Кокаревич М.Н. Культурология

Подождите немного. Документ загружается.

201

мяннице последнего византийского императора, превратив Мо-

скву в «Третий Рим», центр православного мира, Московское

княжество в Российское государство, залогом чему служит рос-

сийский герб – двуглавый орел, заимствованный у Византии.

Окончательное утверждение нового государства связывают

с именем Василия (1479–1533), сына Ивана III, которого исто-

рики называют последним собирателем Русской земли.

Таким образом, определяющая роль

православия в ста-

новлении культурно-этнической и цивилизационно-полити-

ческой целостности была реализована в соответствии с естест-

венной логикой: вера одна – один народ – одна общая земля –

одно государство.

5.3. Ментальные доминанты русской культуры

Православие определило ментальные доминанты русской

культуры, такие как абсолютизм, доброта, аскетизм, смирен-

ность, соборность. Действительно, славяне с их добротой, при-

сущим им абсолютизмом, прямодушием, бескомпромиссно-

стью, как уже было отмечено, в проповеди Христа выделили

призыв к милосердию, к аскетизму, непротивлению злу. При

этом именно абсолютизм, направленность на восприятие всего

в крайнем, предельном выражении создает тот фон, на котором

происходит восприятие, прежде всего, христианских заповедей.

Поэтому проповедь милосердия становится проповедью само-

пожертвования и самоотречения; сверхполным и сверхточным

оказывается понимание смирения, аскетизма, сострадания.

Действительно, в русском православном мире быть доб-

рым значило быть абсолютно добрым, т. е. добрым ко всем без

исключения, даже к врагам. Такими были Борис и Глеб, кото-

рые перед смертью от рук убийц, посланных их братом Свято-

полком, не просто простили их по примеру Христа, но Борис

назвал убийц братьями («Братия моя милая и любимая») и по-

желал им на прощание мира и мира брату своему.

202

Другой оттенок абсолютно понятой проповеди добра – это

добро как нищелюбие. Поэтому нищих на Руси, в России было

всегда много, но только для русской культуры было естествен-

но утверждение, что нищие нужны обществу, дабы пробуждать

постоянно человеколюбие. С позиций российской ментальности

они нужны обществу, как клинике нужны больные.

Быть добрым значило быть

добрым до самопожертвова-

ния, если отдавать, то насколько возможно, забывая о себе.

Именно такова Ульяна Устиновна Осорьина, о которой пишет

В.О. Ключевский в работе «Добрые люди Древней Руси». Эта

женщина глубоко усвоила проповедь о доброте как нищелюбии,

о тайной и личной милостыне, милостыне, подаваемой из рук

в руки. До замужества, живя у тетки, она обшивала всех сирот

и немощных в своей деревне. В браке она оказалась умной

и распорядительной хозяйкой, но в свободное время она шила

и пряла, продавала свое рукоделие и выручку тайком раздавала

нищим. Когда при царе Борисе наступил трехлетний голод,

многие господа прогоняли своих холопов, чтобы не кормить их,

Ульяна Устиновна привечала всех, сначала продала весь скот,

дабы кормить нищих, наконец, когда все запасы были исчерпа-

ны, она начала печь хлеб из древесной коры и лебеды для себя

и всех страждущих и дошла до такой степени нищеты, обобрала

себя настолько, что ей не в чем стало выйти в церковь. Приме-

рами абсолютного добра являются П. Третьяков, отдавший свое

состояние в дар русскому народу, предварительно обратив его

в картины лучших мастеров; Прохор Громов, предприимчивый

крестьянин, который, накопив денег, выкупил себя из крепост-

ной зависимости, затем семью, а затем всю свою деревню, же-

лая вернуть затраченное, он хотел организовать пивное произ-

водство, однако жена ему сказала, что дело это не доброе, не

богоугодное, тогда им была основана ставшая знаменитой

Трехгорная ситцевая мануфактура.

Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя» умиляется по-

ступком мужиков, которые, рискуя жизнью, рискуя оставить

203

сиротами своих детей, соглашаются перевести по весеннему

льду женщину, у которой заболела дочка, несмотря на то, что

девочка была у родных, была окружена их заботой и вниманием

хорошего доктора. Насколько писателя восхищает поступок

русских мужиков, настолько его возмущает поведение состоя-

тельных европейцев на курорте, которые, в отличие от русских

отдыхающих, в

качестве подаяния на содержание и курортное

лечение бедных отдают ровно столько, сколько могут, дабы не

ограничить себя ни в чем, ни в какой мелочи, даже во фруктах

к завтраку. Именно такое проявление заботы о нуждающемся

писатель назвал средним стандартом доброты.

Доброта в ее абсолютной форме воплотилась в утвержде-

нии такого типа святых, как страстотерпцы, аналога которого

в европейской культуре не существует. Действительно, только

абсолютная жалость – жалеть так жалеть, жалеть настолько, что

сразу зачислять в святые – заставила русский народ причислить

к лику святых братьев Бориса и Глеба; Никодима Кожезерского,

который в гостях случайно съел отраву, приготовленную же-

ной-злодейкой для мужа; Артемия Веркольского, двенадцати-

летнего отрока, убитого в поле молнией; Кирилла Вельского,

который утопился, не стерпев притеснений воеводы; Николая II

с семьей, расстрелянных большевиками и многих других.

При этом среди русских святых есть мученики за веру.

Однако народное сознание с присущей ему абсолютной добро-

той, чистой сострадательностью выделяет именно страстотерп-

цев. Мало кто помнит рязанского князя Романа Ольговича, рас-

сеченного на части в Орде за оскорбительные слова о татарском

язычестве, однако Бориса и Глеба, младенца Дмитрия, убитого

в Угличе по приказу Бориса Годунова, знают все.

Смиренность как ментальная доминанта русской культу-

ры означает, что быть смиренным для русского человека значит

быть абсолютно покорным, не противиться ничему: не бороться

с властью, ибо она от Бога («Бога бойтесь, а князя чтите», – по-

учал новгородский епископ Лука Жидята), не противиться

204

судьбе, поскольку это тоже от Бога. Смирение, изумительная

кротость, которую, согласно повествованию Дмитрия Ростов-

ского, являли братья Борис и Глеб, знавшие, что брат их замыс-

лил убийство, но все-таки поехавшие на его зов. В соответствии

с этой доминантой в России не было принято читать Библию,

т. к. в Ветхом Завете

можно было усмотреть призыв к должно-

му ответу – око за око, зуб за зуб. Смиренность как долготерпе-

ние обусловила столь длительный период крепостного права,

нарушаемый редкими бунтами.

Однако смиренность одних ведет к разнузданности дру-

гих, в первую очередь, власти. Для русской, российской и дру-

гих исторических типов власти нашей культуры характерно до-

вольно пренебрежительное отношение к народу как к человече-

скому материалу. Петр I строил флот, города, государство, не

считая человеческих жизней, приговаривая: «Бабы еще наро-

жают». В Советской армии применялась разведка боем, когда

считалось нормальным положить целую дивизию, чтобы выяс-

нить, где находятся огневые точки противника.

Кроме того, смиренность в своем абсолютном выражении

выступает как приниженность, объективируется в таком куль-

турном явлении, как холопство. Холопство, например, опреде-

лило стилистику письма, когда гордая боярыня, обращаясь

к царю, называет себя приниженно бедной и беспомощной же-

нишкой, а Иван Грозный заканчивает письмо подписью – «хо-

лоп твой Ивашка». Носителями рабского самосознания являют-

ся многие литературные герои: портной у А.П. Чехова, который

пришел за расчетом, его вышвырнули так, что он упал ничком

в лужу, но поднялся с лицом сияющим, оттого, что встретил на-

стоящего господина. П.Я. Чаадаев, Н.В. Гоголь, А.П. Чехов го-

рестно и гневно говорили о самодурстве чиновников, скотском,

рабском положении народа, принимающим покорно такой по-

рядок жизни. Поэтому и крепостничество в России было отме-

нено сверху, стало в значительной степени результатом дея-

тельности отдельных политических и общественных деятелей.

205

Абсолютизм – еще одна ментальная доминанта, как уже

упоминалось выше, приводит к в высшей степени точному

и полному призыву не заботиться о земном благе ради будущей

вечной жизни. В Евангелии от Матфея этот призыв звучит так:

«И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца,

или мать, или детей,

или земли, ради имени Моего, получит во

сто крат и наследует жизнь вечную. Многие же будут первые по-

следними, и последние первыми». В Евангелии от Луки сказано:

«…смотрите, берегитесь любостяжания, ибо жизнь человека не

зависит от изобилия его имения… Итак, не ищите, что вам есть,

или что пить, и не беспокойтесь, потому что всего этого ищут

люди мира сего; ваш же Отец знает, что вы имеете нужду в том;

наипаче ищите Царствия Божия, и это все приложится вам».

Данная ценность делает Пасху самым значительным православ-

ным праздником, поскольку в это время мы радуемся воскресе-

нию Иисуса Христа и своей возможности воскреснуть после

Страшного Суда в Царствии Божьем. Этот праздник напоминает

нам о главенстве вечной жизни перед земной.

Культом пренебрежения к земному пронизано рассужде-

ние В.С. Соловьева (1853–1900) о трех силах. Первая – сила по-

давления, подчинения одному началу характерна для ислама.

Вторая – индивидуализирующая, сила частной инициативы,

личной свободы свойственна Западу. Третья – божественная

сила направлена на одухотворение, на служение божеству. Сла-

вянство есть воплощение этой третьей лучшей силы. Поэтому

интересы русского народа, отмечает В.С. Соловьев, лежат вне

низших частных сфер деятельности, он равнодушен к жизни

с ее мелкими интересами, для него характерна вера в действи-

тельность высшего мира (мира Добра и Справедливости).

Абсолютное пренебрежение к земному означает утвер-

ждение такой ценности, как аскетизм. При этом, как уже было

отмечено, для русской культуры характерно именно абсолюти-

стское прочтение проповеди аскетизма, которое безмерно уси-

ливает пренебрежение к ценностям комфорта, уюта, к матери-

206

альным благам. Это находит воплощение в архитектонике пра-

вославного храма, классическая луковица которого имитирует

пламя свечи и призывает нас к жизни как горению во имя люб-

ви к Богу, потому молиться следует стоя или на коленях без

всякого намека на удобство.

Пренебрежение к комфорту как черту русской менталь-

ности, русской культуры

отмечал П.Я. Чаадаев, восклицая, что

мы живем без удобств. Позднее А.С. Пушкину приходилось

доказывать, что быть можно дельным человеком и думать

о красе ногтей.

Абсолютное прочтение проповеди аскетизма предопреде-

лило широкое распространение такого феномена, как юродство.

Юродивый всем своим образом жизни утверждает низменность

и ненужность забот о материальном благополучии. Это человек,

мнимо безумный, добровольно надевающий на себя личину бе-

зумия, чтобы скрыть свою святость, избежать мирской славы

ради возможности обличать открыто любые отступления от

христианских идеалов. Юродивый зачастую был единственной

фигурой, имевшей моральное право, с православной точки зре-

ния, критиковать, поскольку критикует не разумный человек,

а божий человек, нищий духом, открытый Богу. Поэтому юро-

дивому прощались любые дерзкие поступки. Они – образец са-

мого высокого аскетического подвига.

Монах Киево-Печерского монастыря Исаакий Затворник,

готовясь к подвигу юродства, облекся в колючую власяницу,

а поверх ее в сырую шкуру, обсохшая вокруг тела шкура тесно

прижала к нему власяницу, не давая ни секунды покоя. Василий

Блаженный, современник Ивана Грозного, носил вериги, цепи,

терпел лютый холод, ему копеечка жгла руку, он выплескивал ви-

но, поданное самим царем, открыто называл царя душегубом. От-

метим, что юродство возникло в Европе в V в., однако Вселенский

собор 692 г. наложил на него запрет, потом в VIII–IX вв. был

подъем этого движения, но начиная с XII в., оно было окончатель-

но загнано в Европе за монастырские стены, чтобы не эпатировать

207

хлопочущих о своем благополучии граждан. Напротив, в России

это движение прижилось, его расцвет пришелся на XV–XVII вв.

Возвышение в ценности абсолютистски понятого аскетиз-

ма выражается и в пренебрежении к изобретению и производ-

ству бытовой техники, автомобилей, всего того, что способст-

вует бытовому комфорту. Многие изобретения подобного рода,

даже появившись в России, актуализировались

лишь в западно-

европейской культуре.

Абсолютное прочтение догмата о греховности актуализи-

руется в представлении о том, что, т. к. любой человек носитель

первородного греха, он в принципе не может сделать мир со-

вершенным. Единственное, что он может, это подготовить себя

для иного мира. Путь же один – путь лишений и отказа от всего

мирского. По настоящему можно спастись только постом, от-

шельничеством и монашеством, поэтому многие, хотя бы перед

смертью, хотели принять монашеский постриг. Такой настоя-

щий путь спасения был труден, недоступен большинству. Мож-

но было спастись и в миру, путь известен.

Другим следствием принципиальной невозможности сде-

лать наш мир совершенным становится представление о бес-

смысленности житейских забот, которые именуются мелкими,

низменными. Наша жизнь – это краткий переход к иной лучшей

жизни. Этим объясняется и многотерпение; и долгое крепост-

ничество; и способность жить идеалами, жертвовать ради них;

и любовь к дальнему, что имеет оборотную сторону – пренеб-

режение к ближнему.

Жизнь во имя идеала порождает неудовлетворенность на-

стоящим, повседневным. А.П. Чехов отмечал, что русский чело-

век не любит жить. При этом абсолютизм предопределил такую

высоту нравственного идеала, которая отпугивает обывателя. Не-

возможность следования такому идеалу, в частности, ведет к без-

действию, к отвержению попыток совершенствования, так в нем

мало цивилизационного, так в нем много трансцендентального.

«Я как-то слепо убежден, писал Ф.М. Достоевский, что нет такого

208

подлеца и мерзавца в русском народе, который бы не знал, что он

подл и мерзок… Нет, судите наш народ не по тому, чем он есть,

а потому, чем бы он желал стать. А идеалы его сильны и святы…»

Аналогично, И. Ильин утверждает идеал преподавателя филосо-

фии – философ должен преподавать свою философию

, самим раз-

работанную философскую систему, и никакую другую.

Абсолютизм проявляется в поляризованности русского

характера, в предпочтении крайностей при выборе, невозмож-

ности придерживаться золотой середины, также в том феноме-

не, который называется широтой русской души.

Выбор крайностей задается, в частности, пониманием аб-

солютности отступления от нравственных норм, отступления

как глубочайшего падения в пропасть, из которой выбраться

невозможно. Поэтому представление о принципиальной, абсо-

лютной греховности человека порождает невозможность иску-

пления проступка, что задает другую крайность: семь бед –

один ответ. Этим и страшен был русский бунт в своей беспо-

щадности и бессмысленности.

Н.А. Бердяев отмечал поляризованность русского харак-

тера, в котором, по его мнению, странным образом совмещают-

ся совершенно противоположные черты: доброта с жестоко-

стью; самоуничижение с национальным шовинизмом; религи-

озность с яростным уничтожением святынь.

Поляризованностью, воплощением в крайностях отлича-

ется и русская святость, как отмечал С.С. Аверинцев. Он писал,

что если в русском сознании святой грозен, он до того грозен,

что верующая душа может только по-детски робеть и рассти-

латься в трепете. Если он кроток, его кротость – бездна. Абсо-

лютная кротость – это и Борис и Глеб, это – и Сергий Радонеж-

ский, который слышит от своего брата по крови и по иночеству

прекословие и безмолвно, безответно уходит из обители, даже

не зайдя в свою келью. Это один полюс.

Другой – в грозной святости многих святителей. Таков

был новгородский епископ XV в. святой Ефимий. Чудеса, о ко-

209

торых повествует его житие, как правило, карающие чудеса:

умирает человек, не поверивший в его власть сотворить чудо,

умирает другой, видевший его во сне, но не рассказавший об

этом, т. е. не исполнивший его поручения. Таков был и Иосиф

Волоцкий, призывающий «еретика и отступника не токмо осу-

жать, но и проклинати, царем

же, и князем, и судием подобает

сих и в заточение посылати, и казням лютым предавати». При-

зывая боярина относиться к зависимым людям по-человечески,

Иосиф Волоцкий взывает не к его жалости, а к его страху перед

Страшным Судом. В послании княгине Голениной, потерявшей

детей, святитель вместо слов утешения объясняет вдове, что

Бог забрал их юными, потому что они виноваты сами, посколь-

ку были склонны ко злу, Бог предвидел, что они будут жить

«житием злым и лукавым». Вместе с тем святитель как носи-

тель русского абсолютизма был спасителем голодающих, попе-

чителем детей, оставшихся без родителей, он был готов на все,

«дабы никто не сшел с монастыря не ядши».

Еще один аспект воплощения абсолютизма в русском об-

разе жизни – это многочисленные проявления широты устрем-

лений, размаха действий русского человека. М. Алданов в своих

заметках о русском народе пишет, что крупных состояний

в России было довольно много. И за тремя, четырьмя исключе-

ниями ни одно из этих богатств не оставалось в семье дольше

двух-трех поколений. Были исключения просто потому, что

размер состояний был таков, что его невозможно было растра-

тить за эти поколения. Екатерина II шутливо говорила про од-

ного из таких богачей, что в его жизни большая трагедия: он

хочет прожить свой годовой доход, но не может. Хотя траты

подобных лиц были невероятны: князь Григорий Орлов носил

усыпанный бриллиантами кафтан, который оценивался в мил-

лион рублей, князь Потемкин тратил на еду восемьсот рублей

«без напитков», что при тогдашней дешевизне продуктов было

крайним расточительством. А.И. Герцен, отмечая подобную не

очень высокого достоинства широту души, говорил, что

210

в России человек, проживающий в год не вдвое больше своего

годового дохода, а несколько меньше, считается скрягой. Рус-

ский человек широк не только в этом, но абсолютно во всем:

в своем добре и своей ненависти; в своем восхищении Западом

и своем отрицании западных ценностей; в религиозности

и в отступничестве. Настолько широк

, что Ф.М. Достоевский

как-то сказал: «Широк русский человек. Я его сузил бы…»

Абсолютизм становится той призмой, тем фоном, который

определял и определяет восприятие русской культурой много-

образных феноменов других культур. Так абсолютным стано-

вится восхищение европейской культурой в XIX в. Примером

этому является установившаяся после европейского похода

Русской армии в ходе войны с Наполеоном мода на все евро-

пейское: окончательно вошла в русскую культуру ель как атри-

бут Рождества, при этом первые елки вывозили из Германии

как самые лучшие и украшали с истинно русским абсолютным

размахом – золотом, драгоценностями, ради чего продавали де-

ревни, крепостных. Конечно, еще Петр I, ценивший все евро-

пейское, пытался привить обычай ставить ель в рождественские

праздники, но в народном, во многом еще славянском миросо-

зерцании, ель оставалась деревом смерти и не приживалась

в русской культуре долгое время.

Европеизации подвергаются и другие сферы культуры. Ут-

верждается дендизм как европеизация светской жизни, что во-

площается в осознании необходимости окружить себя комфортом

и удобствами, изящно одеваться, непременно высказывать не про-

сто критические, а саркастические замечания по поводу политиче-

ской власти, сочинять эпиграммы на правительство, выступать

против раболепия, быть театралом и эрудитом, т. е. прекрасно

разбираться в европейской литературе, философии, музыке.

Другой пример – западничество П.Я. Чаадаева, который,

как утверждают многие, в порыве полного отрицания правосла-

вия принял католичество, объявил православие рабской верой

и, пафосно вознося Запад как культурный центр мира, столь же