Лоуэнталь Дэвид. Прошлое

Подождите немного. Документ загружается.

отмечает Монтень: некоторые древние здания стоят несмотря на свою ветхость, сама их седая

древность кажется источником сил.

Некоторые уподобляют природные явления, институты и

артефакты не смертным индивидам, а бессмертным видам.

Буквальная вера в то, что мир подобен организму, а общество — телу политики, в XVII—XVIII вв.

уже сходит на нет, но в риторической форме она сохраняется и даже усиливается, как я пытался

это показать, в конфликтах между имперскими и колониальными «отцами» и «сыновьями».

Следуя Гер деру, историки сравнивали институты и нации в предположительно одинаковых

точках их органического роста или упадка, а эволюционная биология вновь оживила политико-

органические аналогии, которые в особенности стимулировала работа Герберта Спенсера

«Принципы социологии» (1876—1896). Сегодня природу и культуру значительно реже

сравнивают с организмами, но о них все еще говорят, а иногда и сознательно исследуют в

терминах жизненных циклов.

Какую фазу в их предполагаемом жизненном цикле мы предпочитаем у культурных и природных

явлений? Красоту и добродетель почти повсеместно связывают с юностью, а уродство и зло — со

старостью. «Новорожденный» невинен и прекрасен, а старость немощна и омерзительна, будь до

нации, артефакты, или мир в целом. Подобная склонность возникает (и в явной форме там

проявляется) из нашего отношения к самим себе.

В оставшейся части данного раздела мы рассмотрим отвращение к старости у человека и покажем,

каким образом аналогичное отношение прилагается к земле и ее свойствам, к государству и

социальным институтам, а также к артефактам. Обсуждение предпочтения старости мы оставим

до следующего раздела.

Trompf. Idea of Historical Recurrence in Western Thought. P. 214, 282; Panofsky. First page of Giorgio Vasari's

«Libro». P. 216—220.

Montaigne. Of vanitie. 3:202. См.: Монтень М. Опыты. В 3-х кн. Кн. 3. М.: Терра, 1991.

Hale D. G. Body Politic: A Political Metaphor in Renaissance English Literature. P. 135—137; Coker. Organismic

Theories of the State; Schlanger. Metaphores de 1'orga-nisme.

216

Отвращение к старости у человека

Озабоченность старением скрывает в себе отвращение к старости. Однако, в отличие от

популярного мифа, наша собственная эпоха — испытывает к старческому возрасту не только

антипатию. Волна гериатрической озабоченности вызвана растущим числом пожилых людей,

а также возрастающей продолжительностью жизни. Предпочтение юности и антипатия к

старости уходят корнями в незапамятные времена и является почти повсеместным

настроением.

Начиная с классических времен и поныне, старение считалось несчастьем, если вообще не

наказанием. Старческое бессмертие для струлдбругов в известной книге Свифта было тяжкой

обузой. Годам к 90 выпадали зубы, слабело зрение и память. «Каждый человек хочет жить

долго, — заключает Свифт, — но никто не хочет быть старым».

В одной из сказок братьев

Гримм говорится о том, что первоначально Бог установил для всех живых существ

одинаковую продолжительность жизни в 30 лет. Посчитав столь длинную жизнь

утомительной, осел, собака и обезьяна попросили его укоротить им жизнь на 18, 12 и 10 лет,

соответственно. И только человек пожелал себе более длинной жизни и прибавил к прежнему

сроку то, что осталось от уступивших свои права тварей. Однако он дорого заплатил за свою

долгую жизнь: в 48 лет он становится похож на осла и тащит на себе бесчисленное множество

разных тягот, в 60 лет становится похожим на собаку, теряет зубы и слоняется из угла в угол,

а к 70 годам становится похожим на обезьяну, таким же смешным и глупым. «Ты не

состаришься», одиннадцатая заповедь современных жителей Калифорнии — эта древняя

поговорка многих вдохновляет на поиски источника юности.

Если бы не Роджер Бэкон и его последователи-алхимики, а также Луиджи Корнаро и

гигиенисты, европейцы редко доживали бы до столь почтенного возраста, как сейчас.

Некоторые протестантские конфессии призывали пожилых людей исполнить свою

санкционированную Библией роль за счет поддержания хорошего здоровья и социальной

активности до конца жизни и, подобно старым дедушкиным часам, «тикать» до 90 лет

(популярная американская песенка на эту тему, вышедшая в 1876 г., разошлась в количестве

800 000 экземпляров). Но эта обнадеживающая перспектива уступила давлению секуляризма

и медицинских воззрений, связывающих пожилой возраст с неизбежным, необратимым и

часто патологическим увяданием. В нашем веке старение стало дряхлением.

' Swift. Gulliver Travels. 1726. Pt III. Ch. 10. P. 257—260; Swift. Thoughts on various subjects. 1727. 4:246.

Span of life. Grimm's Fairy Tales (1812—1815); Thompson W. I. At the Edge of History. P. 15.

Gruman. History of ideas about the prolongation of life. P. 49—71; Thomas R. Cole. Aging, meaning, and well-being. P.

331, 332; Haber. From senescence to senility. P. 43. Даосов, для которых высшей ценностью было дожить до

почтенного возраста, обычно изображают в виде сгорбленных, крохотных фигурок, похожих на карликовые

растения в японских садах. Но это характерное явление восточной, а не европейской культуры. (Juan. Dominance

and Affection. P. 62; Gruman. Prolongation of life. P. 28—49).

217

Свойственная старости деградация, вне всякого сомнения, более присуща одним обществам и

эпохам, нежели другим. Первые американские пуритане, как утверждает Дэвид Хэкетт Фишер

(David Hackett Fischer), уважали и почитали своих стариков. Излюбленным выражением у

пуритан было следующее: «Седая голова — это корона славы». Старость — знак особого

благоволения Бога, долгая жизнь — символ спасения. У пуритан не только Бог обладал ликом,

более древним, чем само время, но даже у Христа, каким он представлен в книге Апока-

липсиса, волосы белее шерсти или снега.

Богоподобный старик дает в стихотворении Анны

Брэдстрит ценный совет :

Не смотри на седые волосы и близкую могилу, Но внимай тому, что он говорит.

Тем не менее, пуритане ценили старость, скорее, в теории, чем на практике. Это не по-

христиански, «обращаться с пожилыми людьми неуважительно и высокомерно только по

причине их пожилого возраста», но люди тем не менее обычно презрительно говорят о них

как о «старой перечнице» (Old Such an One).

To, что «уважение и почтение к старости

составляют заметные черты... древних народов», как утверждает Джон Стюарт Милль,

«общеизвестно», но тогда, как и сейчас, представление о предполагаемых выгодах,

свойственных пожилому возрасту, идет из чтения заповедей, а не из практики; ритуальную

защиту старости повсеместно ошибочно принимают за подлинное уважение.

Некоторым старикам, возможно, жилось бы лучше, если бы их было немного. Редкий старик,

доживший во Франции XVII в. до 80 лет, был легендарным событием, «к нему относились с

уважением, смешанным с суеверным страхом, с каким обычно относятся к победителям». Но

если к богатому старику могли относиться с почтением как к мудрому патриарху, то к

престарелому бедняку относились с пренебрежением.

Вплоть до второй мировой войны, как

отмечает Рональд Блайт (Ronald Blythe), в английском деревенском фольклоре «старость

представала в самом смешном, а зачастую устрашающем виде». «Судьба

Fisher. Growing Old in America. P. 26—76. В отношении противоположных взглядов. См.: Stone. Walking over

grandma; Growing old: an exchange; Demos. Old age in early New England. Парики из седых волос считались

наилучшими и более всего ценились в Англии середины XVIII в. (Brummell. Male and Female Costume. P. 100),

однако имеется слишком мало свидетельств в пользу утверждения Фишера о том, что знакам старости

действительно оказывали предпочтение.

Bradstreet Anna. Of the four ages of man (1678), lines 49—50. P. 52. В других местах поэмы старость изображена

несколько менее привлекательно: «Моя память ослабла, мозг иссох: /... / У меня осталось немного зубов, а взгляд

потух/ Моя кожа покрыта морщинами, и щеки поблекли» (Lines 416—420. Р. 63).

Mather. The Dignity and Duty of Aged Servants of the Lord. 1716. Цит. по: Fischer. Growing Old in America. P. 59—

60.

Mill. Spirit of the age. 1831. P. 64.

Kastenbaum, Ross. Historical perspectives on care. P. 432; Hendricks, Davis. Age old question of old age.

Goubert. Louis XIV and Twenty Million Frenchmen. P. 21.

218

простого труженика и его жены в старости — это постоянные попреки со стороны общины за

то, что он осмелился так долго зажиться на этом свете», так что им часто приходилось

уходить в работные дома, чтобы «выполнять грязную работу, сокращая тем самым свой путь к

могиле».

Рост числа пожилых людей придал им политический вес и стал мерой экономической

безопасности. Так, «Седые пантеры Америки»

составили грозное лобби. Однако тот же

самый рост их числа превратил пожилых людей в тяжелое бремя для остальных, поскольку

это было связано с увеличением размеров пенсионных отчисленйи. Стремитель-ный темп

технологических перемен девальвирует опыт стариков, накопленные ими знания оказываются

просто ненужными, а к их советам никто более не прислушивается. «Британская компания

ветеранов-мотористов» была вынуждена сменить название на «Гильдию опытных

мотористов» из-за опасения, что их посчитают сборищем дряхлых стариков, ведь для

молодых слово «ветеран» уже означает не более «опытный», но просто «старый».

Пожилой возраст все чаще означает бесполезность и старческую дряхлость, а признаки

приближающейся смерти все чаще обесценивают старость. Большинство тружеников в

прошлом старились рано, а многие из них уже в 40 выглядели так, как сейчас выглядят в 80.

Лишь немногие доживали до такого возраста, когда проявляются гериатрические недуги, от

которых ныне страдает столь большое число пожилых людей. Редкие долгожители часто

сохраняли хорошую форму вплоть до самого конца. Пожилые министры, учителя,

государственные деятели редко удалялись от дел, патриархи цеплялись за власть и кресло до

конца, как, например, в рассказе Готорна «Седой заступник» (Gray Champion).

Если в

прошлом старики, утратившие свою социальную роль, быстро умирали, то сегодняшние

пожилые люди живут еще по 20— 30 лет после того, как была исчерпана их способность

давать нечто обществу (и желание общества им это позволить).

Сегодня старость еще теснее связана со смертью, поскольку, если оставить в стороне войны и

насилие, умирают сегодня в основном старики. Прежде смерть косила все возраста, причем

чаще всего — в детстве. Тогда не было ощущения, что старики стоят ближе к ее дверям, чем

какие-то другие возрасты. В тех станах, где медицина сегодня, за редким исключением,

спасает всех детей, смертными кажутся только

Blythe Ronald. The View in Winter: Reflections on Old Age. P. 52.

Седые пантеры — группа активистов, посвятившая себя защите пожилых людей, включая борьбу с возрастной

дискриминацией, лоббирование интересов здравоохранения и социальной защиты пожилых людей. Организация

создавалась для того, чтобы преодолеть разрыв между молодыми и пожилыми людьми. Первоначально она называлась

«Советом пожилых и более молодых взрослых за социальные перемены». Однако вскорости ее с легкой руки одного из

тележурналистов переименовали в «Седых пантер» по аналогии с воинственными «черными пантерами» —

организацией чернокожих американцев защищающих свои права. — Примеч. пер.

Times diary // The Times. 28 May 1983. P. 8.

См.: Готорн. Седой заступник//Избр. произв. В 2-х т. Т. 2. Л.: Худож. лит., 1982.

219

одни старики. «Старость ужасает потому, что это не нормальный возраст смерти», — пишет

Блайт.

Стариков избегают не столько по причине их беспомощности, сколько как

предвестников смерти.

Облик старости редко вызывает восхищение, даже тогда, когда белые волосы внушают

уважение. Связанные с возрастом изменения в фигуре, облике лица и голосе почти всегда

ассоциируются со слабостью.

Во многих языках «юность» и «красота» — синонимы, что в

неявной форме дискредитирует старость.

Классические писатели и ораторы порицали

старость как зловещую и отвратительную: Мимнерм выражал надежду, что умрет прежде, чем

превратится в старика, «вызывающего у молодежи отвращение», Ювенал сокрушался о

«трясущихся конечностях и дребезжащем голосе, плешивой голове и сопливящемся носе»,

Овидий предупреждал молодую женщину, что «долгие годы скатают ее волосы в колтуны, а

морщины старости» безобразят ее красу.

Библейские анналы также предпочитают облик юности. Иконы прославляют юную Марию и

Христа-младенца или молодого человека. Св. Ириней единственный среди отцов церкви

высказал предположение, что Он мог дожить до старости, так чтобы освятить «каждый

возраст жизни уподоблением ему... А потому он прошел через все стадии,... освящая и

старость и выступая примером также и для нее».

Но в обычном представлении было «важно,

чтобы Христос умер в расцвете своей красоты и энергии».

В жизни Господа «нет

критической точки», считает Томас Браун, иначе «долгая жизнь была бы лишь продолжением

смерти».

Во времена Ренессанса молодого Сына изображали значи-

View in Winter. P. 96.

Jensen G. D., Oakley. Aged appearance and behavior.

Так, в сельских наречиях на Кипре «antika» (старость) означает «ugliness» (уродство) (Herzfeld. Ours Once More.

P. 20).

Mimnermus. Censure of age // Greek Lyric Poetry. P. 102, 103; Jtivenal. Satires. N 10, lines 191—195. P. 128; Ovid.

Tristia. Bk III. Ch. 7, lines 33—37. P. 129. См.: Овидий. Скорбные элегии. М.: Наука, 1979. См: Kastenbaum and

Ross. Historical perspectives on care. P. 428—430.

Мимнерм (Mimnermus) (акме ок. 630 г. до н.э.), раннегреческий элегический поэт из Колофорна, Малая Азия. В

его произведениях присутствует уныние и печаль по поводу приближения старости он молил богов о смерти в 60

лет, за что и заслужил порицание от более оптимистично настроенного Солона. — Примеч. пер.

Irenaeus. Adversus Haereses (с. 180), II, xxii. 4. P. 110.

Whistler. Initials in the Heart. P. 204.

Browne. Religio Medici (1635). P. 57.

Браун Томас (1605—1682), английский врач и писатель. Наибольшую известность получила его книга

размышлений под названием «Religio Medici» (Вера медицины). Первоначально она представляла собой ряд

личных заметок о Боге, природе и человеке, была известна лишь в круге близких друзей и не предназначалась для

печати. Однако в 1642 г. рукопись без ведома автора попала в печать, а в 1643 г. вышло авторизованное издание.

Книга имела большой успех в Англии и вскоре была переведена на голландский и французский языки. Среди

других работ Брауна Т. Pseudodoxia Epidemica (1646); Hydriotaphia. Urne-Buriall, or, A Discourse of the Sepulchrall

Urnes lately found in Norfolk (Рассуждение о похоронных урнах, недавно найденных в Норфолке) (1658). В послед-

ней работе, помимо собственно исследования о погребальных урнах, содержатся также размышления о смерти и

бренности земной славы. — Примеч. пер.

220

тельно чаще, чем седобородого Отца, старики уже не являлись более великими воинами и

мудрыми правителями, но дремлющими, дряхлыми и непривлекательными инвалидами, как в

«Возрастах человека».

На обвинения Микеланджело в том, что он изобразил Деву слишком

юной, Вазари отвечал, что «непорочная дева сохраняет юность на все времена», — точно так

же, как тела святых избегают тления, так и прекрасная юность символизирует святость.

Время-отец стало символизировать упадок и разложение, его коса, песочные часы и костыли

связывали старость с нищетой и немощью. Зачастую изображаемое в виде хромого или

лишенного плоти скелета, Время выступало как сводник смерти, скрывающийся посреди бес-

плодных деревьев и разрушенных зданий, и намеревающийся пожрать собственных детей.

Поклонение человеческой красоте сделало старость еще более отвратительной, старух

поносили, а над стариками всячески насмехались. Над всей елизаветинской эпохой тяготела

мысль о временности красоты и неизбежности уродливой старости.

Мы видели, как времени рука Срывает все, во что рядится время.

Про черный день оружье я припас, Чтоб воевать со смертью и забвеньем, Чтобы любимый образ не угас А был

примером дальним поколеньям. (Пер. С. Я. Маршака)

Безжалостная «времени рука» и уносит красоту вместе с юностью.

Старость кажется смешной, если не уродливой. Пока Фальстаф занят поисками утех юности,

ему напоминают, что у него слезятся глаза, ссохлась кожа на руках, желтеют щеки, седеет

борода и в добавок растет живот. «Вспомните о своем возрасте. Вы уже старик... Посмотрите

на себя. Разве у вас не слезятся глаза, не высохли руки, не побелела борода, не желтеют щеки?

Подбородок у вас двойной, а смысла стало вдвое меньше?»

Флорисмелль у Драйдена

«решился растить жир и выглядеть молодым до сорока, и потихоньку уйти из мира с первыми

морщинами и репутацией двадцатипятилетнего».

Красоту все еще связывают только с юностью. «Они старые, они старые, — так описывает

юноша 17 лет пожилых людей, — они боль-

De Beauvoir. Old Age. P. 159, 160; Aries. Hour of Our Death. P. 299.

Vasari. Lives. 4:115; Huizinga. Waning of the Middle Ages. P. 128. См.: Вазари. Жизнеописания... Хейзинга И. Осень

средневековья. М., 1988.

Panofsky. Father Time.

Shakespeare. Sonnets 64, 63. Шекспир В. Сонеты 64, 63.

Shakespeare. Henry IV. Part 2, I.II, lines 206—210. Шекспир В. Генрих IV / Пер. Б. Пастернака.

Dryden. Secret Love, or, the Maiden Queen (1668). III.I, 9.160.

221

ны и уродливы, жизнь их кончена».' В лучшем случае пожилые люди нелепы, как персонаж

Филиппа Ларкина, чья «эксцентричная внешность» могла бы гармонировать лишь с

«карикатурой на старость».

Билли Уайлдер (Wilder) надеется, что «возможно, когда-нибудь

кто-нибудь разглядит красоту в сединах и некий род мудрости в опытности, а не всего лишь

грязных стариков и сумасшедших старух в теннисных туфлях».

Слабая надежда. «Что

случилось бы с бизнесом по подтяжке лица, — издевается критик, — прими наша культура

красоту матери Рембрандта, какой он ее изобразил?»

На самом же деле живопись не слишком

жалует пожилых. Даже зачарованный обликом старости Рембрандт обычно рисовал лица

стариков и старух — включая и собственное лицо — менее привлекательными, чем лица

молодых.

«Машина старости», которая позволяла увидеть, как будут выглядеть люди через

20—30 лет, была основана на характерных процессах увядания кожи лица, что, по мнению ее

создателя,

должно, скорее, было помочь людям примириться со старением, нежели

приводить в смятение.

Сами пожилые люди обычно скрывают признаки старости. «Мне не следует видеть себя в

зеркале, -— пишет стареющий А. Жид, — эти мешки под глазами, обвисшие щеки, увядшие

черты».

Возрастная сегрегация все больше и больше обрекает пожилых людей на пребывание

в тех местах, где обитают слабость и дряхлость. «Знаешь, что меня раздражает? — обращается

на карикатуре один пожилой житель Флориды к другому. — Все те, кого я знал, покрылись

морщинами».

Для того чтобы обладать сексуальной привлекательностью, в особенности требуется

безупречная юность. Несколько морщин и легкое обвисание ягодиц — и подружки Хью

Хефнера

отправляются в тираж уже в 28 лет. Один путешественник в XVII в. сравнивает

руины Рима с прекрасными дамами в старости, «все еще довольно привлекательные, чтобы

восхищать взор очевидца своими прелестями»,

они все же явно

Blythe. View in Winter. P. 120. Обследование 180 американских детей в возрасте от 3 до 11 лет подтверждает наличие

того стереотипа, что пожилые люди «больны, унылы, утомлены, грязны и уродливы» (Jantz et al. Children's Attitudes

toward the Elderly). Данный негативный вывод подтверждается многими другими исследованиями (Burke J. L. Young

children's attitudes and perceptions of older adults; S. M. Miller et al. Children and the aged). Подобное негативное отношение

не ограничивается только лишь английскими и американскими детьми, но в равной мере наблюдается и у детей в

Парагвае, Австралии и на Алеутских островах (Seefeld. Children's attitudes toward the elderly, a cross-cultural comparison. P.

326).

Girl in Winter. P. 192, 193.

Blume Mary. Billy Wilder tackles the only taboo left / IHT. 7>—4 Sept. 1977.

Giliatt Penelope. Study of a man under the axe // New Yorker. 13 Sept. 1976. P. 127.

Kaufmann. Time Is an Artist. P. 59.

Создателем этой машины является Нэнси Берсон, которой я благодарен за предоставленную информацию. См.: Hank

Herman. What will you look like in 25 years? Family Health. Feb. 1979. P. 12.

Gide. So Be It. P. 67.

Coren Stan. New Yorker. 2 Dec. 1974. P. 56.

Хью Хефнер — основатель издательской империи «Плейбоя». — Примеч. пер.

Lassels. Italian-Voyage, 2:74. Образ Рима как все еще привлекательной, но уже пожилой дамы встречается уже у

Петрарки. (Mortier. Poetique des mines en France. P. 28).

222

были более привлекательны в молодости. Бенджамен Франклин рекомендовал иметь

знающую, благодарную и благоразумную любовницу, но при этом добавлял, что «когда

женщины перестают быть красивыми, они учатся быть добрыми», тем самым имплицитно

высказывая предпочтение в пользу физической молодости.

Состарившаяся женщина, некогда бывшая соблазнительной, вызывает особую антипатию.

Когда Айеша у Райдера Хаггарда принимается вспоминать свои две тысячи лет, любовник

видит на ее ссохшемся, сморщенном и бесформенном лице «печать невыразимой старости,...

слишком ужасной, чтобы передать ее словами».

Джордж Боулинг у Оруэлла едва поверил

своим глазам, увидев те перемены, которые время произвело с его давней подружкой. Он знал

ее в 26 лет, а теперь в 47 лет это была уже старая карга.

Увидев, что его прежняя любовница

теперь превратилась в «грязную и дряхлую старуху», протагонист Кар-лоса Фуентеса

воспринимает произошедшие перемены как «нечто еще более ужасное, чем само время»,

следы болезней и безмерных бедствий.

Однако архетип отвращения к старости все же по большей части мужской: Дориан Грей у

Оскара Уайлда испытывает ужас перед тем «днем, когда его лицо покроется морщинами и

высохнет, глаза помутнеют и станут бесцветными, благородство осанки его покинет... Он

превратится в отвратительного, ужасного и неуклюжего старика». Портрет связывает старость

с пороком, слабость с увяданием, предрекая ему ужасное будущее:

Можно избежать ужаснейшего из пороков, но все равно тебе уготован ужаснейший из возрастов. Щеки станут

дряблыми и покроются морщинами. Желтый ободок незаметно появится вокруг выцветших глаз и придаст им

ужасающий вид. Волосы потеряют блеск, рот будет постоянно приоткрыт или станет трястись, будет слишком велик

или будет глупо выглядеть, как это бывает у большинства пожилых людей. Горло покроется морщинами, на руках

выступят вены, все тело скукожится.

Дориан Грей прячет свой портрет потому, что не может вынести проступающих на нем

признаков старости. Скрывать у себя неприятные перемены, вызванные временем — обычное

дело. Целые состояния тратятся на подтяжку лица, удаление седых волосков, разглаживание

морщин, приведение в тонус обвисших частей тела. «Вложите деньги в страх, — призывает

реклама салона красоты, — ведь всех нас пугает старость». Лозунг современности —

«оставайся юным и выгляди молодо», облик старости связывается с нищетой и неудачами.

«Золотые старости» (Golden Oldies) — это применимо только к музыкальным записям, при

попытке использовать ее по отношению к людям эта

Franklin В. Old mistresses apologue.

Haggard. She. P. 299.

Orwell. Coming Up for Air. P. 205.

Fuentes. Terra Nostra. P. 536, 537.

Wild. Dorian Gray. P. 91, 171. См.: Уайлд О. Портрет Дориана Грея.

Judith Sans franchise // Wall Street Journal. 10 Aug. 1978. P. 23.

224

фраза приобретает явный иронический оттенок. Можно сказать еще жестче: одна девочка-

подросток объясняет, что поколение ее отца — это «старики», люди, которым под шестьдесят —

«морщаки», а из поколения ее прабабушки просто «песок сыпется».

Французские тинейджеры

называют своих родителей не иначе как «les mines», «развалины». Белые пряди волос, посеревшие

щеки и шаркающая походка одинокого старика-изгоя в фильме «Бегство Логана» (Logan's Run)

делают его в глазах молодежи не только странным и непонятным, но и совершенно

непристойным.

К старости антипатия распространяются и свойственные ей атрибуты. «Укомплектованное

набором зубных протезов, очков и линз, крохотных слуховых аппаратов, палок и бедренных

штырей (hip-pin), — пишет Блайт, — тело становится воплощением абсурда и его уже нельзя

более принимать всерьез».

Рассел Бейкер выражает беспокойство по поводу таких подарков, как

кресло-качалка, пропитанная специальным составом бумага для протирания стекол очков,

скрывающая седину помада для волос, лифт, — и кульминация — экземпляр сочинения «Как

обойтись без официального утверждения завещания судом?»

Столь же негативно оценивается старость у животных и растений. Престарелые особи —

изможденные, грязные и зачастую увечные — менее привлекательны, чем игривые детеныши или

полные сил взрослые особи. Мы любим старого преданного пса несмотря на вид (и запах!) ста-

рости. Старая черепаха вызывает любопытство, а не восхищение ее красотой. Увядшие цветы вряд

ли кого привлекут. Лишь старые суковатые деревья избегают такого позора. «Если увядание

животного уродливо, — утверждает Бозанкет, — то увядание растений прекрасно и вполне снос-

но». Он не приводит никаких примеров, но деревья часто служат символами коллективного

единства и патриархальной преемственности.

Именно деревья оказываются наиболее

привлекательными в старости: суковатый дуб в Англии, старое красное дерево в Америке,

тенистая старая яблоня. Джордж Поуп Моррис пытался спасти от топора дровосека старый

фамильный дуб, потому что «Он в юности давал мне кров, / Теперь же я его защитник».

Вордсворт оплакивал утрату «братства освященных веками Деревьев», которые подобно

описанной Фелисией Хеманс

«величественной красе Домов Англии, стоящих среди высоких

деревьев,

Times dairy. The Times. 31 Aug. 1976. P. 10. Мы стареем еще быстрее. «"Старики" начинаются с 25 лет, "морщаки" — с

35, а "песок сыпется" уже в 45» (Charles Wolfe Ке-ene. Brave face on it, letter // The Times. 11 Feb. 1985. P. 15).

При всем том текст Уильяма Ф. Нолана и Джорджа С. Джонсона лишь намекает на это.

Blyth. View in Winter. P. 200.

Christmas orange // IHT. 21 Dec. 1979. P. 18.

Bosanquet. History of Aesthetic. P. 436; Schlanger. Metaphores de 1'organisme. P. 199—204.

Morris George Pope. The Oak, in Morris, Deserted Bride. P. 19.

Хеманс Фелисиа Доротея (урожденная Браун) (1793—1835), английская поэтесса, снискавшая значительную

популярность поэмами на романтические сюжеты — живописные изображения природы, невинного детства,

заграничных путешествий, героических деяний. Книга «Поэмы» (Poems) (1808), написанная в возрасте 8—13 лет,

состави-

8 Д. Лоуэнталь 225

помнивших предков», удостоверяли преемственность с уходящим в глубину веков рядом предков,

владевших этой землей и усадьбами.

Живописные руины, как увидим это в данной главе

несколько позже, также вызывают сходные восторженные отклики.

Но даже старые деревья тоже могут быть неприятны на вид, правда, тогда, когда их слишком

много, и они к тому же умирают. Старость отвратительна тогда, когда возраст бросается в глаза:

само понятие жизненного цикла требует разнообразного обрамления, ведь оно охватывает

диапазон от младенчества до старости. Так, многочисленные остатки лиственных лесов в Англии,

отдельные потрепанные временем реликты эпохи огораживания, прочие жертвы болезни

голландского вяза (Dutch elm disease)

вызывают чувство жалости, даже отвращение. «Некоторое

присутствие смерти и разложения», как отмечает Мэри Пауэлл, необходимо, но «чрезмерное

количество умирающих деревьев — опасный симптом того, что ландшафт вышел из равновесия;

для привыкшего к жизненности вкуса это выглядит оскорбительно».

Широко распространенное умирание лесных массивов имеет и другие тревожные последствия.

Если отдельное гибнущее дерево в зрелом лесу ассоциируется с преемственностью, то повальное

истребление — навевающее «жуткое уныние,... черные и безжизненные», посреди печей и горнов

Черной страны стоят отдельные остовы деревьев,

то, что Джеймс Несмит (J. Nesmyth) назвал

«смертью растений в самом ее печальном виде»

— говорит о серьезных нарушениях, вызванных

сельскохозяйственной или промышленной деятельностью. Если несколько «старых, но крепких

еще деревьев... могут вызывать нечто вроде ностальгии по славному прошлому», то множество

вымирающих видов растений становятся печальным напоминанием об упадке дорогих сердцу

фамильных пейзажей.

Отвращение к облику старости у живых существ сказывается и на отношении к природным

характеристикам мира, на отношении к нациям и общественным институтам, рукотворным

объектам, — в целом, ко всему, что только есть под солнцем.

ла первый из 24 томов ее сочинений. С 1816 по 1834г. новые книги выходили практически ежегодно. Среди ее

почитателей были Уильям Вордсворт и Вальтер Скотт. — Примеч. пер.

Wordsworth. Degenerate Douglas in his: Memorials of a Tour in Scotland. Sonnet XII, Line 6, 3:83; Hemans. Homes of

England. 1827. Poems. P. 412.

Широко распространенная болезнь вязов, вызываемая грибом Ceratocystis ulmi, первоначально описана в

Нидерландах. Болезнетворный гриб, Ceratocystis ulmi, вероятно попал в Европу из Азии во время первой мировой

войны. Болезнь протекает следующим образом: листья на ветвях пораженного дерева внезапно желтеют или становятся

коричневыми, сворачиваются и могут преждевременно опасть. Молодые деревья при этом погибают в течение 1—2

месяцев, а более старые деревья могут продержаться 2 года и более. — Примеч. пер.

Powell. Variations on a theme of dying trees. P. 26.

Black country — черная страна, так называют промышленные районы Англии. — Примеч. пер.

Nesmyth J. Engineer: An Autobiography. P. 163.

Powell. Dying trees. P. 26.

226

Упадок мира и его черты

Даже значительно позже Галилея многие европейцы полагали, что Земля представляет собой

одушевленное существо. А будучи живой, она обладает и определенной историей: классическая

древняя, христианская и гуманистическая литература детально расписывала рождение мира, его

возмужание и старение, а также грядущую смерть. Ренессан-сное представление о человеке как

микрокосме природы, о мире — как макрокосме человека, способствовало становлению

органической аналогии. Земной жизненный цикл отражал жизненный цикл человека. И точно так

же, как астрономия вскрыла перемены даже на небесах, которые ранее считались неизменными,

идею организма распространили на Солнце и звезды.

Как писал Джордж Хейкуилл, «все

существа когда-то рождаются, растут, процветают, а затем клонятся к закату и увядают».

«То же

самое, что мы видим в каждом отдельном теле, мы встречаем и в мире в целом, — писал Пьер де

Примоде (Pierre de Prima-udaye). — Ибо и у мира есть свое младенчество, вслед за ним юность,

затем взрослое состояние, а ныне он близится к своей старости».

Долгое время считалось, что космический организм пребывает в последней стадии старости.

Летописец XII в. видел, что Град Земной (в противоположность Граду Божьему) «уже близится к

концу и... испускает последний вздох самой глубокой старости».

Средневековое христианство

полагало, что мир проходит через шесть стадий жизни к последней, седьмой. Обычно считали, что

это связано с «крайней степенью морального падения» мира.

Вера в космический упадок получила еще большее распространение после того, как гуманисты

представили тело человека в виде образа мира. Упадок мира проявлялся в греховности человека.

По Лютеру, грех Адама привел не только к грехопадению человечества, но и к упадку всей

природы в целом, и по мере того, как множились грехи человечества, природа претерпевала все

большее разложение.

Шесть отпущенных ему тысячелетий уже близятся к концу, признаки

накапливающегося разложения предвещают неминуемый конец. В Англии, где угрюмые виды

монастырских руин навевали мысль об упадке и разло-

Harris Victor. All Coherence Gone; Davies. Earth in Decay; Barken. Nature's Work of Art: The Human Body as Image of the

World.

Hakewill G. Apologie or Declaration of the Power and Providence of God. 1635. Bk III, Ch. 6, sect. 2, 1:259.

Primaudaye Pierre de. 1'Academie francaise (1577—1594). Цит. по: Harris. All Coherence Gone. P. 197.

Otto of Freising. Two Cities. P. 323. CM: Trompf. Idea of Historical Recurrence. P. 226—228.

Как известно, идея сопоставления двух городов — града Божьего и града Земного — идет от Аврелия Августина. —

Примеч. пер.

Vergil Polydore. De rerum inventiborus (1499). Цит. по: Harris. All Coherence Gone. P. 87.

Luther on the Creation and Luther on Sin and the Flood. Цит. по: Nicolson. Mountain Gloom and Mountain Glory. P. 100—

104.

227

жении, и англиканцы, и пуритане возлагали ответственность за это на человека.

Недовольство Неба и неправедные наши пути Меняют ход Природы, несут с собой чуму смерти и разложения. Это

обращает наши Земли в прах, а Небеса — в Медь, Превращает прежние благословения в страшные заклятия.

ныне муть и грязь всех веков,

подобно Реке близь водопада, обрушиваются на нас.

Человек «навлек на мир проклятие», добавляет Генри Воэн (Н. Va-ughan), «и испортил / своим

проступком все».

Поскольку природа разделяет с человеком его грехопадение, кара смертности

распространяется от Адама на весь мир в целом. Небо, земля, города и люди были «сборищем

Гробов Природы», в котором Донн (Donne) видел «упадок и старость, свойственные миру в

целом и каждой его части в отдельности».

Предсказанные ранее упадок и смерть теперь виделись повсюду, в каждом опавшем листе.

Казалось, что наука согласна в этом с религией. Разложение заразило собой весь космос. По

словам Джордано Бруно, «казалось, что земля седеет с годами, и... все великие животные в

мире гибнут, как и малые».

«Если вчера мир стоял на костылях, — говорит Томас Деккер, —

то сегодня он уже прикован к постели», неумолимо скатываясь в маразм.

Покрытое пятнами

и опозоренное Солнце «теперь совсем износилось» и «светит более тускло», Луна поблекла, а

звезды «ослабли и мерцают».

Да и сами люди измельчали и ослабли. То, что раньше было

обычным делом, теперь — редкость. «Коль скоро все под Солнцем имеет... свою юность и

красоту, а вслед за ними — старость и уродство, — писал Рэйли, — так и само Время...

растратило и расточило жизненные силы Природы в Человеке, Зверях и Растениях».

Пшеницу побило мучнистой росой, леса сгнили, железо заржавело как никогда прежде.

Горы, этот «хребет мира», также проявляют явные признаки органических изменений. Эрозия

в горах считалась первейшим свидетель-

Vaughan. Daphnis (1666), lines 143—150. P. 679.

Vaughan. Corruption, lines 15—16. P. 440.

Воэн Генри (1622—1695), англо-валлийский поэт и мистик, известный глубиной и яркостью своих духовных интуиции.

— Примеч. пер.

Donne. Devotions upon emergent occasions (1624). P. 523.

Донн Джон (1572—1631), выдающийся английский поэт, глава метафизической школы и настоятель собора Св. Павла в

Лондоне. — Примеч. пер.

Bruno Infinite (1584). Цит. по: Mclntyre. Giordano Bruno. P. 221.

Dekker. Old Fortunarus (1600). Цит. по: Harris. All Coherence Gone. P. 121n.

Dove John. Confutation of Atheism (1605). Цит. по: Harris. All Coherence Gone. P. 117.

Raleigh. History of the World. Bk I. Ch. 5. Sect. 5. P. 76, 77.

La Primaudaye. 1'Academie francaise. Цит. по: Harris. All Coherence Gone. P. 98.

228

ством общего упадка земли, и для епископа Бернета (Burnet) уже одно это говорило об упадке.

Вновь и вновь он сравнивал ее с архитектурными руинами: «что еще может более походить на

фигуру и облик руин, как не утесы, скалы и обрывы?»

Наши сегодняшние горы — это

«руины погибшего Мира», первоначально гладкая и бескрайняя равнина Божья, разбитая

Потопом на дикие и беспорядочные груды.

Как мы уже говорили, это убеждение в упадке всего земного было подвергнуто критике

Боденом и Ле Руа (Bodin, Le Roy) во Франции и Хейкуиллом в Англии. Было бы нечестиво

предполагать, что Творец мог создать подверженную разложению землю, возражал Хейкуилл

против учения об упадке. Мир меняется, но не движется к упадку. Он не видел никакой

утраты жизненных сил у живых созданий: деревья были столь же высоки, травы — столь же

действенны, как и всегда. Солнце и луна казались в большей степени покрытыми пятнами

только потому, что с помощью телескопа человек смог получше их рассмотреть. В Писании

сказано, что «небеса сделаются подобны старым одеждам», но это «вовсе не обязательно

означает их упадок», но, вероятно, «следующий шаг на пути к завершающему периоду».

Природа завершится тогда, когда этого пожелает Господь, до тех же пор Его сила и

провидение проявляются не в упадке мира, а в его сохранении.

Ученые и священники все более и более лишали представление об упадке мира и

эмоциональной силы, и интеллектуальной убедительности — освобождая от него отдельные

части космоса, рассматривая процесс упадка в целом как уже завершившийся, и отказываясь

более возлагать вину за него на грехи человечества. Однако тем не менее эти представления

оставались популярными вплоть до конца XVII в. То, что все вокруг мельчает и подвержено

упадку, «было распространенным мнением, причем не только среди простонародья, но и

среди философов, от античности и до наших дней», утверждает Джон Рей.

Эти представления

эхом прозвучали и в XVIII в. Слабая заселенность земли Монтескье воспринял как

свидетельство того, что природа «утратила свое замечательное плодородие первых веков.

Означает ли это, что она уже состарилась и близится к упадку?»

Упадок видели и в более

скромном ведении хозяйства, растущих ценах, испорченной монете — даже в пресыщенном

вкусе: «Во времена юности мира, — было сказано в „Полном руководстве домохозяйки"

(Compleat Housewife), — человечество не нуждалось в дополнительных приправах, рагу и

т.д.», необходимых для того, чтобы стимулировать аппетит в нашу старческую

Burnet. Sacred Theory of the Earth (1684). P. 41.

Ibid. P. 91, 115.

Hakewill. Apologia. Bk II. Ch. 1. Sect. 4, 1—84; also Bk V, 2:141.

Ray John. Miscellaneous Discourses concerning the Dissolution and Changes of the World (1692). P. 41.

Montesquieu. Persian Letter, N 113 (1718). P. 250. См.: Монтескье Ш. Персидские письма. М., 1956.

229

эпоху.

Те, кто был убежден в дряхлости нашего мира, также считали, что «сгорбленная

старость» уродлива и отвратительна.

«Как и с одеждой, чем дольше ее носишь, тем менее она

привлекательна и тем меньше может согреть обладателя, так и материальные небеса с годами

теряют свою красу и доблесть».

Спенсер жаловался на то, что «мир катится к хаосу... То, что

и прежде было дурно, с каждым днем становится все хуже и хуже» — еще более разлагается и

дряхлеет.

Подобные жалобы были в XVII в. общим местом. Казалось, что последняя эпоха

жизни земли — самый ее худшее время.

Космологи проводили аналогии между состоянием мира и человеческой дряхлостью,

подчеркивая изношенность и разложение земли, «отвратительную массу, ослабшую от

старости и пьяную от крови», или хромой, немощный и ребячливо глупый мир.

Хотя

Мильтон отказался предрекать земле «омерзительную старость», обострившийся «с годами»

неутолимый голод, мерзость и ржу, и сомневался в том, что лик природы «действительно

зачахнет и весь его избороздят морщины»,

его слова все же отражают то отвращение, которое

внушала старость. Старость земли отталкивала и тех, кто принимал, и тех, кто отвергал

учение об упадке.

Беспорядок суши и моря напоминал омерзительные болезни, о которых говорил Чарльз

Коттон (Cotton) в своей тираде по поводу местечка Чатсворт (Chatsworth):

Подобно бородавкам и шишкам, на одной стороне пребывают холмы, Недоступные для всех, кроме исконных жителей;

Другую оскверняет голубая золотушная нечисть, Источаемая покрывшими землю нарывами.

Другие же придавали этой аналогии сатирическое звучание:

Опухшая от водянки, болезненная Природа лежит, Изнемогая от диабета, и умирает.

Бернета тревожат признаки упадка земли, присутствующие в горообразовательных процессах.

До Потопа земля была «гладкой, правильной и единообразной, без Гор и без Моря;... она была

прекрасна красо-

Mrs Smith (1736). Цит. по: Bate. Burden of the Past. P. 68

Daneau Lambert. Physica Christiana (1576). Цит. по: Harris. All Coherence Gone. P. 95.

Rowlands Samuel. Heavens Glory (1628). Цит. по: ibid. P. 144.

Лоуэнталь Дэвид. Прошлое - чужая страна

Подождите немного. Документ загружается.