Холлинджер Д.П. Выбирая добро

Подождите немного. Документ загружается.

116

применения. Но такой подход отличается от чисто делиберативной этики, которая считает

разум единственным или основным источником норм морали и нравственности.

Мотив предписания

Этот метод принятия этически обоснованных решений подразумевает подчинение

четким правилам, принципам или нормам морали, источником которых является

божественное откровение. Используя этот метод, человек обращается к утверждениям

Писания или к жизни и учению Христа, как к конкретному руководству к нравственному

поведению. Лонг рассматривает две формы метода предписания: верность принципам,

как, например, «Люби ближнего, как самого себя», и верность контексту, как например,

«Подай стакан холодной воды любому, кто попросит». Лонг замечает, что первый метод

«устанавливает принцип, второй определяет тип предполагаемого поведения; первый

предполагает размышление о средствах, необходимых для выражения любви к ближнему,

второй учит тому, как нужно относиться к ближнему».

Принципиальный подход является основным выражением этого мотива в истории

церкви, но часто возникает желание составить кодекс нравственного поведения или, как

минимум, заняться моральной казуистикой - подход «если...то» к христианской этике.

Одним из ярких примеров подхода обдуманного кодекса являются работы пуританского

писателя Ричарда Бакстера (Richard Baxter). В отличии от распространенных стереотипов,

Бакстер и пуритане не были законниками, и не боялись свободы и наслаждения. Вернее,

они считали, что вся жизнь должна находиться под суверенной властью Бога.

Вестминстерский краткий кодекс дает ответ на вопрос относительно основной цели

человеческой жизни на земле: «Прославлять Бога и наслаждаться им вечно».

В том же

духе, Бакстер, в своем многотомном «Христианском справочнике» занялся казуистикой

нравственности для каждой сферы жизни. Наставления о нравственности и духовности

являются естественным следствием закона Божьего, они предостерегают от гордости,

призывают к смирению, и дают указания относительно отношения к деньгам, времени,

речи и сну, а также к церкви и правительству. Бакстер попытался выразить в ясной форме

свои убеждения относительно требований законы морали в конкретных ситуациях.

Например, относительно денежных вопросов он задавал вопрос: «Если я нашел деньги

или любую утерянную вещь, связан ли я обязательством искать владельца, если он не

ищет меня? И в какой степени я связан этим обязательством?». Согласно кодексу, Бакстер

утверждал: «Вы обязаны предпринять такие разумные меры, каких требует природа

данного случая, чтобы владелец мог обрести утерянное...Тот факт, что вы нашли

утраченную вещь, не дает вам права на нее, если владелец может быть найден».

Большинство форм предписания богословов и этиковедов ориентируются меньше

на кодексы и больше на принципы. Некоторые ученые, исследователи Библии, как

например, С.Г. Додд (С.Н. Dodd) утверждали, что такое разнообразие принципов

изначально присуще этике Иисуса и Павла. Тогда как Додд считает, сто нравственные

поступки являются реакцией на Божье деяние искупления посредством Иисуса Христа,

библейская модель нравственного поступка является преимущественно предписательной

по сути. Нагорную проповедь можно рассматривать, как закон, а наставления Павла о

морали представляют собой «совершенно откровенные общие максимы, которые можно

отнести непосредственно к сфере поведения».

Джон Кальвин

После Мартина Лютера Джон Кальвин был наиболее влиятельным протестантом -

реформатором шестнадцатого столетия. Уроженец Франции, Кальвин оставил изучение

закона и обратился к богословию. Он сразу же зажегся идеями Лютера и расцветающей

Реформации. К двадцати пяти годам Кальвин написал первый вариант своей работы

117

«Институции христианской религии», которая оказала значительное влияние на

протестантское движение. Со временем он переехал в Женеву, в Швейцарию, где в

качестве пастора и богослова руководил реформацией этого региона.

Рассуждения Кальвина зачастую рассматриваются, как основной пример метода

предписания, который акцентирует то, что принятие этически обоснованного решения

является прямым следствием закона Божьего. Сам закон не является основанием этики;

она основана на характере суверенного Бога. Но закон является выражением Божьего

характера и главным арбитром всех решений, которые принимает человек. Кальвин писал:

Все, что имеет отношение к совершенному правилу жизни, Господь выразил в своем

законе так, что человеку нечего к нему добавить. Целью этого, во-первых, является то...,

что соизмеряя все наши поступки с его волей, как со стандартом, мы должны почитать

только его, как господина и хозяина нашей жизни; во-вторых .., чтобы показать, что он не

требует от нас ничего более, кроме послушания.

Кальвин не видел противоречия между законом Ветхого Завета и законом Христа

потому, что оба указывают на способ выражения послушания Богу. Послушание закону

является само по себе не целью (это ведет к законничеству), а способом прославления

Бога и отражением благодарности нашему творцу и искупителю.

В отличие от Лютера, Кальвин называл три основных предназначения закона. Во-

первых, педагогическое предназначение, которое заключается в том, чтобы показать нам

наши грехи, и, как следствие, нужду во Христе. Во-вторых, будучи используемым в

качестве гражданского, закон функционирует, как ограничитель в обществе. В-третьих,

закон служит руководством для верующих. Эту функцию закона Лютер отрицал из

боязни, что человек будет стараться заслужить праведность. Кальвин писал: «Третья

функция закона (будучи основной и наиболее приближенной к цели закона) касается

верующих, в чьих сердцах уже царит и процветает Дух Божий». Хотя закон написан на

сердце каждого человека рукою Божьей, и хотя именно Святой Дух побуждает верующих

подчиниться Богу, закон играет значительную роль в жизни христианина. «Он является

лучшим инструментом, который ежедневно помогает им распознавать подлинно и

достоверно волю Господа», и дальше, «регулярно размышляя о нем, он возрадуется

послушанию...и оставит скользкий путь греха».

То, как Кальвин выражал свои

убеждения относительно гражданской и духовной жизни в Женеве, указывает, что в его

понимании христианская этика касается применения принципов Божьего закона в каждой

сфере жизни. Хотя закон может не касаться непосредственно всех вопросов

нравственности, с которыми мы сталкиваемся, его достаточно для принятия этически

обоснованных решений.

Карл Ф. Г. Генри

Карл Генри является одним из лидирующих богословов современного

евангельского движения в Америке. Он известен как своими удивительными трудами, так

и своей работой главного редактора «Христианство сегодня». Генри написал несколько

книг по этике, и во многих своих статьях он обращается к текущей ситуации в обществе и

в церкви.

Генри считает, что этика - это исполнение Божьей воли, которую можно познать

посредством божественного откровения. Хотя разум и опыт помогают мельком увидеть

Божью волю, они искажены в результате грехопадения. Поэтому мы нуждаемся в том,

чтобы Бог открывал нам себя, ибо «только этика особого откровения осмеливается взять

на себя роль судьи многого из того, что считается «высшей моральностью» века». Этика,

однако, не простое заучивание божественных заповедей. Следуя примеру Иисуса, суть

этики можно выразить одним словом: любовь. Но Генри, в отличие от некоторых его

современников, напоминает нам о том, чтоб «любовь, такая, какой раскрывает ее Библия,

118

не является чем-то смутным или неясным, как модернисты хотят заставить нас думать.

Новому Завету неизвестны беззаконные верующие во Христа. Верующие не призваны

самостоятельно судить о нравственности на основании одного только принципа любви.

Суть любви должна быть определена божественным откровением».

Любовь в Библии -

это партикуляризация воли Бога. Наиболее ярким ее проявлением является Иисус

Христос. Христос - наш великий пример морали, но его пример не отделим от общей

картины искупления. Именно разделение этих понятий, как считает Генри, было ошибкой

либерализма и социального евангелия.

Подход Генри предписателен и ориентирован на принцип. По той причине, что

христианская этика основана на Божьей воле и познаваема посредством божественного

откровения, она не является этикой для всех. Эта этика преимущественно предназначена

для общины искупленных. «Христианская этика это ... этика церкви, противоположная

миру, она не является существующим имуществом неверующих, но принадлежит

обществу верующих».

Принципы Писания предназначены не только для частной жизни

каждого, ибо христиане призваны стремиться к «преобразованию сверхъестественным

импульсом на уровне личной жизни посредством того, что социальная жизнь обновляется

божественной духовной мотивацией».

Что касается работы, политики, общества,

культуры, то предписанные принципы Слова Божьего могут направлять верующих, и с их

помощью оказывать влияние на общий социальный порядок.

Ричард Моу (Richard Mouw)

Ричард Моу руководит современным движением евангелизма посредством своих

работ, учений, и также занимает должность президента Фуллерской Богословской

семинарии. Моу «родом» из Реформированной духовной и богословской традиции и

поэтому, подобно Джону Кальвину, считает, что этика - исполнение заповедей Божьих.

Подобно Карлу Генри и большинству евангелистов, он считает, что заповедь наиболее

отчетливо представлена в Библии. Однако Моу утверждает, что заповедь Божья

принимает более широкую форму, чем ее традиционное восприятие, и, следовательно,

применение этики божественной заповеди значительно шире, чем простые утверждения

заповеди в Писании.

Моу считает, что существует сознание, «в котором нравственность божественной

заповеди сосуществует со всеми системами мышления, в которых Бог является верховным

авторитетом морали. В этом более широком понимании этику добродетели, агапизма и

подчеркнутое значение божественным образом имплантированного чувства

справедливости можно рассматривать - наряду с этикой «внешнего закона» - как

разнообразные предполагаемые стратегии для демонстрации примера морального

подчинения божественной воле».

Он видит такое широкое понимание божьей заповеди в

самой Библии и считает, что мы упустим множество божественных заповедей, если будем

рассматривать только грамматические повелительные наклонения. «Библия представляет

собой нечто большее, чем компендиум повелительных наклонений: священное писание

составляют исторические рассказы, молитвы, саги, песни, притчи, письма, жалобы,

просьбы, описания видений и т.д. Моральную релевантность божьих заповедей в Писании

можно понять, только рассматривая их в непосредственной связи с другими видами

письма».

Один из способов, которым Моу применяет широкое понятие божественной

заповеди - это использование библейского мировоззрения. Библия предлагает нам не

только прямые утверждения, но и общую картину сотворения, грехопадения, искупления

и эсхатона (см. главу 3), которая может обеспечить важное руководство в современных

вопросах этики. Моу настаивает на использовании этого принципа особенно в сфере

политической жизни. Он утверждает, что «Библия обращается к нам и к нашей жизни в

целом, включая сферу политики. Мы должны пытаться рассуждать о политике в духе

119

разума и сердца, дисциплинированного словом Божьим. Наши политические мысли

должны развиваться до тех пор, пока не станут уместными для людей, которые

исповедуют послушание воле Божьей».

Джон Ховард Йодер (John Howard Yoder)

Покойный Джон Ховард Йодер написал одну из наиболее провокационных книг

двадцатого столетия на тему христианской этики «Политики Иисуса». Рассуждая с точки

зрения анабаптиста-меннонита, Йодер попытался возразить распространенному суждению

о христианской этике: «Этот Иисус просто не имеет отношения к вопросам социальной

этики».

Хотя некоторые могут счесть, что работа Йодера не отражает мотив

предписания по отношению к этике, его труд имеет явное сходство с этим мотивом, так

как Йодер обращался к нормам Иисуса, как к предписанию для жизни не только частной,

но и социальной.

Йодер считал, что жизнь и учение Иисуса являются реальным руководством к

нравственности. Так как Христос - это апогей Божьего «само-откровения», мы можем

именно в нем искать ключ к герменевтическому пониманию Писания. Так, посредством

христоцентричности, Йодер пытался показать каким образом Ветхий Завет и учение

Павла могут быть гармонизированы с «политикой Иисуса». В отличие от тех, кто заявллл о

том, что учение Иисуса неуместно в вопросах морали, Йодер утверждал, что «служение и

утвержедния Иисуса являются скорее представлением ... не избежанием логических

опций, но одной определенной социально-политически-этической опцией». Согласно

этому утверждению, Иисус «не только уместен, но и является нормой современной

христианской социологической морали».

Тогда как труд Йодера на определенном

уровне представляют собой защиту библейского пацифизма, его намерения идут гораздо

дальше. Он считал, что жизнь Иисуса, его учение и сама его личность формируют

парадигму для все моральной и социальной жизни, потому что «Иисус был божественным

образом определен ... пророком, священником, царем, носителем нового образа

человеческих, социальных и, следовательно, политических взаимоотношений. Его

крещение — это инаугурация, его крест — кульминация нового режима, разделить который,

призваны его ученики».

В этом заключалось радикальное применение учения Иисуса,

как парадигмы этики и, следовательно, формы мотива предписания.

Критический аншлт мотива предписания

Из трех мотивов, мотив предписания очевидно придает наиболее серьезное

значение авторитету и релевантности Библии. Не случайно, что именно этот подход

наиболее приемлем в классических протестантских и евангельских традициях,

приоритетом которых является богодухновенность и уникальный авторитет Библии, как

Слова Божьего.

Очевидно, что этот мотив пытается серьезно учитывать Писание не

только, как предмет богословия, но и как практическое средство принятия этических

рений. Для тех, что высоко ценит Библию и ее авторитет, именно такая суть этого подхода

является наиболее приемлемой.

Мотив предписания также многим обязан своей реальной доступности для рядовых

членов церкви. Сама суть формата предписания помогает обычному христианину точно и

ясно понять Божий замысел жизни. Некоторые выражения христианской этики настолько

сложны и интеллектуальны, что их применение ограничено.

В то же время, мотив предписания сталкивается с определенными трудностями.

Например, исторически этика предписания все больше склонялась к законничеству, где

правила и принципы становятся целью - правила ради правил. Иисус резко осуждал это,

порицая подход фарисеев к морали. Законничество, к некоторой степени, касается еще

одной проблемы этого метода: это его тенденция пренебрегать общим богословским

120

основанием того или иного предписания. В этой книге снова и снова повторяется

утверждение о том, что сутью и основой христианской этики являются ни правила, ни

принципы, ни добродетель. Они необходимы нам, как руководство к морали, но можно

механически следовать правилам и оставаться далекими от истинного христианского

ученичества и морали. Библейские наставления, независимо от формы, берут начало в

природе и в деяниях Триединого Бога, и только потом в общей библейской картине

сотворения, грехопадения, искупления и судного дня. Так, например, мы не следуем

библейским наставлениям о сексуальной чистоте и верности в браке только потому, что

эти наставления даны. Сами наставления происходят из Божественной природы чистоты и

верности, из общей картины блага сотворения и Божьего искупления греховной сущности.

Тогда как мы обращаемся к библейским наставлениям, как к эпистомологической

необходимости, основа и мотивы нравственности должны всегда находиться глубже.

Более того, мотив предписания не решает все наши проблемы морали. Вопросы

этики иногда бывают крайне сложными, а упрощенная парадигма предписания усыпляет

бдительность и заставляет нас думать, что эти сложные вопросы мы можем решить без

труда, обратившись к принципам. Часто, существует множество библейских принципов

или парадигм, применимых в той или иной ситуации. Более того, сами библейские

предписания необходимо подвергать тщательному герменевтическому анализу, который

является частью использования Писания. Тогда как большинство этиковедов и

богословов, сторонников мотива предписания, четко осознают эти недостатки, рядовые

члены церкви не всегда осторожны и внимательны к ним.

Мотив взаимоотношения

При использовании мотива взаимоотношения, этически обоснованные решения

принимаются в качестве непосредственной реакции на водительство Божье, и отличаются

некоторой спонтанностью. Лонг описывает этот мотив так: «В этике взаимоотношений

направление действия сформировано чувством радостного возбуждения или

благодарности, которое возникает на основании живого, динамичного и стимулирующего

общения с источником морального водительства».

Как мы далее убедимся, этот метод

содержит в себе широкой спектр размышлений о морали, но его сторонники согласны с

отрицанием этики предписания и формулировки естественного закона. Этику считают

этикой взаимоотношения в том смысле, что даже суть и направленность морально

обоснованных решений проистекает из непосредственных отношений с Богом и другими

людьми. Она не устанавливает нормы, к которым человеческие существа должны

стремиться, скорее, «она рассматривает характерные черты их жизни».

Согласно мотиву взаимоотношения, Библия не указывает конкретное направление,

а только общий ориентир моральной жизни. Библейские заповеди или принципы

являются, по сути, примерами того, как Бог вел в прошлом, и, как скорее всего, будет

вести в настоящем. Взгляд на Библию с точки зрения взаимоотношения ярко выражен

Брюсом Бирчем (Bruce Birch) и Лерри Размуссеном (Larry Rasmussen) в их работе «Библия

и этика в христианской жизни». Они утверждали, что «вопрос авторитета Библии не

верно сфокусирован на присущем самой Библии характере. Этот вопрос более успешно

сфокусирован на Боге, который активно действует в мире, и чья воля открыта человеку

посредством Его деяний и в самих Его деяниях».

Такие Библейские тексты, как Десять

заповедей, Нагорная проповедь или увещевания Павла являются не четкими правилами, а

примером водительства. «Писание было не столько фиксированным залогом морали для

общества, сколько бесценными записями общества, которые пыталось быть израильским

или быть христианским народом Божьим».

Так, «Библия формирует христианскую

идентичность», но не является подробным указателем направления.

Лонг видит, как минимум, частичное выражение мотива взаимоотношения у

некоторых основных исторических мыслителей - в частности у Августина, Мартина

121

Лютера и Джонатана Эдвардса. В каждом случае Лонг ассоциирует их именно с этим

методом по тому причине, что мотивирующим фактором их этики были

взаимоотношения.

Для Августина, нравственный поступок был в основном следствием

воли и предмета любви; для Лютера - всплеском оправдывающей веры; для Эдвардса -

«великодушным расположением сердца к бытию вообще, и стремлением любить Бога

прежде всего», что «в результате одно и то же».

Тогда как все трое считали, что этика

коренится во взаимоотношениях в Богом, и поддерживали сферу взаимоотношений, как

необходимую для моральной жизни, каждый из них был склонен принимать этические

решения посредством метода, предписательного по сути.

Это видно, например, из рассуждений Лютера, который, как было отмечено ранее,

отрицал третье назначение закона, как руководства к христианской жизни.

Соответственно, на первый взгляд кажется, что его мотив является чем угодно, но только

не мотивом предписания. Но, несмотря на его заявления о том, что добрые дела являются

следствием оправдательной веры, и, несмотря на то, что он отрицал третье назначение

закона, когда Лютер касался широкого спектра вопросов — включая войну, брак, труд и

политику - он использовал библейские и богословские предписания, которые не много

отличались от предписаний Кальвина. Августин, Лютер и Эдварде показали перспективу

взаимоотношения в мотиве и контексте этики, но продемонстрировали ориентацию на

мотив предписания в фактическом подходе к вопросам этики.

Карл Барт и движение неоортодоксии

Многие могут подтвердить, что Карл Барт был наиболее влиятельным богословом

двадцатого столетия. Он родился в Швейцарии, вырос и получил образование в контексте

рационального, исторического либерализма, или, как он говорил, культурного

протестантизма. Первый пасторский опыт (в рабочем городке) и новый взгляд на

Послание к Римлянам помогли Барту самостоятельно пережить, а затем начать

революцию, которая дала о себе знать посредством оптимистических и гуманистических

предположений в сфере религии. Он утверждал, что христиане должны возвратиться к

классическому представлению о Божьем суверенитете, человеческом грехе и божьей

благодати. Потрясенный тем, что многие их его бывших учителей - богословов перешли

на сторону немецкого национального социализма (Нацизма), Барт считал, что

предательство стало результатом утраты трансцендентности в богословии и церкви.

Барт критиковал богословские течения своего времени так же, как и рассуждения

об этике своих современников. Он утверждал, что этика есть первородный грех. «Когда

змей обещал Адаму и Еве, что они станут как Боги, - то согласно Карлу Барту, - он

говорил об утверждении этики».

Барт противостоит всем формам этики, которые

стремятся формулировать моральные решения на основании естественного закона (мотив

делиберации) или на основании правил и принципов морали (мотив предписания). Такие

попытки являются независимой этикой, согласно которой люди попытаются ответить на

вопросы этики независимо от Божьей благодати и искупления в Иисусе Христе. Барт

отрицал даже попытки заняться моральной казуистикой на основании библейских

текстов-предписаний, так как моралисты относятся к Божьим заповедям, как к

глобальным правилам, независимым от Бога, а предписания разрушают таинство и

свободу Бога.

Барт считал этику даром божественной благодати, а не бременем. Следовательно,

этика не может существовать независимо от Божьего искупления и непосредственных

заповедей благодати. Морально обоснованные решения не могут быть независимыми

потому, что «богословская этика сама по себе является догмой (богословием), а не

независимой дисциплиной».

По сути, истинная христианская этика является заповедью

Бога. Но Барт считал, что Божья заповедь не предписана текстом; это событие, когда Бог

говорит и повелевает в момент принятия решения. Барт писал:

122

Заповедь Божья - это событие, когда Бог повелевает. Это определенное повеление Божье в

определенной форме при взаимодействии с человеком, в определенный момент времени ...

Так, повеление Божье не является принципом действия, открытым человеку и навязанным

ему. Это не собрание принципов, которое необходимо истолковать и применить

наилучшим образом посредством знаний и совести... Бог в своем повелении очень четко

говорит человеку о том, как ему поступить здесь и сейчас, в тех или иных определенных

обстоятельствах.

Так как богословская этика в истинном смысле является Божьим

непосредственным, конкретным повелением, этика, как дисциплина, «может только

указывать на то, что здесь и сейчас послушание или непослушание человека имело место,

происходит, и будет происходить по отношению к Божьей заповеди. Этика, сама по себе,

не может указывать направление. Она может давать определенные указания, обучая нас

тому, как правильно ставить вопрос и ждать ... ответ, который может дать, и дает, только

Бог».

Какую роль играет Библия в заповедях Божьих? Барт считал, что Библия указывает

на то, каким образом повеление появилось в прошлом, и как, скорее всего, появится в

будущем. Такие тексты, как Декалог и Нагорная проповедь — это повеления, которые

каждый «должен знать, чтобы научиться слушать и слышать постановления Божьи,

которые касаются ... реальной жизни... Они готовят сердце к тому, чтобы оно открылось,

и эта открытость должна быть представлена и осознана в определенном послушании,

которые каждый раз обновляется».

Такое понимание Божьей заповеди стало результатом

того, что Барт рассматривал Писание, как свидетельство Слова Божьего, а не как само

Слово Божье. Барт был убежден, что Библия становится Словом и божественным

откровением, когда Бог говорит через него, а человек отвечает. Отвечать слову и

божественному повелению - значит не только правильно интерпретировать текст, но и

быть расположенным к тому, чтобы слушать Бога, который говорит через него.

Интересно, что при решении конкретных вопросов этики, Барт обращался

непосредственно к Библии, как к ее общей картине, так и к конкретным повелениям; и

занимался, своего рода, моральной казуистикой. Для Барта, занятие этикой само по себе

не является повелением Бога, но подготовкой к нему. Мы видим, что он обращался к

Писанию, рассуждая о вопросах, касающихся лишения человека жизни: война, аборт и

эвтаназия. Что касается вопросов войны, Барт считал, что Божьи заповеди будут

призывать к миру и порицать насилие, но всегда найдется место исключениям. Одним

исключением, как отметил Барт, является противостояние «нападению на независимость,

нейтралитет и территориальность Швейцарской Конфедерации».

Об эвтаназии Барт

писал:

Тщательно все взвесив, трудно сказать, что такая форма осмысленного убийства может

быть рассмотрена как повеление в экстренном случае, и следовательно, она не является

ничем иным, как убийством. Необходимо помнить о том, что не только пациент, но и его

родственники и доктор - смертные люди ... которым ... придется терпеть страдания, при

которых сокращение этого периода может показаться им желаемым. Каким же будет

конец, и что произойдет с нашими отношениями с Богом и с повелением защищать жизни,

если постоянно будут идти дискуссии относительно исполнения подобных своевольных

желаний.

Хотя рассмотрение этих конкретных вопросов во многом напоминает формы

этики, которые Барт так сильно критиковал, он настаивал на том, что такой анализ был

только подготовкой для самой заповеди. Этически обоснованные решения в таком случае,

по сути, основаны на взаимоотношениях потому, что они являются следствие

непосредственных взаимоотношений с Богом и Божьего непосредственного, конкретного

повеления.

123

Подобным образом рассуждает соратник Барта, швейцарский богослов Эмиль

Брюннер (Emil Branner). Хотя эти два богослова расходятся во мнениях относительно

вопроса естественного богословия (Барт отрицает, а Брюннер принимает), их

представления о принятии этических решений во многом похожи. Вчера неотъемлема от

христианской этики, и ни одни принцип морали, ни одно утверждение закона не может

заключить в себе волю Бога. Христианская мораль - это вопрос реакции на волю Бога,

открываемую в каждой конкретной ситуации Святым Духом. Брюннер утверждал, что

«божественная заповедь ... может быть воспринята только тем, к кому Сам Бог

обращается Своим Словом, по вере ... Следовательно, я не могу заранее узнать

содержание Заповеди так, как я могу познать содержание Закона. Я могу только получать

заповедь каждый раз заново, услышав ее от Духа».54 Библия указывает на то, как Бог

обычно направляет в той или иной ситуации, но Бог говорит через Библию только в

определенный момент; Он не дает повелений заранее.

Стенли Хауеруаз и этика характера

Во 2-ой главе мы рассмотрели мировоззрение Стенли Хауеруаза и характер, как

основу этики. Такой подход фокусируется не на морально обоснованном решении, а на

формировании характера. Добродетель, взращенная повествованиями общества, является

основной структурой этики. Лонг не относит этику характера или добродетели в

категорию этики взаимоотношений; в своей работе «Исследование современной

христианской этики» он посвящает целую главу этому понятию, выделяя его, как

отдельную категорию. Этика характера, и в частности, рассуждения Хауеруаза, во

многом схожи с мотивом взаимоотношения: отрицание этики делиберации и

предписания, фокус на моральной жизни, как на реакции на взаимоотношения, акцент на

том, что морально обоснованные решения являются естественным следствием характера.

Хауеруаз считает, что ключевым вопросом является не само моральное решение,

но характер человека, который принимает решение. «Моральная жизнь не является,

прежде всего, жизнью по выбору - решение не есть основное — но, скорее, она соткана

из понятий, которые мы используем, чтобы увидеть и сформировать ситуации, в которых

мы оказываемся. Моральная жизнь включает в себя способность учиться видеть мир

сквозь воображаемую последовательность наших основных символов и понятий».55

Если мы научимся по-другому видеть мир, движимые не принципами, а повествованием,

мы научимся поступать правильно, благодаря тому, кем мы стали.

Традиционные формулировки этики, как в протестантских, так и в римско-

католических кругах, потерпели поражение, говорит Хауеруаз потому, что «они

подтверждают предположение модернизма о том, что Бог, в лучшем случае, является

дополнением к моральной жизни». б Скорее, мы должны видеть взаимосвязь Бога и

морали, чтобы наше восприятие и познание Бога имело значительное влияние на наш

характер и, следовательно, на поступки, и, чтобы, в свою очередь, наша нравственность

имела значительное влияние на познание Бога. Как пишет Хауеруаз: «Только то

общество, которое научилось должным образом почитать матерей и отцов, делиться, а не

воровать, говорить правду и уважать то, что по праву принадлежит другим ... только

общество, сформированное таким образом, способно и ... желает истинно прославлять

единого истинного Бога».57 Таким образом, принятие морального решения

взаимосвязано с отношениями - отношениями с Богом, с христианской общиной и с

историями-исповедями, которые формируют их идентичность, цель и моральную

добродетель.

Розмари Редфорд Рутер, этика эко-феминизма

Другой подход к мотиву взаимоотношений мы видим в рассуждениях Розмари

Редфорд Рутер, женщины — богослова римско-католического богословия, которая

124

преподает в Гарретской богословской семинарии недалеко от Чикаго. Критикуя

традиционные формулировки богословия и этики, Рутер подчеркивает то, что Бог

постоянно разрушает наше идолопоклонничество конвенциональной религиозности, и то,

что церковь является Божьим посланником для подобных иконокластических

предприятий, которые она называет революцией. В одной из своих последних работ, она

объединяет феминистическую мысль и суть защиты окружающей среды, «экофеминизм»,

и призывает к реконструкции социальных отношений от системы «господствующей

эксплуатации» к «биофилистической (т.е. «любящей землю) взаимозависимости».

Для

того, чтобы достичь подобной взаимозависимости между человеком и землей, между

расами, нациями и полами, она призывает к осознанию того, что все изначально

взаимосвязано, и к необходимости признания существования двух мотивов, Бога и Геи.

Гея, греческая богиня земли, является символом «имманентного голоса божественного -

«личностным центром вселенского процесса», «Великим Я», или «Матрицей жизни» -

призывающего нас к объединению».

Здесь нас интересует не столько точка зрения Рутер на социальную этику, а ее

формулировка принятия этических решений. Как мы можем определить Божьи

разрушительные действия, направленные против конвенциональной мудрости морали,

которую необходимо преобразовать? Рутер считает, что ни Иисус, ни Библия не являются

конечной инстанцией моральных суждений. В христианской традиции, она утверждает,

нет «абсолютного источника» ценностей и морального водительства. Иисус, например,

указывает не на себя, а на вечную рекреативную функцию Святого Духа, который

является финальным арбитром. Именно посредством общения с Духом, мы различаем

водительство и суждения. ° Писание, подобно Христу, является частью традиции, к

которой мы обращаемся, но «мир еврейской Библии или Нового Завета лишен ценностей,

который мы должны утверждать». На их страницах она видит «родовой триумвализм,

сектантскую злобу, оправдание рабства и сексизм... Таким образом, текст становится

документальным подтверждением моральных ошибок человечества, а не нормой

предписания. Такия суждения не чужды самому Писанию, потому, что относительно этих

вопросов, Писание можно судить самим Писанием».

Формулировка Руте этически

обоснованных решений явно отличается от суждений Барта или Хауеруаза (скорее всего,

они не приняли бы ни содержания ее социальной этики, ни большей части ее

методологии), но тот факт, что она отрицает мотив предписания и акцентирует

непосредственное водительство Духа, отражает еще один акцент мотива

взаимоотношений.

Критический анализ мотива взаимоотношения

Довольно трудно провести критический анализ мотива взаимоотношений, т.к. его

отличает многообразие подходов. Следовательно, нижеприведенная оценка не может быть

применена ко всем подходам одинаково. Во-первых, мотив взаимоотношения,

несомненно, верен относительно моральной мотивации: Решения и характер должны

быть сформированы динамичным взаимодействием с Богом. Этика, основанием которой

является инициативная Божья благодать, превратится в законничество, где правила станут

целью. В Библии благодать, а не закон, является основным стимулом христианской жизни

и ученичества. Во-вторых, мотив взаимоотношения (как минимум, некоторые его

проявления) верен в том, что христианская этика должна быть богословской. Этика,

отделенная от общей картины и от определенного мировоззрения, станет независимой

этикой, где нет необходимости в Боге. Модель этики Барта, описанная в контексте ео

работы «Догматы Церкви», заслуживает похвалы. В-третьих, акцент на том, что этика

происходит как из божественной реальности, так и из внутреннего характера,

соответствует учению библейского христианства.

125

Мотив взаимоотношения, однако, имеет значительные недостатки и определенные

слабые стороны. Самый большой недостаток заключается в его благосклонности к

субъективизму и релятивизму. Очевидно, что Барт пытался решить эту проблему,

настаивая на том, что заповедь Бога неотделима от Библии и всегда находится в

контексте принимающей ее общины, церкви. Но не ясно удалось ли его ученикам

удержать этот баланс, и некоторые критики указала на связь между неоортодоксией,

подрывающей моральные предписания и появлением ситуативной этики. Ориентация на

релятивизм и субъективизм четко прослеживается в рассуждениях Рутер, согласно

которьм нас остается руководствоваться только «Духом» и понятием «Гея»; Христос и

Писание находятся среди множества вероятных источников водительства. Если Слово

Божье и существует для христианской этики, она, естественно, будет включать в себя

определенный уровень объективизма, который выходит за пределы субъективизма

толкователя морали.

Еще одни недостаток, как минимум, некоторых подходов заключается в том, что

они чрезмерно акцентируют значение общества, как источника морального направления.

Как отмечено во 2-ой главе, этика характера с легкостью может сделать общество

финальным арбитром этики, утверждая, что «общество — главный архитектор

характера».62 Но что делать, если общество и его повествования несправедливы или

неправедны? Каким образом трансцендентность и божественное водительство может

быть опосредовано, если общество само является главным архитектором морального

характера и моральных поступков?

Заключение

В ходе истории христианства, верующие принимали моральные решения,

руководствуясь импульсами размышления, предписания и взаимоотношения. Как мы

можем оценить эти импульсы и увидеть их возможную взаимосвязь? Все три мотива

имеют место в принятии этически обоснованных решений, но в рамках приоритета

модифицированного прескриптивизма. Мотив предписания основан на предположении о

том, что существует божественный замысел для человеческой жизни, и о том, что Бог

говорит об этом замысле в своем написанном и воплощенном Слове. Но мотив

предписания необходимо модифицировать в двух направлениях. Во-первых, как было

указано раньше, предписание не является основой и мотивом христианской этики.

Нравственная жизнь коренится в самой природе и деяниях Триединого Бога, и в

мировоззрении христиан. Она происходит из определенного взгляда на мир и из познания

божьей благодати в Иисусе Христа, нашем Господе и Спасителе. Следовательно,

библейские принципы, законы, истории и парадигмы необходимо рассматривать в свете

гораздо большей общей картины. Во-вторых, мотив предписания необходимо

модифицировать в том, чтобы предписания рассматривались как нечто большее, чем

только библейские повеления. Бог говорит по-разному, и указания Библии и Христа

имеют гораздо большее значение, чем просто жанр закона и принципов морали.

В рамках метода предписания, всегда найдется место рассуждениям

(делиберации). Во-первых, призвав на помощь разум для принятия этически

обоснованных решений, мы должны определить основы моральной жизни и указания

божественного откровения. Этот метод отличается от метода созидания этики на основе

разума или естественного закона, но признает, что делиберация играет важную роль в

осмыслении морального замысла и в его логическом обосновании. Во-вторых, разум

способствует осмыслению сути вопроса. Как мы увидим в 8-ой главе, этически

обоснованные решения частично зависят от того, как мы интерпретируем эмпирическую

ситуацию данного вопроса, притом, что мы используем разум и другие формы суждения.

В-третьих, разум имеет место в принятии тех решений, относительно которых не

существует определенного божественного предписания ни в общей, ни в конкретной

форме. Рассматривая сложнейшие вопросы,