиозных вероучительных системах (конфессиях) диалектическая триада мифа проецируется на

всё мировосприятие индивида: и на представление о полноте вселенной, антропоморфно восприни-

маемой как некая эманация Первоединого, Универсума, или Его реальное проявление, и на веру в

реальную возможность достижения собственной абсолютной стабильности, полноты, самости через

мис-териальное вхождение в реальный параллельно существующий, вышестоящий мир этого

Универсума (отсюда в православии цель человеческой жизни — «обожение», «теосис» (греч.)). Тем

самым, ввиду необходимости перейти от статичного Первоединого к действующему Божеству, т. е.

установить динамическую связь сего и того миров, или, говоря иначе, в целях оправдать и

интерпретировать теофанию, религиозное сознание выносит логическую вспомогательную конст-

рукцию самого сознания - триаду - за пределы самого себя и наделяет ее как бы собственным бытием.

При этом происходит антропо-морфизация или зооморфизация, и внутренняя мыслительная схема

предстает перед взором верующего как бы вовне, в качестве персонифицированных посюсторонних

проявлений потустороннего Божества - трех Его основных модусов (образов действия), ипостасей

(индивидуализированных форм, ликов) или аспектов (см. п. 8.2).

В предыдущей главе мы остановились на классификации пантеона по функциональным свойствам

богов. Несмотря на все многообразие этих функций и, соответственно, имен и образов, пантеон по

Бадж У. Путешествие души... С. 213.

ы 131

внутреннему распределению функций всегда структурирован триа-дически, хотя на уровне народного

массового сознания эта триадич-ность не всегда явлена или имеет весьма экзотический вид:

Благослови, Троица Богородица, Нам в лес пойти, венки завивать! Аи, Дидо, аи, Ладо! (Русская народная песня, XIX век)

Высшая, архетипическая триада, проецируясь на эмпирические аспекты бытия, рождает более частные

триады или их отдельные, как бы самостоятельные, ипостасные воплощения с иными либо более

узкими функциями. Так, в древнейшей культуре Шумера 4-5 тысяч лет назад на печатях часто

изображались четыре высших божественных персонажа, а всего их было, как и в более поздних рели-

гиях, весьма много, однако анализ их функций и сам порядок их изображения указывают на

функциональную триаду: 1) АН (Отец Неба и всех богов), 2) Бог-Дух, повелитель водной стихии -

Энки, 3) Иннана — «Царица Небесная», 4) первородный сын Энлиль. При этом функции Отца

пересекались или сливались с Нинхурсаг -«Матерью всех богов», «Началом», т. е., по сути, другим,

женским модусом той же Отеческой ипостаси Божества, а функции Духа, Энки, - с Иннаной.

Впоследствии воплощенным, вочеловеченным «сыном» Отца — «Энлилем сегодня» — стал

богочеловек Думузи, имя которого на шумерском языке означает «истинный сын» (в Вавилоне и

Израиле произносилось «Таммуз»). В шумерском пантеоне его имя полностью звучало так: «истинный

сын, мать его - Дракон Небес». Таким образом, налицо четкая диалектика триады.

В Египте была найдена древнейшая запись на стене пирамиды, в которой - задолго до учения

неоплатоников и Кирилла Александрийского - говорилось: «Все боги числом три: Амон, Ра и Птах, и у

них нет второго». Дж. Уилсон, приводя этот текст, отмечает, что «Амон - имя этого единственного

существа, Ра - его голова, Птах -его тело. "Только он: Амон, Ра и Птах, вместе три". Трое богов со-

ставляют одного, и все же египтянин в другом месте настаивает, что каждый из трех существует как

отдельная личность»

. В политической мифологии древнейшего Египта верховный бог Ра мыслился

как Отеческое Божество, родившее дочь - страну Египет (женского рода) и сына - фараона, брак между

которыми и, соответственно, забота фараона о стране были залогом благополучия.

На уровне массового сознания в Древнем Египте почиталась верховная «девятка» богов, анализ

функций которой показывает триаду с многовариантными заменяющими ипостасями. Бог солнца Ра

пред-

Франкфорт Г. С. 74.

132

ставал в трех ипостасях: Хепри (на восходе), собственно Ра в зените (в полдень), и Атум (на закате). В

более поздний период богом-отцом, сменившим Ра, стал вочеловечившийся бог Осирис, духовно-мате-

ринским божеством - сестра-жена Осириса дева Исида, актуальным воплощением отца - их

единородный, сверхъестественно рожденный Сын Божий Гор, вознесшийся с земли на Небо, но

духовно воплощающийся в каждом земном царе.

В Китае «религия ученых имеет три поклоняемые предмета, которые суть: Шанъ-ди, духи и люди, по

смерти своей признанные святыми, мудрыми или только добродетельными. Шань-ди в переводе —

верховный повелитель, которого китайские мыслители называют Великою пустотою, Тхай-сюй, и

Первым началом, Тхай-цзи, т. е. высшим духовным существом и первою виною мира; еще его назы-

вают Небом, Тьхянь, и разумеют под сим невидимое Небо, которое силою своею объемлет весь мир и

действует в нем по вечно неизменным законам...

Есть в мире второе действующее начало, безначальное, бесконечное, искони неотделимо слиянное с

первым началом - воздух Ци, начало духовное, но причастное вещества, из которого под непосред-

ственным действием первого начала образовался видимый нами мир. Сей первобытный воздух

наполняет собою необъятное пространство мира и составляет душу всего существующего в сем

пространстве. Разнообразные явления в мире суть проявления действий ее. Мыслители полагают, что в

мире действует один первобытный воздух в двух только видах: Ян и Инь. От сих двух воздухов

совершаются в мире развитие и свитие, т. е. бытие и разрушение тварей. Сии самые Ян и Инь, по

противоположным их действиям в телах, называются Шень и Гуй. Народ под первым словом разумеет

добрых, а под вторым злых духов. Еще в глубокой древности китайцы обоготворили духов славных гор

и великих рек в своем государстве, признали особого духа - покровителя земли Ше и особого духа

земледелия Цзи»

Таким образом, древнекитайская пантеистическая диалектическая схема тысячелетия оставалась на

хтоническом уровне: Отец-Небо (= древнеегипетскому Амону Ра) и Мать-Дух (= Исиде) еще не родили

третью ипостась - богочеловека, причастного и Небу и земле одновременно. Таковыми становятся во

множестве «святые» люди после ухода из этой жизни. Во многом таковые же функции перешли (не по

харизме, а по должности) Императору Поднебесной.

В иудейской неканонической мистике Святой Дух («Руах») рождает от Бога Отца некоего Посредника

между Богом и миром - вечного Ангела-Первосвященника Метатрона, имеющего множество модусов,

или ипостасей: например, царственного первосвященника Мел-

' Монах Иакинф (Бичурин Н. Я.). Описание религии ученых // Конфуций. С. 253—254.

133

хиседека (эта версия развита позднее в христианской традиции, см.: Евр. 6: 20-7: 28).

У древнегреческих философов, начиная с Гераклита, господствовало представление о Логосе как о

посреднике между Небом и землей. Поэтому в эллинской среде так легко было воспринято толкование

Филона Александрийского (I в. н. э.) о тождестве понятий Логоса и Мессии, и именно такое

восприятие способствовало быстрому усвоению христианства язычниками.

У Пифагора «священность триады и ее символа - треугольника -следует из того факта, что она делается

из монады и дуады. Монада есть символ Божественного Отца, а дуада - Великой Матери. Триада,

будучи сделана из них обоих, является, следовательно, андрогинной и символизирует тот факт, что Бог

порождает Свои миры из Себя, и Его творческий аспект всегда символизируется треугольником.

Монада, переходя в дуаду, способна стать родителем потомства»

В позднеегипетской (александрийской) и ближневосточной мистике (особенно в трудах Гермеса

Трисмегиста) и в зороастрийской «Авесте» триадические представления носят созерцательный харак-

тер. У Трисмегиста Отеческое Божество силой своего Логоса (Бога Сына) рождает Бога Духа:

«Божественный Ум, будучи обоеполым, породил посредством Слова другой Ум-Демиург (творческий

Ум), бога огня и духа»

Однако и диалектического, и созерцательного совершенства эти представления достигли в индийских

ведах и во впитавшей в себя в том числе и их опыт древнеславянской мифологии.

Так, например, современный вайшнавский богослов Госвами пишет: «Ведическая литература говорит о

трех аспектах Абсолютной Истины: Бхагаване, Параматме и Брахмане... "Бхагавата Пурана" (1.2.11)

утверждает, что в действительности все три аспекта суть одно, рассматриваемое под разными углами

зрения... Слово "Брахман" относится к имперсональному всепроникающему аспекту Абсолютной

Истины... движущаяся и неподвижная материя исходит из вечного Брахмана... Он есть не имеющий

качеств... чистый Абсолют...

Атма, индивидуальная душа, отлична от Параматмы - Высшей души, или Сверхдуши... Осознание

своей вечной связи с Параматмой составляет цель мистической аштанга-йоги...

Веданта и пураны утверждают, что, являясь источником всего, Абсолют должен обладать интеллектом

и сознанием. Эти качества присущи личности, и этот верховный личностный аспект Абсолютной

Истины называется Бхагаван... Все существа пребывают в Брахмане, а сам Брахман пребывает в

Верховной Личности... Хотя концепция творения предполагает наличие многих великих личностей

' Холл М. С. 246.

Гностики. С. 40

134

(или, иначе, полубогов), в полном смысле слово "Бхагаван" относится только к Верховному существу,

Самому Господу...»

Таким образом, налицо триада: безличное Отеческое Начало Брахман - Сверхдух Параматма - Бхагаван

(личностное, ипостасное выражение Отеческого Начала). Исторический мессия Кришна

(«всепривлекающий») - одно из важнейших проявлений и имен Бха-гавана, освобождающего верующих от

действия лжебожественной энергии - материи, майи.

В древнеславянской мифологии с самого начала была обозначена триада: хтонические боги Дубыня, Горыня

и Усыня, приобретшие в христианский период отрицательные черты ушедшего в прошлое пантеона в образе

трехглавого Змея Горыныча, побеждаемого антропоморфными персонажами нового пантеона -

соответственно: Доб-рыней, Ильей (иудейское имя, символ небесного огня) Муромцем и Алешей Поповичем

(греческое клерикальное имя).

В северославянской элитной жреческой мифологии с известной долей условности (у наших прадедов не

было такой догматической строгости в суждениях о функциях лиц Божества, как у греков и индусов)

безличное единое Начало всего сущего именовалось Родом. Его персонификацией в северных землях была

святая и великая Триглава -вполне архетипизированная наподобие христианства форма, в которой небесный

Бог Отец Сварог, «по древнему сказанию, предается покою, предоставляя творчество и управление

вселенною своим детям» (А. Н. Афанасьев)

. Его деятельное, актуальное выражение концентрировалось в

богосыновней, третьей ипостаси: в военное время - в облике грозного Перуна («княжеского бога»), а в

мирное время - доброго и солнечного Дажьбога, аналога египетского Ра и эллинского Аполлона (отсюда

русские - «Дажьбожьи внуки»). И в том и в другом модусе это ниша Бога Сына, с которым отождествлялся

князь: «И так Сварог -Отец, а прочие - суть сыны Его. И мы должны были покоряться ему, так же как

покорялись Родителю, потому что он - Отец нашего рода. И этот род - витязи от Кия до князей киевских»

Святая Триглава должна была ставиться под открытым небом рядом с селением, что превращало ее в

символ национальной идентичности русского народа. Жрецы воспевали ее в гимнах:

Есть также заблуждающиеся, которые пересчитывают богов,

тем разделяя Сваргу.

Они будут отвергнуты Родом, так как не вняли богам.

Разве Вышень, Сварог и иные - суть множество?

Ведь Бог и един, и множествен.

И пусть никто не говорит, что мы имеем много богов!

Главу пред Триглавой склоните!

Сатсварупа даса Госвами. С. 41—46.

Афанасьев А. Н. Происхождение мифа. С. 34—35.

' Велесова книга. С. 27.

135

Сварог - старший бог Рода Божьего

и роду всему вечно бьющий родник,

живит той водою пьющих...

И громовержцу богу Перуну говорили:

"Ты оживляющий явленное..."

И Святовиту мы славу рекли,

Ведь Святовит - это свет,

Видели мы чрез него белый свет...

Тайна та велика есть -

Сварог и Перун есть в то же время и Святовит.

(Велесова книга}

Хтонические сверхсущества - персонифицированные стихии Дубыня, Горыня и Усыня, как и сверхчеловеки

Святогор и Илья Муромец, не успели еще приобрести образ национального сверхчеловека -Спасителя

Отечества, который был бы богочеловеком по природе: сыном Неба-Отца и Родины-Матери. Как и в Китае,

место третьей ипостаси было отдано по должности великому князю, каковым в Киеве был наместник

Христа в его чужеродной византийской интерпретации, однако сама мифология русского народа, его

нравственный идеал не выработали персонажа, который бы лично утвердил харизматическим путем свое

право на вечный престол русского народа. Тоска по национальному сверхчеловеку стала на века лейтмо-

тивом подсознательной жизни народа, выражаясь и в княжеских междоусобицах XI - ХП1 веков, и в

обожествлении великого князя в XIV - XVI веках, и позднее в таких уродливых формах, как пассивное

ожидание будущего (мессианского) «доброго царя».

Бог Дух - Святовит, «животворящий явленное», исполнял роль второй ипостаси и функционально включал в

себя Материнское начало (Ладу, Макошь и т. д.), а также и многочисленных служебных богов, демонов,

ангелов и прочих духов, непосредственно контактирующих с людьми и помогающих в жизни; фактически

все они являются нижестоящими функциональными модусами высшей духовной ипостаси Божества.

Сегодня мало вспоминают о том, что киевский князь Владимир Красное Солнышко (= «владеющее миром

воплощение прекрасного солнца») осуществлял не одну, а две религиозные реформы. Как только он занял

трон в Киеве в 980 году, он провел довольно сложную и оказавшуюся неудачной религиозную реформу

древнерусского пантеона, упразднив русский языческий монизм и сформировав в подражание другим

народам новый пантеон из 6 модусов Божества. Место Начала всех начал - Рода он волюнтаристски отдал

«княжескому богу» Перуну. Ипостасная дохристианская троица Владимира выглядела так: Стрибог (он же

Сварог - «Отец Небесный»), Дажьбог (сын Сварога) и Макошь (Мать судьбы, поглощавшая и функции

Духа-Святовита). «В качестве

Там же. С. 7, 189.

136

"прибога" при Дажьбоге (вторичного модуса той же ипостаси. - В. П.] указан Хоре, как божество светила... и

Семаргл при Макоши. ...Семаргл, крылатый зверь, посредник между Небом и землей. В известной мере он

может быть сопоставлен с ангелами и архангелами... передатчиками жизненной силы людям земли... Перед

нами не случайный набор... разноплеменных богов, а преднамеренно и обоснованно созданная система, кое

в чем сопоставимая с христианством, а в главном резко от него отличная» (Б. А. Рыбаков)

В раннехристианский период триадология (как и мистерии) полностью отрицалась ведущими авторитетами

христианства (учение о Христе как о Логосе, сразу же прижившееся в эллинской среде, не увязывалось до V

века со спорами о количестве ликов Божества). Более того, учения о мистериях и о трех ипостасях Божества

были характерны для тех направлений, которые осуждались большинством христиан как еретические,

например, в различных течениях гностицизма. Вот как христианский святой Ипполит (ум. в 230 г.)

описывает воззрения школы (секты) офитов, проклятой официальной Церковью:

«Их космос состоит из Отца, Сына и Материи, и каждое из этих начал обладает бесконечным множеством

сил. Посередине между Отцом и Материей располагается Сын, Логос, Змей, который вечно стремится к

неизменному Отцу и постоянно меняющейся Материи; он то поворачивается к Отцу и набирается от него

сил, то обращается к Материи, которая изначально лишена признаков и формы и на которой Сын

запечатлевает идеи, полученные им от Отца. Более того, никто не может получить спасение и воскреснуть

без Сына, который отождествляется со змеем. Ибо это он принес с Небес на землю готовые формы Отца,

и он же возвращает на Небо тех, кто пробудился ото сна и вновь обрел черты Отца»

Налицо отчетливая диалектическая модель: Логос-Дракон - посредник, совершающий коловращение всего

бытия. В древнем Шумере богочеловек Думузи был сыном «матери - Дракона Небес». Однако в целом в

ближневосточно-месопотамской мифологической традиции образ змея постепенно приобрел отрицательный

характер, утерял посреднические функции, а потому и отделился от понятия «логоса»: в Египте, во времена

формирования иудейской мисрологии, Ра-солнце умирал на закате, сходил в ад, плыл по темному Нилу и

вступал в сражение со змеем Апопом, которому он - согласно египетской иконографии - перед своим

воскресением-рассветом отрезал голову под Древом жизни. Тем самым, Дракон трактовался как

отрицательный символ ночи, которого побеждает солнечный бог Ра.

Однако и эта отрицательная интерпретация психологически могла возникнуть лишь в случае признания

великой силы дракона:

' Рыбаков Б. А. С. 446-447.

Цит. по: Кзмпбелл Д. Маски бога. С. 172.

,1 137

«Дракон конструируется как тип угрозы, чтобы как можно выше превознести заслуги того, кто осмеливается

бросить ему вызов, освобождая девицу или окрестных жителей от постоянной угрозы. Дракон воплощал в

себе всевозможное зло, дабы рыцарю, при отсутствии иных врагов, было с кем сражаться» (М. Оссовская)'.

В иудаизме, монотеистическое учение которого испытало на себе сильное влияние египетской и

вавилонской мифологии, змей как диалектический персонаж, вечно препятствующий Богу осветить мир

солнцем рая, стал восприниматься как уже не иносказательный персонале, а буквально - онтологически и

навсегда - отпавшее от Бога реальное физическое существо. В Библии, записанной раввинами по памяти во

время и после Вавилонского плена, в Книге Бытия (3: 15), говорится о проклятии змею: «Вражду положу

между тобой и между женщиной, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в

голову, а ты будешь жалить его в пяту». Весьма схожий сюжет описывается и в многочисленных священных

письменах на стенах египетских пирамид не менее чем за 1000 лет до н. э., где Исида с помощью

заклинаний Божеству спасает свое семя - Гора, ужаленного змеем (текст заклинаний представляет собой

частный обряд исцеления жрецами укушенных змеей).

Данная негативная трактовка дракона была существенно усилена в Израиле в период его заката, под

властью римлян, когда зрели идеалы национально-освободительного восстания и возрождения

государственного и религиозного суверенитета. Тогда широкое развитие получили идеи политического

мессианизма: победителем «великого дракона» языческого Рима должен был стать воплотившийся Мошиях.

Древнее, постиудейское христианство испытало сильное влияние и частично ассимилировало

зороастрийско-манихейский онтологический дуализм, а именно воинственное учение о великой битве

самостоятельно существующего добра со столь же самостоятельно существующим злом (еще за 6 веков до

н. э. бог Митра изображался в виде всадника, поражающего копьем мифического драконообразного быка).

Таким образом, змей Апоп в проекции на дуалистическую картину мира стал вечным и уже не

иносказательным, а буквально реальным, зооморфным носителем онтологического вселенского зла -

антибога Аримана, Сатаны, хотя из-за столь существенного синкретизма стало трудно разделить в нем

собственно бесплотное духовное существо -ангела, демона, лишь иносказательно-символически связанного

с животным миром, — и собственно физическое змеиное естество, трактуемое религиозно-магическим

сознанием как буквально реальное.

Джеймс Фрэзер, анализируя библейское повествование о змее (Быт. 3), задается вопросом: «Что побудило

змея лишить человечество того великого преимущества, которое Создатель решил предоста-

Цит. по: Почепцов Г. Г. С. 32.

138

вить ему? Библейский рассказ не дает никакого ответа на этот вопрос. (...) Змей был самое хитрое животное

на земле, но от своего обмана он не извлек никакой выгоды; напротив, он много потерял. Можно ли

допустить, будто он проявил свою проницательность в том, что был проклят Богом и осужден с тех пор

ползать на чреве и лизать земной прах?»

Действительно - принципиально важно ответить на вопрос, кем или чем мотивировано действие змея, кто

послал его к человеку с судьбоносным предложением? Ответов может быть три: 1) змей действовал

исключительно по собственному желанию, исходя из упоминаемой в тексте «хитрости»; 2) змея послал Бог;

3) змея послал некто иной - противник Бога (Сатана, Ариман и т. д.). В первом и третьем случаях Бог

оказывается не всеведущим и не всемогущим, так как некто помимо и вопреки Его воле меняет весь план

миростроитель-ства и судьбу всего человечества, причем в первом случае налицо антропоморфное

представление о Вседержителе как об обманутом и мстительном старце, а в третьем случае налицо

онтологический дуализм - вечное равенство доброго и злого богов. Оба этих объяснения в корне

противоречат самой основе хранимого иудеями монотеизма. Во втором случае остается совершенно

необъяснимой вина, за которую Бог так страшно наказал своего собственного посланника. На основе

сличения архетипа библейского повествования с архетипами более ранних шумерснвавилонских текстов (а в

Быт. 2: 8—14 говорится, что Эдем создан Богом у Тигра и Евфрата, т. е. в Месопотамии), с которыми иудеи

познакомились в вавилонском плену, а также мифологий других народов, Фрэзер делает следующее

предположение:

«В первоначальной версии Бог хотел наградить наших прародителей великим даром бессмертия, но решил

при этом сделать их самих вершителями своей судьбы и предоставить на их собственное усмотрение -

принять или отвергнуть предложенный дар. Для этой цели он посадил в середине сада два чудесных дерева;

плоды одного дерева приносили смерть вкусившему от них, плоды другого - вечную жизнь. После этого он

послал змея к мужчине и женщине, поручив передать им следующую весть: "Не ешьте ничего от Древа

смерти, ибо в тот самый день, когда вы станете есть от него, вы непременно умрете; но ешьте от Древа

жизни - и вы будете жить вечно".

Но змей был самым хитрым животным на земле и по дороге решил извратить слова послания: "Бог так

повелел: не ешьте ничего от Древа жизни, ибо в тот самый день, когда вы станете есть от него, вы

непременно умрете; но ешьте от Древа смерти - и вы будете жить вечно". Глупая женщина поверила ему. Но

коварный змей вполне оправдал свою репутацию, присвоив себе то самое благо, которое отнял у

человеческого рода, а именно, уговорив наших прародителей вкусить от Древа смерти, он сам вкусил от

Древа жизни и таким образом обрел бессмертие. Вот почему с тех пор люди остаются

139

смертными, а змеи - бессмертными: змеи меняют ежегодно свою шкуру и потому остаются молодыми. Если

бы змей не извратил слова Пославшего его и не обманул нашу праматерь, то вместо змея мы сами были бы

бессмертны».

Единственное несоответствие между архетипом библейского повествования и многочисленными другими

аналогичными мифами Фрэзер видит в «умолчании библейского автора о том, что змей вкусил от Древа

жизни и что следствием этого для него явилось бессмертие. Нетрудно объяснить причину такого пробела.

Рационализм, характерный для всего еврейского рассказа о сотворении мира, лишил вавилонскую традицию

ее гротесковых черт - и тех, что украшали, и тех, что уродовали ее, - и, конечно, не мог согласиться с

утверждением о якобы бессмертии змей; редактор окончательного варианта этого рассказа решил изба-

виться от такой обидной для верующего подробности, просто стерев в легенде все места, связанные с ней.

Однако зияющий пробел, который остался после его правки, не ускользнул от внимания комментаторов,

безуспешно пытавшихся понять ту роль, которая отводилась в этом рассказе Древу жизни»'.

Разумеется, образ змея - одновременно и хитрого, и абсолютно глупого - приобрел загадочный характер, зло

стало необъяснимым, иррациональным, но от этого еще более фатальным и универсальным, что сблизило

позднеиудейскую и христианскую трактовку древних писаний с зороастрийским глобальным дуализмом, а в

средние века привело к тотальным поискам дьявола и массовому сожжению его предполагаемых земных

носителей - инакомыслящих («еретиков»).

Тексты тех раннехристианских авторов-эллинов, которые не были жестко связаны иудейской традицией,

часто воспроизводят более древнее восприятие дракона, еще не проклятого ни египтянами, ни

вавилонянами, ни иудеями, ни христианами. Определенную параллель с приведенным текстом офитов

можно усмотреть в представлениях о роли дракона как посредника между Небом и землей, характерных для

дальневосточных религий, не испытавших влияния ближневосточной мифологической эволюции. Черно-

желтый дракон - это символ единства желтого неба и черной земли и посредничества между ними, и потому

на Дальнем Востоке дракон - это скорее героический персонаж, связанный с третьей ипостасью Божества.

Учения многочисленных раннехристианских школ в условиях, когда у них не было единого богословского

арбитра в лице императора, борясь друг с другом, во многом ассимилировались в эллинистической среде и в

Ш - IV веках были синтезированы в единую систему в знаменитой Александрийской школе неоплатоников

(основатель - христианин Амоний Саккас, ушедший затем из христианства). Там, особенно у Плотина,

получило развитие философское, диалектическое учение о

' Фрэзер Дж. Фольклор в Ветхом Завете. С. 34—36, 50.

140

Божественной триаде. Если до этого тринитарное учение гностика Фео-дорита: «Дух - Логос-

посредник - Материя» (П в.) было отвергнуто и проклято как еретическое, то диалектическое учение

Плотина (Ш в.), максимально очистившее самый архетип триады от всех эмпирических и случайных

примесей и форм, создало предпосылки для рациональной выработки единой универсальной

религиозно-мифологической системы путем отождествления понятия Логоса с пришедшим иудейским

Мо-шияхом. И власть распадавшейся Римской империи, давно искавшая формулу объединения

многочисленных народов в составе единого государства, в конечном счете сделала ставку на новое

александрийское учение.

Собственно, принципиально новым было лишь соединение александрийцами философской

диалектической системы как с идеями зороастризма в их митраистской редакции, так и со священной

историей иудеев в ее мессианско-каббалистической интерпретации, основой которой стала книга

«Зогар». (Альтернативную попытку подобного синтеза сделал Мани - основатель манихейства, но его

конструкция оказалась слишком сложной для простого народа и к тому же преждевременной -

языческий Рим в Ш веке был еще к этому не готов.) Вследствие такого синтеза стало возможным

распространение благодати иудейского Мессии за рамки еврейского этноса - для всех гоев, для

вселенского народа Божия. Без присовокупления традиции иудейских пророков новое учение могло бы

так и остаться философским вне религиозного Откровения и без священной истории.

С другой стороны, после разгрома иудейского восстания 132 года н. э. и окончательного изгнания

римлянами евреев из Палестины тайное учение раввинов необходимо было сохранить, хотя бы и в

недрах других религиозных элит. «Зогар» существенно расширил возможности сотрудничества иудеев

с представителями иных сокровенных знаний, что стало возможным после крушения в иудейской

войне непримиримого клерикализма: теперь Ангел, т. е. «Сын Божий» Метатрон, Князь мира и Князь

Правды, мог принять на себя плоть любого иудея по чину Мелхиседека, а не только в качестве

штатного храмового служителя - священника.

Через своих последователей-христиан, объединенных впоследствии в Александрийскую школу

(ученики Саккаса: священник и учитель христианской Церкви Ориген, св. Климент и их

последователи, христианские святые и учители Церкви Афанасий Великий, Василий Великий,

Григорий Нисский, Григорий Богослов, Кирилл), универсалистское учение неоплатоников постепенно

инкорпорировалось в IV-V веках в официальное богословие христианской Церкви. Разумеется, при

этом учение редактировалось самим императором под задачи укрепления распадавшейся империи. В V

веке вселенский Халкидон-ский собор усвоил императору титул «царь-первосвященник». В

Средневековье неоплатонические идеи, отвергнутые императором,

141

часто возрождались в церковных экзотерических учениях и догматах и в многочисленных элитарных

эзотерических учениях. Тем самым образ императора - «божественного цезаря августа» - был

универсализирован до уровня актуального воплощения Мошияха, вице-Мессии всего человечества;

отсюда и учение о «православной» монархии. Православный царь - это актуализируемый Христос,

«Христос сегодня». Если в IV веке неоплатоническое учение Оригена о предсуществовании душ было

задним числом отвергнуто, то в VEQ веке его же учение об именах Божиих и, соответственно, об

иконах -еще более подчеркнуто неоплатоническое - было догматизировано.

Мэнли П. Холл отмечает: «Мало кто осознает, какое влияние оказала каббала на средневековую мысль,

как христианскую, так и еврейскую. Каббала учит, что в священных писаниях есть скрытые доктрины,