Полосин В.С. Миф, религия, государство

Подождите немного. Документ загружается.

двойников-антиподов из «простого» народа. В режиме демократии можно различить также две

различные формы ее осуществления: стабильную и революционную.

К особенным признакам демократии в условиях стабильности относятся:

1) провозглашение и эксплуатация официальной идеологии на основе главных мифов демократии — о

ее собственном наличии и о божественности количественного большинства; воспитание народа через

всю систему государства и средства массовой информации в вере в данные мифы;

2) ритуальная имитация отдельных элементов народоправства, например, в характере официальных

церемоний, прямыми выборами публичных политиков, референдумами;

3) недопущение усиления других элит (особенно военно-аристократической) и выдвижения

подлинного национального сверхчеловека, нишу которого элита заполняет подставными демагогами

или карманными монархами;

4) наличие социального компромисса правящей элиты с народом, при котором элита уступает

некоторые ниши на нижних этажах власти наиболее амбициозным политикам из толпы и может

принять их в свою среду;

5) предоставление «простому» народу ряда личных и корпоративных свобод в степени, не

угрожающей основам власти элиты.

К особенным признакам демократии в условиях революционных перемен относятся провозглашение и

имитация народоправства как прямой власти толпы (охлократия) и эксплуатация ее энергии через

усиление влияния демагогов, поставленных элитой. А потому и в стихии революции толпа редко

является носителем власти, а чаще -боевым слоном, направляемым не всегда видимым погонщиком.

Неустойчивость статуса демагогов либо превращает их в диктаторов, либо приводит к их быстрой

замене. Режим демократии в данных условиях можно определить как «демагогократию».

Революционные процессы в СССР в 1989 — 1991 годах явили массу ярких примеров такого рода.

30.3. Пороки и причины гибели демократии

Главные пороки демократии проистекают из самой сути этого режима:

1. Самообожествление народа. Власть, получаемая хотя бы и на нижних этажах, но по

арифметическим показателям: 1 избиратель = 1 политическая акция, есть охлократия. Олигархия

вынуждена в определенной мере подстраиваться под настроения толпы, используя невыполнимые

популистские лозунги. Кухарка с депутатским манда-

365

том теснит министра, ефрейтор - генерала, демагог - сверхчеловека. Постоянно увеличивающееся

число демагогов во власти создает предпосылки для деградации профессиональной верхушки самой

олигархической элиты, в результате чего джокер демократии может совершенно незаметно попасть из

рук демагогов в колоду другой элиты и привести дело к более простой и ясной диктатуре или тирании.

2. Обожествление режима. Вера народа в миф о собственном властвовании не содержит никаких

мифических сдержек относительно замены политического руководства на любом этаже власти и

потому в форс-мажорных обстоятельствах может побудить толпу искать замены всего руководства, т.

е. к смене и строя, и режима, и элиты. При этом народ будет считать, что меняет не строй, не

собственную власть, а лишь безблагодатных, демонизированных правителей. В таких условиях

легальную победу могут одержать не подставные демагоги от олигархии, а иные демагоги с

проповедью социал-романтических идеалов футуристического характера, т. е. социальной

принудительной утопии, как это было, например, в Германии в 1933 году.

Возможные технологические причины гибели демократии также вытекают из ее характера - из

необходимости либеральных уступок другим элитам. Соответственно:

1. Уступки жреческой элите ведут к отсутствию противоядия перед лицом религиозной нетерпимости,

что мы видим, например, даже на родине современной демократии - на Британских островах, в

Ирландии. Схожие процессы наблюдаются и в современной олигархической России.

2. Уступки бюрократической элите ведут к внутреннему росту бюрократии и медленному и

незаметному переходу под контроль администраторов рычагов государственного управления.

3. Необходимость постоянного противодействия усилению наличной военно-аристократической

элиты либо формированию новой дееспособной элиты ведет к неизбежному поощрению правящей

элитой альтернативных оппозиционных движений и, соответственно, к росту социальной и

национальной нетерпимости. Наиболее яркий пример -это действия немецкой олигархии,

находившейся в страхе между Сциллой реставрации военно-аристократической монархии и Харибдой

захвата власти тираническим и «сверхчеловеческим» Коминтерном в начале 30-х годов. Приход к

власти в Германии Адольфа Гитлера был, по сути, санкционирован самой олигархией, считавшей его

демагогом и потому меньшим злом, чем Эрнст Тельман. «Контролируемая» олигархией оппозиция -

это миф, рожденный в условиях глобального противостояния демократического Запада и Советского

Востока, легко развеивающийся в однополярном или многополярном мире.

РАЗДЕЛ VII

РАЗРУШЕНИЕ МИФА И ГИБЕЛЬ ГОСУДАРСТВА

Причиной смены государственного строя или гибели государственности может быть личная

бездарность правителя, экономический провал, стихийное бедствие, военное поражение и т. п. Однако

во всех случаях смерть нации наступает тогда, когда она теряет свои сознание и подсознание - свою

мифологию. Более того, непосредственной причиной гибели нации может быть и ее внутренний

разлад: разрушение ее мифологии и ритуала. Утрата мифологии неотвратимо ведет и к утрате образа

верховного носителя национального идеала и политического суверенитета - образа сверхчеловека. Без

сверхчеловека - харизматического народоводителя или верховного судьи по должности - нет и не

может быть никаких сдерживающих сил для узурпации всей реальной власти какой-либо элитой,

тираном или внешними силами.

Только сверхчеловек, не входящий ни в одну из элит и не зависящий от их корпоративных интересов,

может стать противовесом элитам в защите национального идеала и обеспечении власти народа в

целом. Поскольку его авторитет зависит напрямую только от общественного сознания, его личный

интерес тождественен интересам нации.

Для того чтобы человек, достойный полномочий сверхчеловека, мог предстать перед обществом в

соответствующем публичном образе и получить признание, общество должно хранить в своей мифоло-

гии критерии соответствия этому образу. Поэтому, помимо внешних причин, причинами гибели

государства являются:

• разрушение национально-политической мифологии;

• разрушение государственной идеологии;

• разрушение государственного ритуала.

Данные причины могут быть вызваны как самой нацией в силу ее внутренней мировоззренческой

деградации, так и правящей от ее

*x-k«^*TVI п » vrmn-Zl

имени элитой.

ГЛАВА 31. РАЗРУШЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МИФОЛОГИИ

31.1. Распад мифического пространства нации

Границы небесного прототипа Отечества: «небесного Кремля», «небесного Иерусалима», «небесной

России» и т. п. не имеют однозначной проекции на реальные земные территории, и потому отсутствие

представлений о географических границах великой Семьи ведет к ничем не сдерживаемому процессу

суверенизации региональных составляющих Семьи, в которых вера в небесный прототип слабее или

отсутствует. Более мелкие субъекты - регионы, занимающие компактные территории, как правило,

дольше и устойчивее сохраняют на своем уровне «местно-национальную» мифологию и одновременно

реалистические представления о собственной территориальной цельности и потому в противовес

центру, «улетевшему» от реальной политики в политическое Зазеркалье, вольно или невольно

превращаются в самостоятельные политические субъекты. Таков общий механизм внутреннего распада

единого коллективного субъекта - нации в случае отрыва национальной мифологии от реального

пространства, от границ своей Семьи.

Таким образом, прямое или косвенное разрушение национальной мифологии, подмена ее

религиозными утопиями ведет к гибели всей системы политической самоорганизации нации, т. е.

государства, путем его внутреннего распада на множество национальных субъектов, имеющих свою

собственную политическую волю. Религия в этом случае выполняет роль сепаратистского мифотворца,

абсолютизирующего культ местных богов или святых - покровителей именно данного региона.

Национальные боги, будучи символами идентичности народа, в силу своей множественности плохо

справлялись с функцией укрепления территориальной целостности большого государственного

образования. Уже в самых первых цивилизациях на земле - Шумерской и Египетской - эта проблема

проявила себя в полной мере: каждый город-государство имел своего бога-покровителя, и, для того

чтобы заявить о единстве государства, состоящего из нескольких городов, требовался некий общий,

объединяющий их всех и верховенствующий над ними бог. Как правило, царь-император был «сыном»

этого объединительного бога, и, пока царь был в с^аворе, пантеон работал исправно. Но как только

против царя возникал какой-нибудь заговор у князя из провинции, он начинал использовать

религиозное восприятие населением своего города местного бога для возвеличения этого бога над

остальными. Инспирируемый князем культ прекрасно сочетался с «местным национализмом» и

всегдашним недовольством провинциалов «политикой центра», а божество,

370

Большевики воссоздали, по сути, систему пантеистического монизма с культом обожествленного

фараона, которая поначалу сработала, подавив местных богов и сплотив вновь великую империю, но

затем со смертью харизматического вождя Иосифа и последующим развенчанием его

богочеловеческого культа империя вновь стала заложницей регионального сепаратизма. Вера в

коммунизм - последнее, что сдерживало империю от распада, но когда и она пошатнулась, начался

процесс восстановления статуса прошлых религий, и распад свершился при первом же удобном случае.

31.2. Утрата мифической истории нации

Утрата нацией собственной исторической памяти, хранящейся в национальной мифологии,

автоматически ведет к утрате нацией представлений о своем начале, своих истоках, родословии, т. е. об

истории великой Семьи. Вместе с историей теряются и очертания всего мифологического

исторического пространства нации, а исторические события становятся цепью случайных фактов,

относящихся уже не к одному, а к разным историческим субъектам. Не только отдельные события, но и

целые пласты истории, целые эпохи оказываются принадлежащими к другим цивилизациям, другим

народам. Народ уподобляется ребенку, ищущему в толпе своих мать и отца, лица которых он никогда

не видел.

Так, в России было вычеркнуто все, что относилось к истории русского народа до 988 года - года

государственного обращения значительной части населения Киевской Руси в византийскую версию

римского христианства. Народ как бы заново родился в крещенской купели, отрекаясь от своего

прошлого, и в результате новопривитая князем Владимиром государственность просуществовала всего

несколько лет: после смерти этого реформатора, насильственно лишенное собственной истории, опыта

своего государственного строительства, опыта военных побед над теми же византийцами, государство

Русская Земля впустило в свои врата Троянского коня византийского политического человекобожия и

окончательно погибло под копытами степной конницы монгольского императора.

Суверенитет нации гибнет в силу невозможности определить его собственного носителя: либо

носителем оказывается иной, как бы вышестоящий субъект - митрополия большой империи,

поглощающей данный народ, либо таких носителей оказывается несколько в разных регионах, и так

же, как и в случае с распадом единой мифологии на региональные культы, происходит суверенизация

отдельных региональных субъектов.

Поэтому в истории во всех идеологических кампаниях против своих врагов правительства

использовали средства, разрушающие либо ее государственную идеологию, либо саму ее основу -

нацио-

371

нальную мифологию. И первым средством этому служила замена национального родословия. В

«Повести временных лет» — основном источнике мифологии и идеологии Святой Руси — несколько

страниц посвящены перечислению ветхозаветного и новозаветного родословий святых. Когда послы

Рима и Византии, согласно этой книге, начинают свою проповедь на Руси с перечисления иудейско-

римско-эллинских жреческих династий, это может удивить лишь непосвященного в технологию

колониализма. Действительно, подорвать национальное сознание своего врага можно только тогда,

когда он начнет сомневаться в истории собственной Семьи, для чего нужно подменить его реальное,

пусть и мифологизированное, родословие на родословие другой нации или на религиозное,

«зазеркальное» родословие. Когда удавалось посеять зерна сомнений в реальности собственной

истории, нации как субъекты истории гибли вместе или вслед за своим суверенитетом. Киевская Русь

погибла, будучи подточена византийской идеологией.

Как отмечает историк Г. В. Вернадский, после не вполне удачной осады и «отступления русского

флота от Константинополя византийским властям пришлось принять меры, которые бы предотвратили

любое нападение в будущем. Одним из методов византийской дипломатии в отношениях с "северными

варварами" было способствование их обращению в христианство. После русского набега 860 года

византийские власти - как светские, так и церковные - должны были вернуться к мысли об усмирении

яростного духа русое проповедью христианства среди них»

Византийцами была поставлена цель подменить национальную («поганую») мифологию русского

народа собственной мифологией и тем самым уничтожить идеологию вольного русского

национального государства. Поскольку национальная греческая или римская мифология не имели

шансов на успех во враждебном государстве русов, это могла быть только религиозная мифология,

которая может превзойти ценности малой и великой Семьи претензией на вечность и универсальность,

предсказанием близкого конца света и вытекающим из этого отрицанием ценностей посюсторонней

жизни, отвержением земных родителей ради небесных «отца» и «матери», родных братьев, сестер и

друзей ради небесных духов. С другой стороны, единственным посредником с Небесами в

византийской редакции выступал мессианский, абсолютизированный император - духовно-

политический «отец» и владыка всех своих подданных.

«Яростный дух русов» был усмирен не сразу: светлые русские князья еще долго разбивали врагов и

подписывали договоры о взаимоотношениях «русских с христианами». Однако и после историче-

Вернадский Г. В. С. 348.

374

Русская Земля лишилась своей национальной мифологии и утеряла критерии своей национальной

идентичности (см. гл. 6), т. е., собственно, перестала быть единым политическим субъектом, нацией.

Через религию князь Киевский стал вассалом Константинопольского сеньора, отказавшись от

политического суверенитета своей нации. «Подчинение Вселенского Константинопольского патриарха

восточ-норимскому императору создало неразрешимую дилемму, когда языческий князь принял

христианство. Если бы новообращенный стал церковным субъектом Вселенского патриарха, ему

пришлось бы по определению признать политическое верховенство восточнорим-ского императора...

Если бы он отстоял политическую независимость путем назначения собственного послушного ему

патриарха, он фактически имел бы право претендовать на равное с императором положение... Эта

дилемма, однако, нимало не беспокоила новообращенного русского князя Владимира, равно как и его

наследников, ибо отдаленность Руси от Константинополя лишила остроты теоретическое верховенство

восточноримского императора» (А. Тойнби) .

Однако сохранение фактической независимости не могло обезопасить национальную мифологию и

идеологию. Именно поэтому раздробленная Русь и не смогла сплотиться даже перед лицом очевидной

угрозы с Востока: монгольская конница по очереди растоптала разрозненных в междоусобицах

русских князей, дерущихся за трон «вице-христа», место которого на 250 лет занял богдыхан. Ханы

Золотой Орды, особенно Узбек и Джанибек, насаждали христианство среди русских более успешно,

чем византийцы, однако в империи в целом господствовала свобода вероисповеданий: от верующих в

любого бога император требовал только политической лояльности. После распада

поликонфессиональной Золотой Орды и возвышения Московии огосударствленное христианство

обрело в ее границах тотальные черты. Московия возросла как вполне лояльный регион в составе

Монгольской империи на совершенно иных принципах государственности и во многом благодаря

тому, что монголы на два с половиной века избавили Русь от губительного византизма. Огосу-

дарствленное христианство, как единственная религия и идеология, вернулось только в последний

период княжения Иоанна III и достигло своего апогея в личности царя-человекобога Иоанна IV,

возродившего кровавую стихию междоусобиц и братоубийства XI — ХШ веков, разорившего

экономику страны и подготовившего великую смуту, т. е. почти полную гибель государственности.

В государственном законе - Соборном Уложении (аналоге Конституции), принятом в 1649 году при

царе Алексее Михайловиче Романове, первая статья гласит:

«Буде кто иноверцы, какая ни буди веры, или и русской человек,

Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. С. 113.

1 375

возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа или на рождшую Его Пречистую

Владычицу нашу Богородицу и Присно-деву Марию или на честный крест, или на святых Его

угодников: и про то сыскивати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то допряма: и того

богохульника, обличив, казнити, сжечь»

Русского, любящего свою Родину-Мать, сжигали в деревянной клетке только за неофициальную

трактовку святости или греховности других людей! Неудивительно, что вскоре после такой войны

Мачехи с неродными ей сыновьями последовал гигантский национальный раскол и гражданская война,

и только после отмены Елизаветой смертной казни в государстве появилась стабильность. Однако

тотальные преследования за веру продолжались. В «Уставе о предупреждении и пресечении

преступлений» (тогдашнем уголовном кодексе), действовавшем до самой русской революции,

говорится:

«Отступившим от православной веры лицам воспрещается иметь жительство в имениях их. Имения

сии берутся на всё сие время в опеку, но в ней не могут участвовать ни муж отступившей от право-

славия, ни жена изменившего православию» (ст. 38). МВД лишало таковых лиц родительских прав (ст.

39 Устава), т. е. отбирало у них малолетних детей

. На практике в деревне это выглядело так: на

сельском сходе священник с жандармом объявляли «еретиков-баптистов» и публично отбирали у них

детей, а родителей отправляли в цепях в ссылку в Сибирь. Возмущалась интеллигенция, писал

обличительные письма царю национальный русский писатель Лев Толстой, пока не восстал сам народ.

Под давлением первой революции Николай II издал манифест, провозгласивший право граждан

империи самостоятельно думать о Боге, но затем после поражения революции 1905 года попытался

возродить конфессиональную тотальность — стал носить на груди значок «Союза русского народа»,

благословил разжигание национальной вражды, чем и привел государство к окончательному внут-

реннему расколу, материализовавшемуся в 1917 году.

Российская империя, созданная Петром на далеких от религии идеалах политической прагматичности,

погибла, когда ее национальный идеал вновь был подменен в XIX веке конфессионально-утопическим,

«третьеримским» и «панславистским». То же случилось и с Советским Союзом, футуристическая

мифология которого не могла прочно заменить подлинно национальную мифологию народов, обра-

зовавших этот союз. Напротив, еврейский народ героически выдержал, хотя и не без серьезных потерь,

подобные испытания от Вавилона и Рима, благодаря сохранению своей национальной мифологии даже

в рассеянии по всему миру, так что впоследствии воспроизвел свой по-

' Цит. по: О свободе совести, вероисповеданий и религиозных объединениях. С. 9.

Там же. С. 15-Ш.

376

литический суверенитет. Однако Византия оказалась для Руси более губительным вирусом, нежели для

Израиля Древний Рим.

Если греки-христиане гордятся своей дохристианской национальной мифологией перед всем миром,

что не мешает им оставаться в привычной им версии христианства, то это потому, что христианство

имеет в Греции столь же национальный характер, сколь и предшествовавшая ему олимпийская

мифология. История греков христианского периода не прерывает преемственности великой Семьи -

многовековой истории единого народа и не делит его на «православных» и «кривославиых». Но

русский народ на целые века сделался пасынком в своем доме, его мучениками за правду стали не

христианские подвижники, как в Элладе и в Риме, а языческие волхвы, которые «не боятся могучих

владык», ибо «правдив и свободен их вещий язык и с волей небесною дружен» (А. С. Пушкин).

Потомки этих волхвов - новые «борцы и мученики за идею» - пошли в народ в XIX веке с проповедью

антивизантийской реформации, но и они оказались сломленными религиозно-технократической

утопией из «новой Византии» - Германии, принесшей в Россию в качестве аналога «третьего Рима»

Третий Интернационал. Большевики во многом лишь повторили исторический опыт насильственного

внедрения греческой диалектики - уже в марксистской ее редакции - и с акцентом не на «настоящее», а

на «будущее», более реальное, чем византийский загробный рай для неграмотного простонародья.

До прихода к власти большевики были все-таки ближе не к футуристам, а к консерваторам с социал-

романтическим уклоном, ибо опирались на элементы традиций русской Правды, и именно это

позволило им победить. Однако объявленный после победы курс на коммунизм начисто отрицал

всякую «почву», концентрировал всю волю на актуальном социальном переустройстве яви, а причину

и двигатель изменений отнес исключительно к цели - в «будущее». «Будущее», таким образом,

подменило собой «прошлое», «почву». Самодвижение всей системы стало возможным лишь через

сопоставление и противопоставление «сегодня» и «завтра». Родилась новая, футуристическая религия,

поставившая целью насадить воображаемую модель «будущего» и «дальнего» путем нигилистического

и аскетического отрицания «настоящего» и «прошлого». Идея Фридриха Ницше о необходимости

умирания «ближнего» недочеловека ради рождения «дальнего» сверхчеловека нашла наиболее

адекватное выражение не в Германии, «сверхчеловеки» которой явно не дотягивали до стандартов

Заратустры, а как раз в революционной России, родившей «солнцеликих заступников» угнетенного

народа и вещающих о них «крикогубых Заратустр» (образы В. Маяковского).

И именно потому, что после 1917 года с революционным пафосом был провозглашен не реальный

социализм, а коммунизм, основным критерием жизни стали не самодостаточность и бытовое

равновесие,

ш 377

как на Западе, а соответствие иррациональному идеалу будущего совершенства. Место Христа,

бывшего запредельным эталоном человеческого «сегодня», заняло вненациональное сообщество

сверхче-ловеков новой генерации - «страна ученых и страна героев», завтрашний «Китеж».

Большевики, как и византийцы в отношении Руси, хотели построить свою империю без национальной

мифологии вообще, с опорой лишь на социал-романтические представления: главной утопией у них

выступило желание создать нового сверхчеловека - Совершенного Человека, причем волевым путем,

на основе своего политического воображения. И в своем, и в ближних этносах, и в отдельных

личностях они видели лишь смертный переходный материал для «дальнего сверхчеловека». Отрицая

не только византийско-право-славное, но и вообще русское «прошлое», большевики подвергли

деформации законы диалектики.

По этим законам, то, что должно прийти «завтра», выявляется через соотнесение «вчера» и «сегодня».

«Сегодня» (тезис) отрицает себя, когда субъект истории обращается в «прошлое», в антитезис.

«Сегодня» как бы нисходит во «вчера», в «прошлое», пополняя совокупный опыт истории. Субъект

истории соотносит прошлый и новопоступивший в «прошлое» опыт и по-новому осмысливает

основания и механизмы перехода в «завтра», в новое качество. Механизм этого перехода во многом и

определяется «посредствующим звеном», в качестве которого выступает воля субъекта.

Через волю в механизме перехода в новое качество и происходит совмещение «желаемого» волей и

«должного», традиции. Если в этом диалектическом процессе воля субъекта сумеет привести

«желаемое» и «должное» в гармонию, значит и новое качество будет гармоничным и потому

устойчивым, естественным и долговечным. После того как субъект совершил операцию отрицания

«сегодня», явью становится то, что было лишь предполагаемым «будущим». Будущая навь становится

явью по закону, называвшемуся нашими предками «правью», следование которой есть Правда.

Пока большевики отрекались лишь от иудейско-византийской религиозной мифологии и настаивали на

необходимости жить по Правде, не по двойной византийской морали, а по прямому соответствию

«желаемого» и «должного» в понятной простому народу форме, они имели колоссальный заряд

политической воли и энергии. Но, когда после прихода к власти они всё более интернационализирова-

лись и отреклись от всей «доблести ушедших времен», и вообще от всего «прошлого», диалектическая

операция отрицания яви при полном отсутствии «вчера» лишилась объективной почвы и превратилась

в субъективный, волюнтаристский процесс поиска врагов, противодействующих наступлению

«завтра». «Завтра» стало не только целью, но и единственной причиной отрицания «сегодня».

378 F

От «прошлого» остаются чисто внешние формы власти: советы солдатских и рабоче-крестьянских

депутатов - отголоски древнерусских советов и вече, съезды партии и советов - отголоски земских и

церковных соборов, парткомы становятся низовыми квазипротестантскими общинами-коммунами и т.

д. Однако эта внешняя форма функционирования власти может быть эффективна лишь в той мере, в

какой она соответствует национальному сознанию: когда народ ощущал собственную

русоцентрическую «почву», он мог верить и партсъездам, и парткомам, и депутатам советов. Когда

русской «почвы» не ощущалось, оставалось лишь ощущение внешнего страха перед физической силой

власти, но не более.

Разрушение диалектической триады развития путем устранения «прошлого» привело к тому, что для

продолжения движения вперед нужно было постоянно произвольно продуцировать врага в яви, в

«сегодня», причем врагом мог быть объявлен любой по подозрению в связи с полностью отрицаемым

«прошлым». Объективный же критерий определения подлинного врага был утерян, так что критерием

такого определения стала субъективная воля главенствующего субъекта политики - народоводителя,

устанавливающего самолично путь следования прави.

Получив власть благодаря русской правде и новой религиозной коммунистической форме общности и

братства, большевики в желании поскорее вылепить вненационального сверхчеловека так же

оторвались от почвы, как и Николай П, только поначалу в антивизантийской редакции. Искусственное

стимулирование выдохшегося движения вперед с помощью произвольного и массового

конструирования образа врага народа вконец истощило ресурсы нации, и нацист Адольф Гитлер ока-

зался в двух шагах от столицы третьего Интернационала. И вот тогда-то вспомнили про Бородино, «где

наши братья умирали», про Кутузова и Суворова, Нахимова и Ушакова.

Из столицы Третьего Интернационала Москва в одночасье стала превращаться опять в национальное

государство, вызвав к жизни колоссальный запас внутренней национальной энергии, и под стенами

национальной столицы извечный враг был повержен. После этого вернулись офицерские регалии,

особый смысл приобрели награды в честь русских триумфаторов (а это исторические знаки), был

ликвидирован третий Интернационал. Государственный гимн - главный и священный символ - был

качественно изменен: вместо социально-протестной песни французских революционеров зазвучало

совсем иное: «Союз нерушимый... сплотила навеки ВЕЛИКАЯ РУСЬ!» Но бывший семинарист Сталин

не смог придумать ничего нового, обратившись опять к панславизму и третьеримской утопии.

После второй мировой войны вплоть до смерти Сталина сохранялась и культивировалась

древнерусская героическая атрибутика, количество церковных приходов выросло с двух до двадцати

двух

и 379

тысяч. «Как под распятием, так и под серпом и молотом, Россия -все еще "Святая Русь", а Москва - все

еще "Третий Рим", - констатировал Арнольд Тойнби

. Однако симбиоз коммунистической ре-

форматорско-футуристической религии и поствизантийской Церкви был разрушен вместе с культом

вождя, а именно, знаменитым докладом Хрущева на XX съезде КПСС в 1956 году. Это был одновре-

менно конец и коммунизма как личной веры в футуристического богочеловека, носителя высшей

правды, указывающего всем путь прави.

Теперь бывшие боги разрешили и самим себе, и всем людям свободно ошибаться, «грешить» без риска

быть побитыми камнями. Коммунизм остался лишь как общеобязательная вера в наполненность окон

магазинов «незасиженными сырами, винами и фруктами» при сохранении общей сложившейся при

сверхчеловеке структуре власти. Однако без национальной мифологии и национального сверхчеловека

структура становилась лишь внешней оболочкой без внутреннего содержания. И потому уже в

следующем, 1957 году освободившаяся внутри советских людей вероучительная и личная пустота

была заполнена широкой американской улыбкой, брюками-клеш, жвачкой, джазовыми ритмами,

«борцами за свободу Африки», свободной любовью и наивной фантазией, что «если бы парни всей

земли вместе собраться когда-нибудь смогли... то до грядущего подать рукой».

Новым символом веры, «конфессио ортодоксе», стал Международный фестиваль молодежи в Москве

1957 года, после чего граждане «третьего Рима» стали часто обнаруживать в роддомах вместо будущих

солнцеликих заратустр тривиальных мулатов.

Коммунизм как принудительная футуристическая религия оставался еще официально до 1990 года, но

это была только внешне обязательная формула. Как реальная религия, проходящая через сознание и

подсознание народа и составляющая его нравственный идеал, коммунизм умер в 1956 - 1957 годах, его

место занял вульгарный материализм западнической направленности с доведенной до абсурда

бюрократией, что обусловило постепенное перерождение всей государственной системы в мафиозное

образование.

В истории русского народа с XI века лишь трагедии иногда сплачивали его, открывая всему миру его

великие природные таланты, зарываемые в землю привитым извне гностическим комплексом своей

«греховности-второсортности». На долгие века национальное сознание было вытеснено и подменено

религиозно-политическим, мессианским, социал-романтическим. По образу Византии русские стали

пресмыкаться перед всякой властью, якобы данной от Бога, а вместо суверенного права на изгнание

любых нечестивых и профне-

Тойнвй А. Цивилизация перед судом истории. С. 114.

380

пригодных воевод стали все терпеть и ждать «доброго царя-батюшку». Свободолюбивые Святославы,

Игори, Всеволоды, Дружины, Лады, Людмилы и Ярославны стали «ваньками» и «манька-ми» у

чужеземных «помазанников свыше», не имевших часто и капли русской крови. Даже считающееся

почему-то русским имя «Иван» в оригинале на иврите пишется «Иегоханан», звучит «Йоханан» (в

греческом произношении: «Йоханис», славянское «Иоанн») и переводится на русский язык как

«подарок Иеговы». Большевики же и вовсе упразднили поначалу все имена, связывающие русских

людей с любым прошлым, и появились люди с именами Октябрь, Владлен, Вил, Ким, Трактор,

Комбайн и т. п. И даже провозглашенная в 1985 году «перестройка» проходила не под лозунгом

возврата к национальному сознанию - что имело место во всех национальных республиках, кроме

Российской, а под лозунгом «ускорения» на магистральном пути к неким «общечеловеческим

ценностям», т. е. новой редакции все того же «Рима третьей свежести», - и с тем же результатом

татом.

ГЛАВА 32. РАЗРУШЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ИДЕОЛОГИИ

32.1. Религиозные и социал-романтические утопии

Никколо Макиавелли довольно ярко обозначил роль религии в политической жизни общества.

Поскольку все граждане не могут иметь полноту рациональных знаний и разумность в политике, пра-

вительства должны использовать фактор религии для воздействия на общественное сознание с целью

удержания его в рамках законности и порядка:

«Государи или республики должны прежде всего уберечь от порчи обряды своей религии и

непрестанно поддерживать к ним благоговение, ибо не может быть более очевидного признака гибели

страны, нежели явное пренебрежение божественным культом, - пишет Макиавелли. - Жизнь

языческой религии держалась на ответах оракулов и на секте прорицателей и гаруспиков. Ведь

нетрудно поверить тому, что Бог, который способен предсказать тебе твое грядущее благо или зло,

может также и даровать тебе оные. Отсюда рождались храмы, жертвоприношения, отсюда молитвы и

весь прочий ритуал богопочитания. Вот почему оракул Делоса, храм Юпитера Амона и другие

прославленные оракулы преисполняли мир восхищением и благоговением.

Когда же впоследствии они начали вещать угодное власть имущим и весь этот обман стал явен народу,

люди сделались неверующими и готовыми нарушить любой добрый порядок. Поэтому главам республики

л 381

или царства надобно сохранять основы поддерживающей их религии. Поступая так, им будет легко

сохранить государство свое религиозным, а следовательно, добрым и единым. Им надлежит поощрять

и умножать все, что возникает на благо религии, даже если они сами считают явления эти обманом и

ложью. Именно потому, что подобного образа действий придерживались мудрецы, возникла вера в

чудеса, которые почитаются всеми религиями, даже ложными»

Макиавелли, правда, не заметил в своих рассуждениях опасной качественной подмены, которая

происходит в ориентации общественного сознания, когда ему прививают религиозные ценности: ссыл-

ки на небесные инстанции ставят эти инстанции выше всего земного, в том числе - и самих правителей.

Такая подмена не приводит к революции лишь постольку, поскольку правители сами соблюдают

требования пропагандируемой ими религии и поддерживают хотя бы на минимальном уровне

стабильность общественной жизни. Если же этого не происходит, то с позиций все тех же небесных

ценностей народ может смести всю власть как «богопротивную». Поэтому даже при использовании

религиозного фактора, действительно важного для значительной части общества (а это нередко

арифметическое большинство), приоритет для самих правителей все равно должна иметь рациональная

государственная идеология, для которой религиозный фактор - лишь одно из пропагандистских

средств.

Мы отмечали, что правящие элиты постарались пресуществить в общественном сознании понятие

«государство» в как бы реально и самостоятельно существующий субъект истории и политики. Для

этого необходимо было произвести подмену государственной идеологии какой-либо религиозной

мифологией, подвергающей инфляции ценности природной Семьи, выносящей их за пределы

доступного общественному сознанию бытия и наделяющей ими некоего зазер-кального субъекта. А

для этого, в свою очередь, как нельзя более подошли религиозно-политические понятия, а именно -

политического мессианизма.

В результате операции «политической инфляции» природные нации обесцениваются настолько, что

сами становятся лишь тенью, земным отображением небесного прототипа: «небесного Иерусалима,

Вавилона, Рима, Кремля и т. п.», от которого зависит их собственное земное благополучие. Отсюда

утрачивается память о реальном родословии великой Семьи - нации и возникает суррогатно

замещающий ее культ поклонения прототипическому небесному суверенитету, небесному Суверену,

его земным культовым образам и его земным посредникам и наместникам. - Разумеется,

иррациональный и находящийся на небесах «новый Иерусалим» может быть зафиксирован на земле и

реально присутствовать в посюсторонней столице только

' Макиавелли Н. С. 150-151.

382

через посредников, верховным из которых для политического сознания является наместник Верховного

Суверена - государь-первосвященник.

Будучи одновременно и земным и небесным, он оказывается вне критического рассмотрения народом

и вне его прямого волеизъявления, более того, он претендует быть объектом религиозно-жертвенного

служения себе со стороны своих граждан-холопов, а нередко - и магического поклонения. Говоря

евангельским языком, не «суббота для человека», а «человек для субботы»; не государство является

средством служения человеку и его семье, а личность становится слугой, холопом или даже рабом

мистифицированного суверена-монарха. Не Родина-Мать готова жертвовать собой ради своих детей, а

дети обязаны быть готовыми в любой момент по приказу мачехи - руководящей и направляющей

элиты - принести на жертвенный алтарь жизнь свою и своих родственников. Данная мифология всегда

использовалась для обоснования политического элитизма, в первую очередь - иерократического и

военно-аристократического (см. гл. 22).

Таков механизм подмены государственной идеологии религиозно-политической мифологией.

Аналогичным является и механизм подмены государственной идеологии социал-романтической

утопией с той лишь разницей, что место магического культа, обращенного в «прошлое» или в

«настоящий» параллельный мир, занимает более расплывчатая вера в «светлое будущее», т. е. в

футуристическую реальность, грядущий «золотой век», «коммунистический рай», «город солнца» и т.

п. Поскольку «будущее» еще не наступило, оно не имеет четких очертаний и реально известных

персонажей, в связи с чем вера в него выглядит как бы светской, а культ не может иметь характера

устойчивого и символически однозначного церемониала.

32.2. Историческая иллюстрация: подмена русской идеологии

Мы уже рассматривали антирусскую мифологию «Повести временных лет». Однако заменой

национальной мифологии дело не ограничилось. Была создана и навязана религиозно-политическая

мифология и псевдонациональная идеология, известная под именем «панславизма», которая показала

свою несостоятельность уже через два века - после возвышения Москвы и образования Московского

царства. Согласно «Повести...», апостол Андрей дошел до холмов на Днепре и благословил их,

предсказав, что через несколько веков на них будет построен Киев. Если бы Нестор жил попозже, то,

несомненно, в его интерпретации апостол Андрей (а может быть - и все 12 апостолов) дошли бы до

Москвы-реки и благословили бы холмы будущего «третьего Рима». Однако в XII — ХШ веках

«пророческая» мысль этого грекофила до возвышения Москвы еще не воскрылила,

383

и придуманный им апостол Андрей не прорек и не благословил построения столицы великой

христианской державы. Впоследствии этот существенный идеологический изъян никому так и не

удалось исправить - Москва до сих пор остается без пророческого и апостольского попечения, без

религиозной основы своей христианской политической мифологии! Легенда Нестора сориентирована

на Киев и Украину, а не на Москву и Россию. Поэтому отношения не только Киева с Москвой, но даже

Москвы с Санкт-Петербургом («четвертым Римом»?) в символах христианства так до сих пор и не

урегулированы, и только большевики снова возвеличили Москву как столицу уже футуристического

«Третьего Интернационала». Попытка же Иосифа Сталина возвеличить в 1947 году Москву в

поствизантийском духе ни к чему не привела. Еще большим фарсом выглядят такие попытки в

условиях раздельного государственного существования России и Украины. Но в любом случае речь

идет о том, чтобы не дать русским считать себя центром земли, а предложить им вместо «небесной

Москвы» третью редакцию «небесного Рима».

Независимо от содержания христианской религии, другой народ -греческий - стал посредником между

русским народом и Богом, заменив собой, тем самым, русскую национальную элиту. Панславизм же

стал извращенной подменой природного русского национализма и религиозным орудием в руках

врагов русского народа. Именно идеология панславизма при попытках ее реального воплощения

неизменно приводила к поражениям русский народ и Российскую империю, а при Николае II довела ее

до окончательного краха.

Большевики, которые до прихода к власти в России опирались на почвеннические элементы и реализм

русской вечевой правды, сумели победить дискредитировавший себя «третий Рим». Однако объявлен-

ный после победы революции курс на социальный рай на всей земле, на торжество третьего

Коминтерна сконцентрировал политическую волю исключительно на социальном переустройстве яви

по философским схемам и религиозным утопиям. Эта антинациональность показала свою цену в

начальный период второй мировой войны в столкновении с подчеркнутым национализмом Германии.

Именно отсутствие национальной мифологии и подлинно национального сознания русского народа

привело к быстрому крушению революционной империи с ее призрачным «советским» народом. Даже

считающийся обычно недоброжелателем России Збигнев Бже-зинский, рассуждая об идее воссоздания

русской государственности, вынужден констатировать: «Поиск ответа, который был бы приемлемым

для русского народа и одновременно реалистическим, осложняется историческим кризисом самого

русского государства. Это было государство, которое преднамеренно не представляло себя чисто

национальным инструментом, как это принято в западноевропейской традиции, но определяло себя

исполнителем специальной наднационалъ-

384

ной миссии, с «русской идеей», разнообразно определенной в религиозных, геополитических или

идеологических рамках.

Теперь же в этой миссии ей внезапно отказали, когда государство внезапно уменьшилось

территориально до главным образом этнической величины». «Независимость Украины бросила вызов

притязаниям России на божественное предназначение быть знаменосцем всего панславянского

сообщества» .

Но и сегодня многие политики в России растворяют русский национальный идеал в эклектике то ли

социалистического, то ли аналогичного панславянского единства и почему-то считают, что российская

государственность началась то ли с мифического путешествия апостола Андрея, то ли с приглашения в

Киевскую Русь иностранного реформатора Рюрика, то ли со второй религиозной реформы,

проведенной головой украинской державы князем Владимиром.

32.3. Разрушение государственного ритуала

Ритуал, воспроизводящий национальную мифологию и закрепляющий в общественном сознании

национальный идеал, становится собственно государственным, официальным, со статусом «от имени

нации» только в том случае, если он одновременно является и формой непосредственного выражения

государственной идеологии. Государственный ритуал - это форма признания нацией программы по-

литической деятельности национального правительства, т. е. государственной идеологии.

В государственном ритуале происходит отождествление должностных лиц с их мифическими

прототипами в рамках национального идеала и легитимизация общественным сознанием их

соответствующего политического статуса, а также легитимизация всей структуры власти в целом. Если

же государственный ритуал и официальные церемонии перестают воспроизводить национальную

мифологию и формировать в общественном сознании цементирующий его национальный идеал, то это

сознание вынуждено обратиться либо к идеалу иной нации при отказе от своего идеала, либо к тем или

иным псевдоидеалам - религиозным или социал-романтическим утопиям.

Государственный ритуал возможен только при наличии у народа политического суверенитета де-юре и

официальной идеологии де-факто. Прямое разрушение государственной идеологии (например, путем

военного пленения народа) ведет и к разрушению государственного ритуала, однако данный ритуал

еще может сохраняться де-факто в качестве национального и национально-религиозного ритуала, пока

народ хранит свою мифологию (примеры: еврейский народ, копты в Египте, балканские народы в

Османской империи, ливанские

' Бжезинский 3. С. ПО, 120.

385

марониты, русские старообрядцы). Но ни одна колониальная империя не допустит совершения в ее

колонии государственного ритуала, выражающего политический суверенитет покоренного народа.

Зато косвенное разрушение государственной идеологии путем ее подмены религиозно-политической

или социал-романтической утопиями уничтожает ритуал и в его государственном, и в его

национальном качестве одновременно, как это и случилось с русским народом в X -XII веках. Только

когда появилось достаточное количество героев-русичей, не конфронтировавших с византийским

христианством (таких, как Александр Невский), а древнерусский термин «православие» был

официально приложен к названию новой византийской религии («ортодоксии» - букв.: «правильное

учение»), заново началось родословие русского народа и его новая собственная мифология.

Однако причиной гибели государства может быть и разрушение государственного ритуала самого по

себе. Такое разрушение может иметь две причины:

1. несоответствие между официальным ритуалом и фактической национальной мифологией,

2. несоответствие тех или иных высших должностных лиц своему мифическому прототипу по

критериям национального идеала.

1. Несоответствие ритуала национальной мифологии. В Монгольской империи на курултае 1206 года

Чингисхан был не выбран, а «провозглашен» императором начальниками родов и племен, военными

вождями, богатырями и князьями. Провозглашение, т. е. публичное признание, императором

представляет собой главный имперский ритуал, выражающий для нации вопрос организации всей

государственной власти. Первый ритуал, созданный самим основателем империи, был

харизматическим и имел такие же последствия: империя стремительно росла и крепла. Однако, как это

часто бывает в истории, преемники Чингисхана решили превратить этот харизматический ритуал в

кровно-династическое наследование трона по должности, что и предопределило недолговечность

империи: провозглашение нового императора по принципу кровного наследования перестало быть

формой самовыражения нации, став лишь способом дележа власти между родственниками отца-

основателя империи. В конечном итоге империя развалилась в борьбе наследников по крови за трон.

Парадоксальным образом в Российской империи в XVIII веке цепь дворцовых переворотов сохраняла

возможность харизматического определения императора, и Екатерина стала Великой отнюдь не по

закону кровно-династического наследования. - Можно представить, какая слава ожидала бы Россию,

если бы у власти остался Петр III. Как только Павел ввел указом закон о наследовании престола по

крови, наступил период политического загнивания власти, что осо-

386

бенно наглядно проявилось в восшествии на трон неумного и слабовольного Николая II, имевшего

наследником уже просто неполноценного инвалида.

При народовластии правящая элита должна сохранять имидж своего соответствия национальному

идеалу не только посредством реальной политики, о которой массовое сознание никогда не имеет

достоверного знания, но в первую очередь посредством ритуала. Без ритуала она даже при самой

лучшей политике рискует тем, что данным средством воспользуется любой демагог, который придаст

себе имидж «избранника Небес», а элите - «образ врага», в том числе и религиозного. Без

утверждаемой через ритуал символики, ее «божественный» имидж сменится образом приносящих

несчастье, антихаризматических, т. е. «проклятых», демонических богов.

«Если сказанное дурно, и никто не возражает, то разве не приблизишься к тому, чтобы одним

высказыванием погубить государство?» - спрашивает Конфуций

. Государственный ритуал - это посто-

янное символическое «возражение» против подмены национальной мифологии и разрушения

официальной идеологии, свидетельствующее о приверженности правительства национальному идеалу.

В рамках строя политического элитизма, помимо личного соответствия правителей, постоянному

ритуальному утверждению должен быть подвержен и сам данный государственный строй, и кон-

кретный режим власти правящей элиты. Без ритуального соотнесения с волей Небес данный режим в

любой момент при первой же неудаче может быть объявлен демоническим и тираническим.

2. Выпадение правителей из государственного ритуала. И в древности, и сегодня выход за рамки

своего ритуально-мифического образа, как и «кощунство отказа прохождения обряда, отсекало

личность как единицу от более крупной единицы всего сообщества»

Архетипом такого личного выпадения из государственного ритуала можно считать библейскую

историю об Исаве, который, будучи старшим сыном, первенцем, должен был воспринять благодать на

народоводительство через возложение на голову рук отца-патриарха Исаака. Однако Исав весьма

любил чечевичную похлебку и однажды, чтобы немедленно получить ее, согласился променять на нее

свое первородство в пользу младшего брата Иакова (Быт. 25: 27—34; 27; 28: 1—4). В этой библейской

истории угадывается архетип политического мифа о борьбе братьев за престол законного царя, ярко

раскрытый в мифологии отношений Осириса (= Исаака), Сета (= Исава), Исиды (= Ревекки) и Гора (=

Иакова). Однако здесь акцент делается на нравственно-ритуальной стороне самого права на престол:

роль

Конфуций. С. 123.

Кэмпбелл Д. Герой с тысячью лицами. С. 19—23.

и 387

Исиды здесь выполняет мать братьев Ревекка, которая подводит под благословение слепого отца не

старшего, нравственно утерявшего право на власть сына Исава, а младшего, ею (т. е. Духом Божиим,

Церковью) любимого сына Иакова.

Схожим, но еще более показательным с точки зрения личного соответствия символике

государственного ритуала правителя, уже вступившего в должность, является пример, описанный

Кэмпбеллом: критский царь «Минос соперничал в борьбе за престол со своим братом... и настаивал на

том, что трон принадлежит ему по божественному праву, и просил Посейдона, чтобы тот явил из моря

быка в качестве знака; он скрепил свою мольбу клятвой немедленно принести это животное в

жертву как подношение и символ служения. Бык появился, и Минос занял престол, но, узрев величие

явленного зверя, он... решил пойти на риск подмены в духе торговца (= Сет, Исав. -В. П.),

предположив, что Бог не заметит разницы.

Возложив на алтарь Посейдона лучшего быка из тех, что были у него, он сохранил посланного быка в

своем стаде... Он использовал общественное мнение в корыстных личных интересах, тогда как весь

смысл жалования ему царской власти заключался в том, что он уже не будет являться частным