Марков Б.В. Человек, государство и Бог в философии Ницше
Подождите немного. Документ загружается.
нии человека. Трудность состоит в том, что индивидуализм
не привносится откудато снаружи, а зарождается внутри
идеологии холистического общества. И поскольку они не
примиримы, Дюмон высказывает предположение о суще
ствовании переходного звена — такого элемента культуры,
внутри которого оказалась возможной радикальная пере
интепретация иерархической идеологии в эгалитарноин
дивидуалистическую. На примере анализа индийского об
щества Дюмон раскрывает тесную зависимость людей, ма
териализованную в системе каст, которая навязывает кол
лективные обязательства. Принудительные отношения ис
ключают там существование «независимых» индивидов.
Однако именно в таком обществе возникает институт «от
решения от мира», в котором центральной фигурой высту
пает аскет, представляющий собой не что иное, как модель
«свободного индивида». Точно так же фигура филосо
фааполлонийца, дистанцирующегося от традиций полиса
и пытающегося реконструировать первоначальное единст
во на основе разума, казалась Ницше весьма разрушитель
ной. В сердцевине традиционного общества зарождается
сначала философия (Сократ), потом религия (Христос)
индивидуального спасения.
Не удивительно, что западную аналогию аскета Дюмон
находит в раннем христианстве, отрицавшем социальные
ценности и переподчиняющем человека Богу, который
превосходит любые социальные институты. Однако хри
стианская версия «индивидавнемира» отличается от ин
дийской универсалистской версии перспективой, тем, что
обеспечивает новое единство во Христе и равенство перед
Богом. Вирус равенства постепенно проник в социальный
мир. Это понятие стало миной замедленного действия, ко
торая взорвалась в современности в виде революций и дви
жений протеста. По мнению Дюмона, наиболее опасными
действиями, ставшими катализаторами ускоренного раз
вития этих микробов, были признание Констатином хри
стианства в качестве государственной религии и кальви
низм, приведший к уничтожению института церкви, пре
вративший ее в общину индивидов, связанных посещени
ем церкви и чтением Евангелия. Возвращение Дюмона к
394
онтологическим основаниям, характерным для архаиче
ских мировоззрений, вызвано отождествлением автоном
ности и независимости, которые понимаются как отказ от
любого внешнего упорядочивания индивидуального пове
дения. Между тем речь должна идти об исправлении инди
видуалистической трактовки субъекта, и тогда «преодоле
ние метафизики» должно осуществляться как критика мо
надологии.
Фашистский социализм (Ла Рошель). Магия имени Ниц
ше была столь велика, что им воспользовались фашисты,
которые работали на поле массовой культуры. Ясно, что
коллективистские идеи фашистов не согласовывались с
индивидуалистским проектом Ницше и были подвергнуты
редакторским ножницам сначала сестры философа —
Э. ФёрстерНицше, а потом и идеологов Третьего Рейха.
Важно понять, что с процедурной точки зрения фашизм
есть не что иное, как вторжение поп и китчкультуры в
политику. Речь идет о копировании чужого и получении
дивидентов от распространения этих копий. Но суть гитле
ровского фашизма состояла в соединении поп и китч
культуры с милитаризмом. Радиоинсценировки и военизи
рованные литургии под открытым небом играли решаю
щую роль в сборке коллективного тела. Хотя фашизм до
вольствуется копиями, в энергетическом отношении он
подпитывается воинственным чувством ресентимента, ко
торый конвертируется как в левом, так и в правом проявле
нии. Масса возникает тогда, когда общественностью овла
девает ресентимент.
Сегодня коммунисты и фашисты считаются ягодами од
ного поля. Но так ли это. Вопервых, коммунисты опира
ются на идеологию и рациональность. Если главными ста
новятся медиумы, то фашизм — порождение новых ра
диокиномедиумов. Тогда Голливуд ближе к Гитлеру, чем
СССР. Если сталинское кино напоминает американские
фильмы, если те и другие являются фашистскими, то тогда
о фашизме как политической партии нет смысла говорить.
Как и индивидуализм, фашизм — один из ведущих проек
тов Модерна.
395
Работа «Фашистский социализм»
78
Дрийо Ла Рошеля —
французского писателя и публициста — была написана в
30е годы. Судя по количеству напечатанных экземпляров,
она не заинтересовала современников, а после победы над
фашизмом вообще была забыта. Но сегодня, когда фаши
стское движение вновь консолидируется, знакомство с
нею представляется полезным. Дело в том, что Ла Рошель
предложил весьма необычную концепцию истории, со
гласно которой главным капиталом общества являются не
деньги и товары, не демократия и ее институты, не идеи и
техника, не классы и их идеологии и даже не армии и ору
жие, а люди. Если они деградируют, если их сердца и души
становятся равнодушными, неспособными к жертвенному
подвигу и состраданию, если их тела размягчаются и утра
чивают способность контроля и меры, то никакие «обще
ственные законы» и «права человека» не сделают государ
ство крепким и справедливым. Фашизм, по мнению Ла Ро
шеля, является стихийной реакцией на утрату душевного и
телесного единства людей. Другое дело, что эта реакция
может быть использована поразному. Опасность совре
менного фашизма состоит в том, что его лидеры вновь по
вторяют архаичные телесные практики инициации для
сборки ищущих контактов индивидов в железный кулак.
Если фашизм реализует желание власти причем не только у
«фюреров», ноиумассы, то не понятно, как можно избе
жать его повторения.
Пацифизм — лишь одна из форм отстирывания одежд
современной демократии; он опасен тем, что делает людей
беспечными относительно новых форм насилия. Сегодня
фашизм, расизм, терроризм и другие воплощения зла не
только никуда не исчезли, но, наоборот, окрепли в новых
мутациях. Не следует видеть в них аналог вирусов, проле
жавших десятилетия в спячке и неожиданно проснувших
ся; более уместно рассматривать их как патогенные микро
бы современного общества. Именно поэтому такие темы,
как нетерпимость, насилие, фашизм, должны стать пред
метом самого пристального внимания современных гума
нитариев. Односторонний гуманизм и морализм, направ
ленные на запрещение и осуждение всего отрицательного в
396
обществе, оставляют людей совершенно беспомощными
перед актами насилия, с которыми они сталкиваются едва
выйдя за стены храма или школы, где учитель морали воз
вещает прекрасные и высокие истины. Накануне Второй
мировой войны появилось множество работ, в которых
подвергался критике «кисломолочный» гуманизм и пред
лагалось мировоззрение, основанное на интенсивной воле
и решительности. Конечно, многие авторы такого рода ра
бот оказались ангажированными в самом вульгарном
смысле этого слова, но были и такие, кто предложил идею
насилия еще до Гитлера и Муссолини. Если немецкие фи
лософы разрабатывали философскую антропологии, кото
рая какимто боком сказалась и на фашизме, опиравшемся
на расовые теории, то во Франции грезили чистым насили
ем и видели опасность в односторонней ставке демократи
ческого общества на позитивные ценности.
Ла Рошель ощущал застойность прежде пассионарной
французской нации, которая сформировалась и закали
лась в ходе войн и революций. Инициативу перехватили
Россия, Германия и Италия, которые пришли в движение и
сумели мобилизовать массы на социальные преобразова
ния. На первый взгляд, отмечал Ла Рошель, в демократиче
ских обществах политическая жизнь бьет ключом, в тота
литарных же государствах не происходит ярких событий.
Вожди, разбудившие энтузиазм масс, превращаются в по
жизненных диктаторов. Однако демократия создает лишь
видимость свободы. Борющиеся партии предполагают
друг друга — их борьба похожа на игру, так как лидеры не
представляют реальных интересов людей. Партии мертвы,
утверждал Ла Рошель, и они могут сохраниться только в
процессе циркуляции. Инсценируя различие, партии си
мулируют активность, которая становится все более ин
тенсивной и все более оторванной от реальной жизни. Ис
пользование современных коммуникативных технологий
приводит к тому, что революционные движения современ
ности запутываются в политических играх, бюрократизи
руются и впадают в стагнацию.
Аналогичные настроения зрели и в иной среде. Напри
мер, известный немецкий писатель и философ Э. Юнгер,
397
участвовавший в двух мировых войнах и прославляющий
воинский этос, также считал демократию чрезвычайно
вредной и опасной для крепкого государства. Основной
упрек Юнгера буржуазному обществу состоит в том, что
оно нивелирует не только аристократию, но также рабочих
и крестьян. Превращая землю и труд в предмет купли и
продажи, буржуазное общество отрывается от связей с
почвой, становится все более искусственным образовани
ем, в котором сущностные субстанциальные качества лю
дей заменяются функциональными. Жизнь становится
спектаклем, где люди больше не живут, а только исполня
ют роли, играют и обозначают. Юнгер противопоставляет
антропологии разума единство «крови и духа» и взывает к
эпохе, которая изобиловала «великими сердцами» и «высо
кими умами», которая была богата битвами, где лилась
кровь, а не произносились речи.
Демократическое общество как форма порядка пред
ставляется Юнгеру вялой и аморфной, оно являет собой
картину деградации как власти, так и людей. Считая буржу
азную демократию исторически обреченной, Юнгер пред
принимает попытку переописания мира как основу нового
способа жить и начинает ее с интерпретации рабочего. Он
критикует его бюргерское понимание через призму дого
ворных отношений как несостоятельное, а также разобла
чает его социалистическую поэтизацию. Последняя лишь
прикрывает тот факт, что с «помощью рабочего бюргеру
удалось обеспечить себе такую степень распорядительной
власти, какая не выпадала ему на долю на протяжении всего
XIX столетия»
79
. Некогда романтизированный К. Марксом
образ пролетариата, который, освободив себя, освободит
весь мир, сменился побуржуазному умеренным представ
лением партийных функционеров. Юнгер предвидит си
туацию прозрения рабочего и пытается канализировать мо
гучий выброс энергии, направляя его на разрушение граж
данского общества и созидание государства: восход рабоче
го равнозначен новому восходу Германии.
Молодой Ницше, наблюдая измельчание и даже вырож
дение людей в буржуазном обществе, грезил о расе господ,
о художественном синтезе Цезаря и Наполеона, т. е. о
398
сильной, справедливой и честной власти, которая не скры
вает насилия, а применяет его там, где нужно, и настолько,
насколько может. Однако вскоре Ницше разочаровался в
эстетическом подходе к истории и стал описывать своего
«сверхчеловека» как самое умеренное существо. Ницшеан
ские идеи, подхваченные будь то фашистами, будь то ради
кально настроенными интеллектуалами типа Ж. Батая,
В. Беньямина, Э. Юнгера и Д. Ла Рошеля, имели компен
саторный характер, и интерес к ним, в сущности, означал,
что эпоха сильной и открытой власти миновала.
Сегодня буржуазия и даже ее элита вовсе не ощущают
себя господами. Институт советников и экспертов исклю
чает вождей, которые могут принимать решения в услови
ях, когда никто не знает, что делать. Рациональная теория
решений обнаруживает, что формой власти становится
знание. Это снижает пафос интеллектуалов, которые счи
тали своим долгом разоблачение и критику власти. Между
тем сегодня именно они производят власть и диктуют вы
бор людей, определяя его наличными экономическими и
техническими возможностями. Теперь не наука и техника
служат нам, как во времена пионеров науки, а мы им. Сло
жившиеся социальные машины и технологии требуют от
человека соответствующих качеств, прежде всего эконо
мического расчета и самодисциплины. Господствующий
класс, включая как капиталистов, так и управленцев, уже
невозможно представлять как фигуры с большим животом
на плакатах времен революции. Они сами являются теперь
функционерами, обеспечивающими циркуляцию капита
ла. Если в классических обществах резко разделялись рабы
и свободные, то сегодня нет человека, который не был бы
оплетен со всех сторон сетью зависимостей. И все же, по
мнению П. Бурдье, настоящим и единственным классом
остается буржуазия, и попытки найти какойто иной про
грессивный в культурноисторическом отношении класс
безрезультатны.
Фашизм и коммунизм — две формы реакции на недо
статки буржуазного общества, которые на практике могут
оказаться в чемто похожими. Показательна их судьба. Ро
мантический период формирования фашистской идеоло
399
гии сменился периодом альянса с буржуазией и завершил
ся ужасной войной. Пострадал от обуржуазивания и ком
мунизм, пик популярности которого пришелся на после
военные годы и сменился застоем, а потом без какоголибо
военного поражения и вовсе распадом. Не следует стирать
различие между фашизмом и коммунизмом, которое стало
причиной войны. Хотя вполне можно допустить, что война
возникла как раз в связи с какойто их близостью — неда
ром вражда между соседями имеет самый непримиримый
характер, превышающий даже ненависть к чужим. Впро
чем, необходимо отметить, что эта близость исключает
сходство идей, принципов и целей.
Прежде всего следует упомянуть разное понимание ком
мунистами и фашистами интернационализма и национа
лизма. Согласно коммунистической модели социального
прогресса нации, как и классы, в будущем должны раство
риться. Точно так же коммунисты не признают расовой
дискриминации. В этом они похожи на христиан; их раз
личает, пожалуй, лишь неспособность простить буржуазию
и прочие «отмирающие классы». Но и христиане любят и
прощают своих, но боятся и ненавидят чужих. Не сложно
найти призраки Христа в учении Маркса. Фашисты же тя
готеют к древним культам и мифам. Тем не менее и фаши
сты, и коммунисты отрицательно относятся к церкви. Но
это опять же сочетается с инстинктивной тягой к средневе
ковым формам и техникам управления церковью своею
паствой. Поэтому на практике сильное государство всегда
сотрудничает с церковью. Всякое новое содержит следы
того, что отрицается и критикуется. Более того, сами рево
люционеры часто используют «дух предков» для усиления
своих идей. Например, архитекторы буржуазных револю
ций драпировались в «римскую тогу». Но не следует видеть
в этом воспроизведение прошлого. Сегодня в погоне за ме
лочами нередко забывают принципиальные вещи, отсюда
и проистекает отождествление фашизма и коммунизма.
Между тем сходство некоторых их «приемов и технологий»
может быть обусловлено не идейным сходством, а просто
общностью эпохи. Резня армян, ГУЛАГ и Освенцим — это
не продукты идеологии, а выражение некоего «здравого
400
смысла» эпохи, согласно которому даже самые жестокие
меры совершенно естественны и необходимы.
Знакомство с работами А. Токвиля, Н. Бердяева, Э. Юн
гера и Д. Ла Рошеля заставляет искать нестандартный путь
реализации демократического идеала. Нельзя смотреть на
историю исключительно сквозь розовые очки и очищать
ее, подобно школьным учителям, от всего кажущегося
жестоким и неприличным.
Дисциплинарное общество (Фуко). Спасение от индиви
дуализма многие философы видят в признании трансцен
дентных ценностей, которые избавят современную культу
ру от абсурдной «заботы о себе». В этом проявляется их
протест против известной программы М. Фуко как крайне
го выражения индивидуализма. Между тем, как и Ницше,
Фуко остался непонятым своими современниками. Его
творчество направлено на преодоление отчуждения, и об
этом свидетельствует то, что в своих последних работах по
верхностным социальным связям он противопоставил
дружбу как основу глубокой и сильной интеграции людей.
И в ранних работах Фуко понимал проблематику индиви
дуальности иначе, чем либерально настроенные мыслите
ли. Если историки гуманитарных наук относят рождение
индивида к началу Нового времени, дух которого выразила
метафизика субъективности с ее учениями о свободе и ав
тономии личности, то Фуко связывает это событие с разви
тием дисциплинарных практик в эпоху Просвещения. Со
гласно Фуко, наше общество — это общество надзора, ко
торый реализуется в разнообразных формах внешнего на
блюдения и медицинских осмотров, психологических тес
тов и экзаменов.
Где и когда, при каких обстоятельствах и по каким при
чинам произошло рождение индивида? Древность ни в
теории, ни на практике не признавала независимого инди
вида, способного противопоставить себя давлению обя
занностей, традиций, с которыми он себя отождествлял.
Разве что первые философы демонстрировали собой обра
зец свободной индивидуальности, смело выносившей на
основе познания истины приговор устаревшим традициям
401
и закостеневшим предрассудкам. Ницше в своем противо
поставлении аполлонического и дионисийского прямо го
ворит о появившейся вместе с греческой трагедией и фило
софией тенденции индивидуации общества.
Если рассматривать культуры на уровне повседневных
практик, отмечает Фуко, то древние цивилизации действи
тельно были ориентированы на построение и укрепление
общественного тела. Открытость, зрелищность, ритуаль
ность и даже спектакулярность празднеств, строительство
храмов, форумов, театров, цирков и общественных бань
предполагали не только жизнь на виду, но и доступность
великолепных и дорогостоящих сооружений. Современ
ное же общество состоит из индивидов, разделенных сте
нами жилища, которые государство стремится сделать
«прозрачными». Причины перестройки традиционных об
ществ многообразны. Старая власть, персонифицирован
ная харизматической личностью — предводителем, ба
тюшкойцарем, самодержцем, использовавшими соляр
ные знаки власти,— была расхлябанной и неэффективной.
Эпохи сильной власти, как полагал Ницше, были либе
ральными и не доходили до мелочного надзора. В них про
являлись как равнодушие к целому ряду нарушений, так и
милость к покаявшимся преступникам. Власть правила
массами, а не индивидами, используя при этом демонстра
тивные техники презентации и ограничиваясь в экономи
ческом отношении сбором налогов и податей. Новое время
связано с усложнением экономики и хозяйства. Возникает
необходимость целесообразного использования ресурсов,
техники, человеческих сил. Дифференциация и рациона
лизация общественного пространства приводит к борьбе с
бродяжничеством — каждое место должно быть закрепле
но за индивидом. Дифференциация пространств (появле
ние тюрем, больниц, домов призрения, казарм, школ, фаб
рик и заводов), внутренняя сегментация этих государст
венных учреждений (классы внутри школы, группы внутри
классов) требуют разделения и иерархизации людей. Люди
извлекаются из натуральных условий обитания и подлежат
преобразованию в казармах, школах, работных домах или
больницах. Складываются многообразные ортопедические
402
техники, направленные на формирование новой анато
мии, нового тела, способного эффективно и бесперебойно
выполнять те или иные общественные обязанности.
Так создается новая технология власти, направленная на
индивида, а не на массу. Вероятно, ее началом является ка
зарма, так как преобразование рыцарей в солдат регуляр
ной армии было сопряжено с муштрой и дрессурой. В этом
Фуко видит начало омассовления и деиндивидуализа
ции — в процессе муштры стирается представление об
уникальности и автономности. Если солдат будет думать о
самоценности личности, то как он пойдет в атаку? Но на
эту дрессуру можно посмотреть и подругому. Сообщество
рыцарей было организовано по образу греческой фаланги
гоплитов, воевашей по принципу «один за всех, все за од
ного». В регулярной армии телесная дружба уже не являет
ся обязательной. Представление о воинском братстве оста
ется как символ в мирной жизни, но поведение на войне
определяется уже иными стратегиями. Воспитание солдат
регулярной армии делает ставку на дрессировку послуш
ных, выполняющих команды начальника индивидов (один
сержант муштрует десяток солдат). Конечно, это не тот ин
дивид, о котором мечтали философы и рассуждали авторы
общественного договора. Но удивительное соответствие
теории демократии с дисциплинарными практиками гово
рит о какойто их дополнительности. Не случайно, эпоха
Просвещения, открывшая свободу, изобрела дисциплину.
При этом дисциплина становится технологией производ
ства индивидов.
С развитием общества происходит изменение преступ
лений, отмечает Фуко. Если раньше преступник по соци
альному положению, уровню интеллекта и культуры, нако
нец, по внешнему виду резко отличался от тех, кто его су
дил, то в цивилизованном обществе те, кто сидит на скамье
подсудимых, мало отличаются от тех, кто восседает в крес
лах судей. Именно это обстоятельство приводит к осужде
нию тюрьмы и постепенному ее реформированию в пени
тенциарное учреждение.
Во времена, когда преступник был груб и неотесан, ма
локультурен и неинтеллектуален, приговоры суда не дохо
403