Холлинджер Д.П. Выбирая добро

Подождите немного. Документ загружается.

оправдана абсолютным соответствием христианскому мировоззрению».

Но во время

самого периода современности, в то время как Бог, в принципе, не был полностью

исключен, этика все больше и больше действовала на основании принципа автономии, а

не гетерономии. Христианское мировоззрение и христианская этика были отделены друг

от друга и для многих христианских мыслителей единственным выходом было

приспособиться к современным течениям.

Обращаясь к светской и христианской этике сегодня, мы сталкиваемся с очень

сложной задачей, учитывая интеллектуальные влияния предыдущих веков. Как пишет

Herdt:

Обращаясь к светским мыслителям, мы бросаем просто обескураживающий вызов, ибо они часто

пытаются создать этику абсолютно независимую от метафизического мировоззрения. Преданные идеи

независимости этики от власти традиционных взглядов, многие считают, что единственным способом

избежать обращения к власти и авторитетам является избежание влияния метафизики вообще, что оставляет

им очень непрочную этическую основу

Также непрочную этическую основу имеют и христианские этики,

приспосабливающиеся к доминирующим течениям современности. Очень хорошо это

настроение передал Franklin Gamwell: «Наше понимание реальности и самих себя не

может быть обосновано через обращение к каким то авторитетным традициям или

атрибутам. Другими словами, наше понимание может быть оправдано только

человеческим опытом и разумом как таковым»

Таковым является интеллектуальное

наследие современности для этики и нравственной жизни.

Промышленный переворот и технологические компоненты

Переход в новый мир отчасти был осуществлен через промышленный переворот.

Человечество с его новым пониманием вещей, приобретенным через современную науку,

стало еще больше способным подчинять природу своим целям. Новые научные открытия

применялись в производстве и распределении товаров и услуг. Новая экономика начала

принимать определенную форму. Промышленный переворот начался в Англии в XVIII

веке и продолжался следующее несколько сотен лет, распространяясь в разных частях

света. Он преобразовал сельскохозяйственную экономику в промышленную. Товары,

которые традиционно производились в домашних условиях или маленьких мастерских,

начали выпускать на фабриках и заводах, с использованием новых технологий и

эффективных методов. Поскольку заводы объединяли больше массы людей,

задействованных в процессе производства, города начали процветать, создавая тем самым

новые социальные системы. Индустриализм преобразовал не только экономику, но и

политику, религию, повседневную жизнь и человеческое мышление. Современный мир

был непосредственно связан с промышленным переворотом и вытекающими из него

последствиями.

Промышленный переворот возник с применением достижений современной науки

в процессе развития новых орудий труда, машин, технологических процессов их

использования, что обычно называют технологией. Технология - это не просто орудия

труда, которые мы изобретаем, но и процесс мышления сопровождающий их развитие и

использование. Технология - это не просто наука сама по себе, но скорее использование

научных знаний во взаимодействии с материальным миром. Это включает как

использование материального мира, так и использование мышления об объективной

реальности и самом человеке. Как заметил Gabriel Marcel «Сказать, что человек думает о

себе и о мире с точки зрения технологии, значит, что в первую очередь, он думает о

возможности методического преобразования этого мира усердным человеческим трудом

так, чтобы он все более полно удовлетворял его человеческие потребности».

Социологи иногда описывают эту технологическую трансформацию как

рационализацию. В этом случае, имеется в виду не просто теоретическая рациональность

или рассудительность как вспоминалось в предыдущем разделе, но функциональная

рациональность, когда всеми сферами человеческого существования руководит

тщательный расчет. В традиционном обществе основным признаком человеческого

поведения были обычай, привычка и спонтанность, а рациональный выбор был ограничен.

Но современный мир, как писал Max Weber, характеризовался «Методическим

достижением определенных практических результатов путем все более точного подсчета

соответствующих средств»

В этом смысле понятие рациональности распространяется

намного дальше, чем просто промышленная, экономическая и бюрократическая сферы

жизни. Теперь ее владение охватывает всю жизнь, даже, как считал Weber, музыку,

религию, политику и социальную жизнь. Для социолога Peter Berger «функциональная

рациональность, прежде всего, значит установление рационального контроля над всем

материальным миром, над социальными отношениями и, в конце концов, над собой».

Поскольку средства связаны с целью с точки зрения эффективности, существует

опасность, что «рациональность подталкивает нас к уничтожению случайного,

причудливого, изменчивого в нашей жизни».

Таким образом, современность характеризовалась технологической

рациональностью, происходящей из промышленного переворота. Его влияние

сказывалось не только на экономике и повседневной жизни, но и на человеческом

сознании и понятии нравственности. Какое же это имеет значение для христианской этики

сегодня? Необходимо усвоить некоторые аспекты такого влияния.

Этические вопросы, связанные с технологией

Наиболее очевидное влияние технологического переворота на христианскую этику

проявляется в том, что большинство этических вопросов, с которыми мы встречаемся

сегодня, являются последствиями этого переворота. Возьмем, к примеру, биоэтику.

Большинство вопросов, с которыми мы боремся сегодня, являются результатами

стремления контролировать с помощью технологии важные сферы жизни человека,

смерть, болезни, генетическую структуру человека. Спорные вопросы, касающееся

абортов, эвтаназии, прекращения лечения безнадежных больных, трансплантации

органов, генной инженерии, проведения исследований на эмбриональных клетках (и это

список можно продолжать) все возникли в последние несколько десятилетий в связи с

открытием новых технологических возможностей. Этика окружающей среды тоже

возникла из индустриализации и ее влияния на окружающую среду. Этические

размышления по поводу этих спорных вопросов тоже существенно изменились. Опять же

причиной этого является технологический потенциал, который поднимает серьезные

вопросы о прежнем понимании сути вещей и его применении. В средствах массовой

информации этика сталкивается с вопросами просто неизвестными для последних ста с

липшим лет. Например, пресс-секретарь одного комитетов Сената США недавно заявил,

что для него одним из самых сложных с этической точки зрения вопросов, с которыми он

сталкивается каждый день, является то, что ему приходится сообщать новости комитета

средствам массовой информации. Фактически он понимает, что они могут исказить эту

информацию и как христианина, его беспокоит, что новые технологии, которые сегодня

являются нормативными, подвергают риску честность и общественное благо.

Распространенным предположением в отношении технологии является то, что мы,

как создатели, можем ее контролировать. Вполне очевидно, что это спорное утверждение.

Jacques Ellul в своем известном «Технологическом обществе» заявляет, что техника это

не просто то, что мы создаем и контролируем, но процесс, который фактически

контролирует нас. Техника имеет свою внутреннюю логику, которую мы должны

научиться контролировать.

Edward L. Long, в качестве иллюстрации этого процесса,

использует велосипед. Когда мы едем на велосипеде, «Мы едем на велосипеде

(контролируем его) или он везет (контролирует) нас?» Вначале, мы склонны с

уверенностью сказать, что это мы едем на велосипеде и соответственно контролируем его.

Но, немного подумав, мы понимаем, что фактически велосипед контролирует нас, так как

его внутренняя логика диктует нам, что мы должны делать, чтобы ехать на нем. Чтобы

остановится, мы должны нажать на тормоза, а не продолжать жать на педали. Таким

образом, технология имеет своего рода контроль над нами. Предположение, что мы легко

можем направить технологию к нравственным целям, тоже является спорным.

Большинство из важных вопросов, которые мы пытаемся решить сегодня, в какой-то

степени связаны с нашей технологической изощренностью. Наши возможности создавать

и производить опережают нашу нравственную чувственность.

Власть человека над божественными абсолютами

Сегодня человек контролирует намного больше в этом мире; контролирует даже то,

что прежде было вне сферы его влияния. До появления современных технологий,

индустриализма и информационной революции, человек намного больше чувствовал свою

зависимость в этой жизни от Бога, божественных абсолютов, включая нравственность.

Марсель заметил, что технологическое «мышление превратилось в практический

антропоцентризм - то есть человек все больше и больше стал думать о себе, как

единственном принципе, предающем значение этому миру»

Господство материального

мира дает нам ложно впечатление, что мы контролируем все, а богатство выбора

созданное нашей властью, только усиливает наше чувство уверенности. Технология

создала внутри нас психологическое предрасположение к тому, что мы больше не должны

подчиняться божественному провидению или принимать реальность как должное. С

проницательной точностью, описывает этот процесс Brian Wilson:

Наверное, наиболее важным аспектом нашего понимания того, что значит быть современным,

является идея, что мы сознательно можем изменить общество и условия нашей жизни. Сегодня мы

беспокоимся об экономике, политике, общественных отношениях, образовании и даже развлечении... Мы

преданы идеи, что мы можем изменить будущее... Там, где мы раньше полагались на Божью волю, сегодня

мы тщательно планируем, приспосабливаем и организовываем наше собственное будущее».

Это ощущение контроля, наверное, наиболее очевидно в репродуктивных

технологиях. Когда мы смешиваем это чувство контроля с новыми технологиями,

становится очень сложно убедить людей, что не все новые формы произведения

потомства нравственно правильны с точки зрению христианской этики или даже разумны

с точки зрения любых других нравственных норм. Мы очень легко толкуем то, «что мы

можем делать», как то, «что мы должны делать». Отделение процесса воспроизведения

потомства от отношений завета одной плоти в браке, примером чего сегодня может быть

искусственное донорское оплодотворение, большинство форм оплодотворения

суррогатных и донорских половых клеток и даже клонирование, кажется вполне

нормальным с точки зрения большинства модернистов. Но ни в коем случае

репродуктивные технологии не должны быть отделены от этики с христианской точки

зрения. Мы должны отдавать себе отчет в том, как наше мышление смещается от

понимания воспроизведения потомства, как «рождения» до просто процесса

«произведения». Такое общество неспособно осознать недопустимость технического

вмешательства в определенные виды деятельности. Если любая деятельность

рассматривается как производство, то любая ситуация, в которой мы действуем, - это

просто сырой материал, который надо использовать и что-то из него получить.

Когда дело касается сексуальной этики, наша способность контролировать все

представляет традиционный христианский взгляд на сексуальные отношения, как

предназначенные для брака между мужчиной и женщиной, как старомодный. Один из

современных учебников по семейной социологии смело заявляет:

Отделение сексуальности от воспроизведения потомства в принципе завершено. Сексуальность это

то, что человек открывает, формирует, изменяет. Сексуальность, которая когда-то была строго

предназначена для брака и законных отношений, сейчас имеет с этим мало общего. Мы видим, как все

больше и больше становиться приемлемым гомосексуализм и не только как дань либеральной терпимости.

Сексуальность, по сути, больше не связана с гетеросексуальностью.

С этой точки зрения, поведение ограничивается только вытекающими последствиями.

Как только мы получаем контроль и над последствиями, которые, как полагают, могут

принести ущерб человеческому счастью и благополучию, нормы поведения и

ограничения можно отбросить. В этом мире человеческого контроля выброшены на

ветер и божественные абсолюты и сексуальные этические нормы.

Технологизация нравственности

Среди современных технологий и рациональных технологических процессов,

нравственные стандарты все больше и больше основываются на рациональных,

технических формах контроля как противовес религиозным нормам и принципам.

Глубоко привитые нравственные добродетели уступили место общественным формам

правосудия. Яркий пример этому привел David Lyon: «Кому нужна общественная

мораль, чтобы гарантировать правильность размещения мест для стоянки

автомобилей, когда можно просто использовать метр?»

Общественная и даже

личная мораль стали просто техническим процессом, в том смысле, что они все

меньше зависят от внутренних принципов, но все больше зависят от внешних,

безличных механизмов влияния, таких как закон, кодексы профессиональных

этических норм, принятых в разных сферах общества. Все это является частью

процесса, который Jacques Ellul назвал технологическим. Преобразование, вызванное

этим процессом, он описывал так:

Раньше экономические или политические исследования были неразрывно связаны с этическими и

люди пытались поддерживать этот союз даже после того, когда они осознали независимость экономических

методов. Современное же общество, по сути, руководствуется чисто техническими соображениями. Но

когда люди обнаружили, что идут в разрез с человеческим фактором, они применили в действие все

нравственные теории, касающихся прав человека, Лигу наций, свободу, справедливость... Когда же эти

моральные принципы стали чрезмерно процветать, мешая техническому прогрессу, их просто сбросили со

счетов.

Даже если не согласится с довольно пессимистическим взглядом Элула на

недавнюю социальную историю, вполне очевидно, что формальная жизнь общества

очень мало зависела от нравственных принципов, не говоря уже о принципах

христианской этики. С социальной и географической изменчивостью современного

мира, люди стали больше независимыми. Их ограничивали в основном только

внешние формы контроля: закон, полиция, аудит, подслушивающее устройства,

давление средств массовой информации. Даже сам закон становился более

технологическим, все меньше и меньше зависящим от принципов юриспруденции,

которые часто основаны на связи закона с моралью. Поскольку закон стал более

техническим «он покинул сферы, которые традиционно имели в основе нравственную

важность»

Bryan Wilson например, заметил, что «широко распространенное

использование страхования влияет на сам нравственный принцип ответственности за

поступки»

Прежде всего, Уилсон утверждает, что демократизация общества (сродни

того, что здесь мы называли технологизацией нравственности) означает все меньшую

зависимость от нравственных добродетелей, традиционных этических и

метафизических принципов. Все это служит признаком «смещения от уверенности

в четко определенных нравственных диспозициях к

зависимости от технических условий», а это «может иметь, в самом деле, парадоксальные

последствия освобождения человека от чувства личной ответственности».

Социальные компоненты

В придачу к интеллектуальному и промышленному воздействию, современность

повлекла за собой ряд изменений внутри общества и его основных институций. Эти

социальные компоненты оказали значительное влияние на христианскую этику, особенно

в рамках ее соотношения с обществом в целом.

Дифференциация

В современном мире, особенно в результате промышленного переворота,

произошла дифференциация (или как ее называют многие социологи сегментация)

различных сфер социальной жизни. В конце XIX века Emile Durkheim впервые заговорил

о разделении труда, в котором каждый труд был высоко специализирован, а определенные

рабочие функции отделены друг от друга. Люди больше не производили предметы первой

необходимости сами для себя, но в удовлетворении своих нужд больше зависели от

специализации других. Они не знали лично тех, от кого они зависели в получении

необходимых товаров и услуг. Отношения становились безличными. Это верно и сегодня.

Чтобы получить почту, мы не полагаемся на щедрость почтальона, или личную симпатию

к фермеру, чтобы иметь еду на своем столе. С разделением труда произошла

дифференциация функций, которая определяет сегодня взаимодействие между людьми и

приводит к определенному индивидуализму.

Дюркгейм видел, что разделение труда распространяется даже сверх

экономической жизни, ибо «мы наблюдаем его возрастающее влияние в самых

разнообразных частях общества. Функции, то ли политические, то ли административные,

то ли юридические становятся все больше специализированными. Это касается даже

искусства и науки».

С дифференциацией отделились друг от друга такие социальные

институции, как закон, экономика, политика, образование и религия, каждая, пытаясь

сформировать свою систему норм и условий. Это очень отличалось от досовременного,

традиционного общества, в котором человека воспринимали не через призму его высоко

специализированной роли в обществе, а просто как целостную личность. Разделение

между основными институциями и требованиями к ним было минимальным.

Нравственные требования к экономике, политике и труду не очень отличались от

требований к отношениям между людьми на личном уровне.

Результатом дифференциации (или сегментации) является то, что «мир доходит до

нас как бы по частям, фрагментами, а не в виде общей картины».

Все более сложно

становится найти во всем этом объединяющие принципы или эталоны, которые бы

направляли наши этические решения во всех сферах жизни. Более того, человеку все

сложнее становится найти свое значение и тождество среди большого количества

требований, которые возложены на него.

Довольно очевидно влияние современной дифференциации на христианскую этику.

Все сложнее становится человеку придерживаться единых этических норм во всех сферах

жизни. Каждая сфера общества имеет не только свой язык, но и определенные правила

поведения. Таким образом, этика, основанная на религиозных убеждениях, отделена от

политики, образования, экономики, закона, отношений на рабочем месте. Как сказала

Agnes Heller «Существует единственный этический минимум для всех граждан

государства: быть законопослушными». Но, замечает она, в дифференцированном

обществе, «закон на самом деле не интересует хороший человек или плохой, даже

является он или она хорошим гражданином. Закон не интересует поведение человека,

покуда оно находится в рамках закона, еще меньше закон интересуют мотивы человека».

В итоге, человеку все сложнее применять основы христианской этики в различных

сферах общества, а последовательная жизнь соответствующая нормам христианской

этики и христианского мировоззрения становятся большим вызовом.

Плюрализация

Можно с уверенность сказать, что на протяжении истории человечества, люди

жили в довольно однообразном мире и основой этой однородности были общие

религиозные и нравственные принципы. Очень редко человек вступал в контакт с людьми

с абсолютно другим укладом жизни. «Для человека это значило просто то, что различные

сферы повседневной жизни объединяли общие признаки... Человек постоянно находился

в однообразном мире».

Конечно же, всегда были исключения, как плюралистический

период во времена Римской империи, в период жизни Христа и следующее несколько

столетий. Но большая часть человеческой истории характеризовалась однородностью

человеческого опыта и мировоззрения в определенных географических и временных

рамках.

Все это радикально изменилось в современном мире. Промышленная революция

принесла с собой географическую подвижность рабочих сил. Новые технологии добавили

транспортный процесс и облегчили перемещение с одного места на другое.

Информационная революция способствовала глобализации, а с этим и разнообразию, не

имеющему аналогов в истории. Конечным результатом является не просто

множественность наций, этнических групп, религий и рас в общем географическом

пространстве. Более существенным результатом стало то, что теперь люди с разным

мировоззрением и нравственными принципами живут, работают, существуют бок о бок.

Плюрализм является реальностью современного общества и имеет большое

влияние на способ человеческого мышления сегодня. В частности, разнообразие

мировоззрений и идеологий бросает вызов личному мнению и убеждениям человека. Как

заметил Питер Бергер, «Когда общество служит как вероятная структура для религиозно

правильной жизни, все важные социальные процессы в нем служат для подтверждения

реальности этой жизни».

Но в условиях плюрализации, множественные точи зрения,

религии и нравственные системы бросают вызов личным верованиям и нравственным

основам личности.

Одиннадцатая глава глубоко исследует эти вызовы и возможные ответные реакции

на плюрализм, поскольку это очень важный вопрос для применения христианской этики в

культуре и обществе. Но для нынешнего обсуждения важно рассмотреть два вида влияния

плюрализма на христианскую этику. Во-первых, плюрализм способствует

психологической диспозиции в пользу релятивизма. Многочисленные жизненно

определяющее факторы, изобилие нравственных принципов и интеллектуальных вызовов

традиционным понятиям и убеждениям приводят к росту нравственного релятивизма. Сам

плюрализм по своей природе уже бросает вызов мнению, что существуют универсальные

нормы и добродетели правильные для всех времен. Возникновение нравственного

релятивизма определенно связано с оспариванием традиционных истин, которое возникло

в современном и продолжает возникать в постсовременном мире.

Во-вторых, результатом влияния плюрализма на христианскую этику стала

сложная задача, как практически применять этические нормы в отношении общества и

культуры не разделяющих христианский взгляд на этику. Если как было сказано в третьей

главе, этику нельзя отделить от общего мировоззрения, как мы можем влиять на мир с

абсолютно противоположным христианскому взглядом на жизнь? Различные подходы к

этому вопросу глубже описаны в 11 главе. Достаточно сказать, что плюрализм поднимает

много спорных вопросов в отношении христианской этики и ее применения в

современном мире.

Секуляризация

Дифференциация и плюрализация современного общества сопровождалась его

секуляризацией. Надо заметить, что секуляризация это социальный процесс,

происходящий от светской идеологии и мировоззрения. Секуляризм - «это система

верований и убеждений, призванных к упразднению значения религии в обществе.

Религия представляется в безкомпромисно негативном свете».

С другой стороны,

секуляризация это процесс, происходящий в обществе и культуре, посредством которого

религия больше не исполняет доминирующую роль в формировании основных

социальных институций.

Определение природы секуляризма сопровождается значительной полемикой,

особенно в последнее время, когда так очевидно ее влияние на общество. Некоторые

социологи полагают, например, что религиозные верования и убеждения пришли в упадок

в современном мире и были заменены научными и современными философскими

взглядами на жизнь. Но даже в современном мире, мы часто видим возрождение

религиозности пусть даже в новых формах, не таких как раньше. Такое возрождение

религии приводит к тому, как утверждают некоторые, что «вера в секуляризацию

поддерживается глубоким и постоянным сопротивлением религиозным верованиям и

различным проявлениям религии».

Но в полнее очевидно, что, несмотря на то, что религия все еще играет

значительную роль в жизни многих людей и продолжает влиять на культуру и общество,

она уже не имеет такого влияния как раньше на основные социальные институции, такие

как правительство, экономика, образование и закон. Поэтому, как определил

секуляризацию Питер Бергер, «это процесс, в котором общество и культура исключаются

из сферы влияния религии, ее форм и институций».

Или, как определил Karel Dobbelare,

это «социальный процесс, в котором сложная трансцендентальная религиозная система

превращается в подсистему общества наряду с другими подсистемами».

После своего

первого определения секуляризма Бергер расширил и даже подверг сомнению некоторые

из своих первых предположений об этом процессе. Особенно он убедился в неизбежности

процесса, прогрессирующем упадке религиозных верований. Мир, даже с его

структурными формами секуляризации, породил мощное движение антисекуляризации,

так как все еще процветали многие формы православной религии и новые религиозные

движения».

Компенсирующее «десекуляризационные» понятия, как называет их Бергер,

очевидны не только в личных верованиях и нравственных принципах. Но они стали

чрезмерно политическими, как видно из политического возрождения движений в Индии,

исламских странах и свободы вероисповедания в США.

Но, не смотря на антисекуляризационные движения, секуляризм оказывает влияние

на общество. Религия продолжает процветать и иногда происходит ее возрождение, но в

секулярном обществе она все меньше влияет на социальные институции и культурную

жизнь. Сегодня религия — это одна из социальных институций наравне с другими, а не

основа общества. Религиозная практика может все еще процветает, а религиозные

организации пытаются даже повлиять на общество и культуру, но секуляризация как

процесс, значит, что религиозное мировоззрение и нравственные основы уже не играют

значительную роль в общественной политике, экономике, законодательстве, образовании,

искусстве и науке. В современном обществе существует тенденция к отделению церкви от

государства. Образование уже не нуждается в религиозном попечительстве и

осуществляется с минимальным вовлечением в процесс религиозных верований и

ценностей. Юридические учреждения в применении юридических санкций или

ограничении определенного поведения очень редко обращаются нормам, основанным на

религии и вере в Бога. Экономика и бизнес обращаются к профессиональному этическому

кодексу, но он, как правило, лишен религиозного смысла и оправдывается на основании

прагматических принципов. Так же и в искусстве, религиозные темы и образы все еще

находят отражение, но это скорее исключение, чем правило, и эти образы довольно часто

вызывают противоречие.

Особенно очевидными становятся процессы секуляризации, когда сравнить

средневековую Европу с современной. Средневековая эпоха была религиозной, не в

смысле духовной благочестивости, но в смысле роли церкви в культуре и обществе.

«Церковь контролировала не только нравственный общественный строй, но и формальные

политические, юридические, экономические процессы и социальные отношения -

институционное управление обществом».37 В период средневековья, церковь, к примеру,

расширила свое влияние не только на обычную торговлю, производство и установление

цен, но и поддерживала запрет на растовщичесво и плату процентов с займов. Церковь

больше не имела такое влияние в современном обществе. Она все еще влияла на

официальные социальные, политические и экономические решения и служила

путеводителем для своих сторонников в рамках этих сфер, но она не обеспечивала основу

и не указывала направление в социальной и культурной жизни всего общества.

В секулярном обществе, религия и религиозно обоснованные этические нормы не

исчезают, но скорее переходят из общественной сферы в частную. Таким образом,

большим вызовом для христианской этики сегодня является то, как найти возможности

применения нравственных принципов основанных на определенной точке зрения ко всему

обществу и культуре, прошедших процесс секуляризации, по крайней мере, что касается

роли религии в нем.

Приватизация религии

В секулярном обществе, характеризующимся популяризацией и дифференциацией,

религия продолжает играть роль, но в основном в рамках частной сферы жизни общества.

Поскольку разные сферы жизни общества стали специализироваться на выполнении

определенных функций, произошло разделение между общественными и частными

сферами человеческого существования. Общественная включала более безличные,

бюрократизированные структуры общества, такие как правительство, корпорации,

учебные учреждения, сообщества и организации, основанные на рабочих отношениях.

Частная сфера представляла отношения в семье, с друзьями, досуг, религию и

добровольные ассоциации. Как заметил Robert Bellah «To, что эти сферы радикально

разделились, включая нравственные принципы, которые действуют в их рамках, является

характерной чертой индустриальной жизни. Роль человека в общественной и частной

сферах часто резко отличаются друг от друга».

Но отличительной чертой современного мира был не только раскол между

общественным и частным, но и разные требования к отношениям в этих сферах. Так как

общественная сфера представлялась как собрание безличных участников,

рассчитывающих на свои возможности и таланты, частная сфера стала убежищем для

утешения и близости. В уединении дома, досуга, дружбы и церкви люди искали смысл и

личное убеждение в том, что они не просто маленькие сошки в общественной системе.

Правила игры в общественной и частной области были разными. Имея в виду

современного человека, пережившего этот общественно-личный раскол Karl Manheim как-

то сказал, «Он живет в двух мирах и надо сказать должен иметь две души».

С общественно-личным разделением общества, религия продолжала

функционировать, но в основном в рамках частной сферы. Это, конечно же, было

последствием секуляризации общества, что значительно усложнило возможность

религиозно обоснованной этики влиять на общественную политику или культурную

жизнь. Религия продолжала взывать к обеим сферам, но ее нравственные взгляды на

определенные вопросы, такие как сексуальность или вопросы биоэтики (например,

аборты, эвтаназия, репродуктивные технологии) считались субъективными и

неприемлемыми для всего общества. В современном мире бытовало мнение, то любые

этические нормы, исходящие из религиозных убеждений хороши, покуда они остаются в

области личного, и не влияют на общественное.

Такой переход религии в частную сферу, который продолжается и сегодня,

является основной проблемой для христианской этики. Основной принцип христианского

мировоззрения, включая этические нормы, заключается в том, что жизнь человека должна

прославлять Бога. Возникает большая дилемма, ибо общество действует исходя из

принципов и убеждений далеко не христианских. Как может христианская этика влиять на

общественность, когда характер общества и его культурные убеждения идут в разрез и с

христианским пониманием реальности. Такое положение вещей продолжает влиять на

контекст, в котором христиане стремятся воплощать христианские этические нормы и

свои нравственные убеждения.

Заключение

Современность, со своими интеллектуальными, промышленно-технологическими и

социальными компонентами, создала мир оптимизма и надежды. Последние несколько

столетий в обществе существовало мнение, что знание и технологическая изощренность

приведут в мир прогресса, высокой цивилизации и нравственной зрелости. Для

воплощения этого воззрения в жизнь, религия, в лучшем случае не являлась

необходимостью, в худшем была помехой на пути человечества к прогрессу. Многие

люди пребывали в состоянии эйфории по поводу благословений современного мира.

Современность, в самом деле, принесла много хорошего человечеству. Это

достижения медицины, рост экономики, технические ноу-хау, политические и социальные

движения за свободу. Но полная идиллия еще не наступила. Современность привела нас к

научному и технологическому прогрессу, но и принесла с собой много зла.

Конечно же, мы оцениваем современность в соответствии с множеством прежних

верований и убеждений. По мнению многих наблюдателей, период современности был

наихудшим периодом в истории человечества. Agnes Heller пишет «Философия

современности ясна; вместо установления рая на земле, земля превратилась в ад. Как

скорый поезд мы неслись к месту назначения - и имя ему Аушвиц, Гулаг - место

уничтожения».

Испанский философ Jose Ortega у Gassel видел несчастье современности

в другом свете, хотя был не менее резок в своей критике. Он считал что

«гипердемократия» и необузданный потребительский менталитет индустриализма были

основными виновниками современного мира, в котором «массовое общество» быстро

уничтожает личность. Еще до Холокоста и ужаса второй половины XX века, Ortega у

Gassel писал:

Мы живем во время, когда человек верит в свои невероятные способности творить, но он не знает,

что творить. Господин всего, он не является господином самого себя. Он чувствует себя потерянным в

своем собственном богатстве. Имея в своем распоряжении все больше средств, знаний, технологий,

оказывается, что сегодня, мир идет тем же путем, как и худшие из миров существовавшие доныне, мир

просто плывет по течению.

Проблема современности не просто в том, что ее благородный замысел не удался,

но еще и в том, что она принесла с собой зерна нравственного и духовного разрушения.

Это не значит, что период современности хуже других периодов в истории. В каждой

эпохе прослеживаются свои особенные проявления грехопадения и зла. Христиане не

должны рассматривать один период в истории как источник зла, а другой как воплощение

добра, ибо их происхождение лежит за пределами просто изменений истории

человечества, хотя имеет к ним непосредственное отношение. Тем не менее, нравственное

влияние периода современности было особенно коварно, ибо он предлагал так много, и

казалось, в какой-то степени произвел много. Модернисты были просто поглощены своим

ложным сознанием.

Таким образом, это происхождение контекста, в котором христиане пытаются

воплощать христианскую этику сегодня. В то время как многие полагают, что

современный мир минул, и мы живем в мире постмодернизма, постмодернизм, даже

бросая вызов предположениям модернизма, все еще использует многие из его принципов.

В то время как мы живем в новом контексте, современный мир продолжает влиять на нас.

Пропадает лишь уверенность в том, что мы можем постичь истину и достичь прогресса с

помощью великих интеллектуальных принципов и технологий. Но технологические

нововведения современного мира используются широко как никогда, а социальные

процессы, такие как дифференциация, плюрализация, секуляризация и приватизация

далеки от вымирания. Современный контекст продолжает влиять на нас и бросать

значительные вызовы тем, кто стремится мыслить и жить в соответствии с христианским

мировоззрением.

Anthony Giddens, The Consequences of Modernity (Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1990), 1.

Larry Ramussen, Moral Fragments and Moral Community: A Proposal for Church and Society (MIneapolis:

Fortress Press, 1993), 29.

Lesslie Newbigin, Truth and Authority in Modernity (Valley Forge, Pa.: Trinity Press International, 1996), 65.

Ibid.

Elizabeth Bounds, Coming Together, Coming Apart: Religion, Community and Modernity (New York: Routledge,

1997),29.

Newbigin, Truth and Authority, 11,3.

LXHoubhouse, Morals in Evolution (1906; reprint, London: Chapman&Hall, 1951), 636.

Colin Gunton, The One, The Three and the Many: God, Creation, and the Culture of Modernity (Cambridge:

Cambridge University Press, 1993), 28.

Jenifer A. Herdt, "Religious Ethics, History, and the Rise of Modern Moral Philosophy", Journal of Religious

Ethics IB, no.2 (summer 2000): 169.

Ibid., 172.

Ibid., 175.

Franklin Gamwell, The Divine Good: Modern Moral and the Necessity of God (Dallas: Southern Methodist

University Press, 1996), 4.

Gabriel Marcel, "The Sacred in the Technological Age", Theology Today 19 (1962): 28.

H.H.Gerth and C.Wright Mills, eds., From Max Weber: Essays in Sociology (London: Kegan Paul, 7948), 293.

Peter Berger, Brigitte Berger, and Hansfriel Kellner, The Homeless Mind: Modernization and Consciousness

(New York: Random, 1973), 181.

Rryan Wilson, Religion in Sociological Perspective (Oxford; Oxford University Press, 1983), 156.

Jacques Ellul, The Technological Society (New Yourk: Vintage Books, 1964). His more recent work on

technology is The Technological Bluff '(Grand Rapids: Erdmans, 1990).

Marcel, "Sacred in the Technological Age", 29.

Bryan Wilson, Contemporary Transformations of Religion (Oxford: Clarendon Press, 1976), 1.