Лоуэнталь Дэвид. Прошлое

Подождите немного. Документ загружается.

собственном творчестве по мотивам античных произведений, нежели в самих по себе

истертых временем сохранившихся фрагментах.

Тем не менее эти обветшавшие останки все еще были способны вызывать страсть к формам и

идеям античности. Руины Рима околдовали Петрарку, Франческо Колонна воспевал

любовников, прогуливающихся среди поваленных колонн, разбитых статуй, пришедших в

упадок храмов, заросших кустарником пьедесталов и погребальных склепов, Дю Белле часто

говорил о путешественниках, пораженных величием и значимостью полуразрушенного Рима.

Олицетворяя собой мимолетность величия людей и их деяний, последствия порочности или

же триумф справедливости над тиранией, руины способствовали размышлениям о том, что

некогда было гордым, сильным и новым, а ныне стало ветхим, разрушенным и униженным.

Как напоминание о быстротечности жизни и бесплодности усилий, руины стали основой

реакции XVIII и XIX вв. на прошлое. Первоначально почитаемые как обитель блестящего

прошлого и как символ подлинной древности, руины впоследствии стали привлекать интерес

уже сами по себе. Патина возраста стала дополнением к чувству восхищения, а затем и

каноном вкуса, непременным ингредиентом романтического пейзажа. Время воспринималось

как то, что придает «выдержку» артефактам, знаки возраста сообщали дополнительную

ценность искусству и архитектуре. Вкус к живописности лелеял руины как превосходный

образец всего нерегулярного, случайного, природного. Ради достижения эффекта

благородного упадка дома намеренно строили как бы разрушенными и воздвигали новые

руины.

В XIX в. уже всякий фрагмент античной скульптуры казался прекрасным,

нетронутым оригиналам предпочитали изувеченные торсы и головы.

Популярность разрушенных замков, цена на покрытую патиной бронзу и рынок «видавшей

виды» мебели свидетельствуют о постоянной востребованности знаков возраста. Коррозия не

только повышала чувство древности, но иногда ценилась и сама по себе. Художники ра-

довались скоротечности своих работ, предназначенных для разрушения и гибели. Изношенное

и дряхлое состояния драгоценных памятных вещиц — разбитого кувшина, старой сигаретной

пачки, мятых театральных программок — все это неотъемлемая часть их коммуникабельной

ценности.

Далее мы рассмотрим привлекательность облика старости на основе четырех тем: идеи о том,

что старые вещи должны выглядеть стары-

Biondo. Roma instauraea (1443) and Roma triumphans (1459). Цит. по: Mazzocco. An-tiquarianism of Francesco Petrarca;

Colonna. Hypnerotomachia poliphili (1499). Цит. по: Mortier. Poetique des ruines. P. 33—35; Du Bellay. Antiquitez de Rome

(1558); Weiss. Renaissance Discovery of Classical Antiquity. P. 123

Еще в XVI в. Джироламо Дзкенда (Genda) построил в Песаро для герцога Урбино дом, напоминающий руины (Vasari.

Lives, 3:263—264).

246

ми, веры в разрушение как гаранта древности, эстетического наслаждения от изношенности и

ветхости, а также мыслей, которые навевают руины и разрозненные фрагменты.

Старые вещи должны выглядеть старыми

Открытие Ренессансом классических шедевров сделали следы возраста важнейшей

составляющей исторической древности. Патину возраста в живописи ценили венецианцы

XVII в., чувствовавшие, что никакая современная работа не может сравниться с мастерами

XVI в. Старые картины, выглядевшие соответственно своему возрасту, придавали

дополнительный престиж своим владельцам. Культ «старых мастеров» — «живописи,

которую ценили не только из-за древности», но, по словам Дениса Махона (Mahon), за то, что

«она была свидетелем прошлого» — распространился по всей Европе.

Даже тогда, когда

«длительность времени и наносимый им ущерб» приводили к повреждению картин старых

мастеров, коллекционеры предпочитали, чтобы они выглядели на свой возраст.

«Свидетельствуя об их древности», как отмечает Франческо Альгаротти, патина времени

«придавала им в придирчивых глазах знатоков соразмерную красоту».

Ценность патины в глазах знатоков теперь распространяется на множество других

исторических артефактов. Многие музейные экспонаты, как заявляет реставратор из

Смитсоновского института, нельзя очищать, «обильную патину следует оставить в

нетронутом виде, как в качестве свидетельства их древности, так и из эстетических соображе-

ний».

Для знатоков повреждения и следы времени являются достоинством антикварной

вещи, разъясняет маститый реставратор, поскольку «обычное ежедневное употребление всего

лишь за счет прикосновения человеческих рук, рукавов, шагов кожаных подошв, создает

естественное, не чрезмерно хорошее состояние, в котором и должна находиться старинная

мебель».

Древность вещи является оправданием присущих ей определенных недостатков,

которых не могло бы быть у нового предмета: грубо тесаные полы и потемневшие деревянные

балки ценятся не столько за красоту, сколько за присутствующее в них ощущение времени.

Звукозаписывающие студии сохраняют на старых записях царапины,

потому что

«изношенные» звуки являются могучим средством пробуждения желанного чувства

прошлого, а Общество ретроспективных коллекционеров (Retrospect Collectors Society)

распространяет записи, имеющие «характерные особенности поверхности, сохраненные в

целях большей аутентичности». Иглу Клеопатры оставили

Mahon. Miscellanea for the cleaning controversy. P. 464.

Algarotti. An Essay on Painting. 1764. P. 56.

Gibson Bethune M. Цит. по: Greif. Cleaning up the treasures of history. P. 298.

Philip. Restoring furniture and clocks. P. 59.

Cornwell John. Secrets of the recording studios. Observer Mag. 19 Oct. 1975. P. 20—30, reference on P. 26.

247

в Лондоне во время второй мировой войны без защиты отчасти из-за уверенности, что несколько

дополнительных рубцов только добавят исторической достоверности ее окружению.

Для поклонения изношенному и одряхлевшему не столь обязательна его исключительная

древность. Джеймса Эйджи (Agee)

в одежде южан восхищал суровый вид. Длительное

использование придают одеянию любого человека «форму и красоту его неповторимого тела».

Солнце, пот, стирка и возраст сообщают цвету и текстуре одежды «древний, ветеранский,

невозмутимый и терпеливый» облик. Пуговицы, как «слепые, покрытые катарактой глаза»,

покоятся в еще более древних отверстиях, штанины комбинезона покрыты складками как покрыто

морщинами лицо старика, утратившая форму и выцветшая материя, казалось, уснула «на всех

выступающих частях тела.

Побывавшие в деле сельскохозяйственные инструменты в фермерском

музее кажутся «естественными» и «убедительными» потому, что «они выглядят

Ball. Cleopatra's Needle. P. 29.

Иглы Клеопатры — два обелиска из Древнего Египта, переданные в XIX в. египетским правительством один — США,

другой — Великобритании. Первый обелиск установлен в Центральном парке Нью-Йорка, второй — на набережной

Темзы в Лондоне. Несмотря на свое наименование, обелиски не имеют исторической связи с царицей Клеопатрой. —

Примеч. пер.

Эйджи Джеймс (1909—1955), американский поэт, писатель и кинокритик. Один из наиболее влиятельных

американских критиков 1930—1940 гг. —Примеч. пер.

Let Us Now Praise Famous Men. P. 267—269.

249

так, как будто видали виды». Другой музей разыскивает календарь конца XIX в., который

«был бы хорошенько замусолен пальцами и нес бы на себе следы частого использования».

Следы времени и употребления особенно уместны на тех вещах, которые естественным

образом находятся вне помещения, на открытом пространстве и потому подвержены

постоянному воздействию непогоды. Вкус к разрушающимся зданиям неразрывным образом

связан с реставрационной философией конца XIX в. Одной из причин против обновления

старинных зданий было то, что в ходе реставрации, как утверждал Уильям Моррис, исчезает

«облик древности... тех старинных фрагментов материала, которые еще сохранились».

«Для

нас каждый новый, свежий, с иголочки, предмет... представляет собой нечто, что нуждается в

апологии», — заявляет ведущий архитектор.

Во Франции Делакруа отдавал предпочтение

«самой маленькой сельской церквушке в том виде, в каком ее сохранило время, перед

отреставрированной Сен-Квен де Руен (Saint-Ouen de Rouen)».

Дж. Е. Стрит осуждал «те

непочтительные руки», которые тянутся к Реймсскому и Лаон-скому (Laon) соборам, чтобы

«соскрести с них все следы непогоды, починить все, что было некогда повреждено и сделать

все так, чтобы оно выглядело с иголочки».

В Соединенных Штатах Генри Джеймс осуждал

сознательно создаваемую атмосферу «безнадежно чистой свежести», которая характерна для

старинных колониальных домов в Сале-ме, чувство подлинной древности нуждается в

«пахнущих плесенью тайнах, прячущихся под свесом крыши».

Убеждение в том, что старинные здания и должны выглядеть старыми — не столь уж редкий

взгляд. В отличие от людей, «от зданий ожидают, что с возрастом они только приобретают», и

что «запечатленная на их фасадах история составляет часть того, чем мы в них восхищаемся».

Некоторые ценят любые знаки возраста, даже вкрапления грязи. Бархатистая патина, которую

придает сажа, «позволяет зданию открыто заявлять о своем возрасте», — такие аргументы

приводит журнал Architectural Review против очистки собора Св. Павла. Это создает

«неуловимое сочетание архитектуры и истории, что и придает ценность старым зданиям,...

видимые свидетельства того, что памятник — как и нация — выдержал вековые бури и

кризисы, но сохранился пусть и слегка обветшалым, но все же непокоренным».

Находятся

разного рода защитники истории, которые отстаивают покрытые сажей фасады как

свидетельства «туманного прошлого Лондона», как «памятник веку

Rhodes, Smith and Shishtawi. Manor Farm, Cogges. P. 16; Norwood John. Worthing Museum. Photo caption in: Eric Joyce.

Observer Suppl., 17 Feb. 1980.

Morris William. Restoration (1877).

Sidney Colvin, at SPAB, 1878. Цит. по: Wiener. English Culture. P. 70.

Delacroix. Journal, 29 Aug. 1857. 3:122.

Street G. E. Destructive restoration on the Continent (1857). Цит. по: Tschudi-Madsen. Restoration and Anti-Restoration. P. 82,

83.

James H. American Scene. P. 268.

St Paul's: black or white? (1964).

250

дыма и гари», как «столь же благородное и исполненное значения [свидетельство], как и

любые другие текстуры истории».

Даже американские презервационисты иногда с осуждением говорят о «реликвиях»,

лишенных следов времени. «Мы должны остерегаться своих худших врагов, —

предостерегает Национальный трест охраны исторических памятников по поводу вновь

открытых недавно старинных окрестностей. — Реставрация, удаляя патину возраста, может

привести к разрушению характера сообщества».

То обстоятельство, что в результате

реставрации Квинси-Маркет в Бостоне сохранил аромат прошлого, обязано своим

существованием не только вывескам в стиле XIX в. на магазинчиках, но и заботливо

сохраняемым напластованиям краски и слегка подгнивающего дерева.

Упадок демонстрирует и сохраняет древность

Износ и обветшание не только удостоверяют, но еще и украшают древность. Античная патина

ранней бронзы подтверждает не только ее возраст, но и подлинность. Многие коллекционеры

считают, что «чем более грубой, сучковатой и потрепанной выглядит мебель, тем к более

раннему периоду она относится» и никогда бы не поверили, что находящийся в великолепном

состоянии предмет — подлинный.

Владельцы отеля «Крийон» (Hotel Crillon) в Париже

хотели, чтобы фасад здания оставили немытым, когда в 1960-х фасады других исторических

достопримечательностей на Площади Согласия подверглись чистке.

Следы возраста —

отслаивающуюся краску, осыпающуюся штукатурку, корродировавший металл — в Палм-

Хаус (Palm House) на Кью-Гар-денс (Kew Gardens)

специально оставляют для того, чтобы

подчеркнуть ее аутентичность и передать ощущение прошлого, на что совершенно было бы не

способно сооружение из нержавеющей стали и покрытых пластиком конструкций.

Другие

следы износа ценны в качестве личной связи с прошлым, как, например, ручки старого крес-

ла-качалки, лак и краска на которых стали жертвой постоянного и длительного употребления.

Предпочитая сохранить подобную память о своей матери, его владелец категорически

отказывался от подновления лакировки.

Topolski Feliks. In praise of London grime letter // The Times, 9 Nov. 1977. Еще примеры см.: Lowenthal and Prince. English

landscape tastes. P. 218, 219.

The enemy within. Preservation News. 16:10 (1976), 4.

Binns. Restored and unrestored pieces of early oak furniture. P. 186.

Janet Planner (Genet). Letter from Paris // New Yorker. 3 Feb. 1962. P. 84.

Палм-Хаус — известная оранжерея в ботаническом саду Кью-Гарденс (официально Королевский ботанический сад в

Кью), расположенном в предместье Лондона на месте бывшего королевского поместья. — Примеч. пер.

Hall Rhona. Restoration of the Palm House, Royal Botanic Gardens, Kew, course paper, Dept. of Geography, University

College London, 1984.

Rowles. Place and personal identity in old age. P. 306.

251

Доверие к ауре времени как исторической bona fide

заставляет изготовителей подделок

симулировать следы воздействия непогоды или механические повреждения. Любовь римлян к

греческому искусству привела к появлению «выветрившихся» копий. Однако подлинного

размаха подделка следов времени, как и рост ценности следы времени, достигли только в

эпоху Ренессанса. Итальянскую бронзу XV—XVI вв. искусственно темнили для того, чтобы

она выглядела старше. Лорен-цо де Медичи заставлял Микеланджело выдавать его

собственную статую Купидона за античную, захоронив ее на время в подкисленной почве.

Существует множество способов состарить ту или иную вещь. После обработки живописных

картин дымом Теренцио да Урбино (Тегеп-zio da Urbino) добавлял несколько разных лаковых

слоев и покрывал ветхую раму потертой позолотой «так что его работа в конце концов

выглядела, как будто вещь и в самом деле была старинной и имела некоторую ценность».

Другой художник XVII в. старил картины тем, что доводил краски до нужного состояния

сажей из дымохода, а затем сворачивал их в рулон до тех пор, пока живописный слой не

покрывался трещинами.

Один немецкий ювелир «старил» монеты, оставляя их в смеси

жирного бульона и железных опилок во время передвижения на тряской повозке.

Ван

Меегерен (Van Meegeren) сбывал своего поддельного Вермеера, придавая картине твердость,

напоминавшую ту, которая приобретается в течение веков естественного высыхания кра-

сочного слоя..

На свежеизготовленной резьбе по кости симулировали благородные трещины подлинной

старинной слоновой кости. Несколько часов механического окуривания придают пенковой

трубке теплый медовый оттенок, который приобретается годами неспешного курения.

Тщательно разработаны методы изготовления ходов жучков-древоточцев и царапин при

производстве «старинной» мебели, а также пошива потертых и выцветших джинсов. Одна

фирма продает специальный морильный набор «сделай сам» для того, чтобы придать вещи

вид «на 200 лет», а другая выпустила на рынок «винную пыль», чтобы придать бутылкам

старинный вид.

Архитектор Йельского университета придал своему зданию в неоготическом

стиле историческое правдоподобие за счет

Букв.: «по доброй воле», чистосердечно, искренне, честно (лат). — Примеч. пер.

Vasari. Lives. 4:113—114. Ранее Микеланджело «состарил» рельефную голову фавна, отбив один из зубов

(4:111). См.: Arnau. Deception in Art and Antiques. P. 28, 100; Kelly. Art Restoration. P. 193; Meyer Karl. Plundered

Past. P. 109.

Baghone Giovanni. La Vite de pittori... 1642. Цит. по: Arnau. Deception. P. 43.

Sanderson. Graphice. 1658. P. 17.

Rieth. Archaeological Fakes. P. 24, 25.

Arnau. Deception. P. 255—258.

Ibid. P. 101, 102.

Colonials Cohasset. Hagerty catalog, 1967. P. 22. («Наши специально подобранные красители точно

воспроизводят зрелые тона млечных красок (milk paints) вековой давности»), Р. 23); Gordon Bennett & Associates.

Palo Alto. Цит. по: How to dust off the latest wine // 1HT. 28 Apr. 1979. P. 12.

252

того, что сточил ступени лестницы, как если бы это было сделано ногами спускавшихся и

поднимавшихся здесь веками студентов. Искусное использование старинной черепицы и

растительности придает устойчивую атмосферу незапамятной древности новым курортам,

как, например, Пор-Гримо (Port Grimaud) на Ривьере. Аналогичным образом нео-

тюдорианские строения 1930-х гг. Блюндена Шадболта выглядят так, как будто им, по

крайнем мере, на век больше.

Те, кто ценит упадок и разложение как доказательства древности, часто становятся объектом

насмешек, не говоря уже об обмане. Саль-ватор Роза высмеивал практику XVII в., когда

картины искусственным образом старили. Известная работа Хогарта «Время окуривает карти-

ну» (1762) иронизирует над наивными любителями древности.

В рассказе Марка Твена

«Капитолийская Венера» малоценная современная статуя приобретает значительную ценность

после того, как ее изуродовали, закопали в землю, а затем вновь выкопали, но уже как

античное произведение.

В произведении Стивена Ликока «Старый хлам и новые деньги»

часы, искусно сломанные итальянским экспертом по поломкам, хвалят за то, что их «едва

можно отличить от подлинной fractura (поломки)», обнаруженной в часах, которые

действительно упали из окна в XIII столетии. Но самые лучшие вещи «ржавеют и гниют так,

что это невозможно сымитировать». Коллекционеры у Ликока самозабвенно натирают воском

рог для напитков IX в., «весь покрытый изнутри изумительным зеленым налетом, который

совершенно невозможно сымитировать».

Будь то антиквариат аутентичный или сфабрикованный, эрозия также выступает предметом

самостоятельного интереса по ее изучению и сохранению. Если мы можем увидеть и

прикоснуться к старинным документам, это повышает степень воздействия прошлого.

Студенты-историки испытывали глубокое волнение, когда им приходится брать в руки

подлинные дневники XIX в. и путевые журналы, «сморщенные от старости... Однако мысль,

пусть и иллюзорная, о том, что среди этих пожелтевших страниц могут скрываться

значительные открытия, придает дополнительное великолепие этому занятию».

Упадок и разрушение таят в себе ценную информацию о прошлом. Специалисты по керамике

приветствуют «старые и четкие механические повреждения» на археологических образцах и

дорожат «вырази-

Ryan. Architecture of James Gamble Rogers at Yale University; Kidney. Architecture of Choice: Eclecticism in America

1880—1930. P. 61; Toomey Philippa. Coming up roses on the Riviera // The Times. 12 Sept. 1981. P. 15; Campbell. Blunden

Shadbolt. По поводу аналогичным образом «состаренного» курорта на о. Корфу см.: Binney. Oppression to obsession. P.

207.

Rosa. La Pittura (1640s), cited in Mahon. Cleaning controversy. P. 465 n. 32; George M. D. Hogarth to Cruikshank. P. 27, 28.

Твеновская история навеяна известной мистификацией кардиффского гиганта (см. гл. 6 настоящей книги).

Leacock S. Old Junk and New Money. P. 274, 275.

McKenna. Original historical manuscripts and the undergraduate. P. 6.

253

тельными царапинами», свидетельствующими о характере употребления данной вещи.

Некоторые виды разрушения даже помогают сохранять предметы: подобно воронению стали

и анодированию алюминия, патина в стабильном равновесии с окружающей средой может

защитить предмет от дальнейшей эрозии. Это обстоятельство раньше ценилось особо. «Ничто

так не способствует консервации латунных или медных монет, — писал эксперт в 1808 г., —

как хорошая коррозия, покрывающая их, подобно лаку, когда монеты находятся в

определенного типа почвах».

Однако, в других случаях разрушение действует не столь

благотворно. Бронза с большим содержанием олова, погребенная в глинистой или сухой

почве, покрывается защитной патиной, тогда как патина, появляющаяся на бронзе с большим

содержанием цинка или находящейся в песчаных почвах, приводит к существенным повреж-

дениям, а окисление приводит к еще большей коррозии бронзовых скульптур. Однако

коррозия металла может способствовать сохранению смежных органических материалов, в

особенности артефактов из дерева, кожи или шерсти.

Красота патины

Патину времени, удостоверяющую возраст вещи или предохраняющую ее от разрушения,

обычно считают довольно эстетичной. Венецианцы, для которых патина повышала ценность

вещи, также почувствовали, что время способствует улучшению цвета. Постренессансные

художники одобряли воздействие патины, скульпторам нравились темные вкрапления на

бронзе, а архитекторы гордились выдержанными тонами выветрившегося камня.

«Одно из

главных достоинств старинной мебели, — отмечает реставратор, — состоит в том, что

меняются цвета и качество поверхности от... сотен лет воздействия света и тепла, пыли и

грязи, дыма от дров и угля, использования пчелиного воска и скипидара, а также

полирующего вещи прикосновения бесчисленного количества одежды».

Эстетическое наслаждение, получаемое от патины древности, впервые было письменно

зафиксировано в Китае. Коллекционеры IX в. восторгались цветом старинных бронзовых урн

династий Шан и Чжоу, которые провели погребенными в земле или под водой в течение

тысячи лет, или же просто передавались из поколения в поколение. После того, как

старинную бронзу доставали из земли и очищали, ее шлифовали и полировали вручную в

течение многих лет, чтобы добиться восхитительного коричневатого оттенка желтого цвета,

или ярко-зеленого

Chernela. In praise of the scratch. P. 174, 177.

Pinkerton John. Essay on Metals. Цит. по: Nielson. Corrosion product characterization. P. 17. CM: Smith C. S. Some

constructive corrodings.

Foley R. T. Measures for preventing corrosion of metals; Musty John. The Ancient Monuments Laboratory (London: H. M. S.

O., 1977). P. 14.

Weil P. D. Review of the history and practice of patination. P. 8J—6.

Binns. Importance of patina. P. 59.

256

цвета «чайной пыли». Хотя искусственное наведение патины практиковали во время династии

Сун (960—1279), знатоки сходятся на том, что только естественным образом можно добиться

на бронзе желаемого благородства оттенка.

В Европе же признаки возраста вещи вплоть до середины XVIII в. ценили редко. Первые

приверженцы нового вкуса к упадку и разрушению восхваляли руины акведуков Рима не

только за инженерное совершенство, но и за визуальное соответствие нарождающимся

принципам романтического вкуса.

Нерегулярность форм, напряжение между

первоначальным единством и последующим разрушением, и разнообразные перспективы,

связанные с последующим разрушением, — все это делало руины идеальным образцом

живописности. Прежние способы изображения упадка и разрушения — окостеневший,

лишенный каких-либо чувств реализм художников XVI в., таких как Иероним Кок

(Hieronomus Cock), Хендрик ван Клив (Hendrick van Cleve), Мэр-тен ван Хеемскерк (Maerten

van Heemskerk) — открыли дорогу использованию разрушенных строений в качестве фона,

гармонировавшего с аркадийскими сюжетами Пуссена и Клода.

А в XVIII в. осыпающиеся и

разваливающиеся, заросшие кустарником строения, почти слившиеся с окружающей

природой, стали центром внимания. После могучих рисунков римских развалин Пиранези,

сами руины показались таким зрителям, как Гете и Флаксман, маленькими и неинтересными.

В соответствии со вкусом конца XIX в. артефакты и ландшафты оценивали по

«живописному» критерию, эталоном которого служили руины. Время и непогода делали

старые деревья и здания живописно-грубыми, как объяснял Увдэйл Прайс (Uvedale Price),

тогда как мох, лишайник и прочие включения придавали богатство цветовой гамме.

Неправильной формы засохшие сучья частично позволяли разглядеть скрывающийся за ними

ландшафт, а разрушающиеся готические башни и шпили пронзали собой небеса.

Уильям

Гилпин, ведущий деятель «живописного движения», сочувственно отмечал, что в

Тинтернском аббатстве (Tintern Abbey) «время изгладило все следы долота: оно при-

David. Chinese Connoisseurship. P. 9; Heusden van. Ancient Chinese Bronzes of the Shang and Chou Dynasties. P. 60, 61.

De Brasses Charles. Lettres familieres ecrites <f Italic en 1739 et 1740. Цит. по: Daem-mrich // Ruins motif as artistic device

in French literature. P. 454.

Клод Желле (псевд. Лоррен (Lorrain) Клод) (1600—1682), французский пейзажист, один из основоположников

классицизма в европейском искусстве XVII в., в «идеальные» пейзажи привносил лиризм, элегические настроения,

тонкие эффекты света и тени. — Примеч. пер.

Daemmrich. Ruins motif. P. 455—457; Mortier. Poetique des ruines en France; Hart-mann. Ruine im Landschaftsgarten;

Honour. Neo-classicism. P. 53.

Лоуэнталь Дэвид. Прошлое - чужая страна

Подождите немного. Документ загружается.