Полосин В.С. Миф, религия, государство

Подождите немного. Документ загружается.

стабильности, и судьей при определении соответствия земного порядка «должному», традиции,

нравственному идеалу. Исида олицетворяет воспроизводство традиции в социуме. Гор олицетворяет собой

упорядочение становящегося бытия. Фараон, действующий в образе Гора и в единении с ним, контролирует

упорядочение становящегося бытия с позиции присутствующего в нем через посредство Гора отеческого

эталона и через посредство постоянно воспроизводимой элитой-Исидой традиции.

«Никакие вторжения извне, никакие религиозные и политические волнения, никакие иноземные влияния не

смогли заставить их считать богом что-то меньшее, чем причину, символ и образ воскресения и вечной

жизни... Для христиан Египта его место занял Христос, "Упование усопших"... В Осирисе египетские

христиане нашли прототип Христа; в изображениях и статуях Исиды, кормящей своего

200

сына Гора, они распознали прототип Девы Марии и ее Младенца» (У. Бадж)

Поэтому именно Египет стал основной идейной и духовно-мистической базой формирования

христианства как государственной религии с культом «помазанника Божия». «Как Отец воскрешает

мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет», - написал в конце I века н. э. автор Евангелия от

Иоанна (Ин. 5: 21). А апостол Павел выразил это соотношение так: «Бог Господа нашего Иисуса

Христа, Отец славы... воскресив Его из мертвых и посадив одесную Себя на небесах... всё покорил под

ноги Его и поставил Его выше всего, главою Церкви, которая есть тело Его» (Еф. 1: 17—23).

«На протяжении почти пяти тысяч лет тела умерших мумифицировались в подражание образу

мумифицированного Осириса... у людей была твердая надежда на воскресение в бессмертном и вечном

духовном теле, ибо Осирис восстал в преображенном духовном теле и поднялся на Небеса, где достиг

вечной жизни и стал царем и судьей умерших»

. Христианство, давшее новую трактовку условий

личного воскресения и унаследовавшее во многом иудейский ритуал погребения без мумификации, все

же во многом вернулось к древнегреческой практике: гробы-саркофаги потом возобновились, а от-

дельные случаи мумификации стали считаться чудодейственным результатом святости.

У древних египтян мумия должна была стать в будущей жизни орудием, средством возвращения в

вечную материальную жизнь для персонифицированной вечной сущности человека - его духовного

двойника, именовавшегося «ка». С приходом христианства посмертная мумификация уступила место

ритуально-символическому «умиранию» этого двойника («внутреннего человека») еще при жизни:

ритуальное погружение в воду (греч. «баптизо» - «омываю», «погружаю», в славянской и русской

Библиях переведено почему-то как «крещение»), вполне традиционное для символики отречения от

земных родителей в пользу небесных и для символики погружения в подземное царство (например, Ра,

путешествующий ночью по Нилу-преисподней, побеждающий змея и воскресающий на рассвете для

новой жизни).

Ритуальное умирание внутреннего «ветхого человека» приводит к ритуальному же воскресению

внутреннего «нового человека», что, в свою очередь, гарантирует уже без всякой мумификации

аналогичное воскресение всего тела при конце света. - «Все мы, крестившиеся (букв.: ритуально

погрузившиеся) во Христа Иисуса ...погреблись с Ним крещением (= погружением) в смерть, дабы, как

Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жиз-

Бадж У. Египетская религия. С. 71—73. Там же. С. 71.

i 201

ни ...если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием

воскресения, зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное»

(Рим. 6: 3—б). «Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса... зная, что Воскресивший Господа

Иисуса воскресит чрез Иисуса и нас... если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день

обновляется» (Кор. 4: 10—16). Апостол Павел, гордившийся своей принадлежностью к секте фарисеев,

впитавшей в себя - вопреки общепринятому иудейскому учению - элементы древнеегипетского учения

о воскресении из мертвых, сформулировал учение о «внутреннем человеке» вполне сообразно учению

о «ка».

Соотношение между отцом Небесным и Его сыном на сегодняшнем троне было выражено в

христианстве так: «Я ничего не могу творить Сам от Себя. Как слышу, так и сужу, и суд Мой

праведен, ибо не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца». Правда, отношение отца к сыну

было все же существенно изменено в сторону усиления власти сына и приблизилось к модели

имперсональности отца — «Бога отдыхающего»: «Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну...

потому что Он есть Сын Человеческий... дабы все чтили Сына, как чтут Отца. Кто не чтит Сына, тот

не чтит и Отца, пославшего Его» (Ин. 5: 22-23, 27).

Принципиально важно, что мифом утверждается личное, ипо-стасное разделение Осириса и Гора при

их божественном единосу-щии, чем символически подчеркивается необходимость разделения на

судебную и исполнительную ветви единосущной власти государства. И правом контроля за этим

обладает элита, выдвинувшая монарха (в Египте - жреческая), символическим прототипом которой

выступала «девятка богов» (как бы жреческая судебная коллегия), а актуальным воплощением которой

стала сама Богоматерь Исида, без которой Гор не мог бы стать тем, кем он стал. Исида как бы рождает

от Бога-отца Осириса каждого нового фараона, низводя в его человеческую природу божественную

природу Гора. Поэтому фараон - сын не только Осириса, но и государственной элиты (в Египте -

жреческой касты, Церкви), которая тем самым и делит с фараоном часть судебных функций. При этом

элита сохраняет контроль за царем-сыном в части его личного соответствия должному мифическому

прототипу — Гору, наставляя его от имени Осириса на борьбу с проявлениями многоипостасного Сета.

Сет стал емким собирательным образом политического врага, который может дробиться на множество

разных ипостасей, в том числе и зооморфных - змеиных, олицетворяющих тот или иной аспект его

деятельности в зависимости от жизненного контекста и мотива.

Фараон сам делегирует исполнительную власть своим наместникам-правителям без участия народа, и

мы получаем, таким образом, режим представительной монархии при строе иерократии. Если бы

203

202

исполнительная власть формировалась народом через орган представительной власти, то мы имели бы

классическое народоправство с фараоном-императором, символом единства государства и гарантом

стабильности власти. И наоборот, иерократическим самодержавием было бы одновременное

совмещение в лице фараона функций и Осириса, и Гора, от чего египетская мифология - как мы

постарались показать выше - надежно охраняла; именно поэтому попытка захвата всей власти

реформатором Эхнатоном с целью сломить жречество и стать абсолютным автократором закончилась

полным провалом.

ГЛАВА 14. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИДЕОЛОГИЯ

14.1. Структура государственной идеологии

Сувереном в этой книге мы именуем субъекта социально-политической деятельности, имеющего

власть (право и возможность) действовать в соответствии с собственной волей. Отсюда суверенитет

есть власть субъекта социально-политической деятельности действовать в соответствии с собственной

волей. Суверенитет одного субъекта простирается на определенную территорию, которая образует

границы суверенитета. Воля коллективного субъекта - социальной группы, народа, сообщества

народов - закрепляется в коллективной памяти, синтезируя «должное» и «желаемое» и образуя

нравственный идеал (для социальной группы, сообщества) или национальный идеал (для народа,

сообщества народов).

Мы используем иноязычный термин «суверен», потому что в современном русском

словоупотреблении аналог этого термина «государь» индивидуализирован (см., например, «Толковый

словарь...» В. Даля) и трудно соотносим с коллективным субъектом политического действия, таким как

народ. Хотя в древнерусском словоупотреблении, еще не искаженном ордынско-византийским

деспотизмом, было обычным такое словосочетание, как, например, «господин Великий Новгород» или

«господин Псков», а наименования «князь» и «государь» даже в Московском царстве не были

тождественны и потому писались через союз «и».

Однако понятие «государство» в современном русском языке стало не тождественным своему

исконному смыслу, сохранившемуся доныне в понятии «суверенитет», хотя изначально эти термины

обозначали одно понятие. Сначала под влиянием Орды «государство» трансформировалось в сферу

власти воплощенного Бога на земле -одного «великого господина», «государя», а затем с помощью

понятий иудейско-римско-византийского мессианизма «государство» окончательно

мистифицировалось и пресуществилось в как бы реально и

самостоятельно существующее земное отображение Оси Мира, Центра вселенной, «небесного

Иерусалима», т. е. в своеобразного культового идола, кумира, политического «золотого тельца».

Находящийся на Небесах «новый Иерусалим» отображается и реально присутствует в посюстороннем

«Риме» через должность государя-первосвященника, подменяя собой природную нацию-Семью.

Государство есть система институтов регулирования социальной и политической деятельности,

установленная нацией либо правящей от имени народа элитой в целях осуществления национального

идеала и защиты своего суверенитета. Государство есть не более чем способ защиты политического

суверенитета нации и одновременно высший закон достижения национального идеала в границах

данного суверенитета. Государство существует исключительно в общественном сознании и как таковое

не может являться самостоятельным субъектом общественных, в том числе политических, отношений,

т. е. сувереном, каковым является либо нация в целом, либо правящая от имени народа элита.

Государственная власть есть право принятия и осуществления от имени нации общеобязательных

решений, в том числе посредством принуждения.

Для деятельности государства - институтов его профессионального управления - очевидна

необходимость в рациональном политическом выражении национальной мифологии в ее

обращенности в завтрашний день, т. е. национального идеала. Без этого невозможна выработка

основных приоритетов в политике с точки зрения их соответствия данному идеалу, а без такого

соответствия народ не признает, т. е. не легитимизирует власть. Поэтому первейшая задача любой

легитимной политической власти и тех, кто только стремится к ней, - рациональная интерпретация

(демифологизация) национальной мифологии под задачи профессионального управления. Продукт

этой операции есть идеология.

Государственная идеология есть признанная нацией правительственная программа осуществления,

развития и сохранения национального идеала. Государственная идеология есть сформулированный

коллективный опыт политического сознания, обращенный в завтрашний день, это закон (правь)

актуализации «вчера» в «сегодня», нави в яви.

Соответственно этому, политика есть практическая деятельность, направленная на формирование

и/или реализацию государственной идеологии.

Если в национальной мифологии центральным образом является образ Родины-Матери, а в

политической мифологии - образ сверхчеловека, то в государственной идеологии оба этих образа

образуют единое целое, будучи трансформированы в образ национальной державы либо империи и в

образ главы государства - персонифици-

204

рованную актуализацию абсолютной стабильности, политического посредника между нацией и

Абсолютом.

Государственная идеология, будучи основана на национальной и политической мифологии, имеет в

своей структуре учение об истории и пространстве нации, включая историю смены государственного

строя и режимов правления, и учение о сверхчеловеке-государе. Она существует в виде официального

учения об истории, характере и будущности нации, формах ее государственного устройства, ритуала и

символики.

14.2. Миф и идеология

При демифологизации национально-политической мифологии и формировании рациональной

государственной идеологии иносказательность, метафоричность, образность должна сохраняться, по-

скольку идеология создается не для профессоров и аналитиков, а для ее восприятия общественным

сознанием. И потому сам процесс оформления идеологии для масс по необходимости включает весь

тот механизм, который действует при мифотворчестве.

Отсюда метод построения государственной идеологии включает в себя:

1) архетип устройства системы власти в государстве - оптимальный на сегодня государственный

строй;

2) содержание конкретного исторического опыта, эмпирически полученного в ситуациях,

объединенных данным архетипом;

3) систему иносказательных образов, функциональная символика которых соотносит «желаемое»

нацией сегодня с «должным».

Однако существуют предубеждения, что мифологичность может придать идеологии какой-то

искаженный, ложный, псевдорелигиозный или псевдонаучный смысл. Они основываются либо на

обывательском страхе перед мистикой, либо на страхе правящей элиты перед разоблачительностью

мифа - его правдой (вспомним реакцию короля и королевы на разыгранную в «Гамлете» пантомиму-

мистерию об убийстве условного монарха).

Немецкий философ Курт Хюбнер рассматривает политическую идеологию как «более или менее

свободную и ясную систему основоположений, которые определяют направление политических дейст-

вий»'. Говоря о соотношении научности и собственно мифа в построении идеологии, он отмечает, что

«теперь именно эта заимствованная из науки довольно сухая форма идеологии заставляет ее при-

верженцев пользоваться мифом для более успешной мобилизации чувств или инстинктов масс. Так, Ж.

Сорель впервые заговорил о "мифе", имея в виду суммирование усилий для придания идеологии

Хюбнер К. С. 338.

205

революционного размаха. Миф, писал он, должен "отобразить тенденции, инстинкты, ожидания"

народа или партии, что позволяет наглядно изобразить все эти страхи и стремления в виде

"целостности". При этом не играет никакой роли, что миф, в частности, выглядит "фантастично" и "в

значительной мере отклоняется от реальности"; дело заключается лишь в том, чтобы воздействовать на

человеческую фантазию»'.

Политическая технология выработки перспективной правительственной программы (государственной

идеологии) на основе национальной мифологии в целях формулирования национального идеала сама

по себе не может преследовать каких-либо зловещих целей, провозглашенных, например, германскими

национал-социалистами. Как любая технология, она нейтральна по отношению к содержательной

стороне. Но именно потому, что олигархия, сменившая военно-аристократический строй, не сумела

или не захотела использовать в полном объеме природную национальную мифологию, эксплуатируя

лишь псевдодемократическую терминологию, националисты всех направлений получили

существенный перевес в общественном сознании: мифотворчество — их любимое занятие. «Влияние

Сореля едва ли можно переоценить; ни одно из глобальных социалистических и фашистских массовых

движений нашего столетия не осталось без его влияния» (К. Хюбнер)

. И если бы не противовес в лице

советского коммунизма, нацисты давно бы опрокинули олигархию во всем мире, отсюда и

подсознательный страх олигархов перед всякой идеологией как чем-то иррациональным. Однако после

крушения СССР этот противовес националистическому мифу практически исчез.

Сегодня массовая вера в идеологию есть не что иное, как подсознательное стремление к абсолютной

стабильности - независимо от того, облекается ли это стремление в мировоззренчески комфортные

религиозные облачения, дающие простейшие ответы на все сложные вопросы, или же носит характер

постоянного напряженного творческого поиска. В любом случае «идеологическая вера», насыщенная

древней мифологией ищет и ждет от правительства демифологизации — «ясной системы

основоположений» для политических действий, направленных на реализацию «желаемого» по канонам

«должного».

Идеологи олигархии постарались максимально дискредитировать само понятие «идеологии», толкуя

его как псевдорелигию или псевдонауку, зовущую человечество к ложным целям. Их пропаганда имела

успех, особенно в условиях противостояния Запада с коммунистическим блоком, навязывавшим

человечеству поствизантийскую псевдоидеологию, «поэтому с утверждением типа "это - идеология"

Там же. С. 340. ' Там же.

206

большинство людей связывает "критику идеологии" - не менее излюбленное в наши дни выражение»

Правда, ими исключается из поля зрения ни много ни мало - весь трансцендентный монотеизм,

который отрицает вездеприсутствие Божества и относит судьбу человечества к результатам

собственных установок и действий человечества, просвещаемого, но ни к чему не принуждаемого

трансцендентным Богом. Ничто не мешает верующему в Единого Бога быть приверженцем разумной и

естественной идеологии, отображающей национальный идеал. Более того, нетрудно увидеть, что

подмена национального идеала религиозным происходит как раз тогда, когда национальный идеал

формулируется не народом в его целом, не нацией, а правящей элитой, имеющей иной, собственный

корпоративный интерес и потому выступающей иным субъектом по отношению к нации, диктатором

над ней. И именно такой диктатор не заинтересован в появлении национальной государственной

идеологии, ибо так же, как и в «Гамлете», не хочет видеть, а тем более показать другим, правду о

том, как он сам занял этот престол!

В Средневековье в постсвященноримской Европе господствовали псевдоидеологии -

конфессиональные иерократические идеалы, отрицавшие естественные национальные идеологии как

«языческие, проклятые» и подменявшие их. Целью подмены было утверждение в общественном

сознании режима самодержавия через веру в богонос-ность монархов и непереизбираемость и

безответственность военно-аристократических династий вкупе с иерократией. Точно так же в

современном мире правящие элиты, имитирующие строй народовластия посредством режима

демократии с прямыми арифметическими выборами, не заинтересованы в наличии естественной

идеологии -адекватном выражении национального идеала, при котором диктатура правящей элиты

может быть легко обнаружена и устранена народом, осознавшим себя подлинным сувереном - нацией.

Разница между военной аристократией и олигархией в данном отношении - лишь в смене

политических декораций. Что и кто помешает действительно свободному, суверенному народу - нации

- рассмотреть вопрос о «священности» частной собственности и возможности ее перераспределения? А

ведь на вере в божественность происхождения этих догм и потому неподверженность их плебисциту

(что полностью отрицает народовластие) базируется весь строй олигархии! Не случайно разработчики

Конституции Российской Федерации заложили в нее в 1993 году статью, исключающую возможность

оформления единой национальной идеологии, хотя исповедуемое ими «идеологическое многообразие»

очевидным образом является их собственным, элитным, унифицированным и тотальным идеологиче-

Xnffnep К. С. 339.

20;

ским догматом, не допускающим не только множественности, но даже единственной альтернативы.

Поэтому именно в позиции олигархов, препятствующих выработке национальной идеологии в XX

веке, кроется главная причина колоссального политического успеха фашистских демагогов с их ни-

чтожнейшими идеями: они умело использовали технологию формирования национальной идеологии, а

именно, технологию политического мифотворчества и ритуала, и за одно это получали признание масс.

Народы России, Германии и Италии, истосковавшиеся по собственному национальному идеалу, веками

подавлявшемуся диктатурой военной аристократии, и не нашедшие этого идеала у олигархической

элиты, предпочли признать легитимной власть демагогов -подчас явно психически нездоровых лиц,

эмоционально апеллировавших к национальным чувствам и идеалам.

Миф, воспринимаемый как иносказание о коллективном опыте, не может сам по себе исказить

идеологию, наоборот - только он в полной мере способен насытить ее всем совокупным историческим

опытом народа, стремящегося быть господином самого себя, сувереном, почитающим

трансцендентного Бога как духовного отца и любящим свою семейную традицию как духовную мать.

Без идеологии нация перестает быть нацией, парализуя свою политическую волю и безропотно отдавая

власть, и рискует вовсе прекратить свое историческое бытие даже как народ, не воспроизводя свою

национальную мифологию в политической сфере.

«С тех пор как ни один чудак не клюет на либеральную фразу, избытка идеологий не существует...

Социальное или национальное -других возможностей религиозного послушания и претворения в жизнь

религиозных идеалов не имеется», - как будто о сегодняшней России, а не о Германии 30-х годов,

писал Томас Манн («Доктор Фаустус»).

Государственная идеология представляет собой долгосрочную государственную программу

национальной идентификации, защиты национальной самобытности и суверенитета применительно ко

всей совокупной массе граждан, сознающих себя единым субъектом политики и истории - сувереном,

«господином народом», нацией. Государственной она является постольку, поскольку она признана

(хотя бы по умолчанию) нацией и в ее реализации участвуют институты легитимной власти.

14.3. Идеология национального государства

Государство может быть образовано одним народом, который становится нацией, не меняя параметров

своей культурной и территориальной идентичности, но может сложиться и как сообщество народов с

лидерством одного или содружеством нескольких. Нацио-

208

налъным. является государство, образованное одним народом, так что иные этнические образования

имеют характер лояльных национальных меньшинств со своей собственной субкультурой, не

пересекающейся с культурой государствообразующей нации.

Таким образом, идеология национального государства есть национальная мифология и национальный

идеал, интерпретированные в программе действий правительства как исторический опыт и поли-

тическая будущность государствообразующего народа. Национальная мифология и производная от нее

политическая мифология -фундамент идеологии, а национальный идеал - ее краеугольный камень. В

соответствии со структурами национальной и политической мифологии, государственная идеология,

объединяющая их, включает в себя политическую интерпретацию истории и пространства Родины-

Державы и учение о прародителе нации и его актуальном политическом воплощении - сверхчеловеке,

главе государства. При этом идеология строится через архетип великой Семьи.

«В отношениях отца к сыну, мужа к жене и государя к чиновникам выражается именно вся

характеристика не только конфуцианства, но и вообще всего Китая. Первое требование к чиновнику -

верность престолу; он может быть взяточником, грабителем, притеснителем народа, - все ему можно

простить, но не измену»

История. Незаконченная, длящаяся ныне история делится на три времени, и поскольку третье время -

«будущее» - уходит в запре-дельность, то и «прошлое» должно начинаться с запредельного, хотя бы

условно-символически. Отсюда иррационализм социального восприятия вкупе с религиозностью

большинства населения делают необходимым компонентом национальной мифологии вневременную,

«доисторическую» историю народа, заключающуюся в художественно-символической интерпретации

его изначального происхождения. В религиозной интерпретации это, конечно, небесный мир, где нахо-

дится бог или ангел - покровитель народа, а также его земной прародитель. Поэтому политическая

мифология и государственная идеология всех без исключения состоявшихся государств трактовала

происхождение народа-нации, начиная с Небес: Ориона, Олимпа, Сварги и т. д.; народ был хотя бы

условным потомком Божества, воплотившегося в определенном земном прародителе: Аврааме, Ро-

муле, Арии, Кие.

Отсюда все принадлежащие к данному народу люди становились сынами и дочерьми Божества и/или

земного прародителя: «дети Авраама», «ромеи», «арийцы», «сварожичи» и «Дажьбожьи внуки». «Итак

Сварог - Отец, а прочие - суть сыны Его. И мы должны были покоряться ему, так же как покорялись

Родителю,

' Васильев В. П. Конфуцианство // Конфуций. С. 240—245.

209

потому что он - Отец нашего рода. И этот род - витязи от Кия до

князей киевских»

Таким образом, идеология национального государства должна включать в себя историю нации от ее

сверхъестественного рождения доныне и проецировать ее в «будущее» - как в ближнее, так и в самое

дальнее, запредельное. Однако проекция в «прошлое» не носит от природы магического характера:

«небесное Отечество» — не более, чем условность, метафора.

Пространство. Территория, исторически доставшаяся народу естественно или в военных сражениях,

воспринималась как «данная свыше», как «священная земля отцов», являющаяся отображением

небесного Отечества. Национальная идентификация народа через историю и пространство выражается

и закрепляется в идеологии как политический догмат, который может быть пересмотрен только по воле

и с санкции Абсолюта: либо через военное поражение, трактуемое как фактическая

«богооставленность», либо по расчету, но через посредство государственного ритуала,

демонстрирующего соответствующую волю свыше. Почитание национальных богов составляло

поэтому не только священную обязанность, но и потребность всякого религиозного человека.

Образ сверхчеловека. Политическая, а значит, и государственная мифология фокусируется в образе

сверхчеловека как главного осуществителя национального идеала, приобретающего в коллективном

иррациональном сознании символику абсолютности - вневременные и надпространственные черты. «Я

семь День Вчерашний, День Сегодняшний и День Завтрашний. Я — Владелец двух Божественных

ликов»

', - говорили в молитвах египтяне от имени Абсолюта, Божества, имевшего в глазах египтян два

«временных» лика: лик Осириса («вчера» + «завтра») и лик Гора («сегодня»). Именно поэтому и поли-

тический посредник в отношениях нации с Божеством, ее персонифицированный национальный

суверен - фараон воспринимался в массовом сознании как воплощение абсолютного бытия в этих двух

ликах: «Бога-отца» Осириса, от которого он «родился» и с которым он отождествится после ухода из

земной жизни через посредника-богочеловека Гора, и самого «сына Божия» Гора, с которым он уже

тождествен, находясь на троне Египта. В царе-фараоне нация видела свое небесное происхождение, а

значит - и небесное покровительство, и конечное предназначение, и будущий рай.

Отношение к религии. В национальном государстве официальная религия имеет подчеркнуто

национальный характер и даже в случае заимствования религиозно-мировоззренческих систем

интерпретирует их в духе национальной самобытности. Единство нации в воспри-

' Велесова книга. С. 27.

'* Бадж У. Египетская Книга мертвых... С. 213.

210

ятии такой религии важнее, чем те или иные конфессиональные отличия и подробности, которые

должны сниматься как несущественные или игнорироваться, если речь заходит о единстве.

«Еретиками» могут быть только предатели нации, а не инакомыслящие в рамках мировоззренческих

споров и философских конструкций. Только в этом случае религия может иметь позитивный характер

для национальной идентификации, а ее персонажи из параллельного мира будут священными

символами этой идентификации.

«В дела государства могли вмешиваться только национальные боги: бог солнца мог попросить царя

счистить песок со Сфинкса; Амон мог поручить царю выступить в поход против ливийцев. Иначе гово-

ря, фараон сам был государством, ибо он был национальным богом, чьи особые обязанности

заключались в выполнении государственных функций» (Г. Франкфорт)

Отсюда один из путей уничтожения нации - это разрушение ее национально выраженной, самобытной

религии. И главный момент -это религиозная интерпретация запредельного происхождения народа.

Если в древнерусской мифологии и поэзии усматривается происхождение народа от Рода, Сварога и

Дажьбога через земных Ария и Кия, то «Повесть временных лет» не случайно постулирует и догма-

тизирует происхождение славянской общности от Иафета - через Моисея, кумранских ессеев, Иисуса и

его апостола Андрея, фарисея Павла, обратившегося в христианство, Папу Римского и его миссио-

неров: Константина Философа и Мефодия.

Народы в рассеянии, национальные диаспоры и малочисленные секты сохранялись, пока сохранялась

их национальная мифология и религиозная традиция. Особенно наглядный пример - иудейский народ,

для которого земным отцом был Авраам, а источником родословной - Тора и пророки в раввинской

интерпретации. Это же можно сказать об общинах русских староверов в изгнании, сохранивших

самобытность русского домостроя, и о российской белоэмиг-рации, сохранившей через русскую

зарубежную Церковь колорит России начала XX века. Армянский и греческий народы как на исто-

рической родине, так и среди других народов идентифицируют себя сегодня также с помощью,

казалось бы, той же религии - иудейской по происхождению и подчеркнуто космополитской по

текстам своих первоисточников, но выраженной в категориях национальной самобытности.

Франкфорт Г. С. 84.

211

ГЛАВА 15. ИДЕОЛОГИЯ ИМПЕРИИ

15.1. Идеология интеграционной империи

Империей мы именуем государство, в котором несколько народов являются одной нацией, т. е.

осуществляют свои национальные идеалы в рамках единого политического суверенитета.

По своему внутреннему устройству империя может быть:

колониальной, когда налицо господство одного народа как одной государствообразующей нации над

другими народами, не являющимися субъектами государствообразования;

интеграционной, когда налицо комплиментарный или взаимовыгодный союз народов.

Колониальную империю мы специально не рассматриваем, поскольку в этом варианте речь должна

была бы идти не столько о мифологии, сколько о военном деле и способах вывоза сырья с захваченных

территорий.

Интеграционная империя может строиться на:

а) лидерстве одного из народов - государствообразующего - при официальном равноправии всех

граждан империи независимо от этнической принадлежности,

б) содружестве нескольких государствообразующих народов, когда равны не только граждане, но и

народы.

По зафиксированной в Конституции СССР модели, все 15 республик формально были равны (б) и

выступали как государствооб-разующие, однако в гимне СССР, составленном в период подъема

сталинского великорусского национализма, пелось: «Союз нерушимый республик свободных сплотила

навеки великая Русь» (а).

Империя, созданная Чингисханом, несмотря на обширные колониальные захваты, имела поначалу во

многом интеграционный характер при ярко выраженном лидерстве одной нации: «Курултай вместо

иностранных прозвищ предложил своему избраннику свой монгольский титул, в чем можно усмотреть

выражение некоторой националистической тенденции... Чингисхан... завоевывая какую-нибудь

область, не обижал населения, не нарушал прав его собственности, а только сажал среди них

нескольких своих людей... И когда люди покоренной страны убеждались, что он надежно защищает их

от всех соседей и что они не терпят никакого зла под его властью, а также когда они видели его

благородство как государя, они тогда становились преданными ему телом и душой и из бывших врагов

становились его преданными слугами»

Структура Монгольской империи отобразилась и на политической жизни русичей, погрязших после

введения принудительного визан-

Хара-Дован Э. С. 124.

212

тизма в кровавых междоусобицах в борьбе за трон богочеловека. Э. Хара-Дован пишет: «До прихода

монголов, многочисленные русские... княжества, только в теории признававшие власть над собой

киевского великого князя, фактически не составляли одного государства, а к населявшим их племенам

славянского происхождения было неприменимо название единого русского народа. Влиянием

монгольского владычества эти княжества и племена были слиты воедино, образовав сначала

Московское царство, а впоследствии Российскую империю.

Монголы... не могли допустить обилия мелких владетелей, живущих за счет народа и хаоса их

нескончаемых распрей, подрывавших экономическое благосостояние подданных и лишавших страну

безопасности сообщений, а потому, естественно, поощряли образование сильной власти московского

великого князя, которая могла бы держать в повиновении и постепенно поглощать удельные

княжества. Этот принцип создания единовластия казался им для данного случая более

целесообразным, чем хорошо известное и испытанное на себе китайское правило: "разделяй и

властвуй". Таким образом, монголы приступили к собиранию, к организации Руси, подобно своему

государству, ради водворения в стране порядка, законности и благосостояния. В результате... они дали

покоренной стране основные элементы будущей московской государственности: самодержавие (ханат),

централизм, крепостничество.

Удельные князья... повествует Платонов, если бы были предоставлены вполне сами себе, разнесли бы

свою Русь на бессвязные, вечно враждующие удельные лоскутья, но, к счастью, княжества тогдашней

северной Руси были не самостоятельные владения, а даннические "улусы" татар, их князья звались

холопами "вольного царя", как величали у нас ордынского хана. Власть этого хана давала единство

мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей. Гроза ханского гнева

сдерживала "забияк". Хан был верховным арбитром русских князей...

Всюду мы видели строгую соподчиненность в административно-политическом отношении, от воина

или простолюдина до князей и темников, а от последних до наместника или удельного хана и до

Великого Императора, ниспосланного Богом на землю. Вот почему русское самодержавие не имеет

себе повторения на Западе и было так близко и понятно монгольскому ханату.

Монгольское завоевание способствовало превращению России городской и вечевой в Россию сельскую

и княжескую. Монгольское владычество помогло северному князю - слуге ханскому - сделаться

полновластным хозяином своего удела - Московского улуса.

Местный князь был подчинен во всем удельному хану, а последний - Великому Богдыхану. Конечно,

из местных ставился во главе более лояльный; таковыми как раз оказались московские князья,

213

о. кщеими! им иммцрии £ю

начиная с Ивана Калиты... Хан поручил Калите наказать тверского князя за восстание, что и было

исполнено и за что Калита и получил в 1328 г. великокняжеский престол»

Следует, однако, заметить, что избрание Чингисхана на курултае свидетельствует об отсутствии у

монголов самодержавия в период становления империи — налицо классический режим представитель-

ной монархии. Но поставленный великим ханом московский хан, будучи его вассалом, выступал по

отношению к русскому населению колониальным деспотом. Любопытен механизм, с помощью

которого митрополия осуществляла управление провинциальной территорией: «Становление и

укрепление российской государственности происходило в прямой преемственности с принципом

курултая, поскольку русский улус со своими "курултаями" (вечами, советами, позднее земскими

соборами. - В. П.] после распада Монгольской империи и Золотой Орды обрел суверенитет, не меняя

своей политической инфраструктуры». Поэтому можно сказать, что столица империи переместилась

из Каракорума через Сарай в Москву так же, как затем из Москвы — в Санкт-Петербург, не вызывает

сомнений также, что представительная монархия Московского царства была формой самовыражения

русского народа в тот период и в тех, весьма узких границах.

«Даруги (тат.: "баскаки") были представителями хана в покоренных странах; это установлено

Чингисханом. ...одного из князей ставили старшим, давая ему "ярлык" на великое княжество, а всех

других заставляли подчиняться ему. Через него хан посылал свои приказы с требованием

беспрекословного исполнения их всеми князьями. Для контроля деятельности князей хан назначал к

ним своего даруга, или баскака, каковым должен был быть монгол; он был как бы комиссаром хана при

русских князьях... Если какой-нибудь князь отказывался повиноваться... то, как исполнительный орган

власти, выступал баскак со своим отрядом войск. (...)

Равным образом, исходя из задач административного и финансового управления, они распорядились

сооружением почтовых трактов, установили ямскую повинность населения, улучшив этими мерами

условия сообщений на обширных пространствах Восточно-Европейской равнины, произвели общую

перепись населения в фискальных целях, ввели однообразное военно-административное устройство и

податное обложение по принятой у них десятичной системе, а также установили общую для всех

русских областей монету -серебряный рубль... Монгольские слова: казна, деньга, алтын, таможня,

ям<щик> и поныне остались в русском языке... "Бояра" по-манджурски значит "телохранитель хана">Л

' Хара-Дован Э. С. 252-270.

Там же. С. 252-253.

214

Монгольская империя распалась из-за того, что не смогла обеспечить действие модели одной

лидирующей нации на всем пространстве своего суверенитета. Потомки Чингисхана заменили

харизматическое призвание императора курултаем на дикарский принцип наследования по крови,

после чего лидерство монгольской нации при сохранении черт интеграционности стало подменяться

колониальным господством монголов и, соответственно, обострением межнациональных и

межрелигиозных противоречий, а в самой митрополии -чехардой среди наследников и кровавой

междоусобицей в борьбе за власть.

Другим, во многом противоположным примером является Османская империя, где сначала имел место

чисто колониальный характер империи турков, затем турки стали лишь лидирующей нацией в ин-

теграционной империи, а в итоге империя превратилась в интернационал на глиняных ногах.

Государствообразующая нация - турки-сельджуки - открыли в XV веке широкие врата всем

иностранцам, кто пожелает служить в их армии. Требовалось лишь формально произнести

сакраментальную фразу о признании Пророка Мухаммада, и можно было стать офицером, а в случае

успеха разбогатеть, сделать карьеру в столице. Военные пользовались особыми льготами, и к султану

Осману съехались солдаты удачи и просто авантюристы со всего Средиземноморья и Европы.

Последовали военные победы, родилась империя, занявшая место Византии. Границы ее стремительно

расширялись. Вскоре многим было даже формально разрешено не признавать Пророка ислама, а

вместо этого откупаться деньгами (например, грекам и армянам).

Пока шел процесс быстрого захвата территорий, прибыль империи была огромной и надэтнический

подход работал по принципу непрерывного триумфа. Все чаще поляки, шведы, немцы, армяне, греки

делали карьеру в Константинополе, продвигали родственников и вытесняли турок. Опора государства

целиком зиждилась на «социальном» - на желании обогащения, игре на слабостях и пороках, интригах,

и уже к концу XVII века турки-сельджуки как этнос стали терять количественное большинство.

Когда количественный рост империи приостановился, непосредственный триумф замедлился, и

сверхприбыль стала просто прибылью, отсутствие твердой «почвы» тут же стало давать о себе знать —

начался процесс внутренней стагнации и заката. Благодаря несметным богатствам, огромным колониям

и множеству рабов Османская империя еще существовала определенный исторический промежуток, но

в XIX веке уже лишь боролась за сохранение ранее завоеванного, и потери следовали одна за другой. В

начале XX века империя распалась окончательно, и только сплочение ставших этническим

меньшинством на собственной родине турок-сельджуков в границах

215

нынешней Турции позволило воспроизвести и сохранить ядро бывшей Великой Порты.

Аналогично Османской, Российская империя, начав с национального государства русских, стала

интеграционной империей, основанной на комплиментарном союзе русских и татар. Однако, приняв

религиозно-утопический, мессианский идеал «третьего Рима», Россия вообще утеряла критерии

идентичности собственно русского народа, и тот перестал быть не только нацией-лидером, но и нацией

вообще. После окончательной деградации образа «третьего Рима» родился социал-романтический

идеал Третьего Интернационала как более надежного пути к построению утопического рая на земле. И

даже в современной Конституции Российской Федерации упоминание о русском народе отсутствует, а

глава нации обращается к гражданам «россияне», что дало основание отечественным журналистам с

горькой иронией ввести в словоупотребление термин «Россияния», а их немецким коллегам - помимо

термина «russisch» («русский», отсюда «Russland» - букв.: «Русская земля») язвительно звучащий на

немецком языке неологизм «russlandisch» (букв.: «относящийся к Русской земле»).

15.2. Национальные и интернациональные империи

В случае осознания необходимости во взаимовыгодном и добровольном скреплении в один

политический субъект - одну нацию - нескольких разных народов, сохраняющих свои мифологии и

национальные идеалы (как при лидерстве одного, так и при полном равенстве всех вошедших в союз

народов), необходимо создать фундамент такого надприродного единства, а именно: единую

мифологическую историю данного союза, его единый наднациональный идеал и, соответственно,

единый государственный ритуал. Таковыми историей, идеалом и ритуалом уже не могут быть

природные, семейные по происхождению реальности, «родные» для одного этноса и «чужие» для

других этносов. А значит - в любом случае речь идет о достаточно искусственном построении,

жизнеспособность и устойчивость которого зависит от его постоянного соответствия национальным

идеалам народов, составляющих союз, т. е. вживленности в национальный идеал каждого природного

этноса, входящего в союз. Совершенно очевидно, что наднациональным идеалом могут выступать

лишь два типа идеала:

• земной - политический, построенный на принципе рационального расчета, взаимовыгодности и

прагматического договора об объединении функций внешнего суверенитета и средств его защиты в

целях более успешного осуществления внутри союза каждым из этносов своего собственного

национального идеала,

. неземной - религиозно-политический или социал-романтический (утопия), относящий обоснование

необходимости союза этносов в иной, параллельный мир, а значит, полагающий наличие конфессио-

216

нальной, унифицированной истории, идеала и ритуала для всех входящих в союз этносов, теряющих

свою природную специфику и образующих «новую историческую общность» - народ: «святой

богоизбранный», «пассионарный», «священно-, второ- и третьеримский», «панславянский»,

«арийский», «советский» и т. д.

Империю, основанную на принципах договора в целях сохранения национальных идеалов входящих в

ее состав этносов, мы будем называть национальной империей. Империю, основанную на принципах

унификации образовавших ее этносов через потусторонний религиозно-политический или социал-

романтический идеал (утопию), мы будем называть интернациональной империей.

Идеология национальной империи представляет собой рационально обобщенную наднациональную

мифологию, скрепляемую единым политическим идеалом, так что исторический опыт и политическая

будущность входящих в ее состав этносов, т. е. их самобытные национальные мифологии, сохраняют

свое раздельное бытие, но достижение своих национальных идеалов эти народы совместно

обеспечивают в рамках одного политического суверенитета. При этом государствооб-разующим в

империи может быть как один народ, так и содружество нескольких народов.

Идеология интернациональной империи представляет собой рационально выраженную мифологию,

обосновывающую единый унитарный религиозно-политический или социал-романтический идеал,

заменяющую собой самобытные мифологии входящих в ее состав этносов, так что их собственный

реальный исторический опыт, соответствующие ритуалы и национальные идеалы теряют свою значи-

мость для коллективного сознания населения империи.

Таким образом, суверенитет империи может пониматься либо как

• результат рационально-прагматического и добровольного договора свободных наций о

взаимовыгодном союзе, либо как

• результат религиозного признания населением определенной территории прямого суверенитета

царствующего Божества, земного отображения суверенитета Небесного Царства, «Небесной Империи»

или абсолютизированной футуристической реальности.

Примером собственно политического идеала, т. е. идеала прагматического, взаимовыгодного

рационального союза посредством договора, основанного на общих компонентах национальных

мифологий и идеалов свободных наций, является Российская империя в ее отношениях с Украиной,

Арменией, Грузией, а также США, современная Германия и многие другие. Примером религиозно-

политического идеала является Московское царство с момента формирования идеологии «третьего

Рима», Российская империя в отношении «языческой Сибири», СССР периода веры в мировую

революцию, Германия периода создания Ш Рейха, Испания периода искоренения на ее территории

ислама и сопутствующих ему философии, медицины, гуманитарного образования.

217

Прочность обоих видов имперского суверенитета зависит при этом от национального самосознания: и

рациональный договор, не подкрепленный общей мифологией, общим нравственным идеалом, может

оказаться недолговечным, и иррациональная вера в богонос-ность данной территории, не

подкрепленная реальным национальным сознанием и расчетом, может легко превратиться в

антиутопию. Наднациональный, имперский идеал ставит вопрос о наличии наднациональной и

надрелигиозной общеимперской традиции - добродетели, нравственного закона.

Наличие или отсутствие такого закона в империи является не столько предметом рассуждения

демагогов, книжников и морализаторов, сколько насущной потребностью выживания всего обществен-

ного организма, ибо в условиях наднационального и надрелигиозного союза наций теряется

общенациональная значимость как природных - естественно-семейных, — так и искусственных,

внушаемых с помощью ссылок одной из конфессий на параллельный мир, оснований социально-

нравственного поведения граждан. И только общенациональная добродетель, возвышающаяся над

стенами, разделяющими религии и народные традиции, может стать мифологическим «небесным

покровом» - критерием правильного, «традиционного» для империи поведения и всей единой

общеимперской шкалы ценностей. Только добродетель может скрепить наднациональный поли-

тический идеал единой волей имперского населения, и потому только добродетель есть краеугольный

камень для строительства здания единого суверенитета империи. Основанная на строгом подчинении

социально-нравственным законам Китайская империя - даже при многочисленных нарушениях этих

законов конкретными политическими субъектами - просуществовала несколько тысячелетий.

В качестве обратного примера можно привести Советскую империю: пока в течение нескольких

десятилетий нацию воспитывали на эталонной добродетели новых народоводителей в светлое будущее

- разумеется, мифической добродетели, но закрепленной в общенациональном ритуале, — публичный

образ вождей ей не противоречил, империя крепла и стремительно развивалась. Когда же сама

правящая элита - партия (Церковь большевиков) стала убеждать народ в отсутствии харизмы у вождя

на протяжении почти всего существования нового государства с 1922 по 1953 год, не предложив при

этом ничего взамен, пострадал сам критерий имперской добродетели, вслед за чем общественная

мораль и мифология империи стали стремительно разлагаться.

15.3. Региональные и мировые империи

По своему положению среди иных наций империя может быть: а) региональной, когда не ставит себе

целей дальнейшего расширения границ своего суверенитета;

6) мировой, когда в ее идеологии заложена конечная цель - распространение своего суверенитета на

весь мир. Мировому типу империи более всего соответствует и религиозно-политический тип ее

мифологии, чаще всего наиболее радикальный и тотально-принудительный: мессианская либо социал-

романтическая утопия.

Примером интеграционной региональной империи, основанной на содружестве нескольких равных

государствообразующих наций, является социалистическая Югославия. Балканские народы, утеряв-

шие прежние формы государственности, были существенно ассимилированы этнически за время

нахождения в составе Османской империи, но все же сохранили свои национальные религии, а через

них и мифологии, обособляя их от официальной мифологии и религии империи. При ослаблении

империи они сумели трансформировать свою мифологию в идеологию, в политику и только благодаря

этому оказались способны создать и отстоять свою государственность. Причем часть одного

этноса, сохранившая религию в форме восточ-норимского православия, - сербы — стала нацией,

обособленной от другой части того же этноса - хорватов, предпочетших западнорим-скую форму и

ставших другой, причем враждебной сербам нацией; третья же часть (сербы-боснийцы) приняла

официальную религию Османской империи - ислам и стала фактически третьей нацией. Всех вместе их

объединила коммунистическая наднациональная мифология и единый религиозно-политический

идеал будущего «золотого века», а также железная рука харизматического народово-дителя Носила

Броз Тито. Но когда коммунизм перестал быть для них общим религиозно-политическим идеалом, а

общего рационального политического идеала выработано не было, то народ мгновенно разделился по

признаку предшествовавшей коммунизму мифологии и религии, и нерешенность территориального

вопроса превратила три части одного этноса в три враждующие между собой нации.

Качественная разница в осмыслении собственной религиозности и большой разрыв в социальной

активности христиан и мусульман, помноженные на поверхностный менталитет некоторых журнали-

стов, родили парадоксальную терминологию: «в бывшей Югославии воюют сербы, хорваты и

мусульмане»! - То ли сербы - конфессия, то ли мусульмане - национальность.

Империя Великих Монголов есть не региональная империя, «не государство среди других государств

мира, а представляет собою Мировую-империю-в-Процессе-Становления» (Г. В. Вернадский)

. У

Чингисхана не было, правда, мессианских идеалов, так как он не принадлежал к иудеохристианской

традиции, однако претензия на всемирный охват несомненно присутствовала. Это подтверждается не

только размахом территориальных завоеваний, но и идеологией

Вернадский Г. В. С. 109.