Одесский М.П. Четвертое измерение литературы: Статьи о поэтике

Подождите немного. Документ загружается.

Историк

герой

(СМ.

Соловьев

Петр

«Чтения» компактны, их композиция - в отличие от истории -

отчетлива: логика текста подчинена ясному развертыванию тео-

рии

(неразрывно связанной с мировоззрением автора), и путево-

дитель, аннотирующий содержание лекций, - одновременно ключ

концепции.

1. Петр Великий - воплощение исторической закономер-

ности

Начиная

«Чтения», Соловьев пренебрежительно отметает

мнения

тех, кто «неисторически»

обожествлял царя-реформато-

ра (подобно М.В. Ломоносову, вычеканившему одическую фор-

мулу

«Он бог, он бог твой был, Россия») или его демонизировал

(старообрядцы, славянофилы). «Неисторически» - бранное сло-

во.

Последователь Гегеля, Соловьев преклонялся перед властной

манифестацией

законов истории. Вместе с тем великий деятель

не

есть марионетка, механически послушная предписанной роли.

Великий деятель должен быть достоин своей исторической мис-

сии.

С этой точки зрения Соловьев противопоставлял Петра I

своему современнику Александру II (разумеется, в мемуарах, а не

«Публичных чтениях»): «Преобразования проводятся успешно

Петрами

Великими; но

беда,

если за них принимаются Людовики

XVI и Александры II. Преобразователи вроде Петра Великого при

самом крутом спуске держат лошадей в сильной руке - и экипаж

безопасен, но преобразователи второго рода пустят лошадей во

всю прыть с горы, а силы сдерживать их не имеют, и потому эки-

пажу предстоит гибель»

2. Петр I - народный вождь

Соловьев верил в прогрессивный ход истории (хотя посту-

лировал недостижимость абсолютной цели в земной фазе развития

человечества). Соответственно Петр I предстает носителем про-

гресса. Доказательству этого тезиса Соловьев посвятил три вступи-

тельные лекции (Vi от всего цикла), где сжато изложил собственное

понимание

смысла русской истории и места Петра I в ней.

Исходя из убеждения в органическом характере развития

народа, историк заключил, что жизнь народа подобна жизни че-

ловека, народ так же возникает, так же проходит юный и зрелый

возраст,

дряхлеет

и гибнет: «...в первом возрасте народ живет пре-

имущественно под влиянием

чувства»,

затем

«наступает

вторая

половина

народной жизни: народ

мужает,

и господствовавшее до

479

Экспертиза

поэтики

сих пор

чувство

уступает

мало-помалу свое господство мысли»

Ограничься Соловьев подобным определением, это выглядело бы

примитивно

и пустовато. Однако у него была продуманная кон-

цепция

того, что значит в истории

«юность»

и что -

«зрелость»

(см.

таблицу).

Юность народа

Влияние

чувства

Крепостной

труд

Военное сословие

Земледелие

Географическая изоляция

Религия

Зрелость народа

Господство мысли

Вольнонаемный

труд

Постоянное

войско

Торговля и промышленность

Стремление к морю

Наука

«Юность»

- земледелие, военное сословие, закрепощенное

крестьянство;

«зрелость»

результат

экономического переворота,

т. е. торговля и промышленность, постоянное войско, вольнонаем-

ный

труд.

Здесь историк запальчиво - его

труд

написан в эпоху

реформ и отмены крепостной системы - доказывает историчес-

кую оправданность крепостничества, неизбежность его возник-

новения,

можно сказать, патриотизм.

Ведь

Россия в силу особых

географических условий должна была вести

«тяжелую

борьбу с

соседями - борьбу не наступательную, но оборонительную, при-

чем отстаивалось не материальное благосостояние (не избало-

ваны

были им наши предки), но независимость страны, свобода

жителей. <...> Главная потребность

государству

- иметь наготове

войско;

но воин отказывается служить, не выходит в поход, потому

что ему нечем жить, нечем вооружиться, у него есть земля, но нет

работников.

И вот единственным средством удовлетворения этой

главной потребности страны найдено прикрепление крестьян,

чтоб они не

уходили

с земель бедных помещиков, не переманива-

лись богатыми; чтоб служилый человек имел всегда работника на

своей земле, всегда имел средство быть готовым к выступлению в

поход»

Знаменитый вывод Соловьева должен был скандализи-

ровать современников: «Прикрепление крестьян - это вопль от-

480

Историк

герой

(СМ.

Соловьев

Петр

чаяния,

испущенный государством, находящимся в безвыходном

экономическом

положении»

Однако так дальше жить нельзя. Экономический переворот

неотделим от преобразования быта, потому

«юность»

- замкнутое

существование народа в исторических пределах, а

«зрелость»

общение с передовым человечеством.

«Отсюда

для русского

человека представление моря как силы, которая

дает

богатство,

отсюда страстное желание, стремление к морю, чтоб посредством

него стать таким же богатым и умным народом, как народы помор-

ские»

. Отсюда непосредственная задача -

«добыть

себе уголок у

северного Средиземного (Балтийско-немецкого) моря, к кото-

рому прилила торговля, отхлынув от берегов древнего южного

Средиземного моря»

. Наконец, реформа экономики и народного

быта немыслима без современного

знания,

без усвоения

«науки»

(включающей искусство,

культуру

и т. п.), некогда заимствован-

ной

Западом из античности.

Итак,

«необходимость движения на новый путь была созда-

на;

обязанности при этом определились: народ поднялся и собрал-

ся

дорогу;

но кого-то ждали; ждали вождя; вождь явился»

3. Петр I - «работник»

Рассказав

в 4-й и 5-й лекциях о перипетиях восшествия

Петра I на престол, борьбы с царевной Софьей и т. д. вплоть до

взятия

Азова

(1696), Соловьев словно презентирует своего героя.

В первых же поступках и речениях молодого царя историк вы-

членяет идею, центральную в наследии реформатора - «"в работе

пребывающий", царь-работник, царь с мозольными руками»

Как

видно, это не столько идея, сколько наглядный образ, почти

эмблема. Великий человек, по убеждению Соловьева, «первый

подставляет свои могучие плечи под тяжесть,

отдает

всю свою

чрезвычайную силу в общее дело, и дело, благодаря этому вкладу,

начинается,

идет, народ получает помощь. И вот подле значения

великого учителя народного

другое

значение - великого помощ-

ника

народного, а образ все тот же - образ царя-работника»

Заметка на полях: читая патетические рассуждения Соло-

вьева о царе-труженике, ощущаешь их автобиографичность - ве-

ликому историку (как и великому царю) было свойственно

чуть

ли

не суицидальное трудолюбие (по собственному скромному

определению - «торопливость»).

481

Экспертиза

поэтики

4. Петр I - «человек в высшей степени страстный»

Описав (в 6-й лекции) Великое посольство - поездку

госу-

даря инкогнито в Европу, где тот заключил союз против Швеции

(в

рамках подготовки к Северной войне) и лично ознакомился с

западной «наукой», Соловьев приводит отзыв одной немецкой

принцессы

о молодом Петре:

«...государь

очень хороший и вмес-

те очень дурной...»

Этот отзыв, который историк призывает не

квалифицировать

как «странный» и «оскорбительный», ритори-

чески мотивирует возможность внимательно обсудить характер

нравственный облик реформатора. Апелляция Соловьева к

объективности заставляет ожидать, что историк нарисует впечат-

ляющую картину «кричащих противоречий». К примеру, совре-

менный

философ

Андре

Глюксман, анализируя идею «Медного

всадника» Фальконе, впадает в гневную декларацию:

«Это

со-

зидатель, он возвел город над водами и нарек его своим именем.

Его подвиг идет впереди общества, он противоборствует природе,

воздуху,

морю, противостоит наводнению, давит змия. Только

потом появляются люди и заселяют завоеванную им территорию.

Забыто то, что он заставил претерпеть ближнего. Забыты бедные,

принесенные

жертву

горемыки, сгинувшие сотнями тысяч»

Напротив

того, Соловьев вопреки ожиданиям снисходителен к

любимому труженику: «Необыкновенное нравственное величие

Петра выражалось в способности

уважать

нравственное величие

других

и сдерживаться им <...> Но в то же время Петр был чело-

век

в высшей степени страстный, и там, где он видел явную ошиб-

ку, злонамеренность, преступление, там он уже не сдерживался,

выходил из себя, становился свиреп, употребляя материальные

средства для прекращения зла, и верил в их действительность...»

5. Петр I - воитель

Фактическая

сторона правления Петра Великого пунктир-

но

изложена в лекциях 7-11. Историк использует в качестве по-

вествовательной основы события Северной войны

(1700-1721),

перемежая их

«сюжетами»

о внутриполитических реформах.

Государственник Соловьев был далек от сентиментального па-

цифизма,

восхищался Полтавской победой, но он, безусловно, не

оценивал Северную войну как важнейшее достижение Петра. Он

едва ли согласился бы с теми позднейшими интерпретаторами,

которые полагали что генеральной целью государя была «славная

482

Историк

герой

(СМ.

Соловьев

Петр

виктория», а реформы должны были лишь обеспечивать техни-

ческий

потенциал воюющей державы

, или видели в нем

удач-

ливого имитатора европейской модели

«государя-героя»,

«госу-

даря-воина»

. Выдвижение в «Публичных чтениях» на первый

план

военной темы - не идеология, а риторическая дань

удобству

повествования о кипучей и многогранной деятельности Петра I.

Петр

Соловьева - отнюдь не воин и не завоеватель. Как уже

указывалось, для историка здесь принципиально «стремление к

морю»

и преобразование народной жизни, принципиален четкий

заранее продуманный план перехода к исторической зрелости,

война

же - способ осуществления реформ:

«...Петр

начинает

войну со шведами за Балтийское море, смотря на нее только как

на

средство этого преобразования, исполняя завещание предков,

соединяя

древнюю и новую Россию правильным историческим

движением...»

6. Петр I - преобразователь народной жизни

В 9-й и 10-й лекциях Соловьев, прервав хронику Северной

войны,

анализирует внутреннюю политику, реформирование об-

щества, обновление наук и

художеств.

Великий преобразователь

придал европейский характер школе, литературному языку, прессе,

театру

и т. д. Например, театр утратил

статус

придворной потехи и

был введен в «народное употребление»,

«для

всех»,

когда немецкой

труппе Кунста повелели устраивать публичные представления в

деревянной

«храмине»

на Красной площади

. При этом историк

игнорирует кратковременность немецкой антрепризы (

1702-1706),

случайность и заведомую непонятность репертуара («Сциопион

Африканский» немецкого драматурга Лоэнштейна, «Амфитрион»

Мольера),

капризы царя, вначале увлекшегося идеей театра, потом

совершенно забросившего проект, и т. п. Историк, как бы соеди-

няя

начальную точку (театральная

«храмина»

рядом с Кремлем)

с конечной (возникновение спустя полвека русского театра),

отвлекает внимание от того, что

«между»

начальной и конечной

точками театральная традиция прервалась, антреприза распалась,

спектакли

прекратились, а Петр,

судя

по документам, ни разу не

посетил представления комедиантов и демонстрировал полное

равнодушие к уместности новшеств, шокирующих русское обще-

ство. Самодержец, законный обладатель престола, Петр I не имел

надобности кого-либо

убеждать.

Это определило его генеральный

483

Экспертиза

поэтики

подход

к решению конкретных задач культуры. Реформатор не

осторожничал и не адаптировал, жестко реализуя то, что стихийно

попадало в сферу его внимания. Петр I

убеждал

не столько в чем-

то,

сколько в необходимости самого прецедента убеждения как

принципа

общения монарха с подданными

Вообще Соловьев при рассмотрении конфликтов народного

вождя с народом неизменно принимал сторону вождя. Без коле-

баний,

без оговорок поддержал императора в суровом подавлении

мятежей. Согласно логике «Чтений», поскольку казаки и

другие

повстанцы противились исторической закономерности, постоль-

ку они служили не справедливости, а собственной корысти и

реакции,

не позитивной Европе, но негативной Азии: «...поднима-

лась степь, поднималась Азия,

Скифия

на великорусские города,

против европейской России, которая, несмотря на все препятс-

твия,

создала из себя крепкое государство и теперь с величайшим

трудом, с страшным напряжением сил стремилась дать ему реши-

тельный европейский характер.

Скифия

была побеждена...»

7. Петр I - борец со взятками, или одиночество

В финальной 12-й лекции Соловьев рассматривает пос-

ледние годы Петра I и подводит итоги. Интонация получилась

неожиданно грустной, а итоги - двойственными. С одной сторо-

ны,

Россия добилась очевидных

успехов

на пути превращения в

государство нового типа, с

другой

- государь-преобразователь

столкнулся с непониманием, пропасть отделила его не только от

мятежных казаков, но и от наследника-сына, Петра также изво-

дило необоримое, извечное взяточничество -

«тупая

сила зако-

ренелого зла». Историк

сочувствует

и раздражается: «Пример

кровавой борьбы Петра со взяточничеством и казнокрадством,

с неуважением к обязательной одинаково для

всех

силе закона

показывает все затруднительное положение правительства, не

встречающего пособия в обществе, когда правительство, самое

сильное и благонамеренное, связано какою-нибудь неправиль-

ностью в общественном развитии, встречает около себя немой

заговор, все по-видимому слушается, преклоняется, трепещет, а

на

деле

делается свое: наставления, угрозы, наказания пропадают

даром. Для силы нет ничего тягостнее, чем сознание бессилия,

что никакими средствами нельзя ничего сделать, надобно ждать,

предоставить времени лечение болезни.

Понятно,

что на Петра

484

Историк

герой

(СМ.

Соловьев

Петр

находили черные

тучи...»

Отчаявшись в попытках укротить

взяточничество, великий Петр предоставляет «времени лечение

болезни» и

тоскует.

Впрочем, Соловьев отбрасывает тягостные мысли и мажор-

но

венчает «Чтения»: «Да не

будет

праздник наш только воспо-

минанием

прошедшего; вспомнив,

будем

исполнять завещание

Петра: "И впредь надлежит

трудиться

и все заранее изготовлять,

понеже пропущение времени смерти невозвратимой подобно"»

Похоже, историк (вольно или невольно идентифицируя себя с

Петром Великим) призывает (не столько слушателей, сколько

себя) не впадать в уныние от общественных и частных неурядиц,

но

трудиться. Таково завещание

двух

«торопливых».

Автора

и его

героя.

Ключевский

В.О.

СМ. Соловьев как преподаватель// Ключевский В.О.

Исторические

портреты. Деятели исторической мысли. М., 1990.

С.

516.

Там же. С. 517.

Соловьев

С. Мои записки для

детей

моих, а если можно, и для

других

Соловьев С. Наблюдения над исторической жизнью народов. М.,

2003. С. 379.

Соловьев

СМ. Публичные чтения о Петре Великом // Соловьев СМ.

Чтения

и рассказы по истории России. М., 1989. С. 417.

Соловьев

С. Мои записки для

детей

моих... С 409.

Соловьев

СМ. Публичные чтения о Петре Великом. С. 421.

Там же. С 430-431.

Там же. С 432.

Там же. С 440.

Там же. С 442.

Там же. С. 451.

Там же. С. 468.

Там же. С. 469.

Там же. С 479.

Глюксман

А. Достоевский на Манхэттене. Екатеринбург,

2006.

С 167.

Соловьев

СМ. Публичные чтения о Петре Великом. С. 483.

Павленко

Н.И. Петр I: К изучению социально-политических взгля-

дов // Россия в период реформ Петра I. M., 1973.

485

Экспертиза

поэтики

Уортман

Р. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии.

Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I. M., 2002.

Там же. С. 500.

Там же. С. 530-531.

Одесский

МЛ. Поэтика русской драмы: Последняя треть

XVII

- первая

треть

XVIII

в. М., 2004. С. 44.

Соловьев

СМ. Публичные чтения о Петре Великом. С. 545.

Там же. С. 567-568.

Там же. С. 583.

2007 г.

«...Краткий дискурс в нынешний день

представим»

Г.О. Винокур о языковой политике

Петровской

эпохи

Фраза,

избранная в качестве заглавия, символизирует

«странные сближенья», что возникают порой в языке. С одной

стороны,

она выглядит ссылкой на новейший словарь терминов

«зарубежного литературоведения» («дискурс»), а с

другой

- есть

цитата из проповеди Гавриила Бужинского.

Слова этого церковного деятеля, вместе с Феодосием

Яновским

и Феофаном Прокоповичем наиболее рьяно реализо-

вывавшего политику Петра I в Церкви, а значит, в области языка

культуры, блестящий представитель отечественной филологи-

ческой мысли Григорий Осипович Винокур

(1896-1947)

привел в

очерке «Русский литературный язык в первой половине

XVIII

в.»,

предназначенном

для соответствующего тома монументальной

(отчасти и поныне в своем роде непревзойденной) «Истории рус-

ской

литературы»

(т. 3,

1941).

Излагая

языковую программу Петра I, Винокур, без сомне-

ния,

учитывал актуально-политический контекст тех отвлеченных

историко-филологических вопросов, которые ему приходилось

решать. Аналогия «эпоха Петра Великого / эпоха Сталина» была

очевидной, а чуткость Винокура к аналогиям известна

Грех

жаловаться: внутренняя логика научной концепции

Винокура, как и

других

филологов этого поколения, изучена

далеко не

худшим

образом. Чего, к сожалению, не скажешь о его

философских

и социальных воззрениях, о том, как он осмыслял

опыт тоталитаризма XX в.

Никто,

разумеется, не призывает применять в данном слу-

чае категориальный аппарат типа

«слуга

/ противник системы».

Для личности масштаба Винокура это унизительное упрощение.

487

Экспертиза

поэтики

Но

забывать о «серьезном», метафизическом измерении при

подходе

значительного ученого к узкоспециальным предметам,

игнорировать, что он

дает

свой ответ эпохе, такое же губительное

упрощение.

Суждения Винокура о языковой политике Петра I, которые

содержатся преимущественно в очерках «Русский литературный

язык

в первой половине

XVIII

в.», «Русский литературный язык

во второй половине

XVIII

в.» (История русской литературы.

Т.

4. 1947), в небольшой работе «Русский язык. Исторический

очерк»

(1945)

и т. д., можно свести к нескольким основным тезисам.

1. «Основное событие» в

XVIII

в. - «начавшееся разру-

шение

прежней системы письменного двуязычия и зарождение

национального

языка, пока еще, разумеется, в его первоначаль-

ных, примитивных формах». В приведенной формулировке сразу

обращают на себя внимание разнообразные оговорки типа «на-

чавшееся», «зарождение», «первоначальных, примитивных», бла-

годаря которым происходит существенная коррекция исходного

определения, и «основное событие» сводится к возникновению

возможности, потенции, которой еще только предстоит актуали-

зироваться, причем актуализироваться в общем-то нескоро - во

времена A.C. Пушкина.

2. Из

двух

языков, ранее составлявших письменное двуя-

зычие - церковнославянского и приказного, базовым привычно

признается

последний, «деловой язык петровского времени»,

просторечие.

«Уже

самый склад традиционного литературного

языка

делал его малопригодным для целей популяризации, кото-

рую постоянно имел в виду главный заказчик переводов Петр I.

Этим объясняются его постоянные напоминания переводчикам о

том, что переводы должны быть удобопонятны». Но в

результате

пресловутое пристрастие петровских идеологов к просторечию

оценивается как по преимуществу декларативное. «Литераторы

этой

эпохи не раз заявляют о своем намерении пользоваться в

своем изложении "просторечием", которое они противопостав-

ляют "славянскому высокому диалекту". Но ... фактически в

их письменных

трудах

гораздо больше второго, чем первого».

Цитируя гротескно-витиеватый фрагмент из «Юности честного

488