Ницше временами превращаются в «антитексты». Н. Мин
ский писал: «Перечел произведения Ницше и странное все
время испытывал чувство. Стоило отдаться чтению, и я
сознавал, что наблюдаю явление, беспримерное по силе,
по стремительности, по движению вперед, какуюто лите
ратурную Ниагару. Не видишь слов и фраз, а непосредст
венно созерцаешь освобожденную стихию мысли, летя
щую вперед, уносящую с собой. Но как только я прекра
щал чтение, чтобы мысленно оглянуться вокруг себя, я с
удивлением видел, что бушевавшая стихия никуда не унес
ла, что ее движение вперед было, на самом деле, движени
ем водопада, прикованным к одному и тому же месту, дерз
новенным прыжком не со звезды на другую, а с камня на
камень, с высоты нескольких сажен. Ницше не освободил
меня не только от грубости и уродства столетий, но от гру
бости и уродства вчерашнего дня»
19
.
Ницше упрекают в индивидуализме и чуждости народу.
Но у него есть не только высказывания типа: «Я священ
но», но и противоположные высказывания: «Мы почки на
одном дереве», «Сам индивид есть ошибка». Отсюда пра
вильным выводом было бы суждение, что Ницше не инди
видуалист, и не коллективист. Он уничижительно отзыва
ется о толпе. Народ в своей субстанциальности, наоборот,
является постоянной темой размышлений Ницше, он во
истину хочет жить в народе. Ницше полагает, что народ как
субстанциальное целое отмечен печатью вечности, он
представлен меньшинством законодательствующих гос
под, связывающих остальных в звенья единой цепи. На
стоящий народ — это не серая однородная масса, а праро
дитель авантюристов духа, искателей приключений, экс
периментаторов и страстных разоблачителей. Только иден
тифицируя себя с народом, с Германией Ницше оказался
способным на беспощадную критику.
Ницше мыслил на пределе честности, и для него не су
ществовало ничего запретного. Отсюда резкие, переходя
щие в грубость оценки им даже великих людей (Кант — ки
таец из Кенигсберга). При том, что Ницше часто говорил о
необходимости меры и середины, он любил игру с безмер
ным, заявляя: «Мера чужда нам», «Мы имморалисты — мы
50