Лоуэнталь Дэвид. Прошлое

Подождите немного. Документ загружается.

«заинтересуется тем громадным воображением, через которое далекое становится близким, а

мертвое оживает с такой силой, которая превосходит любой опыт жизни».

Зная о существовании иных путей к прошлому, мы теперь можем быть в меньшей степени

скованы собственным отношением. Оно может помочь нам открыть доступ к иным способам

его почитания. Наши внуки, возможно, будут снисходительно удивляться той страсти к

аутентичности восстановления старинных зданий, с какой мы относимся к наивности наших

дедушек и бабушек, считавших, что созерцание гробницы героя в состоянии облагородить

душу человека и возжечь его патриотизм.

Сознание того, что существуют мириады иных способов, какими другие люди чтят свое

историческое наследие, может расширить нашу толерантность в отношении манипуляций с

прошлым, которые так часто осуждают как ложные или эксцентричные. Стерилизованное,

«дис-неефицированное» наследие также имеет некоторые достоинства. Стилизация под

старину (ye Olde Englishe), псевдо-тюдор, возводимые на

Эксцентричность, экстравагантность (фр.). — Примеч. пер.

Strong Roy. And When Did You Last See Your Father? P. 43.

Stevens Wallace. The noble rider and the sound of words. 1942. P. 23.

613

скорую руку мансарды популярны отчасти потому, что они более живо передают нынешнее

впечатление от прошлого, нежели это делают многие старательно хранимые его фрагменты

или тщательно выверенные произведения постмодерна. Уж лучше ложное преклонение перед

историей, чем ничего; лучше легковесное заигрывание с прошлым, чем его полноценное

отвержение. Наше наследие столь же забавно, сколь и серьезно, столь же несообразно, сколь и

гармонично. Мы можем позволить себе снисходительно улыбнуться над анахронизмами, из-за

которых прошлые времена начинают походить на старые картинки про Петрушку (Панча),

подстроенные под новые тексты. Прошлое зачастую забавно потому, что оно действительно

старомодно.

Уже само понятие сохранения предполагает некоторую иронию над свойствен-

ными ей преувеличениями. Так, в различных церквах хранятся несколько голов Иоанна

Крестителя

и 14 мощей крайней плоти Христа;

от внутренностей Генриха V из глиняного

горшка, захороненного во Франции, исходил неподдельно неприятный запах тления, до тех

пор, пока их не воссоединили с прочими останками короля в Вестминстерском аббатстве;

Генри Форд восстановил хижину по детским воспоми-

В тексте стоит old hat, доел, старая шляпа. — Примеч. пер.

Наибольшую известность имели головы, хранившиеся в Амьене, Нимуре, Сен-Жан д'Анжели (Франция)

(Amiens, Nemours, St-Jean d'Angeli), Сан-Сильвестро-ин-Ка-пите (Рим) (San Silvestro in Capita), Эмеза (Emesa)

(Финикия) (Tillemont. Ecclesiastical Memoirs (1693), 1:85, 86,407—417; Souvay Charles L. John the Baptist, Saint,

Catholic Encyclopedia (New York: 1907—1912), 8:490).

Среди тех мест, где хранилась священная крайняя плоть, можно назвать Пуатье (Poitiers), Coulombs, Charraux,

Хильдесгейм (Hildesheim), Puy-en-Velay, Антверпен, а также церковь Св. Иоанна Латеранского в Риме. См.:

Steinberg. Sexuality of Christ. P. 159, 202, citing: Carvajal Bernardino. Oratio in die circumcisionis (1484). Те мощи,

которые хранились в Пуатье, были известны издавна, однако экземпляр из церкви Св. Иоанна Латеранского был

объявлен подлинным в XVI в., но лишь для того, чтобы его украли и перенесли в Калькату (Calcata), близ Витербо

(Viterbo), и в конце концов оказался в местной церкви Св. Корнелия и Киприана. Впоследствии под воздействием

критики со стороны немецких протестантов, Папа своим декретом от 1900 г. ограничил публичную демонстрацию

крайней плоти ежегодным празднованием обряда обрезания и запретил любые публичные высказывания о ней.

Упоминание о ней было вычеркнуто даже из путеводителей Итальянского клуба путешественников. (Peyrefitte.

Keys of St. Peter. P. 263—283, 321—325). Крайняя плоть из Калькаты недавно была вновь украдена из дома

приходского священника, но на этот раз ее исчезновение избавило церковь от замешательства (Tana de Zulueta.

Mystery over theft of tiny «divine» relic, Sunday Times, 15 Jan. 1984. P. 12).

Murray Lan. French soil yields trace of England's royal past, The Times, 8 June 1978. P. 1. К октябрю 1984 г. они все

еще не прибыли в Вестминстерское аббатство. Сердца и внутренности часто служили реликвиями вместо костей

(Hallam. Burial places of English kings. P. 45). В конце Средневековья ощутимая связь между спасением души и

сохранением бренных останков привела к тому, что стали делать несколько захоронений в разных местах. Так,

тело Вильгельма Завоевателя было похоронено в Кане (Caen) во Франции, его сердце — в Руане, а внутренности

— в Chalus; у Бернара де Гесклина (Bernard de Guesclin), коннетабля Карла V, было четыре могилы (для сердца,

кишок, тела и костей, соответственно). Впоследствии сердца вместо захоронения часто служили семейными

реликвиями. Позднее их в этом заменили менее обременительные и не подверженные тлению локоны волос

(Aries. Hour of Our Death. P. 261, 262, 387, 388). См.: Ари-ec Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Прогресс, 1992.

614

наниям Джорджа Вашингтона Карвера из древесины, доставленной из 48 штатов.

Удовольствие, получаемое от архаических празднеств, выходит далеко за пределы исходного

культа, как и в случае со статуей Уильяма Тида (William Theed), подчеркивающий англо-

саксонские корни Виктории и Альберта. Более нет необходимости стремиться к тому, чтобы

реставрации и реконструкции были полностью аутентичными; даже явно претерпевшее

изменение и бесстыдно фальсифицированное прошлое находит себе применение.

Компенсировать те способы отклика на прошлое, которые ныне утрачены, нам помогают

другие перспективы. Наше сознание древности во многих отношениях превосходит таковое у

наших предшественников. Развитие исторического исследования повышает достоверность

хронологии и обостряет чувство преемственности и разрывов в культуре. Давно прошли те

времена, когда в стандартном учебнике по истории архитектуры отсутствовали упоминания

обо всех зданиях вне пределов Большой Европы по причине «отсутствия исторической цен-

ности», поскольку они «не испытали на себе непосредственного влияния... западного

искусства».

Менее близорукие, наши современники видят прошлое более богатым, они

почитают не только сами следы древности, но и ряды событий, соединяющих их с

бесчисленными отзвуками прошлого.

Даже всего лишь прикосновения к прошлому может сообщить реставрированным или

современным строениям некоторое ощущение истории. В Бостонском Квинси-маркете

прошлое присутствует только в эмблеме и в некоторых характерных чертах,

свежеотчеканенный классицизм обновленного купола Булфинча (Bulfmch)

соседствует с

обветшавшей надписью XIX в. с именами владельцев магазина, что добавляет свойственную

XX в. меркантильную струю в ауру композитной древности. В Южном Салеме, шт. Нью-

Йорк, молитвенный дом XIX в. сменила новая церковь, на первый взгляд, точная реплика, но

в действительности — всего лишь напоминание о нем, со сглаженными высту-

Phillips Charles. Greenfield's changing past. P. 11. По предположению Джона Сам-мерсона, мода на сохранение зданий

1930-х гг. идет «от жестокости юмора 30-х,... они несут с собой, как это было с карикатурами, все противоречия и

нервозности того времени», но если мы решили сохранять „забавные старые вещицы просто так, ради удовольствия и

всякое такое,... вопрос стоит так: «А в самом ли деле они настолько забавны?"» (John Summerson. Demolishing the Thirties

myth, The Times, 17 Dec. 1983. P. 8).

Карвер Джордж Вашингтон (1861—1943), известный американский чернокожий агроном и агрохимик. — Примеч. пер.

Fletcher. Hiyory of Architecture on the Comparative Method (1950). P. 888.

«Наше благоговейное почитание распространяется не только на Караваджо или Клода, но и на те три тысячелетия и

несколько футов земли, которые в Сардах отделяют доисторические скелеты от византийской бронзы!» (Coolidge.

Foreword. Gods& Heroes. P. 10).

Булфинч Чарльз (1763—1844), американский архитектор, известный прежде всего проектами государственных зданий.

Был четвертым архитектором, участвовавшим с строительстве Капитолия в Вашингтоне (помимо Уильяма Торнтона,

разрабатывавшего общий дизайн, это были Стивен Халлет, Джеймс Хобан, Бенджамин Латроб). Булфинч пристроил два

крыла и впервые перекрыл здание куполом (1827). — Примеч. пер.

615

пами пирамидальной крыши и без характерных для колониального стиля ставней. Внутри все

также подверглось трансформации, даже нефы стоят под прямыми углами; но за новым

алтарем венецианское окно выходит на старое кладбище, открывая живописный вид на

прошлое.

Осознание того, каким образом прошлое связывает нас с определенными местами, также

расширяет современное его восприятие. Мы ценим ландшафт как живую ткань, в котором

сплелись воедино мы и наши предки. И если сегодня многие обращаются к своим семейным

корням, то это происходит не столько из тщеславия, сколько для того, чтобы восполнить

имеющиеся пробелы, восстановить преемственность. Подобные изыскания оплодотворяют

средний план, находящийся между личной историей и коллективной памятью. Никакие

прежние времена не сравнятся с любящей проницательностью коллажа суффол-кской

деревушки Рональда Блайта, увиденной глазами ее восьмидесятилетнего обитателя, или с

сочувственным исследованием шести сосуществующих поколений американских матерей и

дочерей Дороти Галлахер, или с увлекательной хроникой селения в Кембриджшире Ро-уленда

Паркера, или с воспоминаниями Джона Баскина о двух столетиях жизни и смерти в

обреченной деревеньки в Огайо.

Для подобного взгляда особенно важным является внимательное отношение к переменам —

не только к переменам при движении от прошлого к настоящему, но и к переменам в том, как

видели прошлое сменяющие друг друга поколения. Возможно, это лишает присутствия духа,

сознавать, что новые впечатления изменят прежние оценки прошлого, однако, это сообщает

чувство свободы. И сознание того, что признаваемое нами прошлое — это наследие,

расширенное нашими собственными действиями и предчувствиями, также может быть само-

стоятельным источником вдохновения.

Наше воздействие на сохранившиеся следы прошлого может стимулировать понимание того,

что прошлое меняется непрерывно. Совершенно очевидно как для прежних времен, так и для

нынешнего дня, что такие следы доходят до нас, неся видимые признаки превратностей

природы и истории. Воздействие времени явно присутствует в их структуре, облике и

функциях. Следы изменений, преобразующие предметы старины, обогащают наше

восприятие и расширяют наш опыт. «То, что большинство из нас воспринимает как нечто

исконное, в действительности представляет собой исконные изменения», — пишет Блайт по

поводу суффолкских ландшафтов, которые непрерывно преобразовывали его занимавшиеся

сельским хозяйством предки. «Тени, цвета и запахи обладают наследственной значимостью, и

самое дорогое в этом для нас — это то, что эта перспектива... представляет собой чреду

строений, возведенных нашими трудолюбивыми отцами».

Ну, и конечно же, возведенных

нами самими.

Bfythe. Akenfield (1969); Parker. Common Stream (1975); Gallagher. Hannah's Daughters (1976); Baskin. New Burlington

(1976).

Bfythe. Inherited perspective. P. 12.

616

Картина любого прошлого отражает также и собственное время художника. До самого

недавнего времени большинство историков стремилось убрать подобные следы настоящего.

Однако вместо того, чтобы полностью избавиться от вторжений современности, те, кто рисует

картину прошлого сегодня, зачастую сознательно их туда вносят. Воображаемые

исторические разыскания Гюнтера Грасса, Томаса Пинчо-на и Габриэля Гарсиа Маркеса

бросают причудливый отблеск и на современность. Наша нынешняя осведомленность

отчетливо наполняет собой обстоятельства прошлого в романах Дж. Дж. Фаррелла (J. G. Far-

rell), причем их мотивы и события точно соответствуют исторической ситуации, но

одновременно служат прообразом для современного восприятия. Такие разоблачительные

анахронизмы могут показаться странными, но они согласуются с переживаемой реальностью;

каждый современный читатель равным образом обречен на то, чтобы вкладывать в

исторические события свои собственные знания и взгляды.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Признавая воздействие настоящего на прошлое, мы вновь сталкиваемся с парадоксом,

имплицитно присутствующим в понятии сохранения. Мы храним частицы прошлого для того,

чтобы уберечь их от обветшания, разрушения, замещения, чтобы сохранить наше наследие не-

замутненным. В то же время сохранение само по себе показывает нам, что неизменность —

это иллюзия. Чем больше мы сохраняем, тем больше понимаем, что подобные реликвии

постоянно изменяются и заново интерпретируются. Мы приостанавливаем на время их

эрозию лишь затем, чтобы различными способами их преобразовывать. И спасители

прошлого изменяют его не в меньшей степени, чем разрушавшие его иконоборцы.

Какую уверенность можем мы извлечь из частиц прошлого, столь склонных к изменению?

Чего стоит прошлое, чье постоянство столь химерично? Ответ в том, что фиксированное

прошлое — это вовсе не то, что нам нужно, или, во всяком случае, не все, что нам нужно. Нам

нужно такое наследие, с которым мы могли бы постоянно взаимодействовать, такое, в

котором сливаются настоящее и прошлое. Такое наследие не только необходимо, но и

неизбежно. Мы не можем избежать того чувства, что прошлое до некоторой степени

действительно есть наше собственное творение. Если нам удастся увидеть в нынешних

воззрениях, скорее, неотъемлемую часть прошлого, сообщающую ему значимость, нежели

угрозу для истины, мы сможем вдохнуть в них новую жизнь.

В сфере памяти происходят, как мы показали в главе 5, сходные слияния и трансформации.

Воспоминания о том, что мы делали, с кем были, как выглядели те вещи и какими мы их

ощущали, — все это изменяется вместе с изменением представлений о том, как все это дол-

жно было быть. Исходные воспоминания проходят через фильтр памяти о нашей собственной

более ранней памяти и о том, что мы слышали от других. На них воздействует новый опыт и

подвергшиеся пересмотру ожидания постоянно. И мы ждем, что воспоминания будут

меняться по мере того, как они отходят в прошлое, и по мере того, как меняется наш образ

самих себя.

Сохранение, в отличие от памяти, обособляет осязаемое прошлое, ожидая от него несхожести

с настоящим. Однако подобное обособление вступает в конфликт с нашим сознанием

реальности. Все, что нас

618

окружает, обладает прошлым, и мы можем узнавать его именно потому, что делим с ним это

прошлое. Сохраняемые реликвии, как и чтимые воспоминания, живут вместе с нами

одновременно и в настоящем, и в прошлом. И если сохранение формально ориентировано на

фиксированное и обособленное прошлое, оно не в состоянии помочь нам открыть такое

прошлое, которое всегда меняется в соответствии с нашими нынешними ожиданиями. То, что

сохраняется, как и то, что хранится в нашей памяти, не является ни истинным, ни стабильным

подобием прошлой реальности.

Непрерывное воздействие человека на реликты прошлого может показаться самоочевидным,

однако, осознали мы его лишь недавно. Охрана исторических памятников помогла нам

увидеть, сколь значительно меняется прошлое, чтобы соответствовать настоящему.

Старинные здания и артефакты долгое время приспосабливали к новым целям, однако

импульс к сохранению сделал такие адаптации гораздо более заметными. Адаптивные

изменения часто попирают устремления поборников «чистоты» прошлого, но столь же часто

и подкрепляют их. Не «раздевайте» старые здания, не лишайте их позднейших наслоений и не

навязывайте им облика прошлого, говорят последователи Рескина и Морриса, оставьте их в

покое, за исключением, разве что, текущей профилактики, для того, чтобы на них были видны

отметины времени и прошлого употребления. Однако на деле данная максима никогда не

будет реализована. Даже самая минимальная защита старинных зданий от эрозии — или от

почитателей — отзывается многочисленными и зачастую непредвиденными последствиями.

Эти последствия сами по себе не являются ни желательными, ни прискорбными, они просто-

напросто неизбежны. Не следует обманывать самих себя, считая, что мы в состоянии

удержать прошлое неизменным и обособленным. Рескин и Моррис осуждали реставрацию как

мошенническую выдумку современности. Реставрируем мы, или воздерживаемся от

реставрации, нам все равно не избежать переформировывания прошлого. Ни одна из частиц

признаваемого нами прошлого не свободна от современных интенций. Если мы поймем, что

прошлое и настоящее — это вовсе не различные и обособленные области, то сможем

отказаться и от тупикового стремления к сохранению фиксированного и стабильного

прошлого. Лишь изменяя и добавляя нечто к тому, что уберегли, мы можем сделать наше

историческое наследие реальным, живым и доступным пониманию.

Слишком узко понимаемое сохранение не способно к импровизации или к приспособлению к

неумолимому давлению перемен. Однако, рассматриваемое как часть процесса перемен,

сохранение находит свое место в ряду прочих плодотворных способов почитания наследия.

Без прошлого, которое в такой же степени податливо, сколь и тщательно охраняемо,

настоящее было бы лишено вдохновляющих его образцов, а будущее — его живительной

связи с прошлым.

Изменяя реликвии и письменные памятники прошлых времен, мы также изменяем и самих

себя. Подвергшееся пересмотру прошлое в

619

свою очередь меняет нашу собственную идентичность. Природа воздействия зависит от целей

и силы тех, стимулирует изменения. При тоталитарных режимах трансформация истории

может склонить людей к тому, что свободная воля и случай не играют в их жизни никакой

роли, что все заранее предрешено. С другой стороны, новые исторические перспективы могут

освободить людей от архаических предубеждений, устаревших правил, отжившей тирании. И

прочие изменения прошлого глубоко влияют на убеждения и на личность человека.

То обстоятельство, что мы признаем изменение прошлого, вполне . обоснованно вызывает

беспокойство. Открытое для манипуляций прошлое не только подрывает правду истории, но и

влечет за собой хрупкое настоящее и предвещает шаткое будущее. Если мы узнаем, что

освященные веками документы регулярно подделывают, старинные картины имитируют,

реликвии фабрикуют, а античные здания модернизируют, то идентичность всего

окружающего оказывается под вопросом. Если прошлое, от которого зависят наше

историческое наследие и преемственность, оборачивается смесью оригинальных и претер-

певших изменения частиц, дополненных нашими последующими домыслами и деяниями,

если не прямыми подделками, то уже трудно поверить собственным глазам.

Однако понимание того, как и почему мы сами изменяем прошлое, помогает нам избавиться

от сковывавших наше прежнее восприятие мифов. В целях подобной демистификации

психоанализ предписывает нам пересмотреть, — а тем самым и перестроить — наше личное

прошлое. Навязчивое поведение часто основывается на более ранних восприятиях,

увязнувших в прошлом. Выведение на экран сознания длительное время скрываемых чувств и

событий помогает нам избавиться от зависимости от неверно понятого прошлого и ведет нас к

свободно выбираемому будущему, к возможности переформировывать жизненную историю

так, чтобы она соответствовала нынешним условиям. Однако знание современных условий

определяет собой то, что и как мы реконструируем. Мы понимаем, что каждая новая

жизненная история неизбежно в свое время будет подвергнута ревизии. Наше вновь обретен-

ное прошлое ничуть не более окончательно, чем прежнее.

Пламб утверждает, что «объективная» история, основанная на твердых канонах

достоверности, уже в значительной мере избавилась от чар фиксированного и ужасного

прошлого. Как я пытался показать, этот вывод сомнителен: культ ностальгии, тоска по

корням, потребность в историческом наследии, страсти по сохранению, — все это показывает

нам, что чары прошлого по-прежнему могущественны. В самом деле, история никогда не

может привести к смерти прошлого, поскольку всякое предпринимаемое нами действие,

всякий разрабатываемый нами план влечет за собой более или менее сознательную пере-

оценку, пе-ре-смотр, пере-создание прошлого.

Сознавая, что прошлое поддается изменению и

что мы его действительно изменяем, мы отчасти высвобождаемся из-под его чар, будь те

священными или пагубными. Зная о том, что реликвии, история и память постоянно

подвергаются перефор-

620

мировыванию, мы в меньшей степени поддаемся давлению прошлого, нас меньше

разочаровывают бесплодные поиски священного и недосягаемого оригинала.

Нам приходится считаться в нашем наследии с выдумками не в меньшей степени, чем с

истиной. Ничто сотворенное не оставалось неизменным навсегда, ничто известное не остается

непреложным; однако подобные обстоятельства не должны нас стеснять, но, напротив, могут

способствовать освобождению. Куда лучше сознавать, что прошлое всегда подвергалось

изменениям, нежели настаивать на том, что оно оставалось неизменным. Сторонники

сохранения, заклинающие нас все оставить в неизменности, заранее обрекают себя на

поражение, поскольку даже само почитание прошлого означает его трансформацию. Каждая

реликвия свидетельствует не только о своих творцах, но и о тех, кто ей наследовал, не только

о духе прошлого, но и о перспективах настоящего.

Некоторые охранители полагают, что, защищая его от переделок, они сберегают подлинное

прошлое. Однако нам не избежать трансформации нашего наследия, поскольку каждый акт

признания изменяет сохранившиеся частицы прошлого. Мы можем использовать прошлое

плодотворно лишь тогда, когда поймем, что наследовать — это и означает трансформировать.

То, что оставили нам наши предшественники, безусловно, заслуживает уважения, но вотчина,

просто сохраняемая, становится тяжким бременем. Прошлое лучше сохранять тем, что усва-

ивать (приручать) его — и принимать его, и радоваться от того, что нам это удалось.

Прошлое остается неразрывной частью нас самих, будь то индивид или сообщество. Мы

должны уступить древним принадлежащее им место. Однако их место — не только там, где-

то позади, в изолированной и чужой нам стране, оно также и в нас самих. Прошлое воскресает

посреди вечно меняющегося настоящего.

Peel. Making history. P. 129.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие к русскому изданию....................... 5

Введение................................... 11

Часть I В ПОИСКАХ ПРОШЛОГО

Глава 1. Оживляя прошлое: мечты и кошмары............. 33

Ностальгия.................................. 35

Восстанавливая права прошлого....................... 49

Зачем мы стремимся в прошлое?....................... 60

Опасности возвращения в прошлое...................... 71

Глава 2. Выгоды и бремя прошлого................... 81

Выгоды прошлого............................... 82

Узнаваемость................................. 86

Подтверждение и удостоверение....................... 89

Идентичность................................. 91

Руководство.................................. 97

Обогащение.................................. 99

Бегство.................................... 101

Древность................................... 107

Преемственность............................... 113

Завершенность................................ 120

Последовательность.............................. 121

Опасности и пороки.............................. 122

Традиции и новации.............................. 130

Глава 3. Древние против современных.................. 137

Ренессанс и классическое наследие...................... 138

Возрождение как творчество......................... 152

От «Querelle» к Просвещению.....................'. . . . 156

Викторианская Англия............................ 170

Отцы-основатели Америки и их сыновья................... 182

Глава 4. Облик старости.......................... 211

Отвращение к старости............................ 215

Ценность облика старости........................... 245

622

Часть II ПОЗНАВАЯ ПРОШЛОЕ

Глава 5. Как мы познаем прошлое.................... 295

Предмет как предмет опыта и веры...................... 298

Память.................................... 306

История.................................... 332

Реликты /реликвии.............................. 374

Взаимосвязи.................................. 391

Часть III ИЗМЕНЯЯ ПРОШЛОЕ

Глава 6. Изменяя прошлое......................... 407

Изменяем реликвии.............................. 409

Создаем новые реликвии........................... 443

Почему мы изменяем прошлое?........................ 491

Глава 7. Творческий анахронизм..................... 549

Смерть и жизнь прошлого........................... 550

Прошлое, которое мы потеряли........................ 557

Последствия утраты прошлого........................ 568

Сохранение.................................. 580

Прошлое, которое мы получили........................ 612

Заключение.................................. 618

Дэвид Лоуэнталь ПРОШЛОЕ — ЧУЖАЯ СТРАНА

Утверждено к печати Редколлегией серии «ПОЛ1£»

Редактор издательства О. В. Иванова

Подписано к печати 12.04.04. Формат 70xlOO'/i6. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме. Печать офсетная. Усл.-печ. л. 50.7. Уч.-изд. л.

48.2 Тираж 2000 экз. Тип. зак. № 3312

Издательство «Владимир Даль» 193036, Санкт-Петербург, ул. 7-я Советская, д. 19

Издательский Дом «Русский Остров» 192148, Санкт-Петербург, ул. Пинегина 21/26-12

Отпечатано с готовых диапозитивов

в ГУП «Типография «Наука» 199034. Санкт-Петербург. 9 линия. 12

Лоуэнталь Дэвид. Прошлое - чужая страна

Подождите немного. Документ загружается.