Перов Ю.В.Теоретическая и прикладная этика: традиции и перспективы

Подождите немного. Документ загружается.

Теоретическая и прикладная этика: традиции и перспективы

Грех есть непрозрачность — мрак, тьма, почему и говориться: тьма

ослепила ему глаза (1 Ин. 2:11). Свет есть являемость реальности.

Тьма же, напротив, отъединенность, разрозненность реальности, —

невозможность явления друг другу, невидимость друг друга. Само на-

звание ада указывает на такой гееннский разрыв реальности, на обо-

собление реальности, на солипсизм, ибо там каждый говорит: “Solus

ipse sum!” (существую только «Я») На самом деле, Άδης (Άιδης — изна-

чально) ΆFίδης происходит от корня Fιδ (= русскому «вид»), которое

образует глагол ίδ-είν — видеть и отрицательной частицы ά privativum.

Ад — это то место, то состояние, в котором нет видимости, которое

лишено видимости, которое не видно и в котором не видно [8, C. 178].

Свет есть откровение Лица Божия. Свет дает жизнь каждому суще-

ству, дает ему бытие, способность видеть и быть увиденным, жить с

другим и «к другому», сосуществовать одно в другом. Напротив, ад,

греческий Hades, означает то лишенное света место, где одиночество

сводит бытие к предельной ограниченности демонского солипсизма,

где взор никогда не встречается с другим взором. Святой Макарий об-

разно описывает это одиночество: узники преисподней связаны друг

с другом спинами, и только великое сострадание живущих приносит

им краткое облегчение: «На мгновение мы видим лица друг друга»

[5, C. 10-11]. «Отцы и учители, — говорит Достоевский устами старца

Зосимы, — мыслю: «Что есть ад?» Рассуждаю так: Страдание о том,

что нельзя уже более любить» [4, C. 362].

Рассуждая о феномене ада, Н.Бердяев писал, что ад допустим в том

смысле, что человек может захотеть ад, предпочесть его раю, мо-

жет себя лучше чувствовать в аду, чем в раю. В идее ада выражается

острое и напряженное чувство личности, ее неистребимость. Ад есть

состояние души, бессильной выйти из себя, предельный эгоцентризм,

злое и темное одиночество, т. е. окончательная неспособность любить

[2, C. 599-621]. Божий суд и есть лишь страшный свет, брошенный на

тьму, любовь, брошенная на злобу и ненависть.

Согласно традиции русской религиозной философии, любовь есть

бытие Бога. Сущность любви сокрыта в единстве Лиц Святой Троицы:

в общении в любви Трех Божественных Ипостасей, в общении, которое

исключает какую-либо самозамкнутость или самодостаточность, но

есть всецелая отдача Себя Другому, то есть экстатическое пребывание

в Другом, без самомалейшей утраты Своей Идентичности [10, C. 256];

в Их взаимопроникновении, в существовании Друг в Друге [1].

Таким образом, парадигмой личностного бытия является Пресвятая

Часть II. История этики

Троица. Отношения между лицами Святой Троицы являются архе-

типом человеческих взаимоотношений, поэтому личность не может

рассматриваться уединенно: «я» всегда подразумевает «ты», «он»,

«мы». Личность, для того чтобы быть личностью, должна находиться

в общении [6, 257]. В своей работе «Столп и утверждение истины»

Флоренский отмечает, что, сущность истинной любви заключается в

преодолении самотождества «Я=Я», в преодолении границ самости,

в выхождении из себя путем жертвенного подвига (для чего и нужно

общение друг с другом), в воплощении в ближнем и отождествлении с

ним, в единосущии, содержащем в себе онтологическую общность бы-

тия [8, 91-92]. Русские философы хотят внести в мир идеал «всеедин-

ства», не того единства, которое уничтожает многообразие, но много-

образия, которое достигает единения. Смысл любви с точки зрения

Соловьева заключается в полном изживании эгоизма, в утверждении

безусловного значения другой личности, в оправдании и спасении

индивидуальности через жертву эгоизма. Любовь есть единственная

сила, способная упразднить эгоизм, не упраздняя индивидуальность,

а, наоборот, утверждая и возвышая ее до личности. Посредством люб-

ви человек утверждает безусловное значение другой индивидуаль-

ности, учась видеть и уважать в других образ Божий. Любовь — это

полное изживание эгоизма, «перестановка центра нашей жизни»,

«перенос нашего интереса из себя в другое» [7, 138-140].

Таким образом, специфика русской философской мысли, при

осмыслении феноменов эгоизма и любви, заключается в синтезе бо-

гословия и философии, в гармонизации духовного наследия с новыми

парадигмами философского мышления. Святое Триединство лучше

всего выражает воззрения русских мыслителей. Сравнивая взаимоот-

ношение Лиц Святой Троицы с взаимоотношениями индивидов, рус-

ские мыслители отмечают, что индивиды стремятся стать подобными

другим и постоянно враждуют, ипостаси же бесконечно различны и

бесконечно едины. Троица в работах вышеназванных философов есть

пример не противопоставления Одного Другому, пребывания Одного

в Другом. Важнейшей целью философских построений русских мыс-

лителей является утверждение абсолютной, непререкаемой ценности

конкретной, неповторимой личности. Русские религиозные фило-

софы призывают человечество вернуться к осознанию своей нерас-

торжимой связи с Богом, вернуться к христианскому мировоззрению.

«Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы —

вот в чем русская идея», — утверждает Соловьев [9, 64].

Теоретическая и прикладная этика: традиции и перспективы

Литература

1. Архимандрит Амфилохий (Радович). «Филиокве» и нетварная энер-

гия Святой Троицы по учению Григория Паламы, 1973.

2. Бердяев Н. А. О назначении человека. О рабстве и свободе человека.

М., 2006.

3. Гуроян В. Очерки православной этики. М., 2003.

4. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений в 15 т. Т. 9. Л., 1989.

5. Евдокимов П. Искусство иконы. Богословие красоты. Клин, 2005.

6. Православное учение о человеке. М., Клин, 2002.

7. Соловьев В. С. Смысл любви: Избранные произведения. М., 1991.

8. Флоренский П. Столп и утверждение истины: Опыт православной

теодицеи в двенадцати письмах. М., 2002.

9. Шпидлик Т. Русская идея: иное видение человека. СПб., 2006.

Проблема любви в отечественной

интеллектуальной традиции

А. Зиновьева

Когда возникла любовь? О любви говорится в самых древних мифах

Греции. Любовь ранней античности можно назвать античным эро-

сом. Это как бы «предлюбовь», в ней еще много обще природного,

свойственного и животным. Тема любви выражается тогда в скуль-

птуре, лирической поэзии, трагедии. Уже тогда любовь получает пси-

хологическую окраску, понятие любви в своей эволюции усложняется

и сужается, любовь как чувство приобретает все большую ценность.

Любовь становится ценностью в результате распада древнего синкре-

тизма общества и личности, когда человек осознает все больше свои

отдельные, частные интересы. Классической типологией видов любви

до сих пор считается античная типология, различающая такие типы

любви как: филия, сторге, агапе и эрос.

Филия — (philio — от греч. любовь-привязанность, симпатия, друж-

ба; на английском языке это синоним глагола to like, а не to love).

Означает связь индивидов, обусловленную социальным или личным

выбором. Духовная, открытая, основанная на внутренней симпатии

любовь, выражающая соединение подобных принципов.

Сторге — (storge — от греч. привязанность) означает любовь-

привязанность особого семейно-родственного типа, это нежная, уве-

ренная, надежная любовь, которая устанавливается между родителя-

Теоретическая и прикладная этика: традиции и перспективы

ми и детьми, мужем и женой. Порождает чувство родовой общности.

Сторге предполагает уже готовые, сложившиеся социальные отноше-

ния вне свободы и сознательного выбора.

Агапе — (греч. любовь к ближнему) разумная любовь, возникаю-

щая на основе оценки какой-либо особенности любимого, его черт ха-

рактера и т. д. Эта любовь основана на убеждении, а не на страстном

чувстве.

Эрос — (греч. любовь) 1. Мифологическое олицетворение любви и

сексуальности; 2. Персонифицированное обозначение сексуального

инстинкта жизни (влечение) и сохранения. Словом, эрос обозначает-

ся чувства, направленные на предмет с целью полностью вобрать его

в себя, любовь-страсть.

Как известно, в каждой стране есть свое собственное понимание та-

кой сложной и интимной сферы, как любовь. Отношение к этой сфе-

ре закрепляется в традициях, привычках, нравственных принципах

людей и составляет существенную часть того, что принято называть

национальным характером. Поэтому можно говорить о различных

национальных эросах, таких, как французский, английский, амери-

канский и русский.

Существует много литературы о различных национальных эросах.

К сожалению, до самого последнего времени русский эрос был наи-

менее изученным явлением. Тема любви долгое время была под за-

претом, что имело ярко выраженные социальные и идеологические

мотивы. Советский тоталитаризм отвергал не только права личности,

но и саму личность, все, что было связано с интимной сферой, не под-

верженной государственному и партийному контролю.

Эта враждебность идее любви прослеживается с самого нача-

ла возникновения так называемой социалистической морали. Уже

В. И. Ленин в своих статьях о Л. Толстом высмеивал философию любви

великого русского писателя как проявление «либеральной и барской

мягкотелости». А. В. Луначарский пытался дать теоретическое обо-

снование этому беспрецедентному в истории европейской культуры

отрицанию идеи любви. «Мораль любви, — писал он, — свойственна,

по преимуществу, классам угнетенным и совершенно прекратившим

всякую борьбу за улучшение своего положения. Обыкновенно те же

классы признают, кроме того, мечты о сверхземном суде и счастье,

поэтому мораль любви почти всегда сочетается с мистицизмом. Взаи-

мопомощь этих классов имеет не наступательный характер, а лишь

Часть II. История этики

оборонительный, и потому их симпатия вырождается почти исключи-

тельно в сострадание» [2].

Впрочем, марксизм опирался на определенную традицию, связан-

ную с гражданской этикой русских революционных демократов, кото-

рые весьма осторожно относились к философской интерпретации фе-

номена любви. Несмотря на то что русские литература и поэзия дали

замечательные образцы понимания эроса, что отразилось в творче-

стве А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, Л. Толстого,

Ф. М. Достоевского, всякие попытки философского или литературно-

критического обсуждения вопросов любви и пола долгое время вос-

принимались как порнография.

Причины этого объяснить не так-то просто. Очевидно, в стро-

гой этике служения гражданскому долгу русских революционеров-

демократов оставалось мало места для любви. К тому же, быть может,

рассуждения на эту тему воспринимались как дань туманному роман-

тизму, который никогда не был особенно популярен в русской эстети-

ке и философии.

Нельзя считать, что все русские писатели и публицисты прошлого

века вообще были равнодушны к философским вопросам любви и об-

ходили их стороной. Существовали периоды, когда так называемый

женский вопрос приковывал к себе пристальное внимание обще-

ственности и вызывал горячие дискуссии. Такими были, например,

60-е годы прошлого столетия, когда живо обсуждались проблемы

любви, брака, положения женщины в обществе.

Литература, посвященная этим вопросам, отличалась критицизмом,

стремлением к изобличению того положения, в котором находилась

русская женщина. И. С. Тургенев, А. Н. Островский, Н. А. Добролю-

бов в своих произведениях строго критиковали деспотизм, семейное

рабство, участь женщины в «темном царстве». Этот критицизм полу-

чил отражение не только в искусстве, но и в публицистике. В 60-х го-

дах в журнале «Современник» появились статьи талантливого поэта

и публициста М. И. Михайлова, в которых он пропагандировал идею

женского равноправия. Статью эту («О женщинах») Михайлов писал в

Трувиле, и она давалась ему совсем не легко. Статья была напечатала

в «Современнике» и произвела в русских умах землетрясение. Тогда

при повышенной умственной восприимчивости, землетрясение вы-

зывалось легко. Все вопросы носились в воздухе, ожидая своих толко-

вателей. И женский вопрос носился в воздухе.

Теоретическая и прикладная этика: традиции и перспективы

Не прошел мимо темы любви и Н. Г. Чернышевский. Образец этой

любви он изобразил в романе «Что делать?», где, описывая образы но-

вых людей, он нарисовал и новый тип отношения к браку и любви.

Русский эрос как система философских взглядов на любовь окон-

чательно формируется только на исходе столетия. И с этого времени

любовь становится одной из центральных тем общественной и фило-

софской мысли.

Приходится удивляться, с какой вулканической энергией тема люб-

ви врывается в русскую литературу — в публицистику, художествен-

ную критику, эссеистику, философию и теологию. О любви пишут

философы — Вл. Соловьев, Н. Бердяев, П. Флоренский, С. Булгаков,

Н. Лосский, И. Ильин, Л. Карсавин, Б. Вышеславцев, А. Лосев; поэты —

А. Фет, К. Бальмонт, А. Белый, Н. Гумилев, М. Цветаева, З. Гиппиус;

писатели и критики — В. Розанов, В. Ходасевич, Ю. Мандельштам,

Д. Мережковский; историки литературы и литературоведы —

В. Жирмунский, Н. Арсеньев, И. Голенищев-Кутузов, А. Веселовский.

За несколько десятилетий о любви пишется больше, чем за два пред-

ыдущих века. Причем эта литература отличается глубиной мысли,

интенсивными поисками, напряженной диалектикой и оригинально-

стью мышления.

Основоположник психоанализа З. Фрейд — апологет «западного

понимания» любви возвышает физиологически-психологическую

форму любви. Мощная сила сексуального влечения стесняется и де-

формируется условиями социальной жизни. Основания невроза со-

держатся не в самой сексуальности, а в психике. Однако, в русской

философии было несколько иное прочтение этой темы. В начале XX в.

русская философия создала свое оригинальное понимание феномена

любви. Для нее было характерно признание сложности и многомер-

ности этого феномена, соединение разных аспектов исследования —

философского, психологического, нравственного, эстетического.

Философия любви оказывалась одновременно и этикой, и эстетикой,

и психологией, и знанием божественного. Этот синкретизм — одна из

характерных особенностей философии любви в России, так, как она

сформировалась в «серебряный век» русской культуры.

Н. А. Бердяев — Жалость агапе должна спирить жестокость эроса.

Любовь — это раскрытие тайны другого человека в глубине его бы-

тия. Сексуальная активность закрывает эту тайну. Это приводит к

отчужденному отношению к сексуальности у Бердяева. Соловьев и

Бердяев весьма уважительно относились к людям 60-х годов. В этом

Часть II. История этики

отношении показательна оценка Бердяевым романа Чернышевского

«Что делать?», которую он дал в книге «Самопознание», когда писал,

что роман Чернышевского это «художественно бездарное произве-

дение, и в основании его лежит жалкая и беспомощная философия.

Но социально и этически я совершенно согласен с Чернышевским

и очень почитаю его. Чернышевский свято прав и человечен в сво-

ей проповеди свободы человеческих чувств и в своей борьбе против

власти ревности в человеческих отношениях. При этом в книге его,

столь оклеветанной правыми кругами, есть сильный аскетический

элемент и большая чистота. Интересно, что сам Чернышевский, один

из лучших русских людей, относился с трогательной, необычайной

любовью к своей жене. Его письма с каторги к жене представляют со-

бой документы любви, редко встречающиеся в человеческой жизни. У

него была свободная любовь и свободная верность жене. У этого ни-

гилиста и утилитариста был настоящий культ вечной женственности,

обращенный на конкретную женщину, эрос не отвлеченный, а кон-

кретный».

Это замечательное высказывание свидетельствует, что между ре-

лигиозной философией и этикой 60-х годов существовало не только

отталкивание, но и притяжение, определенное наследование нрав-

ственного эроса.

Чернышевский, как в последующем Соловьев и Бердяев, критически

относился к системе сложившегося в русском обществе отношения

к любви, что он выразил в статье «Русский человек на rendez-vous».

Обращаясь к романам Гончарова и других русских писателей, Черны-

шевский вскрыл странную особенность русского характера: русский

человек там, где ему нужно проявить решительность в отношении к

любимой женщине, оказывается нерешительным или даже трусом.

Он готов пылко любить, но скорее в мечте, в фантазии. Когда же нуж-

но проявить характер на деле, он медлит, морализирует и готов бе-

жать от женщины, которую он любит. Праздность, мечтательность —

этого у русского человека вы найдете сколько угодно, но, когда надо

действовать, брать на себя ответственность, проявить инициативу и

решительность, — тогда русский мужчина отступает.

Из ситуации романтической, любовной, описанной в русских ро-

манах, Чернышевский делает выводы общественные, русскому чело-

веку, говорит он, характерны нерешительность, расхождение между

мечтой и делом. Но, очевидно, возможен и обратный ход мысли: не-

решительность, «дрянное бессилие характера» в общественном пове-

Теоретическая и прикладная этика: традиции и перспективы

дении приводят к нерешительности и бесхарактерности в отношении

к женщине. Таким образом, любовь у Чернышевского становится мо-

делью социального поведения.

Русский эрос, как он отразился в русской литературе, никогда не

был прямым прославлением чувственности, наслаждения, гармонии

духа и тела. Это в особенности чувствуется в произведениях Толстого,

который лучше всего изображал трагическую, неразделенную любовь,

любовь-муку, страдание. Толстому было свойственно неприятие чув-

ственной, плотской любви, в которой он видел причину всех человече-

ских бед. В «Крейцеровой сонате» он писал: «Из страстей самая силь-

ная и злая, упорная — половая, плотская любовь. Уничтожьте половую

любовь — люди соединятся воедино». Именно половая любовь ведет

людей, как мужчин, так и женщин, к трагедиям, обману, убийствам.

В понимании феномена эроса Россия пошла совершенно иным пу-

тем. Здесь произошел не распад любви на эрос и агапэ, как это было

на Западе, а напротив, определенный синтез того и другого, стрем-

ление объединить в единое целое и философский, и религиозный, и

психологический, и эстетический аспекты любви. Этим русская фило-

софия любви отличается от западной, в ней преобладают тенденции

не к распаду, а к синтезу. В начале XX в. русская философия создала

свое оригинальное понимание феномена любви. Для нее было харак-

терно признание сложности и многомерности этого феномена, соеди-

нение разных аспектов исследования — философского, психологиче-

ского, нравственного, эстетического. Философия любви оказывалась

одновременно и этикой, и эстетикой, и психологией, и знанием бо-

жественного. Этот синкретизм — одна из характерных особенностей

философии любви в России, так, как она сформировалась в «серебря-

ный век» русской культуры.

Нетрудно заметить, что развитие русской теории любви шло по

двум направлениям. Первое, начатое и открытое Соловьевым, —

философско-платоническое, связанное с возрождением и переосмыс-

лением идей платоновского эроса и попытками их синтеза с современ-

ными философскими теориями. По этому пути пошли в последующем

Бердяев, Карсавин, Гиппиус, Вышеславцев и др.

Другое направление было ортодоксально-богословское. В противо-

положность античному эросу оно возрождало средневековое пред-

ставление о любви как cacitas — сострадании, милости, жалости.

С этим направлением связаны работы прежде всего Флоренского,

а также Булгакова, Лосского, Ильина.

Часть II. История этики

Первое направление обосновывало концепцию индивидуальной

любви, идею воссоздания с помощью любви целостности человече-

ской личности, преодоления эгоизма, нравственного возрождения

человека на почве гармонизации духовного и телесного начала. Оно

признавало половую любовь и пыталось одухотворить вопросы пола.

Другое направление отстаивало родовую любовь, подчинение инди-

видуальности всеобщему, идее очищения, нравственной чистоты.

В половой любви оно видело греховное начало и стремилось заменить

его чисто духовным пониманием любви.

«Перестановка центра нашей жизни», «перенос нашего интереса из

себя в другое». В этом заключается огромная нравственная сила люб-

ви, упраздняющая эгоизм и возрождающая личность в новом нрав-

ственном качестве.

Причем главной силой, способной устранить врожденный человеку

эгоизм, является именно половая любовь, потому, что именно она со-

храняет равенство между любимым и любящим. Все остальные типы

и виды любви, так или иначе, основываются на известном неравен-

стве между любящим и объектом его любви. В так называемой ми-

стической любви индивидуальность поглощается абсолютным. Здесь

предмет любви есть, но индивидуальность растворяется и сводится к

нулю. В любви к родине или человечеству также существует огромная

несоизмеримость любящего с любимым. Пожертвовать свою жизнь

народу или человечеству можно, но проявить или осуществить свою

истинную индивидуальность на основе такой любви невозможно.

Родительская любовь, и в особенности материнская, содержит в себе

много неизжитого эгоизма, связанного с естественной заботой о по-

томстве. И здесь также нет равенства между любящим и любимым,

потому что они представляют собою разные поколения, у которых

цели и интересы различны.

Таким образом, половая любовь осуществляет огромной важности

нравственную функцию — приводит к единству мужское и женское

начало, восстанавливает целостность человеческой личности, создает

идеальную, абсолютную индивидуальность.

Соловьев в «Смысл любви» определяет любовь как средство продол-

жения рода. Половая любовь в этом смысле является вершиной люб-

ви, т. к. затрагивает человека целиком. При этом Соловьев отличает

любовь от внешнего соединения. Человеческой любви предшествует

идеал Божьей любви. Бог как единое, соединяет с собой все другое, т. е.

Вселенную. И это другое имеет для него образ совершенной, вечной