Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
рассказывать правду о самом себе, а в том, чтобы создать
«брэнд», марку, благодаря которой начинает работать сим
волический капитал.
Кто такой Ницше, как мы понимаем его сочинения
спустя столетие после его физической смерти? Почему
этот ученый филолог, мастер тонких дистинкций стал дос
тоянием вульгарной толпы. Был ли он родоначальником
эры нарциссизма, прежде всего «восстания масс», предла
гал ли диктатуру глобального рынка, или понимал «боль
шую политику» как способ достижения коллективной со
лидарности? Почему с ним закончилась эпоха академиче
ской философии и началась история мышления в форме
искусства? А может быть, событие Ницше — это прежде
всего коммуникативная революция. Он стал новым еван
гелистом, направившим свое послание всему человечеству.
Ницше — этот автор для авторов — стал культовой фигу
рой, дизайнером тренда. Случайное имя Ницше он превра
тил в событие «Ницше». Его претензия состояла в том, что
бы стать художником и даже больше чем художником. Речь
идет о его понимании успеха, которое было вполне рыноч
ным, ибо только рынок приносит успех произведению. Но
при этом Ницше не придерживался стратегии авангарда,
описанной в ставшей классической книге Б. Гройса
11
. Руко
водитель рынка должен быть его создателем. Именно он
должен предлагать то, из чего может выбирать публика.
Ницше понимал, что идеи, определяющие будущее, выдви
гаются отдельными людьми, которые понимают происхо
дящее лучше, чем остальные. Таким образом, под субъекта
ми истории Ницше имел в виду не обывателей, выше всего
ценящих комфорт собственного существования. Это «по
следние люди» на нашей земле. Его индивиды — это вели
кие люди: свободные умы, которые живут рискованно.
Ницше также очень хорошо понимал, что искусственно соз
данная социальная система должна быть «автопойэтиче
ской» системой. Не существует ни истин, ни фактов; все —
только интерпретации. Благодаря сверхчеловеческим уси
лиям Ницше внес свое имя в списки классиков, оно стало
маркой продукта, называемого «ницшеанский индивидуа
лизм». Ницше, как автор и создатель «брэнда», соединил
34
евангелическую риторику и рекламу. Шут, создатель тек
стов, поэт — одно это словосочетание из самохарактеристи
ки Ницше раскрывает всю глубину его понимания авторст
ва в условиях современного рынка и массовой культуры.
Ницше описал свое авторское сознание как смесь хва
лебных и евангелических речей в первой части «Так гово
рил Заратустра». Талант автора подобен свету солнца, ко
торое отдает все, что у него есть, не ожидая ответного дара.
Ницше все время писал о том, что у него мозоли на руках,
натруженных дарением, которое есть не что иное, как
imitation solis. Солнце светит от восхода до заката и в этом
его героический подвиг. Только солнце не знает разницы
между «давать» и «брать». И только оно не нуждается в ре
цензиях. В этом отношении Ницше не вполне дорос до
него, ибо обижался на отсутствие положительных отзывов.
В интеллектуальной плоскости автор радикально бисек
суален: как солнце равно дает и берет, так и автор не только
имеет звучащий голос, но и ищет слушающее ухо. Лучшей
иллюстрацией сути авторства является следующий отры
вок из «Ecce Homo»: «…я ни в коем случае и не подозревал,
что созревает во мне,— что все мои способности в один
день распустились внезапно, зрелые в их последнем совер
шенстве. Я не помню, чтобы мне когданибудь пришлось
стараться,— ни одной черты борьбы нельзя указать в моей
жизни. Я составляю противоположность героической на
туры. Чегонибудь „хотеть“ к чемунибудь „стремиться“,
иметь в виду „цель“, „желание“ — ничего этого я не знаю
из опыта. И в данное мгновение я смотрю на свое буду
щее — широкое будущее! — как на гладкое море: ни одно
желание не пенится в нем, я ничуть не хочу, чтобы чтоли
бо стало иным, нежели оно есть; я сам не хочу стать иным…
Но так жил я всегда. У меня не было ни одного желания.
Едва ли кто другой на сорок пятом году жизни может ска
зать, что он никогда не заботился о почестях, о женщинах, о
деньгах!»
12
Может быть, это еще лучше описано в «Зарату
стре» — как состояние блаженного полуденного покоя.
Быть в таком состоянии значит слышать, что есть автор.
Для этого не требуется специального усилия, ибо автор
есть просто счастливый человек и не более того.
35
Греющийся в лучах своей поздней славы автор — бес
спорно, смешная фигура. Конечно, это старческая идил
лия. Если быть честным, все, созданное нами, стимулиро
вано желаниями. Не случайно Ницше предостерегает: не
вздумайте подозревать, будто я гонялся за славой, деньга
ми и женщинами. Но если и не гонялся, то хотел. Более
того, все это было и даже много. Разумеется, титанические
усилия были потрачены не на прямое стяжание перечис
ленных ценностей. Нет, каждый из нас просто страдал или
был счастлив, думал или писал, мечтал или любил. Слава,
женщины, деньги становятся доступными слишком позд
но. О женщинах особый вопрос: мы не ценим тех, кто нас
любит, и это необратимо.
Ницше не только использует евангелическую технику для
восхваления себя как автора, но и самовосхваление понима
ет радикально поновому. Не следует считать, будто от вос
хваления чужого Ницше переориентируется на самовосхва
ление. Восхваление себя он посвящает восхвалению чужо
го. Чуждость — нечто большее, чем другость, и она не
преодолевается речевым общением и пониманием. Чуж
дость есть такое наполненное культурой, языком, воспита
нием, болезнями пространство, куда можно только проник
нуть и внедриться. Полнота чуждости — это и есть мир. Все,
что в нем есть великого, превращается в восхваление в себе
чужого: как мой отец я уже умер, а как моя мать я все еще
жив и говорю; как мои будущие друзья я могу слушать. Ниц
ше, таким образом, открыл нечто такое, что можно назвать
гетеронарциссизмом: собственную самость он находит в чу
жом, которое есть внутри его. Интерес Ницше лежит в сфе
ре возможности излучения и проникновения одного в дру
гое. Он есть резонирующее тело: то, что мы находим в себе,
есть другое, проникшее в нас и слившееся с нами. Понима
ние автора у Ницше не имеет ничего общего с философски
ми галлюцинациями о «субъекте» или о тождестве людей,
общающихся в диалогической форме. Тут годится рассказ о
том, как Иона путешествовал в чреве китовом. В коммуни
кации главное не обмен мнениями, а эманация.
Ницшеавтор — это вершина развития немецкого языка.
Как мыслительпевец он ощущал себя инструментом веч
36
ности, звучащей в индивидууме. Как философ он попытал
ся воплотить свои ощущения сопричастности к вечности в
учении о воле к власти. Но именно это учение не было им
исчерпывающе сформулировано и, естественно, было не
адекватно истолковано. То, что названо волей к власти,
есть лишь искусственный термин, обозначающий много
образие сил, речей и их композиций в Я.
Самопонимание Ницше весьма разнообразно. Поэтому
Ясперс посвоему прав, выводя его мышление из экзи
стенции. Правда, в последнюю он включает лишь сущно
стный опыт, а не повседневную жизнь и болезни. Но точно
так же прав и Хайдеггер, считавший, что жизнь Ницше не
является какимто отдельным «допредикативным» опы
том, ибо была посвящена созданию текстов. Попытку вос
становления права имени собственного предпринял
Ж. Деррида. Его техника деконструкции направлена на
преодоление резкого различия теории и жизни. Прежде
всего он отмечает трудность определения жизни, которая
не сталкивается непосредственно со своей противополож
ностью — смертью. Жизнь инвестируется философским,
идеологическим, политическим опытом. Ницше был од
ним из немногих в философии, кто пытался говорить от
собственного имени. Вместе с тем, на долю имени уже не
приходится ничего, что можно назвать живым или жиз
нью.
Как входит жизнь в текст, как литература определяет
жизнь? Была ли жизнь Ницше всего лишь экспериментом
над самим собой, и как понимать этот посвоему страш
ный опыт самопожертвования? Все эти вопросы заставля
ют не только противопоставить различные понимания
Ницшеавтора, но и снова сопоставить их с его собствен
ными позициями. В предисловии к «Ессе Номо» Ницше
говорит о желании «свидетельствовать о себе». Он полага
ет, что это необходимо не столько для доказательства «ав
торских прав», сколько для оправдания будущей задачи.
Ницше пишет: «В предвидении, что не далек тот день, ко
гда я должен буду подвергнуть человечество испытанию
более тяжкому, чем все те, каким оно подвергалось ко
гдалибо, я считаю необходимым сказать, кто я»
13
. Что это
37
за будущая задача, не трудно догадаться. Гораздо важнее
понять позиционирования себя как человека, готового
взять ответственность за управление человечеством. Толь
ко в этом случае мы перестанем воспринимать «Ессе
Номо» как биографическую работу. В ней не описывается
жизнь автора, а конструируется фигура, способная взять на
себя выполнение ответственной миссии. Поскольку Бог
умер, Ницше готов взять на себя управление человечест
вом.
Несмотря на свою добродетельную жизнь и неустанное
письмо книг, которые Ницше издавал на собственные
средства, его имя почти неизвестно. Хотя Ницше упрекает
незамечающих его современников в ничтожестве, пробле
ма состоит в величии задачи и полной неизвестности того,
кто ее поставил. Отсюда естественным образом вытекает
необходимость создать из себя такую личность, которая
смеет обещать и которой можно доверять. Самохарактери
стику Ницше начинает с того, что он не «пугало», не «мо
ральное чудовище», но и не из тех, кого почитают как «доб
родетельных». Он не претендует на то, чтобы «улучшить
человечество», а говорит о необходимости «низвержения
идолов». Эту задачу он поясняет как разоблачение идеалов.
Ницше пишет: «Ложь идеала была до сих пор проклятием,
тяготевшим над реальностью»
14
. Именно она препятствует
принятию ценностей, которые бы обеспечили право на
лучшее будущее.
Миссия, взятая Ницше, по сути аналогична божествен
ной. Поэтому он вынужден воспользоваться евангеличе
ской риторикой, если понимать ее как разновидность хва
лебного дифирамба, прославляющего себя и обещающего
светлое будущее. Ницше помещает себя между людьми и
Дионисом, медиумом которого он становится, поскольку
считает христианство ответственным за деградацию чело
вечества. Позиционирование в свете новой задачи состоит
в акцентировании автора не как тонкого гения, знающего
то, чего не знают другие, а как чистоплотного в отношении
самого себя человека. То, что Ницше вполне понимал эту
задачу, свидетельствует его замечание: «Я живу на собст
венный кредит». Собственное имя — марка, которая взята
38
пока под собственный кредит. Он отличается от кредита,
который открывают и оплачивают другие. Они не спешат
это делать. Другое дело автор, который взял кредит у само
го себя, т. е. посвятил свою жизнь творчеству. Сначала он
делает имя: если товар не идет на рынке, нужна хорошая
реклама. Но затем имя овладевает владельцем и заставляет
его соответствовать марке. Хорошо, что слава приходит
поздно, а живой классик — это исключение, подтверждаю
щее правило: хороший автор — это умерший автор. Тезис о
смерти автора является продуктом литературоведов. Автор
убивает героя, чтобы закончить роман, а литературо
ведкомментатор дожидается смерти писателя, чтобы тот
не смог опровергнуть своим дальнейшим творчеством дан
ную ему литературным критиком интерпретацию. Ницше
оперирует понятиями рыночной экономики «кредит»,
«процент» и определяет автора как создателя рынка куль
турного капитала. И если иметь в виду способ присутствия
имени Ницше в современной культуре, то можно утвер
ждать, что его понимание автора как «брэнда», который
сначала создается, затем присваивается и переприсваива
ется, является наиболее реалистичным. Но было бы по
спешно квалифицировать Ницше как «рыночника», пре
взошедшего Маркса, который еще не решался применять
экономические понятия к оценке произведений искусства.
«Экономика» авторства в описании Ницше выглядит весь
ма необычно и не вписывается в модель «буржуазного
письма», где автор выступает не как медиум высшей ин
станции, а как старательный ремесленник, создающий
«крепкий роман». Вопервых, Ницше определяет автора
как предпринимателя, который не прибегает к могущест
венным спонсорам, а берет кредит у самого себя, инвести
руя в письмо собственную жизнь. Вовторых, автор, со
гласно Ницше,— это тот, кто отдает, не получая взамен ни
чего. Кажется, что тут Ницше слукавил. Самто он ожидал
ответного дара, и даже прибыли, от своей чудовищной ин
вестиции. Вложив в письмо самого себя, он ожидал при
знания. Однако эти надежды не сбылись. Ницше с горечью
констатировал, что его имя никому не известно и его давно
можно считать мертвым. Не дожив до своей славы, он не
39
познал, что обретение имени означает смерть. Как автор в
эстетике Бахтина убивает героя, чтобы завершить роман,
так и слава, превращение имени в «брэнд» означают, что
признанный автор уже не принадлежит самому себе, что
как человек он отброшен в сторону, с ним никто не счита
ется и, по сути, он уже мертв.
Ницше мечтал создать себе имя, чтобы изменить челове
чество. Однако он стал маркой, символом такого движе
ния, которое бы ему не понравилось. Ницше связывали то
с индивидуализмом, то с коллективизмом. Но его инди
вид — это «свободный ум», «сверхчеловек», задающий выс
шие цели культуры, а не городской эгоист, озабоченный
повышением комфортабельности своей жизни. Точно так
же та солидарность, возрождения которой он хотел, никак
не согласуется ни с коллективным телом фашистов, ни с
демократической массой. Между тем фашисты перепри
своили марку «Ницше» для своих целей, а сегодня из него
пытаются сделать «демократа». Это кажется ужасно не
справедливым, и современные ницшеведы стараются бо
роться с такими интерпретациями. Их попытки вписать
Ницше в философское наследие завершились тем, что он
стал классиком, создателем не просто оригинальной сис
темы, а дискурсивности, которая определяет и жизнь и
письмо.
Безмерность. Поскольку Ницше относится к крупным
мыслителям, нельзя умалчивать, что некоторые его выска
зывания внушают ужас, а некоторые вызывают ощущение
слабости. Таковы, например, его высказывания о женщи
нах, которые под видом истины преподносят фантазмы.
Ницше смело перемешивал трагический пафос с комиз
мом. Поэтому его психологические наблюдения за слабым
полом не следует воспринимать как объективные истины.
Ницше хорошо понимал природу сладострастных садома
зохистских отношений, связывающих мужчин и женщин.
Он считал ошибочной «политику равенства» в их воспита
нии. Методический «злобный взгляд» Ницше нацелен на
слабые места инстинктов любви и брака, материнского
долга и женской эмансипации. Вместе с тем взгляд на жен
40
щин в мужской перспективе, редукция их природы к био
логическому предназначению — это общий мужской шо
винизм, присущий вильгельмовской эпохе. Суждения
Ницше о женщинах — своеобразная компенсация собст
венно мужской слабости. Возможно, поэтому его высказы
вания часто понимаются буквально. Проблематизация ме
тода у Ницше также вызвана его неспособностью сформу
лировать общие принципы и построить систему. Он долго
работал над «Волей к власти», но так и не смог изложить
свое учение в системе «телесных понятий».
Столь же смешными выглядят преувеличенные литера
турные притязания Ницше. Кстати, он и сам знал о своих
слабостях, но это не мешало чрезмерности высказываемых
им утверждений. Например, Ницше писал, что в произве
дениях французских моралистов больше «действительных
мыслей», чем во всех книгах немецких философов. Столь
же несерьезным является возвышение Бизе над Вагнером.
Преувеличенными выглядят такие его определения, как
«жить — это значит быть жестоким и беспощадным ко все
му, что становится слабым»
15
. Явно риторическим является
определение сверхчеловека как «белокурой бестии». Оче
видно, понятийное описание не удовлетворяло Ницше. Он
принял позу интеллектуального экстремиста, занимался
самовозвеличиванием и, таким образом, сам нарушил ту
дистанцию, о которой писал в «Человеческом». Было бы
нормально, если бы Ницше ограничил притязания, не пре
увеличивал силу влияния на людей своих сочинений и не
противопоставлял афористичность систематичности. Ведь
традиция афористического письма имеет прочные истори
ческие корни, и не только во Франции, но также в Испа
нии и в Германии.
Ницше не любил ссылаться на источники. Между тем он
много заимствовал из Библии, у немецких романтиков, у
Шопенгауэра. Существенное воздействие на Ницше со
стороны современных ему авторов открылось благодаря
новому критическому изданию сочинений Коли и Монти
нари. Ницше нередко просто переписывал понравившиеся
ему мысли. Но это не умаляет его творчества, ибо он ис
пользовал чужие мысли в собственном контексте и от это
41
го идеи, выказанные ранее другими, существенно транс
формировались. А без той тональности, которую они при
обрели в контексте работ Ницше, они вообще остались бы
навсегда забытыми. Подобное сочетание сильных и слабых
сторон характерно для его интеллектуального соперниче
ства. Ницше оставался гениальным дилетантом в филосо
фии. Изза незнания систематической философии он не
мог оценить отдельные высказывания тех или иных круп
ных философов. Платон, каким мы его знаем по диалогам,
и Платон на страницах сочинений Ницше — это подчас со
вершенно разные фигуры. Но, может быть, в этой попытке
оригинального прочтения великих философов тоже прояв
ляется желание сохранить собственную индивидуаль
ность? В конце концов, протест — тоже часть традиции.
Более того, именно благодаря критическим возражениям
Ницше, Кант и Гегель стали нам ближе, чем их современ
никам.
Не все то, что Ницше написал о необходимости борьбы,
войны, героизма и господства, является ложным, есть нечто
истинное в его указании на культивацию рабства и бести
альности в эпоху просвещения. Возможно, его определение
истории как попытки эстетизации дикого зверя, живущего
внутри нас, есть не что иное, как способ принять реаль
ность. Но как быть при этом с отрицанием сочувствия к че
ловеку и с критикой гуманизма? Может быть, речь идет о
преодолении устаревших представлений о человеческом и
гуманном? В сочинениях Ницше много помпезного и теат
рального. Если это только способ протеста против всеобще
го опьянения идеалами, то к чему все его инсценировки, по
чему он до конца своей разумной жизни так и оставался во
власти безмерного? Совсем не обязательно давать ответы на
все эти вопросы. Важно отметить присущую стилистике
Ницше эскалацию использования энергетики языковых ре
сурсов. Скорее всего, та чрезмерность, с которой Ницше
выявлял те или иные возможности, есть не что иное, как ка
рикатура на современность. Значение Ницше состоит в том,
что он разоблачил ее смешные и опасные черты.
Безбожие Ницше следует понимать как способ испыта
ния на прочность теологии и философии. Отрицание Бога
42
не является главной стратегией его философствования.
Ницше полагал, что не только религия, но и все остальные
формы мировоззрения, все истины и моральные ценности
есть не что иное, как заблуждения. Христианство — рели
гия неудачников, философия — постоянное заблуждение.
Меру великого разрыва Ницше превзойти уже невозмож
но, ибо он не оставил вне критики ни одного основания ев
ропейской культуры. Ницше жил в этом разрыве, но его
энергия была направлена на утверждение воли к власти,
сверхчеловека и вечного возвращения. Понятые как пло
ские определенности эти позитивности становятся баналь
ными в своей сомнительности догмами. Но как пути пре
одоления кризиса европейской культуры они заслуживают
самого пристального внимания. Критика морали и рели
гии, которую Ницше учинил в сонном царстве устаревших
традиций, расчистила путь для современной философии.
Кажется, он вообще не оставил утвердительных истин. То,
что называют принципами философии — это не высказы
вания о бытии. Он писал: «В моих сочинениях говорится
только о моих преодолениях»
16
. Метод Ницше нередко
квалифицируют как философию подозрения, для которой
не существует ничего бесспорного. Ницше называл свои
сочинения «школой подозрения». Его действительностью
оказывается чистая иллюзорность. Этим Ницше опередил
постмодернистскую теорию симулякров. Вопрос о бытии
отменяется, остается вопрос об истине самого подозрения.
Ницше характеризовал свою философию как экспери
ментальную, опытную. Но под опытом он понимал проду
мывание и опробование различных возможностей, а не от
крытие чеголибо абсолютно достоверного. Это напоми
нает экзистенциальный опыт, который утрачивает опыт
встречи с субстанцией и обрекает на одиночество и забро
шенность. Ницше не просто открывает пропасти, он пры
гает в них. Таким образом, он становится жертвой. Даже
его безумие можно трактовать как мифический символ
этой жертвы. Ницше не советовал другим следовать его пу
тем. Вопрос о том, кто такой Ницше, остается открытым.
Он писал: «Абсолютная негативность — в подозрении ли и
в недоверии, в преодолении ли, или в противоречиях и со
43