Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
веры в форме теологии и схоластики. Между тем акт импе
ратора Константина привел еще к одной важной транс
формации христианства — он дал христианам храм на зем
ле, утвердив институт церкви, а главное, изменил образ
Христа, который стал мыслиться как руководитель небес
ного царства.
Священная Римская империя на западе и византийская
империя на востоке — эти значительные отрезки истории
остались проигнорированными Ницше, что определило,
или само было определено, узкими предвзятыми оценками
христианства. Ницше не успел прочитать «Братьев Кара
мазовых» Ф. М. Достоевского и, следовательно, не знал его
«Легенду о Великом инквизиторе», где как раз и открыва
ется впечатляющая картина имперской трансформации
христианства. Можно подытожить: не следует думать, буд
то Ницше мечтал о возрождении аристократии или сослов
ной нации как политических институтов (французская и
американская буржуазия рядилась в «римскую тогу», но
это не меняло ее сущности). Ницше считал, что аристокра
тические правители, отрешенные от частных интересов,
обреченные служить государству, подчинены особому это
су, который превосходил христианскую мораль.
По Ницше, если государственная бюрократия и юрис
пруденция неизбежны в развитых обществах, то в их осно
ве должны лежать некие дополитические законы. Они не
являются продуктом договора, консенсуса различных сло
ев общества, они не являются продуктами научных изы
сканий или моральных заповедей. Первичные законы
должны быть «естественными», вытекающими из опыта
выживания и сохранения жизни. Средство вернуть челове
ку силу и уверенность в себе Ницше увидел в попавшейся
под руку книге о законах Ману. Он писал: «Законы Ману
возникали, как любой порядочный свод законов,— они
обобщали опыт, уроки, практическую мораль веков…
<…>Кодекс законов не толкует о пользе законов, о причи
нах их установления и не занимается казуистикой из пре
дыстории — вот тогдато он утратил бы императивный тон
(„ты обязан!“), главное условие послушания»
110
. Наиболее
интересным в трактовке законов Ману является, полагал
664
Ницше, вопрос не о том, где, когда и кем они были сфор
мулированы, а о том, что должно лежать в основе государ
ственной политики. Важно понимание закона как «авто
матизма», «инстинкта», т. е. привычки, относительно кото
рой не возникает никаких сомнений, ибо она выработана и
отшлифована не столько рефлексией, сколько телом. Та
кие законы не обсуждают, они даже не формулируются, а
переходят от поколения к поколению как форма жизни.
Ницше выступает сторонником Аристотеля, который
считал государство прежде всего «природным», а потом
уже «нравственным» продуктом. В этом смысле он Ан
тиГоббс, ибо исходит из того, что государство вытекает из
природы, а не из общественного договора. Демократия, ут
верждает Ницше,— это не обсуждение и даже не референ
дум, вопросы к которому готовит власть. Он отмечает: «Не
в неравенстве прав бесправие, а в претензиях на „равные“
права…»
111
Современная демократия — это иллюзия свобо
ды. Общественное мнение, к которому апеллируют поли
тики, является продуктом манипуляции. Подлинная демо
кратия, полагает Ницше, осуществляется как процесс
борьбы за выживание. Побеждают не те, кто много и кра
сиво говорит, а те, кто сумел победить в свободной игре
сил. Их искусство жить составляет основу общества. Пра
вила поведения могут не формулироваться в явной форме,
но служить основой моральных, социальных и юридиче
ских законов. Эти размышления Ницше стимулировала
все та же книга о законах Ману. Ницше пишет: «Составлять
кодекс, подобный законам Ману,— значит признавать за
народом право сделаться мастером и обрести совершенст
во — признавать его притязания на высочайшее искусство
жить. Для этого жизнь должна перестать быть сознатель
ной — цель всякой святой лжи… Кастовая иерархия (выс
ший над всем царящий закон) лишь освящает порядок при
роды, первостепенный естественный закон, над которым
не властны ни произвол, ни какаянибудь „современная
идея“»
112
.
Думается, что противоречивые оценки государства, ко
торые мы находим у Ницше, вызваны не только амбива
лентностью его собственного восприятия. Государство, с
665
одной стороны, воспринимается Ницше как самое холод
ное из всех чудовищ, а с другой стороны, как условие по
рядка. Такое соединение анархии и государственности ка
жется непоследовательным. В ранних сочинениях Ницше
явно высказывается в пользу «сильной руки»; он поэтизи
рует как Римскую империю, так и диктаторов эпохи Возро
ждения. По мнению современных историков, греческие
государстваполисы не следует воспринимать как первые
образцы гражданского общества, в которых существовала
прямая демократия и общественное самоуправление, или
как кастовые, иерархические общества, наподобие тех, что
существовали на Востоке. Скорее всего, основателями по
лисов, как в Греции, так и, например, в России, были кня
жеские дружины. В определениях Фукидида и Аристотеля
специально отмечается, что сила полиса не в высоте город
ских стен и не в богатстве, а в людях. Полис — это союз
свободных мужчин, «дружина», которая может оседать и
основывать государство в любом месте. Военный отряд
предполагает, с одной стороны, дисциплину, подчинение
начальнику,асдругой стороны, поддержку друг друга. Эта
военная демократия и лежит в основании полиса, который
соединяет два кажущихся нам несовместимыми принципа:
индивидуальную свободу и способность индивида отдать
жизнь «за други своя».
Полисная форма общественной жизни неизбежно пред
полагала и рабовладение. Именно благодаря этому «плохо
му» явлению в относительно спокойное для Греции время
стало возможным развитие культуры. В свою очередь, это
«хорошее» явление вело к ослаблению полиса. То, что лю
бое общество, даже самое демократическое, основано на
рабстве, не было секретом для Ницше. Он знал, что есть те,
кто строят и копают землю, и те, кто пишет книги и создает
произведения искусства. Но пропагандировать равенство
этих людей — все равно, что играть со спичками возле боч
ки с порохом. Между тем такой пропагандой занимались
первые христиане в Риме и занимаются современные анар
хисты. Поэтому Ницше сближает анархистов и христиан
как противников иерархического общества. Если учесть,
что люди не равны и не могут быть равными, ибо должны
666
выполнять разные функции и заниматься при этом своим
делом, то иерархическое общество оказывается более жиз
неспособным, чем демократия, которая есть не что иное,
как невыполнимое обещание.
Причиной постепенного заката Греции стало не только
вырождение полиса и его неспособность противостоять
могущественным государствам Востока, но и открытие со
седями, например в Риме, более сложных форм взаимосвя
зи городов в империи. Ницше критиковал христианство за
разрушение Римской империи, которую он расценивает
как выдающееся творение «в монументальном стиле», как
«архитектуру большого стиля», рассчитанную на века. Этот
политический монумент, выдерживающий даже дурных
правителей, был подточен изнутри ничтожными микроба
ми — христианскими сектами, выросшими из зараженных
болезнью ресентимента черни и сброда. Ницше убежден,
что именно «христианство — вампир Римской импе
рии…»
113
Между тем Рим — это политический символ, ко
торый слагался из самых разных компонентов, в том числе
и из религии. А что касается религии, то Павлу удалось до
казать превосходство Христа над всеми богами римского
Пантеона. Ницше писал: «Христианство как формула —
превзойти любые подземные культы, культ Озириса, Вели
кой матери богов, культ Митры, превзойти и сложить их:
вот что понял Павел, вот в чем его гений»
114
. Для этого, по
мнению Ницше, Павел использовал идею бессмертия —
загробной жизни, которая обесценивала жизнь на Земле.
Эпоха рождения и тирании разума начинается с разви
тием цивилизации. Человек, живущий в искусственных
социальных условиях, уже не может полагаться на ин
стинкты, а должен рассчитывать дальносрочные последст
вия своих действий. Исследование цивилизационного про
цесса Н. Элиасом раскрыло сложную систему внеличных
зависимостей в обществе и показало, что телесные досто
инства, а также такие добродетели, как верность и дружба,
мужество и решительность, характерные для военизиро
ванного общества, сменяются в придворном обществе
сдержанностью, расчетливостью и предусмотрительно
стью. Работа Элиаса «О процессе цивилизации» конфрон
667
тирует с известным трудом Ф. Тённиса «Общность и обще
ство», где как раз звучит призыв к реставрации душевных,
личных зависимостей, характерных для традиционного об
щества. Сопоставление этих работ необходимо для лучше
го понимания дилеммы, из которой должен был найти вы
ход Ницше
115
. Впрочем, мы еще не вполне осознаем силу
этой дилеммы и продолжаем либо уповать на процесс ци
вилизации, либо призывать к возврату в светлое архаиче
ское прошлое. Судя по всему, и Ницше не избежал мораль
ной оценки настоящего, ибо понимал его как декаданс и
прописывал для лечения его болезней архаичные практики
солидарности.
Ницше и Европа. Забота о состоянии европейской куль
туры была, пожалуй, основной в творчестве Ницше. Оста
ется вопрос: мечтал он о возвращении к позабытым кор
ням Европы или о новом начале? Ницше употреблял для
названия своих штудий о Европе медицинские термины
«анамнез», «диагноз», «терапия», «прогноз». Европа боль
на, полагал он, и эта болезнь называется христианская мо
раль. Следствием ее является нигилизм. Поскольку иногда
нигилизм понимают как декаданс, вырождение, то следует
преодолеть впечатление, будто речь идет о некоторых ме
тафорических духовных заболеваниях, которые не требуют
терапевтического, психиатрического и, тем более, хирур
гического вмешательства. Ницше использовал два смысла
слова нигилизм (nihil). 1. Нигилизм как воля к утвержде
нию ценности небытия: фикция отрицает жизнь; вместо
бытия — поиск идеи, сущности. При этом Ницше уточнял:
они не отрицают воли, а выступают формами утверждения
воли к небытию. Таким образом, первый смысл слова «ни
гилизм» фиксирует отрицание как форму воли к власти.
2. Нигилизм как реакция, направленная на сверхчувствен
ный мир; он проявляется как отрицание высших ценно
стей, как «ненависть к человеческому, больше — к живот
ному, еще больше — к вещественному, это отвращение к
чувствам, к самому разуму, страх перед счастьем и красо
той, это стремление избавиться от всякой кажимости, пе
ремены, становления, смерти, желания, самого стремле
668
ния»
116
. Предельным случаем реактивного нигилизма ста
новится отрицание самой воли.
Философы, указывавшие на упадок духа, считали доста
точным для его преодоления критику ложных воззрений и
формулировку новых более совершенных, приближаю
щихся к истине теорий. Ницше утверждает, что болезнь
Европы затрагивает ее дух и тело. Именно телесность евро
пейского человека в результате распространения христи
анства подверглась радикальной трансформации. Испор
чена не только голова, замечает Ницше, но и желудок; ис
кажены зрение и слух; желания и потребности людей при
обрели неестественный характер. Используя медицинские
термины, Ницше, разумеется, не ведет речь об общеприня
той медицине. Не следует отождествлять его с Фрейдом —
«Глубинная психология» Ницше избавлена от фиксации на
сексуальных отклонениях. В этом смысле обращение к его
трудам полезно для тех психоаналитиков, которые стре
мятся освободиться от сведения всех психических анома
лий к сексуальным комплексам.
Ясперс писал: «Только в единственном месте истории
Ницше ощущает прочную экзистенциальную связь со сво
им предметом — это у него происходит с греками… Через
всю его жизнь проходит изначальная идентификация соб
ственных возможностей с возможностями греков»
117
. Ниц
ше был озабочен также возрождением немецкого духа, ко
торый казался ему близким греческому. Он писал: «Мы
становимся с каждым днем все более и более греками, вна
чале, конечно, в понятиях и оценках… но в надежде ко
гданибудь сделаться греками также и телом! На этом я
строю (и всегда строил) все мои надежды на немецкий
дух!»
118
Ницше утверждал, что первый корень Европы —
греческая культура. К ее осмыслению он обращался всю
свою творческую жизнь. Вторым корнем Европы Ницше
считал иудеохристианскую религию. При сравнении ре
лигий, отмечал он, наиболее вредной считается та, где
имеет место абсолютизация морали. Это свойственно иу
даизму и наследуется христианством. Поэтому Ницше и не
делает между ними принципиального различия, когда речь
идет о морали. Однако он отмечает космополитизм хри
669
стианства и веру в богоизбранность у евреев. И внутри хри
стианства он различает христианство Иисуса и Павла: Ии
сус — реакция на еврейское общество, а Павел — это рас
пространение еврейской религиозной морали по всему
свету.
Третьим корнем Европы Ницше считал Рим. Римскую
культуру он трактовал как альтернативу христианству, преж
де всего его абсолютной морали. Никто не может знать аб
солютную истину («Что есть истина?» — спрашивал Пон
тий Пилат). Рим заботится о земном мире, а не о небесном.
Четвертый корень Европы, полагал Ницше,— это ее собст
венная языческая культура. Он тяготел к веселым язычни
кам, у него всегда была мечта о празднике и экстазе, его
«господин» — смелое, сильное существо, которое тратит
все, что завоевывает, участвуя в игре сил. Ницше полагал,
что сохранение пантеона греческих богов необычайно
важно для Европы, именно он должен стать жизнеспособ
ной альтернативой иудейству и христианству. Олимпий
ский мир Ницше расценивал как средство спасения воли к
жизни. Имея в виду нигилизм европейцев, он считал по
лезным для восстановления их здоровья возрождение ан
тичных мифов. Однако греки весьма пессимистично смот
рели жизнь: они утверждали, что не знающие жалости ти
танические силы природы поглощают тела людей в небы
тие. Причина скептического отношения греков к жизни
состояла в том, что они видели смерть («смерти смотрели в
лицо») не так, как видят ее современные люди, которые
умирают в одиночестве, кроме того, и жизнь их была на
полнена трудами и заботами в значительно большей степе
ни, чем наша. Во всяком случае, она была менее комфорта
бельной. Не удивительно, что греки создавали героическое
искусство, поддерживающее волю к жизни и одновремен
но влекущее на подвиги. Как же достигалось столь стран
ное примирение жизни и смерти? Его давала красота: пре
красная смерть — это достойное завершение жизни. Нача
лом Европы считают философию Сократа—Платона. Но,
по Ницше, это уже декаданс, начало нигилизма. Не полу
чается ли, что Европа больна изначально? На самом деле
подлинными, но забытыми родоначальниками Европы яв
670
ляются досократики. Поэтому Ницше противопоставлял
архаику зрелой греческой культуре.
В записках 1870 г. Ницше отмечал, что эллин не был ни
пессимистом, ни оптимистом. Он знал об ужасной стороне
бытия, но теодицея не была проблемой — греческие боги
не отвечали за создание мира. Мудрость проявлялась в
том, что боги понимались как «ананке» (необходимость).
Греки были художниками жизни, они создавали своих бо
гов, чтобы жить, а не бежать от жизни. Если официаль
нотеологический образ европейского бога Ницше оцени
вает негативно, то мифы греков расцениваются им в выс
шей степени положительно. Греческие боги оправдывали
все человеческие качества. Им приписывали зависть, рев
ность и даже ненависть. Греки не унижали животное в че
ловеке. По сравнению с очеловечиванием богов одухотво
рение человека, которым занималась Европа последние
два тысячелетия, не представлялось Ницше прогрессом.
Предпосылкой понимания греческого пессимизма яв
ляется миф о царе Мидасе. Он спросил мудрого Силена,
спутника Диониса, чтó лучше всего для человека. Ответ
Силена был ошеломляющим. Он сказал: «Лучшее — это не
родиться, а если уж родился, то поскорее умереть». Следует
учесть, что Силен — лесной бог. В «Рождении трагедии»
Ницше писал: «Грек знал и ощущал страхи и ужасы суще
ствования…»
119
Недоверие к титаническим силам приро
ды, которые представляет философия ужаса лесного бога,
греки преодолевали аполлоническим инстинктом красо
ты, из которого развился олимпийский порядок богов ра
дости. «Как мог бы иначе такой болезненно чувствитель
ный, такой неистовый в своих желаниях, такой из ряда вон
склонный к страданию народ вынести существование,—
спрашивал Ницше,— если бы оно не было представлено
ему в его богах озаренным в столь ослепительном орео
ле»
120
. Инстинкт жизни породил радостный миф и искусст
во прекрасного, веря которому люди считали, вопреки Си
лену, что наихудшее для человека — это смерть. Таким об
разом, сила греков была обусловлена взаимодействием
двух противоречивых феноменов: знанием ужаса бытия и
способностью преодолеть резиньяцию.
671
Греческая трагедия — это переработка мифа. В мифах
отражен ужас бытия, который внушает пессимизм. Траге
дия пытается художественными средствами сделать чело
веческую жизнь прекрасной и героической. Соединяя ис
тину и красоту, греки преодолевали пессимизм. Символом
раскола греческой культуры Ницше считает Аполлона и
Диониса. Прометей и Эдип — лишь маски последнего. Об
раз Эдипа в трагедии Софокла является наивысшим про
явлением трагизма греческой культуры. В ней показаны
ужасающие, разрушительные последствия безудержной
воли к истине.
Если мораль — это болезнь Европы, то каково же лекар
ство? Прежде всего надо отметить, что в описании послед
ствий моральной болезни Ницше различает «пассивный» и
«активный» нигилизм. Собственно, последний и наделяет
ся терапевтической функцией. Чтобы понять эффектив
ность такого лекарства, необходимо принять во внимание
опыт самого Ницше, который писал: «Если мы не сможем
реализовать „смерть Бога“ как своего рода отречение, как
победу над самим собой, то понесем большие потери»
121
.
Старая мораль падает вместе с падением веры в Бога. Отказ
от религии Ницше понимал как фазу взросления человече
ства, которое несет ответственность за все происходящее.
Речь идет о «самопреодолении» морали. Такой подход
предполагает тождество больного и терапевта. Ницше на
зывал себя «первым законченным европейским нигили
стом». В тридцатишестилетнем возрасте он пережил силь
нейший кризис и сумел преодолеть декадентский распад.
Его «Утренняя заря» была навеяна надеждой на выздоров
ление.
Способ, каким может быть осуществлена терапия Евро
пы, Ницше называл «самоотчуждением» (Selbstentfrem
dung). Не следует понимать излечение в том смысле, что
мораль постепенно обессиливает человека и так преодоле
вает саму себя. Вопрос состоит в том, как вести себя в усло
виях распада всеобщей морали. Чтобы говорить о причине
собственной болезни, необходимо по отношению к само
му себе занять позицию внешнего наблюдателя. В связи с
этим Ницше писал о необходимости научиться мыслить
672
«ориенталистски»
122
. Иногда он писал о необходимости за
нять «вне» или «надъевропейскую» точку зрения. Собст
венно, это и есть операция «самоотчуждения», которая мо
жет быть названа «отстранением от самого себя».
Сама по себе попытка рассмотреть Европу с внешней
перспективы — это эпистемологический и культурологи
ческий эксперимент. Но он является неосуществимым, и
настаивать на его реализации кажется чистой авантюрой.
Между тем Ницше всегда ощущал себя путешественником,
странником. Возможно, его постоянное перемещение свя
зано не только с поисками благоприятных для его слабею
щего организма климатических условий, но и с попыткой
посмотреть на самого себя глазами других. Для анализа и
терапии болезни Европы Ницше пытался обрести внеш
нюю перспективу. Подобно путешественнику, он переша
гивал границу своего и углублялся за привычное различие
добра и зла. Эти эксперименты имели опасный характер, а
их последствия были непредсказуемыми. Прежде всего Ниц
ше объявил фикциями казавшиеся прежде абсолютно на
дежными моральные ориентиры. В ходе его критического
анализа считавшийся достоверным мир оказался ложным.
Ощущение утраты сам Ницше неоднократно выражал го
рестными словами. «Мы безродные… — писал он в «Весе
лой науке»,— мы не стремимся… обратно в прошлое, мы
нисколько не „либеральны“, мы не работаем на „про
гресс“… мы просто считаем нежелательным, чтобы на зем
ле было основано царство справедливости и единодушия
(ибо оно при всех обстоятельствах стало бы царством глу
бочайшей посредственности и китайщины)…»
123
Там ж е
есть пассаж, подписанный «Cтранник», в котором Ницше
говорил, что представление о добре и зле въелось в плоть и
кровь европейцев. Однако мораль сострадания он считал
прикрытием самых гнусных желаний. «Кто сегодня знает о
добре и зле?» — спрашивал Заратустра. Попытка встать во
внеморальную позицию, подчеркивал Ницше, не означает
отказа от всякой морали, не означает аморализма. Речь
идет о требовании быть по ту сторону определенной, т. е.
европейской, морали. Свобода от нее — главное условие
избавления от моральной болезни.
673